2. Теоретический уровень научного познания

Как уже неоднократно подчеркивалось, эмпирический уровень научного познания сам по себе не достаточен для проникновения в сущность вещей. На определенном этапе, когда накоплено уже более или менее солидное, с точки зрения исследователя, количество фактов, встает, как мы видели, задача их классификации и систематизации. Тем самым обозначается и переход к теоретическому уровню познания.

Сказанное отнюдь не означает, что эмпирическое всегда предшествует теоретическому. Исторически это было, конечно, так. Наш первобытный предок мог начинать только с нуля. Никаких теорий, даже в виде первоначальных предположений, до его эмпирического опыта не было. Однако с появлением науки образуется самонаращивающаяся многозвенная цепочка, в которой теоретическое и эмпирическое постоянно меняются местами: новый эмпирический материал является причиной возникновения научных проблем и пытающихся их разрешить гипотез, а накопленный теоретический материал, в том числе и синтезированные из него методологические принципы, определяет направление дальнейших эмпирических исследований, подходы к методике их проведения и к интерпретации полученных результатов.

Рассмотрим вкратце наиболее важные общенаучные методы теоретического уровня познания.

ИСТОРИЧЕСКИЙ И ЛОГИЧЕСКИЙ МЕТОДЫ

В целом ряде наук речь идет о познании не просто сложных и сверхсложных систем, но систем к тому же исторически развивающихся. Так обстоит дело в геологии, биологии, астрономии и, конечно, в науках об обществе. Знание истории изучаемого объекта не только придает любым выводам солидность и достоверность, но и позволяет понять тенденции дальнейшего развития, заглянуть в будущее. Короче говоря, пользуясь историческим методом, мы восстанавливаем “генеалогическое дерево” объекта, добираясь до его корней.

Для всех наук, изучающих исторически развивающиеся системы (эволюционная биология, историческая геология, история общества, языкознание и т.д.), в связи с этим незаменимым оказывается исторический метод исследования, то есть такой метод, который отражает реальную историю объекта в ее конкретном многообразии, выявляет наиболее значимые факты и стадии развития, что позволяет в итоге создать теорию объекта, раскрыть логику и закономерности его эволюции.

Необходимо различать исторический метод и принцип историзма, хотя они между собой неразрывно связаны и представляют, по существу, гносеологический и онтологический аспекты одних и тех же понятий: метод показывает пути изучения, а принципы представляют собой выводы об объективных характеристиках предмета, следующие из этого изучения. В свою очередь, уже “добытые” принципы выступают в качестве предпосылок дальнейшего познания.

Одной из таких предпосылок исторического познания и выступает принцип историзма. Он включает в себя, с одной стороны, понимание развития как смены ряда этапов, каждый из которых рассматривается относительно завершенным, устойчивым и сопоставимым с другими этапами развития. С другой стороны, сами эти этапы рассматриваются как смена различных состояний одной и той же системы и это сохранение элементов общности и преемственности позволяет выявить целостность изучаемого явления.

Таким образом, уже в принципе историзма, равно как и в историческом методе в целом, заложена потребность и возможность перехода к теоретическому, логическому осмыслению изучаемого процесса. Действительно, вряд ли кто будет настаивать на том, что историю общества можно сводить к перечислению того, что происходило в прошлом. Выясняя “что? где? когда?”, историк неизбежно задумывается над логикой обнаруженного, начинает понимать недостаточность исторического метода при всей его необходимости. Историческое должно дополниться логическим, найти в нем свое теоретическое завершение. Этому служит логический метод, который в сущности своей является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей, то есть отражением исторического процесса в абстрактной и теоретической форме.

В связи с проблемой соотношения между историческим и логическим методами хотелось бы предостеречь от ее возможного упрощения, а следовательно, и огрубления. Иногда считают, что теория может быть только абстрактной, а история — только конкретной. Тем самым фактически отождествляют исторический метод с эмпирическим описанием и только логическому методу придают статус теоретического. В действительности же они взаимопроникают друг в друга, в связи с чем возникает возможность и целесообразность формирования “стыковых” научных дисциплин (теоретической истории, исторической экологии и т.п.).

ВОСХОЖДЕНИЕ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ

Понимание метода, к изложению которого мы сейчас приступаем, и его значения напрямую связано с проблемой соотношения исторического и логического. Применение метода восхождения от абстрактного к конкретному позволяет понять, каким образом должно быть логически организовано научное исследование, которое движется в рамках единства логического и исторического. В значительной степени разработка этого метода (прежде всего на материалах политической экономии) принадлежит К. Марксу, который определял его как “тот правильный — ибо единственно возможный — способ мышления, которым осуществляется теоретическое (научное) отражение действительности в голове человека”¹.

Для начала разберемся с самими понятиями “конкретное” и “абстрактное”. “Конкретное”буквально означает “сращенное”, взятое в единстве, или иначе (по Марксу) “единство в многообразии”. Конкретное выступает как исходный пункт познания, богатый по своему содержанию, но в формах чувственного познания оно схватывается еще слабо (речь идет о внутреннем содержании), а в представлении превращается в абстракцию.“Абстрактное”означает “отвлеченное”, “обособленное”, “вынутое”, “изъятое”. В своих исследованиях мы вынужденно занимаемся абстракцией — отвлечением (не навсегда, а на известный период!), изъятием из конкретного содержания объекта тех черт, которые для нас несущественны и мешают понять объект в “чистом виде”.

В общем виде процесс познания в интересующем нас сейчас аспекте можно представить следующим образом:

Необходимо отметить, что эта схема отражает марксову концепцию восхождения от абстрактного к конкретному, четко определяющую сферой такого восхождения только теоретическое мышление. Гегель же, первым начавший разработку данного метода, ошибочно распространял его на весь процесс познания в целом. В этом проявился его последовательный рационализм, нигилистически относящийся к возможностям чувственного познания: статусом конкретности у Гегеля обладает только понятие, идея, а чувственное познание объявляется исключительно абстрактным и поверхностным.

У начинающего изучать метод восхождения невольно возникают вопросы. А что же сама действительность? И абстрактна и конкретна? Или только конкретна? А абстрактное присуще только нашему мышлению? В самой природе вещей конкретное (как целое, совокупное, всестороннее) и абстрактное (как частичное, отдельное, одностороннее) существуют объективно, независимо от того, познаны они нами или нет. Таким образом, и в своих абстракциях мы отталкиваемся от объективной действительности, в которой существуют прообразы наших мысленных конструкций. И так же, как в самой объективной реальности конкретное и абстрактное существуют “на равных”, так и в наших исследованиях не должна умаляться значимость ни того, ни другого.

В самой действительности конкретное и абстрактное существуют только вместе, и это единство тоже должно учитываться нашим мышлением, если оно желает быть правильным, истинным. Удачно подметил Э.В. Ильенков: “В науке ведь дело не обстоит так (хотя такое очень часто и случается), будто мы сначала бездумно аналитически разлагаем целое, а потом стараемся опять собрать исходное целое из этих разрозненных частей: такой способ “анализа” и последующего “синтеза” больше подобает ребенку, ломающему игрушку без надежды снова “сделать как было”, чем теоретику. Теоретический анализ с самого начала производится с осторожностью — чтобы не разорвать связи между отдельными элементами исследуемого целого, а, как раз наоборот, выявить их, проследить”¹.

Очень важным является вопрос о начальном пункте восхождения, той исходной “клеточке”, с которой начинается исследование. Имеется в виду такое простейшее понятийное образование, с анализа которого было бы правомерно начинать исследование интересующей нас системы в целом (нечто аналогичное клетке в биологии). Но это образование, чтобы на него пал выбор, должно быть не просто частью системы, а в определенном смысле ее моделью, вбирать в себя самые существенные ее черты. Выбор Марксом товара в качестве такой клеточки в своем политэкономическом исследовании полностью отвечал этим требованиям, поскольку в товаре сфокусированы в зародыше все основные черты и противоречия капитала и капиталистического общества. При наличии начала, этой исходной “клеточки”, процесс восхождения состоит в поступательном наращивании конкретности и богатства содержания.

Суть подобного поступательного движения в самом общем виде была отражена уже Гегелем. “Прежде всего это поступательное движение характеризуется тем, что оно начинается с простых определенностей и что следующие за ними становятся все богачеиконкретнее.Ибо результат содержит в себе свое начало, и движение обогатило его некоторой новой определенностью... на каждой ступени дальнейшего определения всеобщее поднимает выше всю массу его предшествующего содержания и не только ничего не теряет вследствие своего диалектического поступательного движения и не оставляет ничего позади себя, но несет с собой все приобретенное, и обогащается и уплотняется внутри себя”¹.

МОДЕЛИРОВАНИЕ

Под моделированием в философской литературе понимают такой метод научного познания, при котором исследование осуществляется не на самом интересующем нас объекте (оригинале), а на его “заместителе”, сходном с ним в определенных отношениях. Знания, полученные при исследовании модели, переносятся на оригинал на основании аналогии. В каких случаях мы вынуждены прибегать к модели?

Во-первых, когда объект еще не существует, но главные его свойства и их возможные последствия должны быть поняты сейчас (например, при конструировании нового типа летательного аппарата или проектировании будущей электростанции).

Во-вторых, когда объект недоступен для непосредственного изучения (объекты микромира; исторические или природные процессы, происходившие в прошлом и т.п.).

В-третьих, когда объект неэкономично или неэтично изучать непосредственно. Например, нам необходимо выяснить общественное мнение жителей большого города. Изучать непосредственно все это множество (скажем, население миллионного или даже стотысячного города) немыслимо и нецелесообразно — нужно огромное количество анкетеров, большие финансовые средства, исследование затянется во времени. В таких случаях исследование приобретает модельный характер: оно проводится на выборочной совокупности, которая должна быть репрезентативной, то есть адекватно воспроизводить структуру генеральной совокупности — всего населения города (по возрасту, полу, профессиональному составу, образовательному уровню, национальной принадлежности и другим характеристикам, представляющим интерес для исследователя). Закономерности физиологии и психологии высшей нервной деятельности человека неэтично изучать на нем самом, и здесь в качестве моделей используют, как правило, обезьян и собак.

Таким образом, исследователь между собой и объектом помещает модель, и процесс познания становится опосредованным, принимая следующий вид:

Для того, чтобы модель дала нам истинное знание об объекте, она должна удовлетворять определенным требованиям: а) она должна быть репрезентативной, представительной, то есть адекватно замещать изучаемый объект в интересующих нас отношениях; б) между моделью и объектом должно быть отношение подобия (опять же в интересующих нас отношениях); в) изучение модели должно давать нам такую информацию, которую возможно переносить (экстраполировать) на оригинал.

Все употребляемые в научных исследованиях модели можно подразделить на два класса — материальные и идеальные. Материальные,в свою очередь, подразделяются на модели пространственного подобия (макеты застройки городов, пространственные модели молекул в химии), модели динамического подобия (использование быстро размножающейся мухи-дрозофилы в генетике для изучения процессов передачи и изменений наследственной информации), модели функционального подобия (искусственная почка и т.п.).Идеальныемодели могут быть либо теоретико-логическими, либо математическими, либо знаково-символическими (модели органических веществ в химии), причем “либо” здесь отнюдь не означает наличия между ними какой-то китайской стены — в исследованиях они часто сочетаются и даже взаимопроникают друг в друга.

Сегодня все большее распространение в науке и практической деятельности получает компьютерное моделирование, осуществляемое по специально создаваемым и заложенным в компьютер программам. Кстати, программы эти включают в себя элементы всех трех рассмотренных выше разновидностей идеальных моделей. Компьютерное моделирование широко применяется в экономике, демографии, экологии, космонавтике, химии синтеза и т.д.

ФОРМАЛИЗАЦИЯ

Термин “формализация” употребляется здесь не в негативном смысле, как это нередко бывает в наших рассуждениях о человеческих отношениях (особенно по вертикали), в оценке произведений искусства и т.п. В научном познании формализация есть метод, при котором мы временно абстрагируемся от содержания предмета и сосредоточиваем свое внимание на исследовании его формы. Классическими образцами формализованных наук являются математика и логика, и, кстати, именно они в связи с прогрессирующей математизацией и логизацией науки сыграли выдающуюся роль в становлении формализации как общенаучного метода.

Для чего мы отвлекаемся от содержания интересующего нас объекта? В чем привлекающие нас достоинства формализации?

1. При формализации логические рассуждения и выводы переводятся на формализованный (знаково-символический) язык, что позволяет сравнивать объекты, казалось бы, очень далекие и непохожие друг на друга, находить в них существенно общее и, таким образом, выходить на более широкие теоретические выводы. Именно так возникла буквально на наших глазах теория колебаний и волн. Казалось бы, что общего между волнением сердца и колебаниями океана или земной коры, но перевод соответствующих частных теорий на формализованный язык позволил выявить это общее, общие закономерности колебательных и волновых процессов, и вывести универсальные уравнения.

2. При формализации появляется возможность использовать логическое преимущество формализованного языка перед естественным — большую четкость и однозначность. При этом уточняется и логическая структура теории.

3. Формализация делает возможным выведение многочисленных положений теории из небольшого числа положений, принимаемых за исходные. Такая возможность проистекает из того, что формализация органически связана с аксиоматическим методом,благодаря которому и удается получить все утверждения формализованной теории из небольшого числа аксиом, то есть положений, принимаемых без доказательства. Следовательно, формализованная теория представляет собой аксиоматически построенную теорию. В результате обеспечивается систематизация знания в строгом смысле этого слова: будучи выведенными первоначально из аксиом, а затем и друг из друга, элементы этого знания находятся в отношении не только координации, но и субординации.

4. Формализация создает новые возможности для математизации и машинизации многих логических операций.

Перечисленные несомненные достоинства формализации не должны заслонять от нас и ее разумные пределы.

Во-первых, никакие науки (даже математика и физика) не могут быть абсолютно формализуемыми. В математике, например, одно время существовало поветрие в пользу беспредельной формализации, но оно было рассеяно знаменитой теоремой Курта Геделя (1931 г.) о принципиальной неполноте даже таких достаточно развитых формальных систем, как арифметика: невозможно построить такую формальную систему, которая бы охватила все множество содержательно истинных утверждений данной теории; невозможно также собственными средствами формальной системы решить вопрос о ее непротиворечивости.

Во-вторых, формализованные (логико-математические) выводы имеют и разумные пределы своей экстраполяции на конкретное содержание. Так, не может быть некритически применимо к любому содержанию, казалось бы, безупречное положение, согласно которому, “если половины каких-то целых величин равны между собой, то и сами эти целые равны”. Попробуйте перенести это положение на сентенцию “полуживой равен полумертвому”, и вы сразу почувствуете абсурдность подобного переноса.

В-третьих, нельзя забывать, ради чего мы, используя метод формализации, абстрагируемся от конкретного содержания теории. Формализация — не самоцель, нас интересует не форма ради формы, хотя само по себе знание формы тоже очень важно. Но само-то абстрагирование формы от содержания, как подчеркивалось выше в рабочем определении формализации, носит временный характер: познав углубленно форму, мы вновь должны вернуться к содержанию, имея теперь возможность исследовать его на более высоком уровне. Оптимальные сроки такого возвращения в каждом конкретном случае должен определять сам исследователь.