Ридер КВ часть 4 / ПОЛИТСОЦИОЛОГИЯ / Юнгер.Э.2000.Рабочий.Господство.и.гештальт

нашеской или солдатской бедности. Такое зрелище радует глаз мужчины и повторяется всякий раз, когда для достижения великих целей предстоит приложить немалые усилия. Явления, подобные немецкому ры­ царскому ордену, прусской армии, Societas Jesu," яв­ ляются образцами, и следует помнить, что солдатам,

священникам, ученым и художникам от природы

свойственно иметь отношение к бедности. Это отно­

шение не только возможно, но даже вполне естест­ венно посреди мастерового ландшафта, в котором гештальт рабочего мобилизует мир. Нам очень хоро­ шо знакомо счастье, состоящее в том, чтобы быть включенным в состав организаций, применяюших

технику, которая проникает каждому Б его плоть и

кровь.

Перед нами раскрывается новый порядок обшир­ ных жизненных образований, охватывающий не толь­ ко культуру, но и предпосылку самой культуры. Этот новый порядок требует интеграции всех отдельных областей, которые абстрактный дух все сильнее изо­ лировал друг от друга и лишал взаимосвязи. Нас окружают состояния, обусловленные специализа­ цией, однако дело даже не в том, чтобы устранить эту специализацию. Дело, скорее, в том, чтобы во всяком

специальном усилии увидеть момент тотального уси­ лия, чтобы постичь обманчивый характер всякого

стремления, пытаюшегося ускользнуть от этого про­ цесса. Это тотальное усилие есть не что иное, как работа в высшем смысле, то есть репрезентация геш­ тальта рабочего. Только когда этот взгляд получит признание, только когда работа будет возведена в

... Общество Иисуса (Т. е. Орден иезуитов) (лат.).

универсальный метафизический ранг и это обстоя­ тельство отразится в государственной действитель­ ности, можно будет вести речь об эпохе рабочего. Только при этом условии будет определен и тот ранг, который может быть отведен музейным занятиям, то есть деятельности, которую ныне бюргер подводит под рубрику искусства.

Репрезентация гештальта рабочего с необходи­ мостью ведет к принятию решений планетарно-им­ перского размаха. Здесь, как в случае любого подлин­ ного господства, может идти речь не только об управ­ лении пространством, но и об управлении временем. В тот самый миг, когда мы придем к осознанию нашей собственной, черпающей из новых источников про­ дуктивной силы, станет возможен полный переворот

во взгляде на историю, а также в оценке и использо­ вании исторических достижений.

Сюда относится чувство превосходства и сознание собственной оригинальности, разумеется, недоступ­ ное бюргеру, который лишен даже уверенности в себе и только стремится к ней, а потому оказывается неуверенным и в своих суждениях. Такова та причина, по которой он, будучи беспомощным и не умея занять собственную позицию, отступает перед демонией вся­ кого исторического явления, и в силу которой он склонен уступать власть над собой всякой историчес­ кой величине, служащей в данный момент предметом его рассмотрения. Поэтому его и можно сломить первой попавшейся цитатой. Надлежит, однако, знать, что историю пишет победитель и он же опре­ деляет свою родословную. Поскольку, как мы видели, рабочий как тип обладает качеством расы, от него следует ожидать той однозначности взгляда, которая

принадлежит к признакам расы и является предпо­ сылкой всякой верной оценки - наперекор скопищу гурманов, наслаждающихся калейдоскопической

множественностью культур.

Мы должны понять, что там, где мы сильны, нам требуется не столько критика времени, сколько кри­

тика времен, строгое и раздельное упорядочение ис­

торического фона. Во все времена этот порядок со­ ставляет естественное право живого человека. В наше время его осуществление представляет собой одну из задач специального характера работы, который при­

зван не намечать решающие перспективы, а реализо­ вать их.

61

Только сильное самосознание, воплощенное в мо­ лодом и беспощадном руководстве, способно с необ­ ходимой точностью произвести надрез, достаточно глубокий для того, чтобы освободить нас от старой пуповины. Чем менее образован в привычном смысле слова этот слой вождей, тем лучше. К сожалению, эпоха всеобщего образования лишила нас могучего резерва безграмотных, - точно так же сегодня можно без труда слышать, как тысячи сведущих людей рас­

суждают о церкви, тогда как поиски прежних святых, удалявшихся в пещеры и леса, оказываются напрас­

ными.

Мы возлагаем нашу надежду на новое отношение к стихийным силам, которое свойственно рабочему. Время позаботится о том, чтобы он все больше и больше познавал это отношение и видел в нем под­ линный источник своей силы. Подобно тому как он

должен опасаться давать своим участием новую под­ питку политическим системам либерализма, в его

интересах не принимать участия и в том, что сегодня

понимается под искусством. Правда, опасность ока­ жется не такой уж большой, если проанализировать те усилия, которые были ему адресованы. По сущес­ тву, они сводятся К стараниям особого слоя художни­ ков перенести старые рецепты на своеобразное миро­

воззренческое искусство, признак которого состоит в том, что субстанция заменяется тем или иным наст­ роением. Это обычная уловка любой бездарности,

подкрепляемая широко распространенным предрас­ судком, будто о всяком более или менее значительном перевороте должно быть объявлено в искусстве и, в

первую очередь, в литературе.

Однако такое оглашение было бы столь же бес­ смысленно накануне изменений первостепенной важ­ ности, одно из которых нам предстоит испытать, как,

например, и накануне великого переселения народов.

Ведь оно как раз предполагало бы известную преем­ ственность артистической среды и тем самым прост­

ранство взаимопонимания, наличие которого мы вы­

нуждены отрицать. Конечно, такая преемственность

сушествует там, где появляется всего лишь новое

сословие и где движение происходит в рамках соци­ альной постановки вопросов, - но не там, где гото­ вится извержение стихийной силы. Здесь выступают на сцену иные способы разрушения и иные возмож­ ности роста. Искусство здесь - не средство, а объект изменения. Подобно тому как победитель пишет ис­ торию, то есть творит для себя свой миф, он опреде­ ляет и то, что должно считаться искусством. Однако все это заботы, которые можно отложить на более

это были бы ступени прогрессирующей секуляриза­ ции, - между тем этот язык для нас не имеет значе­

ния, так как свою задачу мы усматриваем именно в дистанцировании от общего положения вещей, неза­ висимо от того, секуляризировано оно или нет. Вера рабочего не является более слабой, она является иной, и потому здесь это различие представляет собой ис­ ключительно музейную ценность. Оно указывает на соотношения величин, а не на степень родства. Бюр­

гер, разумеется, еше находится в рамках процесса, который и завершается им; в то же время закат

индивида возвещает о последнем всполохе христиан­

ской души. Именно это придает завершению процесса его подлинный смысл. Мы же должны понять, что между гештальтом рабочего и христианской душой общего не больше, чем между этой душой и античны­ ми изображениями богов.

Растущее расслоение искусства по необходимости должно было породить воззрение, согласно которому художественная манифестация существенным обра­ зом принадлежит к свидетельствам индивида. Это воззрение достигло своего пика в культе гения, свой­ ственном XIX веку. История искусства выступает

здесь прежде всего как история личности, а само

творение - как автобиографический документ. Соответственно на передний план выступают те

роды искусства, в которых особое внимание уделяется индивидуальному вкладу, и все эти роды, какому бы органу чувств они не адресовались, все больше по­ гружаются в специфически литературную стихию, в своеобразную оживленность острого ума, родствен­ ную, скорее, темпераменту, нежели характеру. Этим объясняется, почему скульптура, которая сильнее

всего сопротивляется оживленной работе духа, вы­ нуждена отступить на задний план. Самоочевидность, логика материала здесь настолько сильны, что какой­ либо изъян субстанции невозможно скрыть никакими

духовными средствами, к примеру, средствами перс­ пективы, но, напротив, он с неумолимой отчетли­

востью сразу же станет заметен даже наивному глазу.

Точно так же обстоит дело и с архитектурой, которая, в общем-то, едва ли даже числится еще среди родов

искусства, хотя в иные времена, как, например, во времена строительства кафедральных соборов, она была госпожой и матерью всех прочих искусств и определяла их статус. Конечно, в составленном из индивидов обществе скульптура и зодчество оказыва­ ются не на своем месте; напротив, среди изобрази­

тельных искусств они находятся в столь же строгом и внутреннем отношении к государству, как драма -

среди словесных искусств.

По мере того как творческий индивид обретает большую суверенность, то есть становится носителем действительности, с математической непреложностью сужается пространство, в котором может разверты­ ваться и получать объективное подтверждение его продуктивность. В той степени, в какой прекращается господство над пространством, становится необходи­

мым ускорение движения.

От зачарованных блужданий еше только пробуж­ дающегося сознания по кругам ада и рая до «спокой­ ной стремнины», влекущей с небес через весь мир к аду - какова же мера этого ускорения! Но мы пере­ жили крушение «Пьяного корабля», который мчится «вдоль луча света череды светил» словно вдоль некой стены. Мы на себе испытали, что одной только сво-

боды недостаточно и что страх есть та тайна, которая скрывается в скорости. Мы видели движения искус­ ства, подобные движениям медведя, которого застав­

ляют танцевать на листах раскаленного железа, -

короче говоря, мы видели упадок индивида и насле­ дуемых им ценностей не только на полях сражений, не только в политике, но и в искусстве. Та бесконеч­ ность, которая будто бы находилась в распоряжении у индивида, оказалась по своей природе бесконеч­ ностью калейдоскопа. Мы знаем, что его доля наслед­

ства истрачена и что не только вступать в сношения с ним, но и оглядываться на него стало бессмыслен­

ным.

Однако такое знание бесполезно, если не извлечь из него выводов. Вместо того чтобы в тысячный раз и по необходимости все более негодными способами складывать из атомов старые фигуры, стоит посмот­ реть, не скрывает ли в себе новые силы и средства какое-то иное пространство. Нет ничего более естест­ венного, ибо нигде, ни в механическом, ни в органи­ ческом мире, ни в природе, ни в истории не наблю­ дается такой силы, которая рассеивалась бы, не пол­

учив замены.

На самом деле такое пространство существует; оно определяется гештальтом рабочего. Этот гештальт

имеет то же происхождение, что и все великие явле­

ния, и к нему человека отсылает тот факт, что этот гештальт как раз готовится вступить в историю. По­ мимо того, что от него можно ожидать свидетельств

такого же ранга, что и все великие исторические

достижения, нет никакого другого пространства, с

которым можно было бы связать нашу надежду, кроме его собственного. Как для всех прочих достижений,