Литература по Психолингвистике / Психолингвистика / Основы теории речевой деятельности. Под ред. А.А. Леонтьева

диционно сложившихся принципов выбора средств из литературного языка и их сочетания в связи с наиболее целесообразным удовлетворением целей общения в данной сфере, но не на основе социально-демографической характеристики самих говорящих. В этом мы видим принципиальное отличие функционально-стили- стических разновидностей речи от иных (например, социальных диалектов). См. также выше — гл. 4.

Одной из проблем теории речевой коммуникации является сложная и не вполне исследованная проблема соотношения устной п письменной форм высказывания с функциональными стилями. Еще Л. Якубинский отделял вопрос о формах речевого высказывания от вопроса о многообразии речевых проявлений, определяющихся целевым моментом речи — поэтическая, научная, бытовая и т. д. [Якубинский, 1923, 116]. В некоторых современных работах по стилистике аргументируется недопустимость смешения функциональных стилей речи с формами высказывания как явлений, обусловленных принципиально разными основами: в первых — целью выбора, во-вторых — условиями общения [И. Р. Гальперин, 1965]. Конструктивные идеи по затронутой проблеме высказал В. Г. Костомаров [В. Г. Костомаров, 1965]. Предупреждая о недопустимости смешения тех и иных речевых явлений, он справедливо говорит о том, что «каждый стиль может функционировать в разных формах речи», что «научный анализ должен быть направлен соответственно на выявление языковой специфики стиля, сохраняющейся независимо от формы» [Костомаров, 1965, 173]. Актуальной представляется нам и проблема преобладающей формы речи у той или иной функциональной разновидности, а также вопрос взаимовлияния функциональных стилей и форм речи, как и постановка этих вопросов в аспекте массовой коммуникации.

Среди стилистических проблем теории речевой коммуникации, помимо указанных, выступают проблемы речевого акта в стилистическом его аспекте и проблемы речевого контекста. В отношении первой из них заметим, что весьма плодотворна концепция румынского психолингвиста Т. Слама-Казаку (восходящая к схеме К. Бюлера [Btihler, 1934]) о единстве трех элементов коммуникации (говорящий — сообщение — слушающий) и необходимости учета этого единства (именно единства!) в стилистическом анализе. По словам Т. Слама-Казаку, в практике исследования «часто наблюдается гипертрофия одного из трех элементов коммуникации», тогда как «при стилистическом анализе художественного текста нельзя опускать не только связь сообщения с его творцом, но и... связь с возможностями восприятия» [SlamaCazacu, 1968, 160]. Как убедительно показывает автор, гипертрофия в анализе одного из названных факторов ведет к искажению действительности, к неверному пониманию стиля.

Таким образом, психолингвистический подход в вопросах акта речи и контекста оказывается весьма полезным для стилистики;

«...психолингвистика,— как говорит Т. Слама-Казаку,— дает причинное объяснение стилистическим явлениям» [1968,167]. Не случайно, что в той или иной степени психолингвистические вопросы затрагиваются в ряде современных работ по стилистике [Riffaterre, 1961; Style, 1960; Ullmann, 1964].

В процессе общения для лучшего раскрытия смысла говорящий использует не только языковые средства всех уровней, но и внеязыковые средства, вплоть до широкого контекста. Таким образом каждый речевой контекст, согласно мнению Слама-Казаку, оказывается динамическим. Обычно говорят о широком и узком контекстах (макро- и микроконтексте), т. е. — соответственно — о внеязыковом (внеречевом), или ситуативном, и о речевом. Слама-Казаку выделяет три вида контекста: языковой (речевой) как самый ограниченный (это, по ее словам, «линейное нанизывание слов»); эксплицитный, состоящий из всех остальных вспомогательных знаков, из ситуативных коррелятов, и, наконец, имплицитный, «содержащий» все то, что воспринимающему известно о говорящем, т. е. контекст, который как будто и «не проявляется вовне посредством определенного знака, но дает свой отпечаток любому знаку... это полный контекст, равноценный всей системе координат говорящего» [Слама-Казаку, 1956, 435]. Н. Н. Амосова уточняет понятие узкого контекста как явления лингвистического, четко отделяя внеречевой контекст от речевого и последний определяя как собственно языковедческий семантический фактор [Амосова, 1958]. Этот контекст подразделяется в свою очередь на лексический и синтаксический.

Понятие контекста в разных его видах совершенно необходимо и плодотворно для различных направлений стилистики. Преж де всего проблема контекста в разных ее аспектах встает при анализе художественной речи. Вопрос о недопустимости анализа языкового факта вне речевого целого в свое время особенно подчеркивал Б. А. Ларин: «В исследовании художественной речи... ни на минуту нельзя упускать из виду эстетический объект, т. е. помимо реального и логического содержания речи — весь ее психический эффект и главным образом именно обертоны смысла» [Ларин, 1923, 69]. Анализируя комбинаторные приращения слова в ткани художественного произведения, Б. А. Ларин выделяет три вида контекста: в пределах одной фразы, далее — сочетания периодов в пределах одной главы и, наконец, законченное целое (Ларин, 1923, 70). В данном случае, как видим, речь идет о собственно речевом контексте. Однако даже такого подхода (имея в виду третий случай) при исследовании художественной речи — да и речи вообще, в иных ее разновидностях — оказывается недостаточно. Очень важным для некоторых стилистических проблем теории речевой деятельности является учет ситуативно-пси- хологического контекста. Развивая дальше мысли Слама-Казаку о контексте, можно сделать применительно к функциональным стилям вывод о том, что их различия во многом зависят от

влияния воспринимающего на характер речи (и учете адресата речи автором сообщения). То, что читатель художественного текста мыслится как соучастник творчества, а например, научного — как «логический интерпретатор», неизбежно отражается на стиле самого сообщения. Ср. также эту проблему применительно к разновидностям массовой коммуникации.

Актуален вопрос о разновидностях контекста, его речевых и неречевых коммуникативных средствах в разговорно-бытовой сфере, а также проблема «восполнения» этих средств в ткани художественного произведения. Весьма интересны в связи с этим мысли Л. П. Якубинского и Е. Д. Поливанова о воздействии некоторых ситуативных факторов контекста, в частности различных паралингвистических явлений (жеста, мимики и т. д.), на функционирование языковых средств. Учеными отмечается, что наличие или отсутствие общности апперцепирующей массы у говорящих влияет на характер речи в отношении отбора слов, построения фраз [Якубинский, 1923, 163], добавим к этому — и степени речевой конкретизации.

Таким образом «психолингвистическая перспектива, — как справедливо отмечает Т. Слама-Казаку,— создает возможность углубить понятие контекста» [Slama-Cazacu, 1968, 151].

Если перейти от рассмотрения широкого контекста и фактора восприятия к лингвистическому контексту, то и здесь для функциональной стилистики предоставляется большое поле деятельности. Узкоконтекстные сочетания слов, вплоть до грамматических словосочетаний и их видов, оказываются неодинаковыми в разных сферах общения. А это в свою очередь связано со спецификой функционально-семантических категорий [см. А. В. Бондарко, 1968], являясь средством создания своеобразного стиля речи. Данная проблема еще совершенно недостаточно разработана как в общетеоретическом плане, так и в плане конкретного языкового анализа. Попытки рассмотрения функционально-семантиче- ских категорий в аспекте стилистики речи см. [Кожина, 1970].

Как уже отчасти отмечалось, психологизация стилистических исследований прежде всего связана с изучением художественной речи. Здесь в особенности выделяются проблемы, связанные с

Куликовский, 1895], многотомное непериодическое издание «Вопросы теории и психологии творчества», а также труды современных авторов [Б. Мейлах, 1962; А. Г. Ковалев, 1960; А. Г. Цейтлин, 1962; Я. А. Пономарев, 1960; В. И. Страхов, 1956, и др.]. Особое место занимают труды Л. С. Выготского («Психология искусства»), а также И. Франко, М. Бахтина. Хотя подобного рода труды имеют косвенное отношение к стилистике, однако многие их общие положения и конкретные наблюдения помогают выяснению специфических черт художественной речи. Большую ценность для

стилистики представляют и работы по психологии речи (пока опять-таки выполненные в основном с ориентацией на художественную речь), которые условно можно подразделить на исследования говорящего и слушающего. Последние смыкаются с проблемами психологии восприятия речи, в частности в процессе обучения языку и литературе.

Хотя, как указано выше, анализ текста — метод в первую очередь лингвистический, однако и последний может быть осуществлен с психолингвистическими целями, в частности в аспекте проблемы универсалий речи. Последняя имеет самое непосредственное отношение к стилистике речи. Так, по-видимому, для развития сравнительной стилистики (на материале разных языков) большое значение имеет вопрос общности принципов выбора языковых средств и организации речи в однотипных (для разных народов) сферах общения, связанный с проблемой общности (или близости) у соответствующих языков семантико-грамма- тических и функционально-семантических категорий [Есперсен, 1958; Мещанинов, 1945; Виноградов, 1950; Бондарко, 1968]. Если, например, по утверждению У. Вейнрейха, модальность в широком смысле присутствует в любом языке и может быть предметом психолингвистических исследований, то она, наряду с другими функционально-семаптическими категориями, может быть и предметом изучения в аспекте функциональной стилистики. Причем эта область исследований должна оказаться весьма плодотворной и перспективной для развития стилистики. Собственно функциональная стилистика, по нашему убеждению, должна непременно опираться на универсальные функционально-семантические категории при решении таких центральных своих проблем, как проблема специфики стилей, проблемы определения функционально-сти- листических законов, принципов интерпретации стилостатистических данных, поисков наиболее эффективных в стилистике методов исследования и др. Именно в связи с этим нам представляется, что чисто формальный стилостатистический анализ (подсчет языковых форм без учета их семантики) является малоэффективным. Именно в смысле недостаточности формального статистического подхода в стилистике, по-видимому, следует понимать признание Г. Миллера о том, что если 10 лет тому назад он считал бы стиль статистической проблемой, то теперь он находит в стиле нечто гораздо большее, чем то, что можно уловить статистикой [Miller, 1965].

К области стилистики относят обычно и проблему степени фонетической редукции речи. Л. В. Щерба, Р. И. Аванесов, М. В. Панов выделяют на этом основании «стили произношения» (по крайней мере — три стиля). Эта весьма интересная проблема занимает, однако, особое место в стилистике. Следует обратить внимание на то, что «стили произношения» не соотносятся с известными функциональными стилями, в связи с чем слово «стиль» в фонетическом аспекте оказывается по существу

омонимом соответствующему термину функциональной стилистики. Очень возможно, что между теми и другими стилями есть некоторые точки соприкосновения, например, полный стиль (без редукции или почти без нее), очевидно, свойствен устной научной речи, как и публицистической (ораторской),— правда, в последней со своеобразными «акцентами». Однако этого рода исследования только начинаются (см., например, [Баранник, 1970]).

Интересной и перспективной проблемой оказывается и проблема способов передачи особенностей интонации в письменной их форме (различных графических выделений).

В качестве одной из последних (не по значимости) назовем проблему индивидуальных (и групповых) особенностей речи. Известно, что вопрос об индивидуальном стиле является одним из центральных в стилистике художественной речи. Напомним высказывание В. В. Виноградова: «Изучение индивидуальных стилей — основная проблема стилистики» [1923, 196].

Хотя функциональные стили — явления не субъективные, а объективные, общественно значимые, проблема индивидуального стиля этим не снимается (в частности, проблема степени и характера индивидуальных различий в сравнительном плане: между стилями). Ср. в связи с этим отсутствие индивидуального «лица» в деловой речи и во многих видах массовой коммуникации. Кроме того, интересна проблема влияния стиля великого ученого (а не только писателя) на стиль его последователей,

т.е. проблема речевого стиля научных школ и направлений.

Всвязи с проблемой индивидуальности речевого стиля стоит

ипроблема экспрессивности и эмоциональности речи. Хотя экспрессивные и эмоциональные средства языка, как это убедительно показал В. В. Виноградов [1955], не образуют стилистических систем и хотя выражение соответствующих явлений в речи неадекватно функционально-стилистическому, вопрос о речевых средствах и способах реализации экспрессивного и эмоционального в разновидностях речи и о степени соответствующих качеств речи в разных функциональных стилях признается актуальным. Если эти качества речи очевидны в сфере художественной, публицистической, бытовой коммуникации, то они представляются обычно несвойственными для сферы научной. Однако это не совсем верно. Поскольку научное творчество связано с исканием истины, с оценкой исследуемых фактов, оно не может

ческих, ситуативных и собственно «мыслительных», то указанные черты научного творчества и научной формы мышления не могут не найти отражения в стиле речи.

Таковы в самых общих чертах основные проблемы и аспекты функциональной стилистики и некоторые из ее психолингвистических вопросов, в целом объединяющиеся теорией речевой коммуникации.

Г л а в а 19

ТЕОРИЯ РЕЧЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ИССЛЕДОВАНИЕ МАССОВОЙКОММУНИКАЦИИ

ОБЩЕЕ ПОНИМАНИЕ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

Характерной чертой современного общества является высокоразвитое социальное взаимодействие, протекающее в разных социальных структурах. Одной из форм этого взаимодействия является так называемая «массовая коммуникация» (далее МК). Ее роль является ныне особенно значительной, потому что МК прямо обусловливает нормальное функционирование общества. Эта роль формировалась постепенно в ходе исторического развития человечества — элементы МК появляются уже на древнейших этапах общественного развития (например, у народных рассказчиков, древних ораторов и т. д.). Собственно развитие МК осуществляется после расширения книгопечатания и появления периодической печати, а позднее радиопередач, телевидения и т. д. Однако научное исследование МК возникло только недавно: на Западе в 40—50-е годы, в социалистических странах только в наше время. Результаты этого исследования закладывают основу научной дисциплины — теории массовой коммуникации (далее ТМК).

Изучением МК занимается теперь ряд научно-исследователь- ских институтов, особенно в США (например, Institut for Communication Research, Stanford University; Mass Communication Research Center, Univ. of Wisconsin; Institut of Communication Research, Univ. Illinois), во Франции (особенно Centre d'Etudes des Communications de Masse, издающий в Париже журнал «Communications»), в Великобритании, ФРГ, Японии (где издается журнал «Гэнго сэйкацу») и т. д. Результаты исследований публику-

[De Fleur, 1966; Emery, Ault, Agee, 1960; Human Communication, 1967; Klapper, 1960; Mass Communications, 1960; The Science of Human Communication, 1963]; обзор американских исследований опубликован в [Schrammi, 1964; Tannenbaum, Greenberg, 1968].

sociation for Mass Communication и др. В социалистических странах исследования МК развиваются более всего в Польше, Югославии и Чехословакии. Уже несколько лет в Польше функционирует Osrodek badania opinii publicznej (Центр исследования публичного мнения, Варшава) и Osrodek badan prasoznawczych (Центр журналистского исследования, Краков). В центре журналистского исследования организован специальный сектор (В. Писарек), занимающийся исследованием лингвистических и психолингвистических проблем периодической печати. В Польше существуют специальные журналы по теории журналистики и МК («Zeszyty prasoznawcze», «International Review of Journalism»)^ Югославии проводится широкое исследование МК силами журналистов и социологов [Bacevic, 1965]. В Чехословакии существует самостоятельный Институт исследования массовых средств коммуникации (Братислава).

В Советском Союзе, где интерес к проблемам массовой коммуникации имеет давние традиции2, сейчас уделяется большое внимание исследованию МК как со стороны теоретиков журналистики [Журналист, 1969], так и с точки зрения социологов и социальных психологов [Пирамидин, 1967; Советский читатель, 1968, и др.].

Термин «теория массовой коммуникации» в смысле научной дисциплины, дающей общее описание и изложение процессов МК, является в сущности конвенциональным рабочим обозначением набора эмпирических знаний и экспериментальных данных и гипотез, в большинстве случаев не проверенных и не образующих систему. На это указывает ряд авторов-специалистов в области МК (например, Танненбаум и Гринберг). Причиной этой несистематичности является факт, что МК — это явление очень комплексного характера с разными, качественно отличающимися свойствами.

Области ТМК можно упрощенно характеризовать классической схемой Г. Лассвелла [Lasswell, 1960], одного из «основоположников» ТМК: 1) кто сообщает, 2) что, 3) кому, 4) посредством какого канала, 5) с каким эффектом. Уже из этой простой схемы видно, что в работах по МК объединяется несколько разных аспектов, среди которых выделяются психологический, социологический, лингвистический и психолингвистический. Эти и все дальнейшие аспекты тесно взаимосвязаны, что и создает характер ТМК как дисциплины скорее полидисциплинарной, чем интердисциплинарной3.

Понятие «массовая коммуникация» определяется разными авторами весьма различно. Г. Малетцке, автор обширной публика-

2 Например, в области психологии читателя — см. [Рубакин, 1929, и др.].

3 По И. Тетеловской [Tetelowska, 1965], ТМК связана со следующими науками: психологией, социологией, теорией литературы, лингвистикой, юридическими науками и экономикой.

ции о психологических проблемах ТМК [Maletzke, 1963, 32],предлагает следующее определение: «Массовой коммуникацией считаем такую форму коммуникации, при которой сообщения адресуются некоторой аудитории при помощи технических средств (media) непрямо (т. е. при пространственной, временной или пространственно-временной дистанции между участниками коммуникации) и в одном направлении (т. е. без обмена ролей между коммуникатором и реципиентом), иными словами некоторой разобщенной аудитории». С другой стороны, Ч. Райт, изучающий социологические аспекты МК, определяет ее как «симультанное и публичное сообщение многочисленным гетерогенным и анонимным слушателям при использовании соответствующих средств» [Wright, 1965, 349]. Чехословацкий социальный психолог Я. Яноушек считает [Janousek, 1968, 135] основной отличительной чертой МК характер социальной структуры: «Индивиды осуществляют движение информации между социальными структурами; при этом инициатор сообщения — индивид или социальный институт, играет роль говорящего по отношению к множеству адресатов, временно и/или пространственно отдаленному». Значит, МК отличается тем, что здесь нет обмена ролями при сообщении: роли коммуникатора и адресата постоянно определены, т. е. передача сообщений осуществляется только в одном направлении, обратная связь не существует, или она сильно редуцирована. С этой точки зрения, как говорит Яноушек и некоторые другие, сушествуют элементы МК уже в малой группе — в случаях постоянного разделения коммуникативных ролей.

К другому пониманию ТМК старается подойти А. Н. Алексеев. Отличие массовой коммуникации от других ступеней и форм коммуникации состоит в том, что здесь в качестве основных субъектов выступает вполне определенный тип социальных единиц, а именно: социальный слой, класс, совокупность классов (массы). Иначе говоря, массовая коммуникация есть общение, протекающее «на уровне» социальной (в классовом обществе классовой) структуры общества [Алексеев, 1969]. Автор различает далее два основных типа МК: капиталистический тип МК (где коммуникатором является буржуазный класс) и социалистический тип МК (где коммуникатором является народ).

Как эти определения характеризуют специфические черты МК, отличающие ее от других форм коммуникации? Иногда считается, что основной чертой МК является только использование современных технических средств передачи информации. Однако это свойство не является единственной особенностью МК и в некоторых типах МК даже не является необходимым элементом. Чтобы подробнее рассмотреть отличие МК от других форм коммуникации, охарактеризуем отдельные компоненты коммуникативного процесса в МК. В общем, в каждом процессе коммуникации содержатся три основных компонента: 1) коммуникатор (сообщающий), 2) реципиент (принимающий), 3) сообщение; в МК

еще добавляется в качестве 4-го компонента средство коммуникации (массовое средство коммуникации) 4.

1. К о м м у н и к а т о р в МК. В то время как в интерперсональной и групповой коммуникации коммуникатором является всегда определенный индивид, в МК коммуникатор обыкновенно «коллективен», т. е. в создании сообщения принимает участие определенное количество индивидов на основе специализированного разделения труда. Отдельные члены группы коммуникаторов при формировании сообщения также выполняют специализированные функции. Коммуникатором в МК может быть всякое лицо, которое принимает участие в создании, подборе или контроле сообщения. Этот характер коммуникатора в МК имеет важные последствия как для самого коммуникатора (внедрение в группу или в организацию знаменует одновременно определенную зависимость), так и для сообщения (они имеют в МК «безличный» характер— см. ниже).

2. А д р е с а т в МК. В отличие от интерперсональной и групповой коммуникации, где адресатом является отдельное лицо или малая группа лиц, в МК адресатом является множество лиц (читатели газет, телевизионная аудитория и т. д.). Характер аудитории МК определяется при помощи разных критериев. Райт характеризует аудиторию в МК как очень большую (т. е. настолько многочисленную, что коммуникатор не может быть в прямом контакте с каждым членом аудитории), разнообразную (т. е. разного возраста, пола, воспитания, социального положения и т. д.) и анонимную (т. е. отдельные члены аудитории коммуникатору неизвестны). Малетцке подчеркивает рассредоточенность аудитории МК, образуемую отдельными индивидами и малыми группами (например, слушатели телевидения) или большими группами (например, зрители кино). Члены рассредоточенной аудитории не знают друг друга, у них нет взаимоотношений, они

социальных психологов и социологов. Яноушек указывает на необходимость анализа аудитории с точки зрения ее структуры, так как аудитория МК может быть организована разным способом (в отношении к коммуникатору, например, у абонентов, или вне зависимости от него). Для объяснения характера адресата в МК полезно различить два понятия, которые иногда отождествляются, а именно «общность» и «аудиторию». По Ламсеру [Lamser, 1969], «аудитория»— это замкнутая общественная форма, пространственно ограниченная (например, слушатели в ауди-

4 Систему отношений между этими основными компонентами Малетцке называет «коммуникативным полем» (Kommunikationsfeld). С точки зрения создания адекватной ТМК предстоит задача изучить эти названные компоненты в их взаимосвязях.

тории) в такой коммуникативной ситуации, где существует прямой контакт между коммуникатором и реципиентами. Наоборот, «общность» — это открытая общественная форма, пространственно не ограниченная, в которой не существует прямой контакт между коммуникатором и реципиентами (напр., слушатели радио). Оба типа реципиентов часто встречаются в МК, т. е. ни в разобщенности реципиентов, ни в опосредствованности коммуникативного общения нельзя видеть специфическую черту МК.

Реципиентов в МК также нельзя понимать как абсолютно изолированных индивидов. Каждое средство создает для реципиентов различную коммуникативную ситуацию (адресат может принимать МК как индивид, как член малой группы или как член аудитории или общности; соотношения отдельных коммуникативных ситуаций у отдельных средств отличаются), поэтому можно предположить, что каждая из этих ситуаций своеобразно модифицирует процесс МК у реципиента.

3. С о о б щ е н и е в МК. Сообщения в МК можно характеризовать как общественные, симультанные и временно ограниченные. Между тем как в интерперсональной и групповой коммуникации передаются частные или почти частные сообщения, в МК дело касается сообщений, направленных аудитории. Сообщения симультанны, т. е. они переносятся одновременно или в течение краткого периода многочисленным адресатам, и ограничены во времени, т. е. они воспринимаются только в короткий промежуток времени и быстро замещаются другими сообщениями.

Исследования сообщений и отношения сообщений к реципиентам привлекли к себе пока наибольший интерес в ТМК. Это обусловлено двумя причинами. Во-первых, сообщение более доступно для объективного анализа, чем другие компоненты процесса МК; во-вторых, исследование сообщений является ключом к изучению других компонентов. Сообщение в МК интенсивно исследуется прежде всего в рамках изучения коммуникативных

все изменения и реакции в поведении реципиента, которые возникают в течение коммуникации или в результате восприятия сообщения. Исследование эффектов включает ТМК в две важные области социологического исследования, а именно в теорию пропаганды и в теорию общественного мнения. Как известно, современная пропаганда формирует общественное мнение именно

5 Под термином «общественное мнение» подразумеваются взгляды сравнительно большого общественного целого, (потенциально) связанные с направленностью на практическое решение какой-нибудь общественной проблемы,— см. [Уледов, 1963]. Об отношении ТМК и теории пропаганды см. [Вопросы теории, 1968].