§ 5. Альтернативность в истории

Незапрограммированность исторического процесса, присут­ствие в нем случайности, а главное — многообразная деятель­ность человека обусловливают его многовариантность. Мате­риалистическое понимание истории не имеет ничего общего с вульгарными прогрессистскими представлениями об истори­ческом процессе как безостановочном однолинейном поступа­тельном движении. < Вопреки претензиям „прогресса", — под­черкивают К. Маркс и Ф. Энгельс, — постоянно наблюдаются случаи регресса и кругового движения^. В каждый данный момент в реальной исторической действительности имеются объективные возможности реализации различных вариантов общественного развития, обусловливающие ту пестроту красок реального исторического процесса, с которой имеет дело исто­рическая наука.

²⁹ Гуревич А. Я. Об исторической закономерности //Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 77.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С 91.

Эта многокрасочность, многовариантность истории порож­дает одну из важнейших методологических проблем историче­ской науки — проблему альтернативности исторического разви­тия, рассмотрение которой имеет существенное значение для более глубокого понимания природы и характера историче­ской закономерности.

Альтернативность истории означает существование в каждый данный момент различных, в том числе и прямо ис­ключающих друг друга, возможностей дальнейшего разви­тия общества, каждая из которых может превратиться в дей­ствительность, быть реализованной в исторической практике людей. Эти возможности мы и обозначаем как тенденции-аль­тернативы.

Представление об альтернативности исторического развития очень широко распространено в современной буржуазной исто­риографии. Исходя из признания решающей роли случайности в истории, буржуазные теоретики утверждают возможность одновременного существования любого числа самых различных альтернатив, каждая из которых имеет равные шансы реализа­ции в исторической действительности, ибо, по их убеждению, все зависит от непредвиденного случая, способного радикально изменить весь ход истории.

Любопытный опыт такого альтернативного прочтения истории предпринял один из крупнейших английских истори­ков XX в. А. Тойнби. Как известно, Александр Македонский умер в июне 323 г. до н. э. в разгар своих завоевательных похо­дов в возрасте 33 лет, вскоре после чего созданная им огром­ная империя быстро распалась. Исходным пунктом рассужде­ний Тойнби явилась посылка, что Александру удалось справить­ся с болезнью и он прожил еще 36 лет, продолжая свои завоева­ния. В их результате возникла громадная держава, включаю­щая в себя все страны Средиземноморья и Передней Азии, Индию, Китай. Так было осуществлено политическое единство мира, которое дополнялось его культурным объединением на основе модифицированного „лучшими умами Эллады" буд­дизма. Пока Александр предавался завоеваниям, его министры создали совершенную систему государственного управления, которая легко пережила незначительные беспорядки, вспых­нувшие после смерти полководца в 287 г. до н. э., и стала осно­вой последующего расцвета мировой державы, в которой гармо­нично слились Запад и Восток.

Яркими красками рисует английский ученый этот расцвет. Он пишет о блестящем прогрессе науки, которым человечество обязано младшему сыну македонского полководца Птолемея,

53

52ставшему основателем и первым ректором университета в Александрии. Этот прогресс спустя три столетия привел к изобретению „александрийским профессором Героном" паровой машины, преобразившей все общество. При этом, подчеркивает ученый, огромную роль сыграл Александр XIII, „внедривший изобретение теоретика Герона в промышленность". „Первым и непревзойденным министром здравоохранения" мировой державы стал Ашока.

„Мудрое государственное устройство", продолжает Тойнби, позволило найти достойное применение и способностям людей, подобных по своему характеру и самому Александру. Напри­мер, „Гамилькар из бывшего Карфагена" возглавил работу по освоению Тропической Африки и вовлек ее в лоно цивили­зации, а его сын Ганнибал построил корабли нового типа и открыл Атлантиду. „Освоение этой удивительной страны сде­лало нашу цивилизацию истинно всемирной, - завершает Тойн­би свои рассуждения. - Будущим наследникам Александра Великого придется искать приложение своим силам уже где-нибудь вне Земли"³¹.

Едва ли эта модель заслуживает серьезной критики, тем более что и сам Тойнби, по-видимому, относился к ней с легкой иронией. Но она интересна как логическое завершение представ­лений об абсолютной альтернативности, когда весь ход истори­ческого развития отдается на волю слепого случая, а демиур­гом, творцом истории провозглашается отдельная личность.

Марксистское понимание альтернативности в истории исхо­дит из того, что исторический процесс является одновременно и альтернативным, и инвариантным. (Инвариантность — мате­матический термин, обозначающий свойства величин не менять­ся при каких-либо преобразованиях. Философский энциклопе­дический словарь определяет инвариантность как „свойство некоторых существенных для системы соотношений не менять­ся при определенных преобразованиях"³². Применительно к истории этот термин используется в смысле признания необра­тимости исторического процесса, его однозначности.)

Исторический процесс является инвариантным в своей глав­ной тенденции, рассматриваемой во всемирно-историческом масштабе и выражающейся в неодолимости экономического и социального прогресса человеческого общества. Однако эта

³¹ Тойнби А. Если бы Александр не умер тогда... //Знание - сила. 1979. № 12. С. 39-42. Критический разбор этого эссе см.: История: неиз­бежное и случайное //Там же. 1980. № 1. С. 38-40.

³² Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 205.

54

тенденция не реализуется автоматически, по мере достижения обществом определенного уровня развития производительных сил, а пробивает себе дорогу в острой борьбе с тенденциями противоположного порядка. Причем если во всемирно-истори­ческом плане представляется возможным говорить о поступа­тельном экономическом и социальном развитии как законе истории, то это отнюдь не означает, что в каждом данном случае (в конкретных условиях места и времени) обязательно торже­ствует прогресс. Истории известны многочисленные факты дли­тельного социального-экономического регресса и даже гибели

цивилизаций.

Понять эти факты можно лишь с учетом альтернативности исторического процесса. Будучи инвариантным в своей необра­тимости, исторический процесс является в то же время и альтер­нативным - в том смысле, что действие общесоциологических законов, определяющих эту необратимость и общую направлен­ность исторического развития, оставляет достаточно широкие рамки для сосуществования различных тенденций - альтерна­тив этого развития, в противоборстве которых и осуществляет­ся реальное движение истории. При этом важно подчеркнуть, что каждая из этих альтернатив имеет свое основание в реаль­ной действительности, в объективных условиях жизни общества, порождающих ту или иную возможность его дальнейшего раз­вития.

Следовательно, историческая альтернативность в марксист­ском ее понимании является объективной категорией. Историк-марксист не конструирует бесконечное количество альтернатив по принципу „могло быть и так", а обнаруживает их в реальной действительности с целью ее более глубокого и разносторонне­го познания.

Существование в историческом процессе противоположных объективных тенденций-альтернатив объясняется его внутрен­ней противоречивостью. В реальной исторической действитель­ности одновременно существуют и противоборствуют различ­ные экономические и социальные структуры, порождающие соответствующие им различные альтернативы будущего разви­тия. Но эти же структуры определяют и границы альтернативно­сти в истории.

Иными словами, в исторической действительности суще­ствуют лишь такие альтернативы ее развития, которые выте­кают из объективных условий жизни общества. Альтернативой феодализму, например, в ранее средневековье не мог быть ка­питалистический строй, так как в раннесредневековой действи­тельности отсутствовали такие социальные и экономические

S5структуры, которые могли породить буржуазные отношения. Зато в этой действительности существовали первобытнообщин­ный и рабовладельческий уклады, порождавшие соответствую­щие тенденции в историческом развитии европейского общества. В противоборстве этих трех тенденций-альтернатив (первобыт­нообщинной, рабовладельческой и феодальной) и формиро­вался облик средневековой Европы.

Мы знаем, что в конечном итоге победила феодальная альтернатива: в Европе восторжествовал феодальный способ производства (хотя и далеко не сразу — феодальная альтернати­ва окончательно побеждает здесь только в X—XI вв.). Но в раз­ных ее регионах феодальные отношения характеризовались заметным своеобразием. Понять же это своеобразие можно лишь с учетом специфического соотношения указанных тенден­ций и соответствующих им укладов в различных частях Европы. Например, замедленность феодального развития в Северной Европе объясняется сильными позициями, которые долго сохранял здесь первобытнообщинный уклад. Коренившаяся в нем тенденция-альтернатива хотя и не возобладала, но благода­ря устойчивости вызвавших ее к жизни структур смогла ока­зать значительное влияние на утверждавшиеся здесь феодаль­ные отношения, в определенной мере деформируя их. Еще более своеобразный характер феодальные отношения приобретают за пределами Европы. Объяснить их можно лишь в свете пред­ставления об альтернативности исторического развития.

Приведенные примеры показательны и в другом отношении. Нередко побежденная альтернатива не исчезает бесследно, но накладывает более или менее существенный отпечаток на побе­дившую тенденцию общественного развития. Именно так и обстояло дело со многими разновидностями феодализма, вос­принявшими в разной степени значительные элементы пред­шествовавших общественных отношений, прежде всего общин­ную организацию, причем не в виде „пережитка", а в качестве необходимого структурного элемента нового общественного строя.

Разумеется, не только феодализм характеризуется много­образием своих конкретных форм. В разной мере такое мно­гообразие присуще любой общественно-экономической форма­ции. Как отмечал К. Маркс, „...один и тот же экономический базис — один и тот же со стороны основных условий — благода­ря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д. — может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые

56

возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств"³³.

Эти „бесконечные вариации и градации", воплощающие конкретные исторические закономерности, и составляют пред­мет изучения истории как науки. Ведь она имеет дело не с фор­мациями вообще, а с конкретными закономерностями, которые складываются, конечно, в рамках определенной формации, но никогда не выражают ее в „чистом" виде. В сущности, вся­кая историческая закономерность и выступает конкретным результатом противоборства альтернатив, выражающих различ­ные тенденции в развитии данной формации, порождаемые теми бесконечно разнообразными эмпирическими обстоятель­ствами, о которых писал К. Маркс. Различный же исход этого противоборства в каждом конкретном случае и определяет во многом „многоцветность" истории.

Вследствие этого большое научное значение приобретает вопрос о факторах и условиях, обеспечивающих победу той или иной тенденции-альтернативы и, следовательно, утверждение определенной конкретной закономерности как реализованной исторической возможности. Сложность ответа на этот вопрос связана с тем, что победа какой-либо одной из противоборствую­щих тенденций-альтернатив не запрограммирована в истори­ческом процессе. Она всегда выступает как результат сложного взаимодействия объективного и субъективного факторов, их определенной комбинации, складывающейся в ходе раз­личных форм деятельности людей. Было бы при этом упроще­нием полагать, что необходимо побеждает тенденция, в наиболь­шей степени отвечающая назревшим потребностям развития общества. Нередко происходит наоборот. Достаточно вспомнить победу фашизма в Италии и Германии или военно-фашистскую диктатуру в Чили.

Очевидно, что ответ на вопрос о причинах победы той или иной альтернативы нельзя искать исключительно в сфере разви­тия производительных сил общества или демографических, национальных, религиозных и других факторов. Чтобы убедить­ся в этом, достаточно обратиться к современной политической картине в Латинской Америке. Примерно одинаковый уровень развития производительных сил породил здесь многообразие политических и социальных форм, которые в свою очередь никак не сводятся к национальным, религиозным, демографи­ческим и тому подобным различиям. Следовательно, для того, чтобы понять, почему в Латинской Америке наряду с. социа-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. С. 354.

57листической Кубой существуют страны с диктаторскими режи­мами фашистского толка, а между этими полюсами — множе­ство переходных форм, необходимо искать причины иного порядка.

Эти причины лежат в сфере действия субъективного факто­ра. Подобно тому как не существует исторической закономер­ности вне прямой деятельности масс, классов, партий, отдель­ных личностей, так и эта деятельность оказывает решающее влияние на торжество той или иной исторической альтернативы, превращая, таким образом, возможность определенного ряда событий, составляющих данную историческую закономерность, в действительность.

Но это означает, что проблема альтернативности в истории является проблемой непосредственного политического действия, вследствие чего она имеет далеко не одно только научное зна­чение. Изучение обстоятельств, оказывающих решающее влияние на реализацию в исторической действительности той или иной объективной возможности, играет не менее важную роль в сфе­ре практической политики, что определяет особую актуальность рассматриваемой проблемы.