ushakin_c_sost_trubina_e_sost_travma_punkty

НАСТОЯЩЕЕ ПРОШЛОГО

Смерть в усталые очи мне прямо глядит. Скоро труп мой зароют могильной землею, Скоро высохнет мозг мой и сердце замрет,

Иподнимется густо трава надо мною,

Ипо мертвым глазам моим червь поползет…1

Феномен Надсона может быть рассмотрен не только в свете того символического значения, которое в сознании «больного по; коления» приобрели образы психологической катастрофы и упад; ка. Тематизация болезни и распада имела вполне ощутимые эко; номические последствия: книга Надсона «Стихотворения» стала бестселлером. Первое издание «Стихотворений» вышло в Петер; бурге в марте 1885 года. Хотя реакция критики на книгу была до; вольно сдержанной, все 600 экземпляров были распроданы в тече; ние трех месяцев. В 1886;м она была напечатана еще четырежды. К 1917 году «Стихотворения» переиздавались 28 раз, а общий ти; раж сборника превысил 210 000 экземпляров (средства от продажи книг, согласно завещанию поэта, направлялись в Литфонд).

Некоторые современники видели в неуклонно растущих дохо; дах от продажи книги Надсона свидетельство социальной патоло; гии. А.М. Скабичевский, историк литературы и критик, принадле; жавший народническому направлению, считал Надсона главным примером «стихомании» в России2. Несмотря на это, поэзия Над; сона пользовалась все возрастающим влиянием среди молодого поколения интеллигенции 1880;х годов. Коммерческий успех «Стихотворений» свидетельствовал и об уверенности молодого поколения в собственном вкусе, и об обособленности его суб; культуры. Надсон стал первым русским поэтом, популярность ко; торого по своей социальной структуре напоминала популярность современных поп;звезд. Доходило до того, что почитатели талан; та поэта буквально носили его на руках по окончании поэтичес; ких чтений. Уже когда Надсон был смертельно болен, вокруг его постели регулярно собирались многочисленные поклонники. Читатели писали ему письма, в которых буквально обожествляли

1 Впервые опубликовано в приложении к газете «Еженедельное обозре;

ние» — журнале «День»: 1887, № 10, с. 379. См.: Надсон С.Я. Полн. собр. сти; хотворений. С. 222.

2 Скабичевский A.M. История новейшей русской литературы. 7;е изд. СПб.: Тип. M.A. Александрова, 1909. С. 482.

478

РОБЕРТ ВЕССЛИНГ. СМЕРТЬ НАДСОНА КАК ГИБЕЛЬ ПУШКИНА

своего кумира1. В 1887 году переписка Надсона с одной поклонницей, подписывавшей свои письма псевдонимом «Графиня Лида», была опубликована под заглавием «С.Я. Надсон и графиня Лида»; это изда; ние способствовало распространению культа поэта после его смерти2.

После смерти Надсона его верные читатели заговорили том, что трагедия современного поэта соизмерима с историей дуэли и смер; ти Пушкина. Призванная придать вес драме Надсона, отсылка к Пушкину красноречиво свидетельствовала о попытках интелли; генции вернуться к структуре пушкинской травмы, дабы напол; нить ее новым содержанием и подтвердить искренность обще; ственного потрясения, вызванного смертью главного поэта «больного поколения». Это символическое сопоставление требо; вало представить конкретный образ недруга Надсона, и тогда по; явилась легенда о преследовании и убийстве поэта силами, враж; дебными русской поэзии3.

Для «больного поколения» Пушкин имел особое значение. 1880 год, обозначивший начало ключевого десятилетия для само; осознания «больного поколения», стал еще и годом «пушкинских дней», прошедших в Москве в начале июня. Пушкина почитали не только как великого романтического поэта, но и как символ на; ционального возрождения. Вектор, по которому «социальная энер; гия» Пушкина направила развитие российского общества в нача; ле 1880;x, был отчетливо заметен в громогласных публичных выступлениях, сопровождавших памятные мероприятия в честь годовщины рождения поэта4.

1 Многие из этих писем сохранились в архивах. Архивы Надсона хранятся в: ИРЛИ. Ф. 402; РНБ. Ф. 508; РГАЛИ. Ф. 354.

2 С.Я. Надсон и графиня Лида. СПб.: Б.д. [1887]. Русская пресса высмеяла

эту переписку. Один из журналистов полагал, что раскрыл имя человека, скры;

вавшегося под псевдонимом «Графиня Лида». Он обнаружил предполагаемый

адрес некой «Любы», с которой переписывался Надсон: она оказалась совсем

не графиней, а среднего возраста женой мелкого петербургского чиновника.

Эта публикация привела к изъятию из продажи вышеупомянутой переписки, и

сейчас книга является библиографической редкостью (см.: С.Я. Надсон и графи;

ня Лида // Книжки недели. 1887. № 11). Об этой истории и о корреспондентке

Надсона Л.В. Фадеевой см.: Иванова Е.В. История одной переписки (Надсон и

графиня Лида) // Альманах библиофила. М., 1989. Вып. 25. С. 175—186.

3 Сходные наблюдения на материале начала XIX века — о характере лите;

ратурных репутаций В.А. Озерова и А.А. Шаховского — см. в диссертации:

Иванов Д. Становление литературной репутации А.А. Шаховского. Тарту, 2005. 4 Понятие социальная энергия (social energy), предложенное Стивеном Грин; блаттом для описания широко распространенного, продолжительного и раз;

479

НАСТОЯЩЕЕ ПРОШЛОГО

Социальная энергия, сосредоточенная на фигуре Пушкина, дала в «пушкинские дни» импульс нескольким масштабным пуб; личным мероприятиям1. Например, на рисунке Н.П. Чехова, изоб; ражающем открытие в Москве 6 июня 1880 года памятника Пуш; кину работы А.М. Опекушина, видны и массовый восторг, и торжественное настроение людей, во множестве собравшихся вок; руг монумента: мужчины машут цилиндрами, женщины держат над головой венки — все изображает атмосферу счастья и ликова; ния2. Помимо этих проявлений общественного энтузиазма, во вре; мя подготовки и проведения празднеств возникло некоторое ко; личество риторических конструкций (слишком громоздких, а впоследствии и слишком клишированных для того, чтобы приво; дить их здесь): они были призваны увековечить гениальность Пуш; кина, подчеркнуть его величие или подтвердить его исключитель; ный статус первого национального поэта.

Спустя год социальная энергия, сопровождавшая «пушкинские дни» 1880 года, резко изменила свою направленность. По словам Маркуса Левитта, «в эпоху гнетущей политической реакции, насту; пившей после убийства в начале 1881 года Александра II, смелые надежды и возвышенные декларации 1880 года сменились глубо; ким в них разочарованием…»3. Циклическая модель смены об;

нонаправленного интереса к крупным литературным фигурам (в частности, к Шекспиру), обозначает «регулярные проявления предпочтений и наклонностей, которые способны вызывать волнение, огорчение, страх, сердцебиение, состра; дание, смех, беспокойство, облегчение, удивление…» (Greenblatt S. The Circulation of Social Energy // Culture. Power. History: A Reader in Contemporary Social Theory / N.B. Dirks, G. Eley, S.B. Ortner (eds.). Princeton: Princeton UP, 1994. P. 508).

1 Социально;политическому значению юбилеев Пушкина посвящены два

американских исследования: Sandler S. Commemorating Pushkin. Russia’s Myth of a National Poet. Palo Alto: Stanford University Press, 2004; Levitt M.C. Russian

Literary Politics and the Pushkin Celebration of 1880. Ithaca: Cornell University Press,

1989 (Левитт М. Литература и политика: Пушкинский праздник 1880 года.

СПб.: Академический проект, 1994).

2 Рисунок Н.П. Чехова «Открытие памятника Пушкину в Москве 6 июня

1880 года» воспроизведен в: Молок Ю. Пушкин в 1937 году: Материалы и иссле; дования по иконографии. М.: НЛО, 2000. С. 29. Аналогичную социальную

энергию торжества и триумфа, но уже с акцентом на солидарности народа,

можно увидеть на советских изображениях, посвященных столетней годовщине смерти Пушкина; показательна в этом плане приведенная в книге Молока фотография «Митинг на Пушкинской площади в Москве 10 февраля 1937 года» (Там же. С. 28).

3 Левитт М. Литература и политика: Пушкинский праздник 1880 года. С. 21.

480

РОБЕРТ ВЕССЛИНГ. СМЕРТЬ НАДСОНА КАК ГИБЕЛЬ ПУШКИНА

щественного энтузиазма депрессией (периоды ликования, надеж; ды и активности чередуются с периодами пессимизма, сомнений и бездействия), понятая как центральный опыт «пушкинских дней», была осмыслена в более широком контексте — как концен; трированный и определяющий психологический опыт «больного поколения» — такая социально;психологическая динамика была характерна для времени после «пушкинских дней», тот же эмоци; ональный перепад повлиял на формирование психологии «боль; ного поколения» 1870–1880;х годов в целом.

Самоощущение «больного поколения» 1880;х связано с оче; видным изменением общественных настроений в связи с пора; жением молодежного движения 1860;х и крахом социальных на; дежд 1860–1870;х, в частности после убийства Александра II, который собирался даровать стране конституцию, и после жест; ких шагов, обозначивших идеологическую программу царствова; ния Александра III. Закономерным образом эта перемена обще; ственных настроений воспринималась как проявление массовой социальной патологии и сыграла большую роль в самоидентифи; кации поколения 1870;х годов как «больного». Считалось, что больное поколение страдает от психического расстройства, име; ющего сходство с маниакально;депрессивным психозом, импульс которому дала политическая и социальная реальность. Ключевые фигуры литературы «больного поколения» воплощали в своем поведении психологические сценарии, характерные для маниа; кально;депрессивного психоза. Ведущий писатель этого поколе; ния В.М. Гаршин дважды, в 1872 и 1880 годах, попадал в психиат; рическую клинику из;за острых приступов мании. Так и не справившись со своей болезнью, он покончил жизнь самоубий; ством в 1888;м. Надсона также считали поэтом, чье творчество представляло собой развернутую метафору коллективного маниа; кально;депрессивного психоза. Вот как спустя почти тридцать лет характеризовал историк литературы А. Дивильковский попытки Надсона передать смены настроения «больного поколения» через поэтизацию своей болезни:

Не умея найти среднего тона между слепой экзальтацией и безна; дежным отчаянием, поэт оказывается обречен на муку поочеред; ного прилива и отлива противоположных настроений. И вот эти полюсы настроений по очереди отрицают в его лирике друг друга,

481

НАСТОЯЩЕЕ ПРОШЛОГО

лишая в конце концов определенного, ясного идейного смысла его поэтическую работу1.

Значение радостной, местами даже экстатической атмосферы «пушкинских дней» июня 1880 года для представителей «больно; го поколения» нужно рассматривать именно в этом психологичес; ком контексте: то, что казалось раньше выражением публичного триумфа, было ретроспективно переосмыслено как момент воз; никновения общественной травмы, как свойственный маниакаль; ной фазе лихорадочный выплеск энергии, за которым последовал долгий приступ депрессии. Памятник Пушкину, сыгравший боль; шую роль в самопонимании читателей Надсона и «больного поко; ления» в целом, с этой, «патографической», точки зрения стал вос; приниматься как эпицентр массового болезненного экстаза. Дивильковский охарактеризовал Надсона как поэта, который стре; мился в своей лирике осмыслить это ощущение всеобщей патоло; гии и неблагополучия:

…Поэт [Надсон] инстинктивно стремился окристаллизовать свое настроение в целую новую систему мировоззрения. Он, заодно с массою своего поколения, как будто подпел той «коллективной истерике», о которой говорит Д.Н. Овсянико;Kуликовский по по; воду «пушкинской» речи Достоевского2.

Таким образом, маниакальная фаза болезни, которая, по мне; нию современников, пришлась на «пушкинские дни» 1880 года, была метафорически возвращена «больному поколению» как клю; чевое событие его истории.

Добавим, что психологическая травма, переживавшаяся по; колением 1880;x годов, часто ассоциировалась с гибелью поэта на

1 Дивильковский A. Семен Яковлевич Надсон (1862—1887) // История рус; ской литературы XIX века / Под ред. Д.Н. Овсянико;Куликовского. T. 4. M.: Изд. т;ва «Мир», 1911. С. 364.

2 Там же. С. 367. Имеется в виду следующая фраза из работы Д.Н. Овсяни;

ко;Куликовского «История русской интеллигенции»: «…речь произвела сенса;

цию, нечто вроде коллективной истерики. Пушкинское торжество было тор;

жеством Достоевского» (Овсянико#Куликовский Д.Н. История русской

интеллигенции. Итоги русской художественной литературы XIX века. Ч. II (От

50;х до 80;х годов). М.: Изд;во В.И. Саблина, 1907).

482

РОБЕРТ ВЕССЛИНГ. СМЕРТЬ НАДСОНА КАК ГИБЕЛЬ ПУШКИНА

А.М. Волков. Дуэль. 1869

дуэли. Социальная энергия, сосредоточенная в фигуре Пушкина, в изобразительном искусстве этого десятилетия получила выраже; ние, прежде всего, в образах потери и травмы. Две значительные работы 1880;х рисуют Пушкина как беспомощную жертву дуэли с Жоржем Дантесом. Эти картины резко контрастируют с предше; ствующими и последующими изображениями отважного, муже; ственного и несломленного Пушкина. На полотне А.М. Волкова «Дуэль» (1869) раненый и распростертый на снегу поэт, уже после выстрела Дантеса, стреляет в соперника1. На картине П.Я. Павли; нова «Дуэль Пушкина» (1921) сраженный Дантесом Пушкин изоб; ражен стоящим на коленях и геройски протягивающим руку к сво; ему пистолету2. В 1880;х же годах, напротив, дуэль и гибель Пушкина, как правило, были представлены как свидетельства му; ченичества. Например, на акварели П.Ф. Бореля «Возвращение Пушкина с дуэли» (1885) поэта несут из кареты к распахнутой две; ри его квартиры3. Пассивность, страдательность главного героя переданы здесь через мертвенную бледность лица и безжизненную позу его тела. Эти детали подтверждают наш тезис о том, что в

1 В основе картины А.М. Волкова лежат свидетельства очевидцев дуэли

Пушкина с Дантесом. Ее репродукцию можно найти в: Павлова Е.В. А.С. Пуш; кин в портретах. 2;е изд. M.: Советский художник, 1989. С. 171.

2 Там же. С. 207.

3 Там же. С. 173.

483

НАСТОЯЩЕЕ ПРОШЛОГО

П. Я. Павлинов. Дуэль Пушкина. 1921

картинах 1880;х годов романтическая традиция изображения уми; рающего Пушкина получает форсированно;мрачное развитие1.

Еще более известная работа А.А. Наумова «Дуэль Пушкина с Дантесом» (1884)2 упоминается в автобиографическом очерке Ма; рины Цветаевой «Мой Пушкин» (1937). В духе традиций «больного поколения» мать поэтессы, Мария Александровна (1868–1906), хра; нила репродукцию этого полотна в своей спальне, и в детстве Цве; таева часто рассматривала картину Наумова. На ней запечатлено, как Пушкина, устремившего беспомощный взгляд на своего мучи; теля, несут по снегу к карете. Маленькой Цветаевой картина пред; лагала яркий, чуть ли не кинематографический образ преследова; ния великого поэта, оживавший всякий раз при взгляде на нее:

Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили.

С тех пор, да, с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали все мое младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех, и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались3.

1 Вариации на тему «Пушкин на смертном одре» или «Пушкин в гробу»

представляют работы А.Н. Мокрицкого, Ф.А. Бруни, А.В. Жуковского, А.А. Козлова и других, воспроизведенные в книге Е.В. Павловой (с. 128–132).

2 Павлова Е.В. А.С. Пушкин в портретах. С. 170.

3 Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. M.: Эллис Лак, 1994. T. 5. С. 58.

484

РОБЕРТ ВЕССЛИНГ. СМЕРТЬ НАДСОНА КАК ГИБЕЛЬ ПУШКИНА

П.Ф. Борель. Возвращение Пушкина с дуэли. 1885

Вопреки десятилетиям, прошедшим с февральских дней 1837 года, смерть переживается вновь как событие, только что со; стоявшееся и напрямую затронувшее далеких потомков. Цветаев; ское описание как нельзя лучше иллюстрирует определение травмы как невостребованного опыта (unclaimed experience), предложенное Кэти Карут1. Предельно личное отношение Цветаевой к смерти Пушкина емко отражает коллективный опыт российского обще; ства, которое на протяжении всего XIX века не могло свыкнуться

спотерей своего первого поэта.

1 Caruth C. Unclaimed Experience: Trauma, Narrative, and History. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1996.

485

НАСТОЯЩЕЕ ПРОШЛОГО

Сила, с которой память о мучениях Пушкина воздействовала на потомков, в частности на Цветаеву, свидетельствует о том, что травма, вызванная гибелью поэта, еще долго сохраняла (а, возмож; но, и до сих пор сохраняет) свою социальную энергию. Более того, иконография этого события (например, картина Наумова) не толь; ко вызывает чувства утраты и праведного гнева, обращенного к виновникам смерти поэта, но и побуждает зрителей красочно до; полнить и детализировать историю отношений Пушкина с его недоброжелателями. Цветаева вспоминает, как в детстве работа Наумова подтолкнула ее к следующему комментарию: «Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пи; столета в живот»1.

Одним из парадигматических произведений, сформировавших нарратив о гибели Пушкина как об образцовой травме, стал некро; лог Владимира Одоевского, напечатанный 30 января 1837 года в «Литературных приложениях к “Русскому инвалиду”». В этом тек; сте достаточно отчетливо говорится о том, что смерть Пушкина представляет собой общенациональное потрясение, всероссийс; кую трагедию, последствия которой нужно будет переживать и переосмыслять долгие годы. Напомним один из самых известных фрагментов этого некролога:

Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о нем не имеем силы, да и не нужно; всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери и всякое русское сердце бу; дет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть!

29 января, 2 ч. 45 м. пополудни2.

Некролог Одоевского уподоблял Пушкина святому мученику. Пол Дебрецени обратил внимание на то, что метафора закативше; гося солнца уходит корнями в агиографическую традицию опла;

1 Цветаева М. Собр. соч. T. 5. С. 57.

2 Цит. по: Заборова Р.Б. Неизданные статьи В.Ф. Одоевского о Пушкине //

Пушкин. Исследования и материалы / Под ред. М.П. Алексеева. T. 1. M.; Л.:

Изд;во Академии наук СССР, 1956. С. 320.

486

РОБЕРТ ВЕССЛИНГ. СМЕРТЬ НАДСОНА КАК ГИБЕЛЬ ПУШКИНА

кивания русских святых княжеского происхождения. Сообщая истории пушкинской дуэли черты легендарного жития по образ; цу «Мученичества Бориса и Глеба» из «Повести временных лет», эта метафора задает эмоциональный и культурный контекст пе; чального события1.

Стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» (1837) также ока; зало значительное влияние на формирование сценария образцовой травмы. Написанное через месяц после смерти Пушкина стихо; творение вначале распространялось в списках и послужило при; чиной ареста Лермонтова, суда над ним и перевода поэта на Кав; каз. Вместо того чтобы указать на Дантеса как единственного виновника смерти Пушкина, стихотворение давало более масштаб; ный приговор обществу и петербургскому высшему свету. В исто; рии гибели первого русского поэта Лермонтов особенно акценти; ровал мотивы сплетен и клеветы:

Погиб поэт! — невольник чести — Пал, оклеветанный молвой, С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!..

Идея осуждения высшего света стала основой для мифологизации пушкинской смерти. Ее разделяли и ведущие представители интел; лигенции 1880;x. Критик Н.К. Михайловский, например, в январе 1887 года превратил эту идею в основополагающую историософскую концепцию: «Не ничтожный Дантес убил красу и гордость русской литературы… Нет, не Дантес, а другое, именно другое — имя прила; гательное единственного числа среднего рода. Пушкин убит коллек; тивным ничтожеством…»2 Анализируя связь между пятидесятой го; довщиной гибели Пушкина и недавней смертью Надсона, Михайловский обнаружил сходство между событиями, разделенны; ми пятидесятилетней дистанцией. Для иллюстрации «открытой» им культурной модели повторения он озаглавил части своей статьи со; ответственно словами «Погиб поэт» и «Погиб поэтик».

1 Дебрецени приводит пример с использованием этого тропа в речи мит;

рополита Кирилла, произнесенной по случаю смерти Александра Невского:

Debreczeny P. Social Functions of Literature, Alexander Pushkin and Russian Culture.

Palo Alto: Stanford University Press, 1997. Р. 224.

2Н.М. [Михайловский Н.К.] Дневник читателя // Северный вестник. 1887.

№1. С. 177.

487