Введение

Это книга о том, что происходит с людьми, когда на них обрушиваются перемены. Она о том, как мы адаптируемся — или не адаптируемся — к будущему.

О будущем много написано. В большинстве своем кни­ги, описывающие грядущий мир, имеют жесткую металли­ческую интонацию. Эти страницы посвящены «мягкой», или человеческой, стороне завтрашнего дня. Кроме того, они рассказывают о том, как мы идем к завтрашнему дню. Про­гноз имеет дело с общими, каждодневными вопросами — какие продукты мы покупаем и от каких отказываемся, ка­кие места мы оставляем, в какие объединения вступаем, какие люди проходят через наши жизни, не задерживаясь рядом с нами. Исследуется будущее дружбы и семейной жизни. Рассматриваются странные новые субкультуры и стили жизни, а также множество других тем — от политики и спортивных площадок до прыжков с парашютом и секса.

Объединяет все это, как в книге, так и в жизни, грохо­чущий поток перемен, поток настолько мощный в настоя­щее время, что он опрокидывает институты, производит сдвиг ценностей и высушивает наши корни. Изменение — это процесс, с помощью которого будущее проникает в наши жизни, и важно посмотреть на него внимательно, не просто в великой исторической перспективе, но также с позиции живущих, дышащих индивидов, которые его ощущают.

Ускорение перемен в наше время само по себе стихий­ная сила. Эта сила имеет личные и психологические, а так-

15

же социологические последствия. В последующих главах эти воздействия ускорения впервые систематически исследуют­ся. Книга убедительно, надеюсь, доказывает, что, если че­ловек быстро не научится контролировать скорость перемен в своих личных делах, а также в обществе в целом, мы обре­чены на массовый адаптационный срыв.

В 1965 г. в статье, опубликованной в «Horizon», я впер­вые употребил термин «шок будущего» для описания разру­шительного стресса и дезориентации, которые вызывают у индивидов слишком большие перемены, происходящие за слишком короткое время. Захваченный этой идеей, я про­вел следующие пять лет, посещая университеты, исследо­вательские центры, лаборатории и правительственные агентства, читая бесчисленные статьи и научные доклады и беседуя буквально с сотнями экспертов, занимающихся раз­ными аспектами изменений, практического поведения и будущего. Нобелевские лауреаты, хиппи, психиатры, вра­чи, бизнесмены, профессиональные футурологи, филосо­фы и специалисты в области образования высказывали свою обеспокоенность переменами, свою тревогу по поводу адап­тации, свои страхи относительно будущего. Из этого опыта я сделал два беспокоящих меня вывода.

Во-первых, стало ясно, что шок будущего — не отда­ленная потенциальная опасность, а реальная болезнь, от которой уже страдает все возрастающее число людей. Это психобиологическое состояние можно описать в медицин­ских и психиатрических терминах. Это — болезнь перемен.

Во-вторых, я постепенно приходил в смятение от того, как мало на самом деле знают об адаптивности как те, кто призывает к преображениям и создает широкомасштабные перемены в нашем обществе, так и те, кто якобы готовит нас справляться с этими переменами. Серьезные интеллек­туалы смело говорят об «образовании, нацеленном на пе­ремены», или о «подготовке людей к будущему». Но мы на самом деле ничего не знаем о том, как это делать. Находясь в наиболее быстро изменяющемся окружении, в каком че­ловек когда-либо пребывал, мы остаемся в жалком неведе­нии, как человек справляется с проблемами.

16

Наши психологи и политики также озадачены тем внеш­не иррациональным сопротивлением переменам, какое вы­казывают некоторые индивиды и группы. Глава корпорации, который хочет реорганизовать отдел, преподаватель, жела­ющий внедрить новый метод, мэр, который стремится к мирной расовой интеграции в своем городе, — все в тот или иной момент сталкиваются с этим глухим противостояни­ем. Тем не менее мы мало знаем о его источниках. К тому же почему некоторые люди жаждут, даже рвутся к переме­нам, делая все, что в их власти, чтобы их создать, а другие бегут от них? Я не только не нашел готовых ответов на эти вопросы, но обнаружил, что у нас нет даже адекватной тео­рии адаптации, без которой чрезвычайно маловероятно, что мы когда-либо найдем ответы.

Цель этой книги, таким образом, помочь нам прийти к согласию с будущим — помочь нам справиться более эф­фективно как с личными, так и с социальными перемена­ми, углубляя наше понимание того, как люди на них реагируют. С этой целью в ней выдвигается новая общая теория адаптации.

Она также привлекает внимание к важному, хотя часто незамечаемому различию. Почти неизменно исследования в области воздействий перемен концентрируются на том, куда перемены нас ведут, а не на скорости этого путеше­ствия. В этой книге я пытаюсь показать, что скорость пере­мен имеет значение совершенно отличное и иногда более важное, чем направления перемен. Никакая попытка понять адаптивность не может быть успешной, если не осознать этот факт. Любая попытка определить «содержание» пере­мен должна включать последствия, вызываемые самим тем­пом, как часть этого содержания.

Уильям Огберн со своей знаменитой теорией культур­ного отставания показал, как социальный стресс возникает из неравной скорости перемен, происходящих в разных сек­торах общества. Концепция шока будущего — и теория адап­тации, которая из нее выводится — ясно предполагает, что должно существовать равновесие не только между скорос­тью перемен в разных секторах, а между скоростью измене-

17

ния окружения и ограниченной скоростью человеческой реакции. Ибо причина шока будущего — увеличивающийся разрыв между ними.

Однако задача книги заключается не только в изложе­нии теории. Она также ставит целью продемонстрировать метод. Раньше люди изучали прошлое, чтобы пролить свет на настоящее. Я повернул зеркало времени, уверенный, что четкий образ будущего поможет нам лучше понять настоя­щее. Сегодня нам все труднее осознавать наши личные и общественные проблемы без применения будущего в каче­стве интеллектуального орудия. В последующих главах я намеренно использую это орудие, чтобы показать, на что оно способно.

Наконец, не менее важно то, что автор стремится неза­метно, но существенно изменить сознание читателя. Поче­му это необходимо, станет понятно из дальнейшего изложения. Для того чтобы успешно справиться с быстры­ми переменами, от большинства из нас потребуется преоб­разовать свое отношение к будущему, осознать роль, которую оно играет в настоящем. Цель этой книги — изменить по­нимание будущего. Если читатель, закончив чтение этой книги, станет думать, размышлять или попытается пред­восхитить будущие события, значит, автор справился со своей задачей.

Здесь уместно сделать несколько оговорок. Сегодня фак­ты быстротечны. Каждый опытный репортер знает, что та­кое работать над быстро исчезающей ситуацией, которая меняет вид и смысл, прежде чем слова записаны на бумагу. Сегодня весь мир — это быстро исчезающая ситуация. По­этому неизбежно, что в книге, которая создавалась в тече­ние нескольких лет, ряд фактов устареет ко времени публикации. Профессора, преподававшие в университете А, за это время начали читать лекции в университете В. Поли­тики, придерживавшиеся взглядов X, успели перейти на позицию Y.

Хотя были предприняты добросовестные усилия во время написания обновить «Шок будущего», некоторые из приведен­ных фактов уже, несомненно, устарели. (Это, разумеется,

18

можно сказать о многих книгах, хотя авторы избегают этой темы.) Обветшание данных имеет здесь особое значение: оно служит подтверждением содержащегося в этой книге положения о быстроте перемен. Писателям все труднее и труднее успевать за действительностью. Мы еще не научи­лись задумывать, исследовать, писать и публиковать в «ре­альном времени». Читатели, таким образом, должны больше обращать внимания на главную тему, а не на детали.

Другая оговорка касается глагола «будет». Ни один серь­езный футуролог не занимается «предсказаниями». Их ос­тавляют телевизионным оракулам и газетным астрологам. Ни один человек, хотя бы немного знакомый со сложнос­тями прогнозирования, не претендует на абсолютное зна­ние завтрашнего дня. Как говорится в одной восхитительно ироничной поговорке, приписываемой китайцам: «Проро­чествовать чрезвычайно трудно — особенно в отношении будущего».

Это означает, что всякое утверждение о будущем должно основательно сопровождаться цепочкой оговорок — разных «если», «однако», «с другой стороны» и пр. В книге подобного рода углубляться в каждое подходящее определение — это значит завалить читателя лавиной всяческих «может быть». Я взял на себя вольность говорить твердо, без колебаний, рас­считывая, что интеллигентный читатель поймет стилистичес­кую проблему. Рядом со словом «будет» всегда подразумеваются слова «возможно» или «по моему мнению». Подобным обра­зом все сроки, относящиеся к будущим событиям, нужно при­нимать с оговоркой. Неспособность говорить точно и уверенно о будущем не может служить оправданием молчанию. «Точ­ные данные», разумеется, всегда должны учитываться. Но если их нет, ответственный писатель — даже ученый — имеет и право, и обязанность полагаться на иные виды доказательств, включая впечатления, истории и мнения хорошо информиро­ванных людей. Я это делал постоянно и не раскаиваюсь в этом.

Исследуя будущее, важно иметь воображение и озаре­ние, чем быть на сто процентов «правым». Теориям не обя­зательно надо быть «верными», чтобы быть чрезвычайно

19

полезными. Даже ошибка может сослужить свою службу. Карты мира, начерченные средневековыми картографами, были так безнадежно неточны, в них было столько факти­ческих ошибок, что они вызывают снисходительные улыб­ки теперь, когда почти вся поверхность Земли нанесена на карту. Тем не менее без них великие исследователи никогда бы не открыли Новый Свет. И теперешние улучшенные, уточненные карты не могли бы быть созданы, пока люди, работающие с ограниченными доступными данными, не изобразили на бумаге свои смелые представления о мирах, которые они никогда не видели.

Мы, исследователи будущего, работаем в духе старинных картографов: концепция шока будущего и теория пределов адаптивности представлены здесь не как окончательное сло­во, а как первое приближение новых реальностей, наполнен­ных опасностью и обещанием, созданных мощью ускорения.