Психология неформальных малых групп

В 1991 г. один очевидец заснял на видеокамеру, как четыре со­трудника полиции Лос-Анджелеса нанесли свыше 50 ударов невооружён­ному Родни Кингу, в девяти местах пробили ему череп своими дубинка­ми, повредили мозг и выбили зубы, в то время как 23 других полицейских безучастно наблюдали за происходящим...

Воспроизведение этой записи ввергло страну в продолжительную дискуссию о полицейской жестокости и групповом насилии. Людей инте­ресовало: «Где же была пресловутая гуманность полицейских? Что случи­лось с нормами профессионального поведения? Что за злая сила вызвала такие деяния?»¹

В том же году около 17 часов на одном из ОПОП г. Хабаровска ин­спектор РОВД, лейтенант милиции X., в присутствие своих коллег нанёс несколько ударов ногой и дубинкой несовершеннолетнему А., который был доставлен в краевую клиническую больницу. Диагноз: «Закрытая ту­пая травма грудной клетки слева с ушибами левого лёгкого и кровоизлия­нием в прикорневую зону, надрывами висцеральной плевры с корней лег­кого и массивным кровотечением в левую плевральную полость»².

В отличие от американских коллег (другой менталитет) «наши» пошли по другому пути, не «выметая сор из избы» завели на своего «собрата» по группе (райотделу) уголовное дело, назначили судебно-психиатрическую экспертизу... В итоге лейтенант милиции X. был признан судом невменяемым... и жизнь продолжилась. А ведь он числился примерным сотрудником, закон­чившим в 1988 г. высшую школу милиции, владел приёмами боевого искус­ства.

Действительно, в чём тут секрет? А секрет в том, что представители правоохранения в описанных ситуациях (при молчаливом участии своих коллег) выступали в роли «агентов» своих групп. Более того, они были в профессио­нальной униформе (символика группы) и считали, что свидетелей (оценщиков их поведения) нет.

Социальная психология уже давно экспериментально обосновала: группа может возбуждать людей (социальная фасилитация), а с другой стороны, в группе ответственность каждого за своё поведение может размываться (деиндивидуализация). Когда возбуждение и «размывание» ответственности комбини­руются, нормативное сдерживание нередко ослабевает. Иными словами, группа может вызвать чувство возбуждения или принадлежности к чему-то большему чем «Я»¹.

«Такое социальное явление, как малые группы, - пишет М.Г. Ярошевский, - вовсе не являются порождением XX века. Они древни, как человечество. Но именно наша эпоха превратила их в проблему»².

Если представить себе, что численность населения нашей планеты превышает 6 миллиардов человек и каждый из нас принадлежит не к од­ной, а к нескольким малым группам, то станет понятным, почему научный мир заинтересовался этим феноменом.

В.М. Бехтерев и М.В. Ланге в России, В. Мёде в Германии, Ф. Олпорт в США в начале 20-х годов на основе большого экспериментального мате­риала приходят к единому выводу: ситуация непосредственного контакта существенно влияет на протекание психических процессов, результатив­ность деятельности человека и сопровождается возникновением «надын­дивидуальных», или собственно групповых, психологических феноменов, свойственных некоторой совокупности лиц как целому.

Увлечение психологов этой проблематикой мотивировалось актуали­зированными общественными потребностями поиска резервов интенсифи­кации различных видов совместной трудовой деятельности в сфере бурно развивающегося промышленного производства. Резко заострилась, требуя безотлагательного решения, и проблема противоправного поведения граж­дан. В Советской России Гражданская война и вызванная ею экономиче­ская разруха диктовали необходимость срочных мер по преодолению дет­ской беспризорности, организации специальных воспитательных учрежде­ний, определения форм и методов их работы.

На втором десятке лет возражения новой России правоохранитель­ные органы опять вынуждены решать вопросы, тесно связанные с бурным ростом преступности, прежде всего групповой подростковой. Об актуаль­ности вновь заострившейся проблемы свидетельствуют появления в новом уголовном законе ст. 32-36.