Бахмутский / УММ Бахмутского / материалы / оценка / социол иссл в образовании
.pdf
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин Социологические исследования в образовании: от метафоры к интерпретации
g
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБРАЗОВАНИИ: ОТ МЕТАФОРЫ К ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Статья поступила
âредакцию
âавгусте 2008 г.
Данная статья основывается на материалах книги «Реально сть об- Аннотация разования. От исследовательской метафоры до интерпретац ии
данных», которая готовится в настоящий момент к публикаци и нашим исследовательским коллективом. Мы искренне надеемся , что читатель найдет высказанные здесь соображения, касающиеся природы интерпретации социологических данных, не стольк о догматичными или провокационными, сколько дискуссионными.
Что происходит после того, как разработанный методически й инструмент соприкоснулся с эмпирическим «грунтом» и поз волил получить некоторые результаты — в виде массивов данных, с тенограмм интервью/фокус-групп или заполненных карт наблюд е- ния? Данные обрабатываются в пакетах статистических прог рамм или (в случае стенограмм) иными, менее формализованными и более изощренными средствами. Однако чем заданы вектор и граничные условия такой обработки? Чему подчинена сама эта п роцедура? Определяется ли логика обработки данных самими да н- ными?
Мы исходим из того, что обработка — это не самостоятельный этап исследования, лежащий между сбором эмпирического ма териала и его интерпретацией. Обработка «сырых» цифр и слов — уже неотъемлемая часть интерпретативной работы, ее первы й шаг. Обсчитать материал, собранный «в поле», — значит дать его п ервичную аналитическую интерпретацию. Граничные же услови я такой интерпретации закладываются еще на этапе проектиров ания инструментария. Именно поэтому интерпретация — это шаг вс пять, к концептам, к базовым сюжетам исследования, к его теорети ческому истоку. Без такого шага цифры останутся немыми, а слов а — лишенными референта.
17
g
Образовательная политика
В некоторых отношениях анализ данных напоминает игру в ша х- маты: принятие решения и его реализация на доске (в нашем с лу- чае — на массиве) предопределяют выбор последующих дейст вий, расширяя или сужая коридор возможностей социолога-анали тика. (Хотя, конечно, в анализе данных — в отличие от профессиона льных шахмат — операции реверсивны: всегда можно «взять ход назад».) Последовательность аналитических ходов аналоги чна записи сыгранной партии — от первых операций по построению шкал до определения степени выраженности измеряемых признак ов. И так же как в шахматной партии, успешные комбинации требу ют «жертв», ни одна аналитика не обходится без отброшенных — хотя и заманчивых — возможностей. В основе аналитической интер - претации всегда лежит упрощение, редукция, отказ от богат ства и многообразия с таким трудом собранных данных.
Метафора шахматной игры позволяет нам провести еще одно очень важное для понимания природы интерпретации различ ие. Возможности действия, открывающиеся перед игроком, безус ловно, определены решениями, принятыми и реализованными ране е, с самого первого хода. Коридор этих возможностей детермин ирован ресурсами, находящимися в распоряжении игрока. Примен и- тельно к эмпирическим данным такими ресурсами являются, в том числе, и средства математической обработки: описательная статистика, регрессионный, корреляционный, кластерный анали з; без них последовательная работа с эмпирикой невозможна. Но бы ло бы ошибкой считать, что коридор интерпретации задан тольк о этими — по сути, техническими — пределами. Помимо цифр и средст в их обработки интерпретация жестко ограничена базовыми д опущениями исследовательской модели. Иными словами, еще до т ого, как сделан первый ход и отброшены первые возможности, пре дел этих возможностей положен самими правилами игры и исходн ой расстановкой фигур. Ограничения, накладываемые на интерп ретацию концептуальной рамкой исследования, не менее жестк и, чем ограничения чисто аналитические, обусловленные проц едурами обработки и анализа данных.
Надо сказать, этот тезис не является бесспорным. У серьезн ых специалистов по анализу данных в картине мира бытует любо пытный персонаж — «бессовестный интерпретатор». Обладая без граничной фантазией, он делает выводы «о чем угодно на каком у годно материале»; только следование незыблемым стандартам р аботы с данными удерживает интерпретацию на грани вменяемос ти. Если бы не эта неумолимая логика цифр, социология утонула бы в словах — ничем не подкрепленных суждениях и фантастическ их домыслах. В подобных условиях качество результата исслед ования определяется «…лишь интерпретационными способностя ми исследователя» (которые якобы беспредельны) и «…верифиц ируется лишь критерием “правдоподобности”, что целиком нахо дится в руках исследователя» [6. С. 279]. Не допустить такого вербальн о- го беспредела — задача аналитика, вооруженного всем арсен алом средств математической статистики.
18
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин Социологические исследования в образовании: от метафоры к интерпретации
Мы покривили бы душой, сказав, что «бессовестный интерпре - татор» является не более чем плодом фантазии специалисто в по анализу данных. Мысль о реальности этого персонажа период и- чески посещает тех, кто вынужден читать в больших количес твах драфты исследовательских отчетов. Однако трудно согласи ться и с приведенной выше фундаментальной установкой «слова — н ич- то, цифры — все». Неудовлетворительными нам кажутся два сл едствия из этого тезиса.
1.Единственным критерием достоверности интерпретации данных является жесткая привязка к процедурам их математ ического анализа. Иными словами, гарантом истинности социолог и- ческого суждения полагается его математическое обоснов ание.
2.Интерпретация строится на постоянном ограничении фантазии интерпретатора «упрямыми цифрами»; кроме них, у интер претации нет другого якоря, нет иного критерия оценки и спосо ба сцепки с реальностью.
Первое следствие кажется нам теоретически ошибочным: есл и гарантом истинности социологического суждения является математическая процедура, значит, само социологическое сужде ние не может быть ни истинным, ни ложным — истинным или ложным его делает правильность математической обработки лежащ их в его основе данных. Такое допущение упраздняет автономию с о- циологического знания, лишая его суверенитета под видом д ополнительного математического обоснования.
Представим на минуту, что гарантом верности медицинского диагноза является совершенство аппаратуры, на основании показаний которой ставится диагноз, качество электроники, кот орой она начинена, а не квалификация врача, выбирающего адеква тные способы диагностирования и технические средства. Конечн о, социология не отстоит так же далеко от математического анал иза, как медицина от электроники, и все же вынос критерия досто верности социологической интерпретации за скобки собствен но социологической дисциплины чреват сходными последствиями : сама социология оказывается маргинальной разновидностью мат ематической статистики.
Второе следствие нам кажется сомнительным по соображени - ям прикладного характера. Сказать, что, кроме «упрямых циф р», у социологической интерпретации нет других связей с реаль ностью, что сама интерпретация принадлежит миру фантазий и лишь к онкретные данные возвращают ее на землю, — значит объявить со - циологическое воображение интерпретатора вне закона (та к, как будто в этом воображении нет ничего от реальности, а само о но — порождение индивидуальных вкусовых предпочтений («цели ком находящихся в руках исследователя») или политической (ид еологической) ангажированности). Это воображение, предположи тельно, и является причиной «выводов о чем угодно на каком угод но материале». Отсюда заключение: интерпретация полученных данных должна быть производной от самих данных, и именно из ци фр выстроены стены коридора интерпретации.
g
19
g
Образовательная политика
Однако на материалах интерпретаций в конкретных исследо ваниях нетрудно показать, что за многочисленными аналитиче скими ходами и решениями стоят не цифры (действительно, весьма « упрямые»), а слова — точнее, слова-концепты. К примеру, в нашем исследовании доступности качественного общего образова ния [5] анализ собранных данных был возможен исключительно благ одаря разработанному теоретическому языку, в котором привил егированное положение занимали два «языкообразующих» поня тия — «кластеры» è «барьеры». Понятие «кластер» для обозначения совокупности школ, предоставляющих образование одного тип а ка- чества, было использовано до кластерного анализа; оно пре дшествовало сбору данных. Получившаяся в итоге 8-кластерная мод ель оценки качества школьного образования — результат анали тиче- ской шахматной игры, но использование кластерной логики д ля определения качества — решение не методическое, а фундаме н- тально-теоретическое (оно напрямую следует из выбранной концептуальной модели). То же касается и барьеров. Анализ преп ятствий, которые преграждают путь к получению образования о пределенного качества ребенку, не обладающему теми или иными ресурсами, обусловлен не самими данными, а исходными конц ептуализациями. Возможность говорить о качестве образован ия на языке кластеров и о доступности образования — на языке ба рьеров предшествовала сбору эмпирического материала.
Не снижают ли выдвигаемые нами тезисы ценность аналити- ческой работы с данными? Отнюдь нет. Мы лишь настаиваем на том, что логика цифр — не единственное основание коридора интерпретации, другое, не менее существенное его основание — логика концептов, логика выбранного теоретического язык а описания. Интерпретация не является строгой наукой (какой ее хотели бы видеть аналитики-позитивисты), но не является она и п о- рождением индивидуального потока сознания. Интерпретат ор — не шаман, получающий знание непосредственно из высших сфе р. Он ограничен в своей интерпретации дважды: с одной сторон ы — полученными данными и правилами их обработки (назовем эт о требование эмпирической сообразностью), с другой — выбра нной концептуальной схемой и языком описания (требование конц ептуальной сообразности). Именно поэтому воображение интерпр етатора — отнюдь не «в его руках».
Требование сообразовываться с исходной, зафиксированно й в концепции перспективой рассмотрения своего предмета од новременно ограничивает и питает воображение социолога. Отказ ывая интерпретатору в праве на фантазии, позитивистски ориент ированные аналитики забывают о том, что воображение не безос новно: это всегда преобразование, совершаемое по правилам ко нкретного языка. Собственно, определение социологической и нтерпретации именно таково: преобразование эмпирически полученных данных по правилам избранного теоретического языка. Èëè,
20
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин Социологические исследования в образовании: от метафоры к интерпретации
говоря словами Л. Хендерсона (кстати, учителя и наставника самого влиятельного социального теоретика ХХ в. Толкота Пар сонса): «Факт есть высказывание об опыте в категориях концепт уальной схемы» [12].
Еще раз свяжем данное утверждение с метафорой шахматной игры: всякий ход в партии детерминирован как минимум дваж - ды — ситуацией на доске и правилами игры (правилами шахмат ного языка). Например, конкретная рокировка безусловно связ ана с положением на доске: игрок принимает решение рокироватьс я, исходя из анализа сложившейся ситуации; чтобы ход соверши лся, король и ладья должны занимать определенное положение по отношению друг к другу и т.п. Но — помимо всего прочего — в язык е шахмат должно существовать само правило рокировки. И тогд а этот конкретный ход можно рассмотреть как преобразовани е данных (фигур и их отношений) по правилам языка шахмат.
Должна ли интерпретация быть в большей мере концептосооб - разной (отсылая к концепции) или эмпирикосообразной (отсы лая к таблицам с данными)? Сама такая постановка вопроса некорр ектна. (Должен ли ход в шахматах быть сделан «больше по правил ам» или «больше по ситуации»?) Если интерпретация не удовлетв оряет хотя бы одному из этих условий, она не имеет права на сущест вование. Неудовлетворение требованию эмпирической сообра зности лишает интерпретацию достоверности (это как раз случа й «бессовестных интерпретаторов»). Неудовлетворение требован ию концептуальной сообразности лишает интерпретацию возможно сти называться интерпретацией.
Другой вопрос: не загоняет ли нас требование концептуальн ой сообразности в известную ловушку «на выходе то же, что и на входе»? Ведь если язык кластеров предшествует данным о кл астерах, а язык барьеров — знанию этих барьеров, собранные данн ые оказываются как бы на вторых ролях, лишь наполняя заранее выкованные для них понятия.
Однако это не так. Дело в том, что теоретический язык не сущ е- ствует в параллельной, внеэмпирической реальности. Новые понятия и логические конструкции встраиваются в концептуа льные рамки по мере интерпретации полученных данных. На базе пр оведенного анализа и интерпретации может возникнуть необхо димость в радикальном пересмотре исходного теоретического язык а и выбранной концептуальной модели объекта исследования. Тог да меняется не только «ситуация на доске», но и «правила игры». ( В отличие от шахмат, где правила являются предустановленными и трансцендентными конкретной игре, в исследовании «прави ла» трансформируются в «игре» и существуют с ней нераздельно .)
Ранее, когда мы говорили о словах и цифрах, под цифрами подразумевались конкретные эмпирические данные, получе нные в ходе опросов, а под словами — интерпретация этих данных с о- образно избранному теоретическому языку. Таким образом, н а-
g
21
g
Образовательная политика
пряжение между словами и цифрами, описанное выше, — это напряжение на границе эмпирики и теории; напряжение в значи тельной мере искусственное: как мы постарались показать, межд у требованиями эмпирической сообразности и концептуальной с ообразности нет противоречия. Возможно, своим риторическим приемом мы внесли некоторую путаницу в повествование, соз дав впечатление, будто данные для нас — это исключительно циф ры: линейные распределения, проценты и корреляции. Мы практич ески ничего не сказали о результатах применения качественн ых методов, ненамеренно отождествив с цифрами всю эмпирику.
Признаемся, это умолчание не было в полной мере случайным . Во-первых, самые радикальные сторонники эмпирической соо б- разности как единственного критерия оценки качества соц иологи- ческой интерпретации, провозглашая приоритет данных, име ют в виду именно цифры. Сторонники ограничения «фантазий инте р- претаторов», апеллирующие к транскриптам глубинных инте рвью, встречаются гораздо реже. Противопоставляя эмпиризму ид ею концептуальной сообразности интерпретации и пытаясь ре абилитировать воображение интерпретатора как средство такой интерпретации, мы вынужденно приняли предлагаемые нашими оппо - нентами правила игры, сфокусировавшись на работе с количе - ственной эмпирикой.
Во-вторых, мы попытались избежать ставшего традиционным отождествления количественного с объективным, а качеств енного с субъективным1 . Оба этих различения для нас не более чем методологические конструкты, относительные случайности; гра ницы между ними подвижны, и нет никакого незыблемого противоре чия, разводящего количественников-объективистов и качествен никовсубъективистов по разные стороны баррикад. Нам представл яется серьезной ошибкой разжигание внутридисциплинарной р озни количественников и качественников. Сегодня трудно предс тавить себе по-настоящему масштабное (особенно мониторинговое) исследование, в котором методы опроса не дополнялись бы мет о- дами фокус-групп и глубинных интервью. Различие между кол и- чественными и качественными методами — это различие инст - рументально-методическое, оно не проходит непреодолимым препятствием через сферу теории, не создает напряжения пр и проектировании исследовательского инструментария и понастоящему значимо лишь на уровне решения конкретных эмпиричес ких задач. Более того, на этапе интерпретации собранных данны х транскрипты и массивы тоже не предполагают двух взаимоис клю- чающих перспектив анализа. То, что интерпретация качественных данных должна быть логически организована так же, как инт ерпретация данных количественных, кажется нам необходимой исследовательской аксиомой.
1 Такое отождествление декларируется многими специалистами в области качественной методологии, возводящим генеалогию «качественной парадигмы» к стран ным образом понимаемому «субъективизму в социальной теории». Обзор «истории качественной парадиг мы» см. в [4].
22
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин Социологические исследования в образовании: от метафоры к интерпретации
Отсутствие выраженной границы между качественным и коли - чественным бросается в глаза именно на этапе интерпретац ии. Как быть с открытыми вопросами в «количественных» репрез ентативных опросах? С одной стороны, ответы респондентов на от крытые вопросы кодируются, заносятся в базу данных, обсчитыв аются и анализируются подобно закрытым. С другой — они записыва ются на языке самого респондента, могут быть весьма длинным и и использоваться как фрагменты транскриптов при написани и отче- та. Как быть с методом формализованного наблюдения? Наблю дение традиционно относится к качественным методам, но если оно проведено с высокой степенью формализации, его результат ы также доступны количественному анализу. Мы не говорим уже об экспертном блоке, который, как правило, содержит и количестве нную (статистическую) и качественную (оценочную) информацию.
Повторимся: нет никакой разделительной полосы между обла - стями количественного и качественного, скорее речь должн а идти о континууме методов — от предельно формализованных опро сов до методов с минимальной формализацией собираемых данны х вроде глубинных интервью. (Тогда, например, различные типы наблюдения будут занимать на этой шкале весьма удаленные др уг от друга позиции.) Различие между качественным и количестве нным, таким образом, — это различие не качественное, а количеств енное: различие в степени формализации данных.
Соответственно комплексно спроектированный инструмент а- рий допускает перенос «точки опоры» с количественных мет одов на качественные, когда изменяется сам объект исследовани я. В таких случаях возможности формализованного описания о бъекта снижаются и глубинные интервью или фокус-группы, спрое ктированные как вспомогательные средства для последующего построения объяснительных моделей, становятся «несущей конс трукцией» всего исследования.
Сформулируем этот тезис еще раз: граница между качественными и количественными данными не универсальна, она конст руируется в самом исследовании еще на этапе проектирования к онцепции и исследовательского инструментария. Но то же само е мы можем сказать и о границе объективного/субъективного в ин терпретации данных. Объективными полагаются данные статист ики и те характеристики респондентов, которые они сами же указы вают в «паспортичках». Показатель «наличие дома компьютера» б ерется из вопроса «Есть ли у вас дома компьютер?», и ответ на него считается элементом объективной реальности — хотя вероя тность того, что респондент ответил, сообразуясь с некоторым суб ъективным образом самого себя, представляемым интервьюеру ( проще говоря, соврал), весьма высока. Так же и субъективными по лагаются отнюдь не всегда субъективные параметры, например оценки удовлетворенности школой. Мы говорим о том, что соотнош ение удовлетворенных/неудовлетворенных потребителей образо вательных услуг примерно одинаково во всех кластерах, предполаг ая,
g
23
g
Образовательная политика
что удовлетворенность — субъективное чувство, которое за висит больше от человека, чем от объекта оценки. Но когда речь иде т о репрезентативных выборках и оценки совпадают по ключевы м объективным параметрам, приходится констатировать таку ю степень интерсубъективности, которая граничит с объективно стью.
Эту атаку на привычное разграничение субъективное/объек - тивное мы предпринимаем с единственной целью — расшатать расхожую идеологему: социология занимается мнениями, мне ния субъективны; но у носителей мнения есть объективные харак теристики, поэтому социология должна соотносить субъективно е с объективным, объясняя одно через другое. И мнения не столь субъективны, как хотелось бы верить сторонникам разнообр азных теорий отражения, и характеристики (вроде статуса, профес сии, дохода) не столь объективны, как привыкли думать любители статистических закономерностей. Однако интерпретации эмпи рических данных в социологических исследованиях действитель но часто выстроены на соотнесении субъективного и объективног о (например, в цитированном мониторинге — на соотнесении «объе к- тивных» барьеров и «субъективных» установок). Проблема в том, как это соотнесение должно быть проведено.
Первый — «классический» — способ решения данной задачи более всего распространен в опросах общественного мнени я. Установки, представления и суждения респондентов здесь пол агаются производными от объективных обстоятельств — прежде всего от условий их, респондентов, социального бытия. И если 85% респондентов негативно оценивают качество образования, полу- чаемого их детьми, то происходит это оттого, что они живут в сельской местности и их доход — менее 3000 руб. на человека в семье. Перед мысленным взором аналитика сразу же предстае т деревенская школа, в которой может учиться ребенок таких родителей, и их неудовлетворенность качеством образования ст ановится ему «понятна». Если же выяснится, что респонденты эт и — люди состоятельные, образованные и весьма высоко стоящие на социальной лестнице, аналитик тут же объяснит их неудовле творенность высокими требованиями, предъявляемыми к качест ву обучения детей. Кем бы ни были родители, «понятность» их мн е- ний гарантируется знанием их статуса, экономического пол ожения, пункта проживания и т.п. Нет такого мнения, которое спе циалист по опросам не сумел бы объяснить объективными услови ями жизни носителя этого мнения.
Подобное решение задачи соотнесения субъективных и объе к- тивных параметров в интерпретации данных кажется нам в че м-то приемлемым (мы покривили бы душой, сказав, что никогда не и н- терпретировали данные таким образом), но плоским. В его осн ове лежит слепое доверие к объективному. Суждения же респонде н- тов как бы делегитимируются, лишаются права на автономию.
Второе решение той же задачи уводит в другую крайность — в трансляцию суждений респондентов и придание им статуса ко-
24
В.С. Вахштайн, Д.Л. Константиновский, Д.Ю. Куракин Социологические исследования в образовании: от метафоры к интерпретации
нечной реальности. Если респондент говорит: «Я пришел учиться на МВА не столько для образования — мне его в общем хватает , — а для общения с себе подобными, что ли. Потом нашел там мног о интересных людей, стали êàê-òî контакты завязываться. Это самое ценное, что я оттуда вынес…» — и таких респондентов оказывается более одного, исследователь, не колеблясь, делает в ывод: «В современной России школы бизнес-администрирования не столько выполняют функцию образовательных учреждений, с колько играют роль клубов по интересам и социальных узлов, в ко торых завязываются полезные профессиональные отношения».
Подобно тому, как в основе первого решения лежит слепая вера исследователя в объективное, данный ход покоится на искреннем доверии к словам респондента. Мнение опрошенного провозглашается конечной реальностью, «официальной правдо й», которую социолог пытается донести до аудитории. Он становит ся выразителем совокупного мнения всех своих респондентов , и именно мнения (установки, отношения, мотивы, представления, ожи дания, планы) транслируются в его отчетах. Социологическое и сследование, таким образом, превращается в индустрию делегиро ванных суждений, где социолог говорит от лица респондентов, д елегировавших непосредственно ему некоторое знание. (Впроче м, «комплекс Прометея» — профессиональное заболевание не о дних только социологов, скорее это атрибут журналистского сти ля рассуждения, контрабандой пронесенный в социологическую на уку.)
Было бы упрощением сказать, что первая крайность оказывается ближе тем, кто работает с количественными методами (п режде всего с опросами), а вторая — представителям так называе мой качественной парадигмы. В действительности конструкция «объективное/субъективное» не совпадает с конструкцией «колич ественное/качественное». Например, в модели «интерпретация как трансляция суждений» легко прийти к выводу о высоком качестве такого образования, которое считают качественным сами потребит ели. Данный вывод (по сути — транслирование вывода респондент ов) можно сделать и по итогам интерпретации данных количеств енного исследования. И наоборот, приобрести «объективное знан ие» реальных случаев конкретной практики можно из транскрип тов интервью с ответственными людьми.
Впрочем, о проблеме совместимости интерпретаций количе- ственных и качественных данных мы уже говорили. Так что на помним исходную постановку вопроса: если социологическая ин терпретация неизбежно связана с соотнесением объективного и субъективного, в какой логической модели это соотнесение должно быть организовано? Две упомянутые модели кажутся нам с лабыми в силу своей ограниченности: в них конечной реальнос тью провозглашаются либо конкретные объективные условия, ли бо субъективные человеческие мнения. Однако они по крайней м ере дают готовый рецепт: что через что должно быть проинтерпр етировано. У нас такого готового рецепта нет. Каждая «игра», ка ждая
g
25
g
Образовательная политика
концептуальная рамка задает свои правила соотнесения. (Н апример, в мониторинге доступности качественного образовани я мотивация респондентов и их информированность рассматрив ались как ресурсы преодоления объективно существующих ограни чений или как катализаторы неравенства жизненных шансов.) Повт оримся: модель соотнесения объективных и субъективных показа телей предписывается теоретической логикой исследования.
Сформулированное ранее требование, согласно которому ин - терпретация качественных данных должна быть организова на в той же логике, что и интерпретация данных количественных, — это
требование сохранения единства логики интерпретации. Каждый раз, говоря о том, что качественные данные требуют принцип иально иного способа рассмотрения, нежели «сухие цифры», наст аивая на особом статусе «глубинной» информации, почерпнуто й с самого дна социальной реальности, мы подрываем предпосыл ки для создания такой единой логической организации.
Этот тезис не бесспорен. Действительно, довольно трудно н е заметить различий между массивом необработанных данных и транскриптом только что расшифрованной стенограммы глу бинного интервью. Пропасть между этими типами «сырого знания » кажется непреодолимой. Однако если сформулировать алгор итм работы с транскриптом глубинного интервью или с видеозап исью фокус-группы и сравнить его с алгоритмом работы с количес твенными данными, мы обнаружим гораздо больше сходств, чем раз - личий. Анализируя транскрипт, исследователь не пересказы вает его своими, более академическими словами, он вычленяет ре левантные элементы текста (тематические единицы), проверяе т их общезначимость (Как часто данный вопрос затрагивают респ онденты? Насколько «больной» является эта тема, поднятая на трех фокус-группах?), выстраивает композицию (Какое развитие по лу- чает данная тема в том или ином транскрипте?), соотносит те мы между собой, наконец, предлагает свои сценарии упорядочив ания композиционных и тематических единиц.
В значительной степени метафора шахматной игры не теряет здесь своей объяснительной силы: идет ли работа с транскр иптами интервью или с массивом количественных данных, исследо ватель совершает серию аналитических ходов, не растворяясь в своем материале, но вступая с ним в противоборство. Различия о пять же методические: инструменты с низкой формализацией боле е пригодны для работы с «тонкими материями» (например, для р е- конструкции специфического вèдения предмета, которым руководствуются представители изучаемой социальной группы) , инструменты с высокой степенью формализации более приспособ лены для картографирования предмета, создания его обобщенн ого образа. Однако, как бы ни различались типы «сырого знания» (стенограммы и массивы), рецепты их интерпретации весьма похо жи.
Что служит фундаментом такого единства логики интерпрет а- ции? Прежде всего уже упоминавшаяся нами концептуальная с о-
26