3. Изучение смыслов и процессов категоризации в классификационных экспериментах

Как известно, категория как базовое понятие научного знания восходит к началам науки как таковой. Категориями и классами как абстрактными конструкциями и инструментами познания постоянно занимались философы, математики, естествоиспытатели и историки науки — каждый в своем ключе.

В экспериментах, о которых мы будем говорить ниже, отнесение слова к одной категории или к разным категориям базируется на ощущении сходства или несходства смыслов слов. Это именно ощущение, чутье, непосредственное представление, отражение "наивной картины" мира, а не знание, базирующееся на научных сведениях.

Покажем это на примере "наивной картины" мира цвета.

3.1. Цвет и сходство

В русском языке "наивная картина" мира цвета включает "семь цветов радуги", а также розовый, коричневый и так называемые ахроматические цвета — черный, белый и серый. Эти цвета носители русского языка считают "основными".

Но почему "цветов радуги" в русском языке оказывается семь, а в английском — шесть (русским словам голубой и синий в английском соответствует одно слово blue )? Впрочем, более уместно спросить: как вообще можно в спектре (т. е. в "радуге") выделить семь "основных цветов"? Ведь спектр непрерывен: один цвет плавно переходит в другой, мы не можем прочертить границу между голубым и синим, между красным и оранжевым.

Однако носителей русского языка всегда удивляет, как это англичане обходятся без слова голубой. Более того, образованные носители русского языка нередко не считают коричневый и серый "основными" цветами, именно потому, что их нет среди "цветов радуги". Зато синий и голубой, по мнению русских испытуемых, "там есть". Вместе с тем носители русского языка не замечают, что противопоставление белый–черный вообще является противопоставлением не по признаку "цвет", а по признаку "максимум света — отсутствие света".

Отметим еще один любопытный момент: в своей "наивной картине" мира цвета носитель русского языка не фиксирует тот факт, что можно составить пары красный–розовый, синий–голубой, но нет второго члена пары зеленый-…. А казалось бы, что может быть более обжитой областью смыслов, чем семь "цветов радуги"?

Кроме представлений о "цветах радуги", "наивная картина" мира цвета, несомненно, включает некие представления о сходствах и различиях цветов между собой и соответственно о сходствах и различиях смыслов именующих их слов. В чем это проявляется? Например, в том, что многие цвета на уровне повседневных представлений мы считаем "оттенками" других. Это видно из того, как носители русского языка описывают цвет в простых случаях. Вот что ответил испытуемый, которого я попросила описать, как он понимает слово розовый (в смысле "розовый цвет"): "Розовый — это очень–очень светлый красный, совсем светлый, но все–таки видно, что похож на красный или имеет такой оттенок".

Сходным образом понимается слово голубой: для носителей русского языка голубой — это светлый синий, т. е. оттенок синего. Сложнее обстоит дело со словом желтый: обозначаемый им цвет чаще всего описывается как "похожий на цвет желтка" или "на желтый сигнал светофора". Зато смысл слова серый описывается как "уже не белый, но далеко не черный, а вот если сказать темно–серый, то это уже почти черный".

Итак, для слов, именующих цвет (далее я буду называть их имена цвета, сокращенно — ИЦ), носители языка легко устанавливают отношения сходства/несходства по смыслу. Исходя из таких отношений, те или иные ИЦ воспринимаются как именующие "оттенки", как относящиеся к одной и той же категории или к разным категориям ("лимонный — это тоже желтый", "кремовый — это такой желтоватый и немного розоватый").

Можно ли на основе этих приблизительных суждений о сходстве и различии выявить общую картину смысловых отношений между словами–ИЦ, как она субъективно ощущается говорящими? По–видимому, можно, если нам удастся создать такую экспериментальную ситуацию, которая позволила бы обобщить суждения многих носителей языка о сходствах смыслов многих слов–ИЦ одновременно.

Рассмотрим детально, как осуществить подобный эксперимент. Начнем с уточнения того, какая Теория в нашем случае решает, что именно можно наблюдать (см. главу "Немного гносеологии").

Моя Теория такова:

1) На основании предварительных наблюдений я считаю представления о сходстве/несходстве тех или иных цветов и именующих их ИЦ интуитивно ясными. Итак: когда и. говорит, что розовый — это "оттенок" красного или что соломенный — "это такой желтый", то за этими высказываниями стоит концептуализация смысла "розовый" как близкого к смыслу "красный" и смысла "соломенный" как похожего на "желтый". Другими словами: бывают разные "красные", "розовый" — один из возможных "красных"; то же верно для "соломенного" — это один из возможных "желтых", хотя и отличается чем–то от "просто желтого".

Соответственно в планируемом эксперименте "похожим", "оттенком" или "одним из" будет считаться то, что большинство наших ии. сочтут похожим: я буду основываться только на их мнениях, суждениях. Эти мнения могут совпадать или различаться, но за вычетом случайных ошибок все мнения участников эксперимента будут для меня равноценны.

2) Хотя мы ежеминутно, сами того не подозревая, имеем дело со сходствами и различиями (поскольку именно на них основана категоризация), в окружающем нас мире не существует сходства "вообще", сходства как такового. Только достаточно высокоорганизованный живой организм "решает", что вот эти цвета или облака, фотографии или мелодии, буквы или лица похожи. Для дальнейших рассуждений важно подчеркнуть этот тезис. К его обсуждению мы еще вернемся.

Из (1) и (2) следует, что к планируемому эксперименту не следует привлекать профессионалов, работающих с цветом: художников, полиграфистов, текстильщиков, специалистов по рекламе. Не стоит привлекать и лингвистов, занятых профессиональной работой со смыслами: они никак не могут считаться "наивными" носителями языка. Все остальные взрослые носители русского языка не только имеют "право голоса", но их "голоса", т. е. мнения, должны считаться равноценными и учитываться одинаково.

Такова Теория. Теперь, условившись, что именно мы будем считать сходством, надо найти способ это сходство выявить и "измерить" в эксперименте. С этой целью следует предложить такое определение сходства, которое было бы основано на ясной процедуре установления сходства по смыслу, осуществляемой носителями языка. Эта процедура:

• 1) должна быть понятна всем участникам эксперимента в равной мере;

• 2) должна исключать влияние мнений экспериментатора на результаты.

Иначе говоря, я не собираюсь спрашивать ии., что они думают о сходстве тех или иных ИЦ. Я попрошу их нечто сделать . Это и значит, что я предложу определенную процедуру . Затем, на основании наблюдаемых действий , я буду судить о мнениях ии. При этом я предполагаю, что мои информанты понимают, о чем я их прошу (это будет четко сказано в инструкции), и готовы мои просьбы выполнить. Выражаясь более терминологично, я рассчитываю на сотрудничество с ними, на их кооперативность.

Теперь я приведу инструкцию, которую получали участники этого эксперимента, и на условном примере покажу, как можно с помощью определенной экспериментальной процедуры выяснить мнения ии. о сходствах/различиях.

Условный пример.

Два ии. получают 6 карточек, на каждой из которых написано по одному слову–ИЦ. Это слова: красный, малиновый, багровый, рябиновый, оранжевый, морковный. Карточки предъявляются одновременно в виде пачки.

Инструкция (предъявляется письменно).

Вам будут предложены карточки, на которых написаны слова русского языка, выражающие цветоощущения, например каштановый, сиреневый. Ваша задача — разложить карточки на группы в соответствии с вашими представлениями о сходстве данных слов по смыслу. Число групп может быть любым; количество карточек в группе также. Если вы не знаете, что значит то или иное слово, или считаете, что оно не указывает на цвет, верните эту карточку экспериментатору. Если вы не удовлетворены тем, как вы разложили карточки на группы, вы можете изменить вашу классификацию. Помните, что в этом эксперименте нет правильных или неправильных решений.

Все ли вам ясно?

Время работы с карточками не ограничивается. Экспериментатор (далее — Э.) отвечает только на один тип вопросов: надо ли понимать указание раскладывать карточки по смыслу слов как то, что надо исходить из сходства по цвету? Кроме утвердительного ответа на этот вопрос Э. не дает никакой информации — ни о целях эксперимента, ни о том, почему выбраны эти слова, а не другие и т. п. Э. — и это важно — никак не комментирует работу ии.

Из сказанного выше ясно, что под классификацией мы будем понимать вполне определенную экспериментальную процедуру, которая позволяет нам понять, как устанавливается сходство/несходство слов по смыслу. Тем самым с помощью классификационных экспериментов мы можем изучать такие семантические отношения между смыслами, которые можно описать как отношение "категория — член категории".

Я предлагаю вам самому (самой) проделать то, что предлагается в приведенной выше инструкции.

Вот что могло у вас получиться:

Вариант 1.

• Класс 1. Красный.

• Класс 2. Малиновый, багровый.

• Класс 3. Рябиновый, оранжевый, морковный.

А могло получиться несколько иначе:

Вариант 2.

• Класс 1. Красный, малиновый, багровый.

• Класс 2. Рябиновый, оранжевый.

• Класс 3. Морковный.

И так тоже бывает:

Вариант 3.

• Класс 1. Красный.

• Класс 2. Малиновый, багровый.

• Класс 3. Оранжевый.

• Класс 4. Морковный, рябиновый.

Прочие разумные варианты вы можете предложить сами.

Теперь вообразите, что приведенные выше варианты принадлежат трем разным участникам эксперимента. Чтобы компактно и наглядно представить их результаты, мы построим так называемую матрицу сходства. Это симметричная таблица, где по горизонтали и по вертикали записаны предъявленные слова, а в клетках стоят числа, соответствующие количеству случаев, когда одно слово было помещено вместе с другим в один класс. (На пересечении слова с самим собой будет, естественно, стоять прочерк.)

Нарисуйте сами таблицу, отражающую три предложенных выше варианта.

В варианте 2 строка для слова красный (или столбец — это все равно, поскольку матрица симметрична) должна выглядеть так:

Мы видим, что красный был помещен один раз вместе с багровым и один раз — с малиновым, ни разу не входил в один класс ни с рябиновым, ни с оранжевым, ни с морковным. Если мы примем, что три приведенных варианта — это классификации трех разных участников, то будет ясно, что один из них решил, что красный составляет класс сам по себе, т. е. что он не похож на все остальные ИЦ.

Условный пример, где приведены три варианта категоризационных решений, демонстрирует, что шесть ИЦ во всех рассмотренных случаях "распадаются" на два главных класса: условно "красные" (собственно красный и тяготеющие к нему багровый и малиновый) и условно "оранжевые" (оранжевый и его "одноклассники" — морковный и рябиновый). Конечно, некоторую информацию мы при этом теряем: так, если у нас было более одного и., то, глядя на приведенную выше строку матрицы сходства для варианта 2, мы не можем сказать, то ли у одного и. был класс, где красный был объединен с малиновым и багровым, то ли это данные двух разных ии. — у одного красный был вместе с малиновым, а у другого — с багровым.

Сжатая информация обычно более наглядна, но при этом некоторые детали неизбежно теряются.

Подчеркну еще раз особенности использованного метода: я не спрашивала моих ии., каковы их мнения о сходстве/различии ИЦ, написанных на карточках. Я предложила им сделать нечто очень простое: положить в одну стопку то, что им представляется сходным, и в разные — то, что им представляется различным. Согласитесь, что это много проще, чем отвечать на вопрос: "Багровый — э то оттенок красного или он ближе к бордовому ?" и т. п.

Обратите внимание на то, что увеличение количества предъявляемых слов, равно как и увеличение числа ии., не помешает нам воспользоваться предложенным методом разложения карточек на классы и представлением результатов в виде матрицы сходства.

Однако, если я захотела бы даже одного и. спросить о сходствах и различиях не шести ИЦ, а сразу 50, то любой из информантов немедленно бы запутался. Тем более что слов, указывающих на цвет, в русском языке заведомо более 100! Сколько же их?

Собственно, мы не можем в точности сказать, сколько в русском языке (равно как и в английском, французском и т. д.) таких слов: ведь в любой момент можно придумать новое слово, обозначающее какой–либо особенный оттенок — вспомните гоголевский фрак цвета "наваринского дыму с пламенем". Но даже если рассмотреть только употребительные ИЦ, то, по нашим наблюдениям, их окажется около 110.

Любопытно задаться двумя следующими вопросами:

• 1) Каковы представления ии. о сходстве и различии слов–цветообозначений, указывающих на разные нюансы цвета, например: как они понимают слова типа палевый, сизый, маренго, лиловый!

• 2) Какую роль в категоризации слов–ИЦ выполняют слова, указывающие на так называемые "основные цвета", — выше мы о них уже говорили. Выполняют ли они роль "кристаллизующих центров" при классификации прочих ИЦ? Иначе говоря, можно ли наблюдать, так сказать, "в действии" традицию, согласно которой определенные цвета в русском культурном обиходе мы называем "основными"?

Чтобы ответить на эти вопросы, я провела серию из нескольких экспериментов. В данной книге я опишу кратко только два из них. Более детальное представление о психолингвистических экспериментах со словами–ИЦ вы сможете составить, обратившись к кн.: (Фрумкина, 1984).