Симона де Бовуар, Второй пол.pdf введение

Это и есть основная характерная черта девушки, благодаря которой мы можем понять многие ее поступки. Она отвергает судьбу, предназначенную ей природой и обществом, но в этом отказе нет ничего конструктивного. Ее слишком сильно раздирают противоречия, и она не может вступить в борьбу с миром. Поэтому она ограничивается бегством от реальности или чисто символическим протестом. За каждым ее желанием скрывается страх: она с нетерпением ждет будущего, но боится расстаться с прошлым; ей хотелось бы «иметь» мужчину, но мысль о том, что она станет его добычей, внушает ей отвращение. В свою очередь, каждый страх скрывает какое-нибудь желание: насилие внушает ей ужас, но она стремится к пассивности. Поэтому она обречена на лицемерие и на все уловки, которые из него вытекают; она предрасположена к различным мучительным наваждениям, отражающим одновременное воздействие на ее душу желания и страха.

Одна из самых распространенных среди девушек форм протеста — насмешка. Лицеистки, мидинетки «надрываются» от хохота, рассказывая друг другу сентиментальные или непристойные истории, разговаривая о флирте, видя мужчин или целующихся влюбленных. Я знала школьниц, которые специально ходили по аллее Люксембургского сада, где сидели влюбленные, чтобы посмеяться, другие ходили в турецкие бани, чтобы поиздеваться над толстыми женщинами с отвислыми животами и грудью. Насмешки над женским телом, над мужчинами, над любовью — это способ отвергнуть сексуальность, это вызов взрослым, но, кроме всего прочего, это попытка преодолеть собственное смущение. Со словами и образами играют для того, чтобы рассеять их опасное очарование. Я видела, например, как ученицы четвертого класса «прыснули», обнаружив в латинском тексте слово femui·!. Тем более, позволив обнимать и ласкать себя, девушка может взять реванш, расхохотавшись в лицо партнеру или насмехаясь над ним с подругами, Помню, как однажды ночью в купе железнодорожного вагона две девушки по очереди обнимались с ком

Бедро, задняя нога (лат.

мивояжером, очень довольным такой удачей. В перерывах девушки истерически -смеялись, компромисс между сексуальностью и стыдом вернул их к поведению переходного возраста. Девушки прибегают не только к безудержному смеху, но порой и ругаются. От некоторых из них можно услышать такие выражения, от которых покраснели бы их братья. Но девушек это совершенно не пугает, наверное, потому, что из-за почти полного их невежества сказанное не вызывает у них никаких четких представлений. Прибегая к сквернословию, девушки хотят если не помешать формированию образов, то обезопасить их. Неприличные истории, которые рассказывают лицеистки, предназначены совсем не для того, чтобы удовлетворить сексуальные инстинкты, а для того, чтобы отвергнуть сексуальность. Они хотят видеть в ней только смешные стороны, как в механической, почти хирургической операции. Но так же как и насмешки, словесные непристойности — это не только протест, но и вызов взрослым, что-то вроде кощунства, намеренное выставление напоказ своей испорченности. Девушки отвергают требования природы и общества, и их вызов и противостояние им выражаются в разнообразных странностях поведения, Известно, например, что иногда они едят самые необычные вещи: карандашные грифели, облатки, щепки, живых креветок, десятками глотают таблетки аспирина, иногда даже едят мух, пауков. У меня была одна знакомая девушка, надо сказать очень разумная, которая делала и пила какие-то ужасные смеси из кофе и белого вина, кроме того, она иногда ела сахар, смоченный в уксусе. Другая девушка, обнаружив в салате червяка, не задумываясь съела его. Все дети с увлечением изучают мир с помощью глаз, рук, а более глубоко с помощью рта и желудка. Что касается девочек переходного возраста, то им особенно нравится изучать его, поглощая несъедобные, внушающие отвращение вещи. Их часто привлекает именно «отвратительное». У одной красивой, в меру кокетливой и аккуратной девушки была какая-то действительно непреодолимая тяга ко всему, что казалось ей «грязным»: она брала в руки насекомых, разглядывала грязное гигиеническое белье, слизывала кровь из царапины. Играя с грязными вещами, девочка преодолевает отвращение к ним, а отвращение — это то чувство, которое часто посещает ее в период полового созревания. Ей неприятно собственное тело, так как оно слишком чувственно, ей внушают отвращение менструальная кровь, сексуальные отношения взрослых, мужчины, которым она предназначена, и она возится с вещами, вызывающими у нее брезгливость, именно для того, чтобы преодолеть это ощущение. «Поскольку каждый месяц из меня обязательно будет течь кровь, я докажу, слизывая кровь из царапины, что она меня нисколько не пугает. Поскольку мне придется пройти через возмутительное испытание, почему бы не съесть червяка?» Это настроение еще более ярко проявляется в тех, часто встречающихся в этом возрасте случаях, когда девушка наносит себе физический ущерб.

Девушки ранят себе ноги бритвами, обжигают себя сигаретами, делают на своем теле порезы, царапины. Одна из моих подруг молодости однажды для того, чтобы не идти на скучный прием, так поранила себе ногу топором, что пролежала в постели полтора месяца.

Такое садомазохистское поведение возникает как результат мысленного предвосхищения сексуального опыта и протеста против него. Подвергая себя испытаниям, девушка преследует цель закалиться против

191

любой напасти, обезопасить их все, включая первую брачную ночь. Когда она сажает себе на грудь слизняка, десятками пьет таблетки аспирина, наносит себе рану, она тем самым бросает вызов своему будущему любовнику: ты никогда не сможешь причинить мне ничего более ужасного, чем то, что я причиняю себе сама. Так, мрачно и высокомерно, девушка готовится к сексуальным отношениям. Предчувствуя, что ей суждено стать пассивной добычей, она в борьбе за свою свободу готова превозмогать боль и отвращение. Нанося себе рану ножом или обжигая себя, она протестует против проникновения в себя пениса, который лишит ее девственности, и протест этот заключается в том, чтобы избавиться от страха перед болью, связанной с этим действием. В ее поведении имеются черты мазохизма — ведь она получает удовлетворение, испытывая боль, но его главное содержание — это садизм: осознавая себя самостоятельным субъектом, она оскорбляет, глумится и терзает свою зависимую плоть, ненавистную, но неотделимую от нее плоть, обреченную на подчинение. Дело в том, что ни при каких обстоятельствах девушка не стремится действительно отказаться от своей судьбы. В садомазохистских пристрастиях таится глубокое лицемерие: если такие пристрастия охватывают девушку, это значит, что она, несмотря на все свои протесты, принимает будущее женщины. Она бы не истязала с такой ненавистью свою плоть, если бы не осознавала себя плотью. Несмотря на то что она поддается приступам жестокости, в глубине души она готова смириться. Когда юноша восстает против своего отца или против мира, в его необузданности есть что-то конструктивное: он ссорится с товарищами, дерется и с помощью кулаков утверждает себя как независимого субъекта, он навязывает миру свою волю, побеждает его. Но девушке запрещено утверждать

себя или навязывать свою волю, и именно это ее так сильно возмущает. У нее нет надежды ни изменить мир, ни возвыситься над ним. Она знает или по крайней мере полагает, что лишена самостоятельности. Не исключено, что такое состояние ей нравится. Она может лишь разрушать, за ее яростью скрывается отчаяние: после тоскливого вечера она может начать бить посуду, стекла, вазы, и вовсе не для того, чтобы победить свою судьбу, это всего-навсего символический протест. Восставая против своего нынешнего бессилия, девушка восстает и против будущего порабощения, но ее бесполезные взрывы не только не освобождают ее от пут, а часто лишь сильнее их затягивают. В

женской жестокости, направленной против себя самой или против окружающего мира, нет ничего положительного, это показные поступки, не приводящие ни к какому результату. Мальчик, который залезает на скалы или дерется с товарищами, смотрит на физическую боль, на раны и шишки как на незначительные последствия своей конструктивной деятельности, он не стремится к ним и не избегает их (кроме тех случаев, когда страдает комплексом неполноценности и попадает в ту же ситуацию, в которой находятся женщины). Девушка любуется своими страданиями, ищет в душе склонность к ярости и бунту, но мало интересуется их результатами. Ее извращенность объясняется тем, что она прочно связана с миром детства и не имеет ни возможности, ни истинного желания вырваться из него. Она бьется в клетке, но вовсе не стремится освободиться, ее поведение неконструктивно, рефлективно, символично. ' В некоторых случаях ее извращенность приводит к опасным последствиям. Многие девушки страдают клептоманией, которая представляет собой весьма двусмысленную форму «сексуальной сублимации». Конечно, у клептоманки преобладают желание нарушить законы и запреты и острое ощущение опасности при совершении недозволенного действия, но в этих чувствах можно различить две стороны. Незаконно присваивая предметы, девушка гордо утверждает свою самостоятельность, заявляет о себе как о субъекте по отношению к украденным предметам и к обществу, осуждающему кражу, и тем самым отвергает установленный порядок и бросает вызов его охранителям. Но в этом вызове есть также что-то мазохистское: клептоманку привлекает риск, которому она подвергается, — ведь если ее поймают, она окажется на дне пропасти. Именно из-за опасности быть пойманной девушка испытывает такую жгучую тягу к воровству. Если ее воровство обнаружится, все будут смотреть на нее с осуждением, указывать пальцем, и, переживая этот позор, она до конца и безвозвратно осознает, что она — вещь. Брать, но ничего на давать взамен из страха стать чьей-то добычей — вот в чем заключается опасная сексуальная игра девочкиподростка.

Именно этим объясняются все дурные поступки или правонарушения девушек. Некоторые из них забавляются тем, что рассылают анонимные письма, другие мистифицируют окружающих. Одна четырнадцатилетняя девочка, например, убедила всю деревню, что в одном из домов водятся привидения. Девушки наслаждаются и своей тайной властью, и непослушанием, вызовом обществу, и опасностью разоблачения. Последнее чувство доставляет им такое большое удовольствие, что нередко они сами разоблачают себя, а иногда даже обвиняют себя в проступках и преступлениях, которых не совершали, Нет ничего удивительного в том, что страх перед превращением в вещь неизбежно приводит к осознанию себя в качестве таковой, — это явление, характерное для всех отрицательных навязчивых состояний. Так, больной,

страдающий психическими припадками, со страхом ждет их приближения и в результате впадает в них. Выздоравливает он лишь тогда, когда перестает думать о своей болезни. То же самое можно сказать о психастенических тиках. С такого рода больными девушку сближает ее глубокая неискренность, у нее можно обнаружить многие симптомы неврозов, например мании, тики, склонность к заклинаниям, извращенность, и объясняется все это той постоянной борьбой между желанием и страхом, которая, как мы

192

уже говорили, идет в ее душе. Например, девочки нередко совершают «побеги» из дома; они уходят сами не зная куда, бродят вдалеке от родительского дома, а дня через два-три вдруг возвращаются. Это отнюдь не настоящий уход из дома, не реальный разрыв со своей семьей, это имитация бегства, и если в подобных случаях девушке предлагают расстаться со своими близкими, она чувствует себя растерянной: она хотела бы расстаться с ними, не расставаясь. Иногда бегство связано с тем, что девушка воображает себя проституткой: она видит себя проституткой в мечтах, с большей или меньшей робостью разыгрывает из себя проститутку: ярко красится, выглядывает в окно и строит глазки прохожим, порой дело доходит до того, что она уходит из дома, и комедия превращается в реальность. В таком поведении нередко отражается отвращение к сексуальному желанию, чувство вины; поскольку меня одолевают такие мысли и желания, я такая же, как проститутки, я и есть проститутка, думает девушка. Случается, что ей хочется освободиться от подобных мыслей, покончить с ними, дойдя до конца, и, отдаваясь первому встречному, она стремится убедить себя, что сексуальная сторона жизни не имеет большого значения. Такой поступок может выражать и враждебное отношение к матери, которое возникает либо от того, что девушке внушает отвращение суровая добродетель ее матери, либо от того, что она подозревает мать в распущенности, а также обиду на слишком равнодушного отца. Во всяком случае, в этом наваждении, так же как в сопутствующем ему страхе беременности, о котором мы уже говорили, безнадежно смешиваются бунт и смирение, что характерно для психастенического синдрома. Важно отметить, что, ведя себя подобным образом, девушка не стремится выйти за рамки природного и общественного порядка, не хочет раздвинуть границы возможного или произвести переоценку ценностей. Она довольствуется тем, что выражает протест, нисколько не изменяя существующего мира, его границ и законов. Такое поведение часто называют «бесноватым», в нем таится глубочайший обман: добро признается лишь для того, чтобы над ним глумиться, правила существуют для того, чтобы их нарушать, уважение к святыням нужно для того, чтобы святотатствовать. Главное в поведении девушки заключается в том, что она, ощупью пробираясь через тревожную мглу собственной неискренности, через отказ от мира и собственной судьбы, принимает и то и другое.

Однако она не просто отвергает навязываемое ей положение, но также пытается исправить его недостатки. Будущее пугает ее, но и в настоящем она не находит удовлетворения, ей страшно становиться женщиной, но и быть ребенком ей совершенно не нравится, она уже рассталась с прошлым, но еще не вступила в новую жизнь. У нее есть занятия, но она ничего не создает, и поскольку это так, то она ничего на имеет и ничего из себя не представляет. Эту пустоту она старается заполнить притворством и мистификациями. Ее часто упрекают в том, что она скрытна, лжива и любит устраивать «истории». Но дело в том, что она обречена на секреты и ложь. В шестнадцать лет женщина уже пережила мучительные испытания: период полового созревания, месячные, пробуждение сексуальности, первое любовное волнение, первый любовный жар, страхи, отвращение, предосудительные отношения — все это скрыто в. ее душе, и она научилась тщательно хранить свои секреты. Ведь ко лжи ее подталкивает даже то, что ей необходимо прятать гигиенические салфетки, скрывать месячные. В новелле «Старое человечество» К.Э.Портер рассказывает о том, как в Южной Америке в конце XIX века девушки доводили себя до болезненного состояния, поглощая смесь соли с лимоном, если в день бала у них были месячные. Они хотели остановить их таким способом, поскольку опасались, как бы молодые люди не догадались об их состоянии по кругам под глазами, по запаху или при прикосновении к их рукам. Мысль о том, что это может случиться, приводила девушек в ужас. Трудно чувствовать себя кумиром, феей, недосягаемой принцессой, когда между ног у тебя окровавленная салфетка или, если смотреть на вещи шире, когда знаешь, что над тобой тяготеет проклятие, ты — прежде всего тело, Стыдливость девушки, представляющая собой естественный протест против того, чтобы к ней относились как к плоти, порой граничит с лицемерием. Ложность положения, на которое обречена девушка-подросток, заключается в том, что ее принуждают быть вещью, и вещью драгоценной, тогда как она сама ощущает себя «экзистенцией» еще не сложившейся, характером неопределенным, недостатки которого ей хорошо известны. Макияж, накладные букли, корсет, увеличивающий грудь бюстгальтер — все это обман, само лицо превращается в маску: девушка учится искусно придавать ему непосредственное выражение, изображает изумительную пассивность. Нет ничего более удивительного для девочки, чем неожиданно увидеть свое, так хорошо знакомое ей лицо при исполнении женских функций. Она отвергает свою трансцендентность и имитирует имманентность, ее взгляд не видит, а отражает, тело не живет, а ждет, все ее жесты и улыбки становятся призывными. Обезоруженная, готовая к своей судьбе девушка становится похожей на цветок, который можно подарить, или на фрукт, который можно сорвать. На всю эту ложь ее толкает мужчина, желающий быть обманутым; позже эта ложь начинает вызывать у него раздражение, и он обвиняет женщину.

Однако бесхитростная девочка не вызывает в нем ничего, кроме равнодушия и даже враждебности. Его соблазняет только девушка, которая расставляет ему ловушки. Будучи жертвой, она в то же время подстерегает добычу, для успеха своего предприятия она использует собственную пассивность, превращает свою слабость в силу. Поскольку ей не дозволено открыто идти в атаку, остается лишь прибегать к уловкам и расчету, Для того чтобы достичь своей цели, она должна делать вид, что ею легко овладеть. Поэтому позже ее будут упрекать в коварстве и предательстве. Эти упреки не лишены основания. Но верно и то, что

193

она вынуждена разыгрывать перед мужчиной мнимую покорность, потому что он стремится к господству. И можно ли требовать от нее, чтобы она подавила в себе жизненно важные стремления? Изначально в ее уступчивости не могло быть ничего, кроме извращенности. Впрочем, женщина прибегает к хитрости не только в силу своей природной предрасположенности к ней. От того, что для нее закрыты все дороги, от того, что она не может свершать, а вынуждена лишь быть, над ней тяготеет проклятие. В детстве она разыгрывала танцовщицу или святую, став старше, она играет самое себя, так что же такое для нее истина? В замкнутом пространстве, где она живет, это слово лишено смысла.

Истина — это неприкрашенная реальность, которая познается только в процессе деятельности, а женщине не дано действовать. Романы, которые она сочиняет о себе и для себя, но также и для других, по ее мнению, лучше передают ее потенциальные возможности, чем скучные рассказы о ее обыденной жизни. Она не может оценить себя и свои способности и поэтому для самоутешения прибегает к притворству. Она мысленно создает какой-либо образ и стремится придать ему вес, пытается прослыть оригинальной, выделиться, совершая экстравагантные поступки, потому что не может выразить свою индивидуальность в конкретной деятельности. Она знает, что в этом мире, где правят мужчины, она не несет никакой ответственности и не играет никакой роли. Именно потому, что у нее нет никакой серьезной деятельности, она и выдумывает всякие «истории». Если Электра из пьесы Жироду создает всем одни затруднения, так это потому, что не ей, а Оресту суждено взять в руки настоящий меч и совершить реальное убийство, Девушка, так же как и девочка, растрачивает себя в слезах, приступах гнева, доводит себя до болезненного состояния, впадает в истерику, и все это для того, чтобы привлечь к себе внимание, стать значительным лицом. Для того чтобы придать себе значительность, она вмешивается в жизнь других людей, не пренебрегая никаким оружием: она выдает секреты или придумывает их, совершает предательства, клевещет. Для того чтобы чувствовать биение жизни, ей необходима атмосфера трагедии, ибо в своей реальной жизни она не видит никакой опоры. По той же причине она бывает капризной. Наши фантазии, дорогие нам образы отличаются противоречиями; только действие создает связи в беге изменчивого времени. У девушки нет истинной воли, она обладает только желаниями, которые часто меняются и никак не связаны между собой. Такая непоследовательность может иногда становиться опасной, оттого что девушка хотя и предается каждому желанию лишь мысленно, но предается ему всем своим существом, Она непримирима и требовательна, ей нравится все бесповоротное и абсолютное. Поскольку она не может располагать своим будущим, ей хочется завоевать вечное. «Я никогда не отступлю. Я всегда буду желать всего. Мне необходимо возвести свою жизнь на недосягаемую высоту для того, чтобы согласиться ее прожить», — пишет Мари Ленерю. Эти слова перекликаются со словами Антигоны из пьесы Ануя: «Я хочу всего и немедленно». Такой детский максимализм можно обнаружить лишь у человека, который не живет, а грезит: в грезах не существует ни времени, ни препятствий, и для того, чтобы компенсировать их отрыв от реальности, им нужно дать полный простор. Человек, обдумывающий какие-либо реальные планы, знает, в каких пределах он может действовать, что и является залогом его фактической власти. Девушка хочет получить все, потому что от нее не зависит ничего. Именно поэтому взрослые люди, и особенно мужчины, считают ее «ужасным существом». Она не признает никаких ограничений, с которыми мужчина сталкивается, действуя в реальном мире. Она подстрекает его пренебрегать ими. Так Хильда1 ждет, чтобы Сольнес подарил ей царство, и, поскольку не ей придется его завоевывать, она хочет, чтобы оно было бескрайним; она требует, чтобы Сольнес построил самую высокую башню из всех, которые когда-либо существовали на земле, и чтобы он «поднялся на такую же высоту, на какую вознесется башня». Он не решается подниматься, боится головокружения, она же, глядя на него с земли, отказывается считаться с обстоятельствами и человеческой слабостью, не может понять, что реальность устанавливает пределы ее мечтам о величии. Взрослые всегда кажутся мелочными и слишком осторожными девушке, готовой не отступать ни перед каким риском именно потому, что ей нечем рисковать. Совершая в воображении чрезвычайно смелые поступки, она ждет, что взрослые будут совершать такие же поступки в реальности. Не рассчитывая подвергнуть себя испытанию, она приписывает себе самые редкие добродетели и не боится разоблачения.

Однако именно из-за невозможности проверить себя девушка чувствует неуверенность, и хотя в воображении она считает себя совершенством, она все-таки ощущает дистанцию между собой и тем персонажем, который она создает для того, чтобы им любовались другие. Этот персонаж зависит от чужого восприятия. Тем самым этот двойник, которого она идентифицирует с собой, пассивно терпя его присутствие, подвергает опасности и ее. Вот почему она чувствительна и тщеславна. Малейшая критика, насмешка угрожают целостности ее облика. Ведь ее значимость возникает не благодаря ее собственным усилиям, она порождается изменчивым одобрением окружающих. Ценность ее личности зиждется не на ее собственной деятельности, она создается приговором общественного мнения. Таким образом, она как бы может быть измерена количественно. Но если товара слишком много, он теряет цену. Поэтому девушка может быть неповторимой, исключительной, замечательной и совершенно необычной только в том случае, если ни одна другая девушка таковой не является. Ее подруги — это соперницы, враги, она старается испортить их репутацию, устранить их; она ревнива и недоброжелательна.

194

Очевидно, что все те недостатки, в которых чаще всего упрекают девушку, предопределены ее положением в обществе («ситуацией»), Мучительно обрекать себя на пассивность и зависимость в возрасте, которому свойственны надежды и честолюбие, в возрасте, когда кипит желание жить, занять свое место в мире. Именно в это время женщина осознает, что ей не дозволены какие бы то ни было завоевания, что она должна отречься от себя, что ее будущее зависит только от прихоти мужчины. Какие бы социальные или сексуальные стремления ни рождались в ней, все они обречены на неудовлетворенность, все ее жизненные и духовные порывы наталкиваются на препятствия, Понятно, что при таких условиях ей нелегко оставаться уравновешенной, Ее изменчивое настроение, слезы, нервные припадки свидетельствуют не столько о физиологической слабости, сколько о ее глубокой неприспособленности к своему положению, Однако девушки, которые одолевают эту ситуацию, прибегая к тысяче мелких хитростей, порой принимают ее совершенно искренне и сознательно. У них имеются раздражающие недостатки, но порой они удивляют и своеобразными достоинствами. И те и другие одного происхождения, Отказ от реальной жизни, тревожное ожидание, самоотречение могут послужить девушке трамплином, обеспечить ей прорыв к одиночеству и свободе.

Девушка скрытна, она страдает, ее мучают сложные внутренние конфликты, В то же время эта сложность обогащает ее, ее духовная жизнь глубже, чем духовная жизнь ее братьев, она внимательно наблюдает за тонкими и разнообразными движениями своего сердца, она лучше разбирается в психологии, чем мальчики, преследующие внешние цели. Она способна обосновать свой бунт, который противопоставляет ее миру, не впадая в излишнюю серьезность или конформизм. Ее не может обмануть традиционная ложь окружающих, которая вызывает у нее только иронию. Постоянно ощущая двусмысленность своей «ситуации», она способна не только на бесполезные протесты, но имеет достаточно мужества для того, чтобы усомниться в общепринятом оптимизме и избитых истинах, в лживой, предустановленной морали. Такова, например, трогательная Мэгги, героиня романа Джордж Элиот

«Мельница на Флоссе», в Которой -автор воплощает сомнения и отважный бунт юной девушки против нравов викторианской ан глии; герои этой книги, в частности брат Мэгги,—- Том, упрямо следуют общепринятым принципам,'для: них мораль превращается в застывшие формальные· правила;. Мэгги пытается по-новому Взглянуть на них, опровергнуть их, она без страха идет навстречу одиночеству и возводит егр-ъ чистую свободу, противостоящую склеротичному мужскому миру.

Девушка может использовать свою свободу лишь отрицательным способом/Однако благодаря тому, что ее душевные силы остаются незанятыми, в ней может развиться ценное качество — восприимчивость, в этом случае она становится преданной, внимательной, понимающей и любящей. Именно таким кротким великодушием отличаются героини Розамонд Леманн. В романе «Приглашение к вальсу» мы видим, как Оливия, еще робкая, неловкая и не очень склонная к кокетству, с волнением и любопытством вглядывается в мир, в котором ей вскоре предстоит жить, Она всем своим существом слушает партнеров по танцам, старается давать им такие ответы, которых они ждут, она на все отзывается, трепещет, принимает то, что ей предлагают. Героиня романа «Пыль» Джуди обладает такими же привлекательными качествами, Она не отказывается от радостей, свойственных детству, любит ночью купаться голышом в протекающей в парке реке, любит природу, книги, красоту, жизнь; в ней нет самовлюбленности, она правдива, лишена эгоизма, в ней нет стремления к возвеличиванию собственного «я» с помощью мужчин, она отдает свою любовь как дар. Она одаривает ею любое существо, которое ее пленяет, — как мужчину, так и женщину, и Дженнифер,

иРоди. Отдавая себя, она не теряет своей индивидуальности. Она живет жизнью независимой студентки в своем собственном мире с собственными проектами. Но от молодого человека ее отличает нежная кротость

ипозиция ожидания. Самым изящным образом, несмотря ни на что, она предназначает себя Другому, Этот Другой обладает в ее глазах такими чудесными свойствами, что она одновременно влюблена и во всех молодых людей из семьи соседей, и в их дом, и в их сестру, и во всю их жизнь; и Дженнифер ей нравится не столько как подруга, сколько как воплощение этого Другого. Роди и его кузенов она очаровывает своей способностью подчиняться их воле, считаться с их желаниями. Она — само терпение, мягкость, согласие и молчаливое страдание.

Тесса из романа Маргарет Кеннеди «Нимфа с верным сердцем» не похожа на Оливию, но и она тоже пленяет нас своим сердечным отношением к дорогим ей людям. Это непосредственная, диковатая, но цельная натура, Она не согласна жертвовать даже малейшей частью своей личности; украшения, румяна, притворство, лицемерие, показное изящество, осторожность и подчинение женщины вызывают в ней возмущение; ей хочется быть любимой, но она не согласна носить маску; она приспосабливается к настроению Левиса, но без всякого раболепства; она понимает его, чувствует все движения его души, но когда им случается поссориться, Левис хорошо знает, что ему не удастся смягчить ее с помощью ласки. В то время как властную и тщеславную Флоренс можно склонить на свою сторону поцелуями, Тессе удается чудо — любя, она остается свободной, и поэтому в ее любви нет ни враждебности, ни надменности. Ее простодушие привлекает так же, как могли бы привлечь ухищрения; она не уродует себя для того, чтобы

195

понравиться, не унижается, не превращается в вещь. Она живет в окружении музыкантов, отдающих себя без остатка творчеству, но самой ей неведома власть всепоглощающего вдохновения. Зато она всем своим существом любит окружающих, понимает их, помогает им и делает это легко, движимая неясным и непосредственным великодушием. Именно поэтому она остается совершенно свободной даже в такие моменты, когда, думая о других, забывает о себе. Благодаря своей чистоте и естественности ей удается избежать многих конфликтов, переживаемых девушками; она страдает из-за жестокости мира, но не из-за собственной раздвоенности; в ней все гармонично, как в беззаботном ребенке или в мудрой женщине. Такая чувствительная, великодушная, восприимчивая и пылкая девушка вполне готова к глубокой любви.

Если же она не находит любви, она способна погрузиться в поэзию. Поскольку ей не приходится действовать, она наблюдает, чувствует, замечает; какой-нибудь цвет или улыбка могут глубоко взволновать ее, ведь ее судьба зависит не от нее, и она собирает ее по кусочкам, любуясь древними городами и изучая лица зрелых мужчин. Она изучает мир на ощупь и на вкус хотя и страстно, но более бескорыстно, чем юноша. Плохо интегрированная в человеческий мир, она с трудом приспосабливается к нему и, как маленький ребенок, многое видит в нем по-своему. Вместо того чтобы заботиться о своей власти над вещами, она озабочена их значением, замечает их необычные очертания, неожиданные превращения. Лишь изредка она чувствует в себе творческую отвагу, да и технические приемы, которые помогли бы ей выразить свои чувства, незнакомы ей; но в ее беседах, письмах, литературных заметках и набросках иногда проявляется необычное видение мира. Девушка пылко устремляется вовне, потому что ее трансцендентность еще не загублена; и в силу того, что она еще ничего не совершила и еще не стала ничем, ее порыв преисполняется страстью. Ощущая в себе пустоту, не ведая ограничений, из глубины своего «ничто» она стремится овладеть ВСЕМ. Вот почему она испытывает такую необычайную любовь к Природе: она обожествляет ее даже в большей степени, чем юноша. Необузданная, не зависящая от человека Природа яснее всего выражает целостность всего сущего. Девушка еще не успела завладеть никакой частицей вселенной, именно поэтому Дна может принадлежать ей вся, и, гордо овладевая ею, она познает себя. Немало рассказов об этих восторгах юности можно найти у Колетт в романе «Сидо»: Я так любила восход, что мать использовала это как поощрение. Я просила ее разбудить меня около половины четвертого утра и тогда уходила, захватив корзинку, в сторону огородов, затерявшихся в узкой излучине реки, в ту сторону, где росла земляника, черная и красная смородина.

Вполовине четвертого все еще спало в нетронутой, влажной голубой дымке, и, идя вниз по песчаной дороге, я постепенно погружалась в туман, которого в низине было больше, чем наверху. Сначала в тумане были только ноги, потом в нем исчезало мое стройное тело, затем он подступал к моему лицу — к губам, ушам и особенно к носу, моему самому чувствительному органу... Именно на этой дороге, в этот ранний час я осознавала свою ценность, состояние невыразимой благодати и причастности к первому порыву ветра, первому птичьему щебету, к овалу показавшегося на горизонте солнца, еще не успевшего принять свою обычную форму... Я возвращалась, когда звонили к первой мессе. Но к этому времени я успевала досыта наесться ягод, сделать большой круг чо лесу, как вышедшая в одиночку на охоту собака, напиться из двух моих любимых затерянных в лесу ключей...

Вкниге «Тяжесть теней» Мэри Уэбб также описывает ту горячую радость, которую испытывает девушка, любуясь хорошо знакомым ей пейзажем: Когда атмосфера в доме накалялась, нервы у Амбры напрягались до предела. Тогда она уходила в горы, поросшие лесом. Ей казалось, что в отличие от обитателей Дормере, которые жили под гнетом закона, лес живет только движением. От того что великолепие природы придавало ей силы, у нее выработалось своеобразное восприятие красоты. Ей казалось, что она видит связи между предметами; природа перестала для нее быть случайным сочетанием мелких деталей и превратилась в гармоничную, строгую и величественную поэму. Это было царство прекрасного, здесь сверкал какой-то свет, не исходивший ни от цветов, ни от звезд... Казалось, что по всему лесу пробегала легкая, таинственная и волнующая дрожь, похожая на блики света... Прогулки Амбры в этом мире зелени были своеобразным религиозным ритуалом. Однажды тихим утром она пришла в Птичий сад. Она часто приходила сюда на восходе дня с его мелочными, раздражающими заботами... Беспорядочное порхание и гомон птиц приносили ей какое-то утешение... Наконец она дошла до Верхнего леса, и красота обступила ее со всех сторон. Для нее в этих свиданиях с природой было что-то напоминавшее противоборство, она слышала собственный гневный голос, который говорил: «Я не отпущу тебя, пока не получу твоего благословения...» Она стояла опершись на дикую яблоню и неожиданно внутренним слухом услышала, как быстро и мощно поднимается по дереву сок. На мгновение ей показалось, что он шумит, как прибой. Цветущая верхушка дерева закачалась от ветра, и Амбра, очнувшись от грез, вновь услышала шум вокруг себя, таинственные речи ветвей... У каждого лепестка, у каждого листочка была своя мелодия, свидетельствующая о том, из какой глубины он появился на свет. Ей казалось, что в нежных и хрупких шариках цветов таились грозные отзвуки мира... С вершины холма прилетел и зашелестел в ветвях душистый ветерок. Предметы, обладающие формой и сведущие о ее смертности, затрепетали, ощутив дыхание этого непередаваемого, не имеющего формы явления. Этот ветерок превращал лес из простой группы деревьев в нечто целое и

196

изумительное, напоминающее созвездие... Он в своем непрерывном и неподвижном существовании не принадлежал никому, кроме самого себя. Именно это и привлекало Амбру в этих местах, населенных духами природы, и от любопытства у нее прерывалось дыхание. Именно из-за этого она и застыла сейчас в каком-то странном экстазе...

Такие непохожие друг на друга женщины, как Эмилия Бронте и Анна де Ноайль, переживали в юности, да и не только в юности, подобные порывы.

Приведенные отрывки хорошо показывают, какую опору находит девушка в полях и лесах, В родительском доме царят мать, законы, обычаи, привычки, и девочке хочется вырваться из этого круга, ей хочется самой стать независимым субъектом. Но в обществе она получает право взрослого человека, лишь становясь женщиной, за свободу она должна заплатить самоотречением. А вот среди растений и животных она остается человеком и чувствует себя свободной одновременно и от семьи, и от мужчин, она — субъект, личность. В таинственности лесов она видит отражение своей одинокой души, а в широких просторах равнин — явленный образ своей трансцендентности. Она сама чувствует себя бескрайней песчаной равниной, взметнувшейся к небу вершиной. Видя уходящие в неизвестность дороги, она верит, что ничто не помешает ей пойти по ним и когда-нибудь она по ним пойдет. С вершины холма она обозревает все дарованные ей, лежащие у ее ног богатства мира. Любуясь струящейся водой или переливающимся светом, она предчувствует еще неведомые ей радости, огорчения, восторги. В зяби на озере, в солнечных бликах она смутно видит залог собственных будущих переживаний. Запахи и краски говорят на таинственном языке, но одно слово звучит в нем с победной ясностью, это слово — «жизнь». Существование перестает быть какойто абстрактной судьбой, вехи которой отмечены записями в мэрии, существование — это будущее и великолепие плоти. Девушка перестает ощущать свое тело как постыдный изъян, а в своих желаниях, которые материнский взгляд заставляет загонять далеко вглубь, она все больше узнает те соки, что поднимаются по стволам деревьев. Она больше не чувствует себя проклятой и открыто заявляет о своем родстве с листвой и Цветами. Сминая головку цветка, она осознает, что когда-нибудь в ее руке будет трепетать живая добыча. Плоть больше не воспринимается как грязь; это красота и отрада. Растворившись в небе, слившись с равниной, девушка превращается в чуть заметное дуновение, оживляющее и воспламеняющее мир, в веточку вереска; она — и индивид, живущий на земле, и разлитое в атмосфере сознание, она — и дух, и жизнь; она так же торжествующе вездесуща, как сама земля.

Иногда девушка ищет по ту сторону Природы более отдаленную и более ослепительную реальность; она готова раствориться в мистическом экстазе. Во времена, когда религия играла важную роль в жизни общества, многие девушки спасались от душевной пустоты обращением к Богу; на Екатерину Сиенскую и Терезу Авильскую1 очень рано снизошло божественное откровение. Жанна д'Арк была юной девушкой. В другие времена высшей целью возвышенных порывов становится благо человечества; тогда мистическое воодушевление воплощается в конкретные проекты, но огонь, который пылает всю жизнь в душах таких женщин, как г-жа Ролан или Роза Люксембург, загорается также и из-за тяги юного существа к абсолютному, В покорности, самоотречении, в самом глубоком отказе от своей индивидуальности девушка может черпать величайшую отвагу. Иногда это приводит ее к поэзии. Но может привести также и к героизму. Один из способов, с помощью которого женщина может преодолеть свое униженное положение в обществе, заключается в том, чтобы раздвинуть его горизонты.

Богатство и сила натуры, благоприятные обстоятельства иногда позволяют женщинам сохранить, став взрослыми, страстные замыслы, родившиеся в юности. Но это бывает очень редко. Не случайно героини романов Джордж Элиот и Маргарет Кеннеди — Мэгги Тюлливер и Тесса — умирают молодыми. И сестры Бронте тоже прожили нелегкую жизнь. «Ситуация» девушки так сильно трогает нас потому, что она восстает против мира, несмотря на свою слабость и одиночество; но мир слишком могуществен, и, если она упорствует в его отрицании, она неизбежно ломает свою судьбу. Красавица Зюилен, поражавшая всю Европу язвительной силой и оригинальностью ума, внушала страх всем своим возлюбленным: из-за ее категорического нежелания считаться с обстоятельствами она долгие годы не могла выйти замуж и тяготилась этим; ведь, по ее мнению, выражение «девственная мученица» — это плеоназм. Но такое упорство встречается редко. Большинство девушек понимают, что вступили в неравный бой, и в конце концов уступают. «Все вы умираете, дожив до пятнадцати лет», — пишет Дидро Софи Воллан. Когда же, как это бывает чаще всего, бой — это лишь символический мятеж, поражение неминуемо. Требовательная в воображении, полная надежд, но пассивная девушка вызывает у взрослых снисходительную улыбку, они знают, что она смирится со своим уделом. Действительно, непослушная и странная девочка по прошествии двух лет становится рассудительной, забывает о своем протесте против уготованной ей женской участи. Именно такую судьбу предсказывает Колетт своей

Мы еще вернемся к своеобразию женского мистицизма.

197

героине Винке, то же самое происходит с героинями ранних романов Мориака. Кризис отрочества — это нечто вроде «работы», напоминающей ту, которую доктор Лагаш называет «похоронной работой». Девушка постепенно хоронит свое детство, хоронит в себе автономного и властного индивида, которым она была, и покорно вступает во взрослую жизнь.

Конечно, невозможно установить четкие категории, основываясь на одном возрасте. Некоторые женщины остаются инфантильными на всю жизнь; иногда описанное нами поведение сохраняется довольно долго. Тем не менее в целом заметна большая разница в поведении молоденькой пятнадцатилетней девушки и девушки взрослой. Последняя неплохо разбирается в реальной жизни, она уже не живет воображением, ее меньше, чем раньше, мучают противоречия, Вот что писала Мария Башкирцева, когда ей было около восемнадцати лет: Чем старше я становлюсь, тем больше во мне равнодушия. Теперь мало что меня волнует, а раньше волновало все.

Ирен Ревельотти отмечает: Для того чтобы мужчины обращали на вас внимание, нужно думать и поступать так, как это делают они, иначе они считают вас паршивой овцой, и вы остаетесь в одиночестве. А я уже достаточно тосковала в одиночестве. И теперь хочу, чтобы было много народу даже не вокруг меня, а вместе со мной... Я хочу жить настоящим, а не существовать, дожидаясь будущего и мечтая о нем, мне больше не нравится придумывать приключения, не имеющие никакого отношения к реальности.

И дальше: От того, что мне говорят комплименты и ухаживают за мной, я стала ужасно тщеславной. Куда девалось счастье, полное страха и изумления, которое я испытывала в пятнадцать лет... На смену ему пришло какое-то холодное и жестокое опьянение от того, что я беру реванш в жизни, расту в глазах общества. Я флиртую, играю в любовь. Я никого не люблю... Я стала умнее, хладнокровнее, трезвее. Но и холоднее. Что-то сломалось во мне... За два месяца я рассталась с детством.

Приблизительно те же мысли мы находим в ее признаниях, сделанных в девятнадцатилетнем возрасте1: Раньше, о! какая пропасть лежала между складом моего ума, казавшимся несовместимым с нашим временем, и требованиями самого этого времени! Теперь я, как мне кажется, стала спокойнее. Новые великие идеи, которые я узнаю, не вызывают во мне мучительных потрясений, бесконечных разрушений и построений; они прекрасно вписываются в то, что уже накоплено мной... Теперь я незаметно для себя, не теряя нити рассуждений, перехожу от теоретических идей к обыденной жизни.

Девушки, за исключением самых некрасивых, в конце концов мирятся со своей женской участью, Часто, окончательно не осознавая своего назначения, они с беззаботной радостью наслаждаются его удовольствиями и преимуществами. Не связанная еще никакими обязательствами, никакой ответственностью, она свободна, и в то же время настоящее не кажется ей пустым, не разочаровывает ее, она знает, что это лишь этап в ее жизни; наряды и флирт заменяют ей детские игры, и, погруженная в мечты о будущем, она не видит, насколько пусты эти ее увлечения. Вот как В.Вульф в своих «Волнах» описывает впечатления, переживаемые юной кокеткой на званом вечере: Я чувствую, что вся свечусь в темноте. Ноги в

шелковых чулках приятно поглаживают одна другую при ходьбе. Колье холодит открытую грудь. Я нарядна, я готова... Волосы лежат хорошо. Губы у меня алые, и мне это нравится. Я готова к встрече со всеми этими мужчинами и женщинами, которые поднимаются по лестнице. Мы все равны между собой. Я прохаживаюсь мимо них, окидывая их взглядом, и они тоже глядят на меня... Здесь, в царстве духов и огней, я расцветаю как папоротник, раскрывающий свои курчавые листья... Я чувствую, что сейчас способна на все. Я становлюсь то шаловливой и веселой, то томной и грустной. Меня раскачивает как былинку. Вот меня качнуло направо, и, сверкнув, я говорю тому молодому человеку: «Подойди ко мне». Он подходит. Он приближается ко мне. Это самый волнующий момент, который мне когда-либо приходилось переживать. Я дрожу, я трепещу... Какая мы, наверное, очаровательная пара, я в атласном платье и он в своем черном фраке с белой манишкой. Смотрите теперь на меня, мои пэры, смотрите все, и женщины и мужчины. И я буду смотреть на вас. Ведь я одна из вас, это мой мир... Дверь открывается. Она без конца открывается. Вот она откроется еще раз, и вся моя жизнь изменится... Дверь открывается. «О, иди сюда», — говорю я этому молодому человеку, склоняясь к нему как большой золотистый цветок. «Иди же», — говорю я, и он идет ко мне.

Чем взрослее становится девушка, тем труднее ей переносить материнскую власть. Если она занимается домашним хозяйством в родительском доме, ей тягостно думать, что она лишь служанка, она хотела бы иметь свой собственный дом и своих детей. Нередко между ней и матерью возникает глубокое соперничество, особое раздражение у старшей дочери возникает при рождении новых детей в семье. Она считает, что мать «свое отжила», что теперь ее очередь рожать детей и хозяйничать. Если она работает вне дома, она страдает от того, что в семье с ней обращаются просто как с одним из ее членов, а не как с автономным индивидом.

198

Она становится менее романтичной, чем была в отрочестве, и больше думает о замужестве, чем о любви. Ее будущий муж уже не рисуется ей в божественном ореоле, она стремится лишь к прочному положению в мире, хочет начать вести свою жизнь женщины. Вирджиния Вульф так описывает мечты девушки из богатой сельской семьи: Скоро, в жаркий полуденный час, когда пчелы жужжат над кустами жимолости, ко мне придет мой суженый. Он мне скажет одно-единственное слово, и я ему отвечу так же. Я подарю ему всю себя без остатка. У меня родятся дети, в моем доме будут служанки в фартуках, в поле мои работницы будут убирать снопы. У меня будет кухня, и туда будут приносить в корзинах больных ягнят, чтобы погреть их у очага, там будут висеть окорока и косички блестящего лука. Я стану, как моя мать, молчаливой женщиной в голубом переднике со связкой ключей в руках1.

Такие же мечты лелеет Прю Сарн, девушка из бедной семьи, в одноименном произведении Мэри Уэбб: Мне казалось, что остаться не замужем — ужасно. Все девушки выходят замуж. У девушки, которая вышла замуж, есть свой дом и, может быть, лампа — она зажигает ее по вечерам, когда муж должен вернуться с работы; но даже если ей приходится обходиться свечами, это все равно, ведь она может поставить их у окна, и муж, возвращаясь домой, думает: «Моя жена дома, она зажгла свечи». И вот наступает день, когда г-жа Бегильди делает ей колыбель из соломы, а потом наступает еще один день, и в колыбели появляется красивый, толстый младенец, и всем посылают приглашения на крестины; соседи сбегаются к матери, как пчелы слетаются к матке. Часто в трудные моменты я думала: «Ничего, Прю Сарн! Когда-нибудь ты станешь маткой в собственном улье».

Для большинства взрослых девушек, независимо от того, работают они или нет, живут взаперти в родительском доме или пользуются какой-нибудь свободой, самая важная жизненная задача заключается в том, чтобы найти мужа или хотя бы постоянного любовника. Эта цель часто бывает губительной для женской дружбы. «Сердечная подруга» лишается своей особой роли. Девушка видит в своих подругах скорее соперниц, чем сообщниц. Я знала одну умную и способную девушку, которая воображала себя «недосягаемой принцессой» и описывала себя так в стихах и литературных набросках. Она откровенно признавалась, что не испытывает никакой привязанности к подругам детства: некрасивые и глупые не нравились ей, а соблазнительные казались опасными, Нетерпеливое ожидание мужчины, часто сопровождаемое уловками, хитростями и унижениями, ограничивает горизонт девушки; она становится эгоистичной и жестокой. И если Прекрасный Принц долго не появляется, в девушке начинают развиваться отвращение к жизни и озлобленность.

Характер и поведение девушки определяются ее «ситуацией», если она меняется, меняется и облик девушки. Сегодня она получила возможность сама определять свою судьбу, а не вручать ее мужчине. Если она увлечена учебой, спортом, освоением профессии, общественной или политической деятельностью, навязчивая мысль об отношениях с мужчиной ослабляется, ее значительно меньше занимают сентиментальные и сексуальные конфликты. Однако девушке значительно труднее, чем молодому человеку, обрести самостоятельность, Я уже говорила о том, что ни семья, ни нравы не поощряют ее усилий в этом направлении. Кроме того, даже если она хочет стать независимой, мужчина и любовь занимают большое место в ее жизни. Если она целиком поглощена каким-либо делом, ей страшно, что она не состоится как женщина. Она скрывает это чувство, но оно живет в ней, ослабляет ее волю и ограничивает деятельность.

Во всяком случае, работающая женщина стремится совместить свою карьеру с чисто женскими успехами; и дело здесь вовсе не в трате уймы времени на туалеты и внешность, гораздо хуже другое: такое стремление делает ее жизненные интересы противоречивыми. Юноша-студент вне своих учебных занятий ради развлечения и без какой-либо конкретной цели размышляет над актуальными проблемами, и именно такие размышления приводят к наилучшим результатам. Мечты женщины уводят ее от профессиональных занятий: она думает о своей внешности, о мужчинах, о любви; на учебу и карьеру она тратит лишь необходимые время и силы, тогда как в этой области важны максимальные усилия. И это объясняется не недостатком умственных способностей или неумением сосредоточиться; дело тут в плохой совместимости столь разных интересов. Возникает порочный круг: нередко нас удивляет, что женщина, найдя мужа, легко расстается с занятиями музыкой, учебой или работой; это происходит оттого, что вся эта деятельность не задевала ее глубоко и не могла принести глубокого удовлетворения. С одной стороны, все мешает реализации ее честолюбивых замыслов, а с другой — сильнейшее социальное давление толкает ее к замужеству, которое обеспечивает ей определенное положение и защиту в обществе. Естественно, что она не пытается самостоятельно отвоевать себе место в этом мире, а если и пытается, то делает это с большой робостью. До тех пор пока в обществе не будет существовать абсолютного экономического равенства и пока из-за существующих нравов привилегии, принадлежащие мужчине, будут распространяться лишь на женщину-супругу или любовницу, мечта о пассивном жизненном успехе не исчезнет и будет мешать самореализации женщины.

Однако какими бы путями ни шла подготовка девушки к жизни взрослой женщины, она не исчерпывается теми фактами и процессами, которые мы описали. Медленно, шаг за шагом, или резко, но ей предстоит еще

199

приобщиться к сексуальной стороне жизни. Некоторые девушки противятся этому. Если в детстве девушке пришлось пережить связанные с сексом неприятные случаи, если неразумное воспитание внушило ей ужас к сексуальным отношениям, в ней сохраняется отвращение к мужчине, которое обычно испытывает девочка в период полового созревания. Случается также, что в силу обстоятельств некоторые женщины против своей воли долго сохраняют девственность. Но в большинстве случаев, раньше или позже, девушка начинает жить сексуальной жизнью. И разумеется, ее прошлое определяет, как именно сложится эта жизнь. В то же время для девушки это новый опыт, который она познает в незнакомых ей обстоятельствах и на который свободно реагирует. В следующей главе мы рассмотрим этот новый этап ее жизни.

Глава 3 ПРИОБЩЕНИЕ К ТАЙНАМ СЕКСА

В каком-то смысле и женщина и мужчина с самого раннего детства начинают приобщаться к сексуальной стороне жизни. Теоретическое и практическое знакомство с ней продолжается без перерыва в детстве и в юности, проходя поочередно оральную, анальную и генитальную фазы. Однако эротический опыт девушки

— это не просто продолжение ее предыдущих сексуальных ощущений; для нее он представляет собой нечто непредвиденное и жестокое и воплощается в абсолютно новых для нее действиях, не имеющих ничего общего с ее прошлым опытом. В тот момент, когда девушка впервые сталкивается с тайной половых отношений, перед ней возникает масса острых и неотложных проблем. Одни девушки легко переживают этот кризис, для других он заканчивается трагедией: самоубийством или безумием. Как бы то ни было, судьба женщины в значительной степени зависит от того, как проходит ее приобщение к сексуальным отношениям. Мнение психиатров по этому поводу едино: начало половой жизни женщины имеет огромное значение и отражается на всей ее последующей жизни.

По биологическим, социальным и психологическим причинам положение женщины в этой области действительно глубоко отличается от положения мужчины, У мужчины переход от сексуальной инфантильности к зрелости проходит относительно просто: происходит объективация удовольствия, которое вместо того, чтобы находить удовлетворение внутри субъекта, переносится на другое существо. Выражением необходимости такого переноса является эрекция; половой член, руки, губы мужчины — словом, все его тело стремится к партнерше, при этом он остается центром этого стремления, что свойственно субъекту в его отношениях с воспринимаемым им объектом или приводимыми в действие орудиями. Устремляясь к объекту, субъект не теряет своей автономии; для него женская плоть представляет собой добычу, в ней он находит то, что его чувственность стремится найти в любом объекте; конечно, он не может превратить ее в свою собственность, но может хотя бы держать ее в своих объятиях; однако ограничиться ласками и поцелуями для мужчины означает потерпеть частичное поражение. В то же время это такое поражение, которое приносит радость и стимулирует дальнейшее развитие событий. Полноценный половой акт должен прийти к своему естественному концу — оргазму. У него есть четкая физиологическая цель: в результате извержения семени мужчина освобождается от продуктов секреции, которые отягощают его; во время полового акта наступает полное облегчение, которое, несомненно, сопровождается приятными ощущениями. Конечно, удовольствие — это не единственная цель полового акта, который нередко приводит к разочарованию, поскольку возбуждение исчезает, не дойдя до кульминации. Во всяком случае, мужчина совершает определенное действие, и при этом его тело не претерпевает никаких изменений; услуга, которую он оказывает роду человеческому, неотделима от испытываемого им наслаждения. Женская эротика значительно сложнее, она отражает непростое положение женщины в обществе. Как мы уже отмечали*, самка не только не может использовать в своей индивидуальной жизни свойственную ей силу, но и является жертвой рода, интересы которого не совпадают с ее собственными интересами. Это противоречие доходит у женщины до пароксизма и выражается, кроме всего прочего, в существовании двух разных органов; клитора и влагалища. В детском возрасте центром женской эротики является первый; некоторые психиатры полагают, что у некоторых девочек существует влагалищная чувствительность, однако такое мнение, похоже, не подтверждается вескими доказательствами. Кроме того, подобная чувствительность, повидимому, может иметь лишь второстепенное значение. Во взрослом возрасте клиторная система остается неизменной^, и женщина на всю жизнь сохраняет эту эротическую автономию. Клиторный спазм, так же как оргазм у мужчины, представляет собой нечто вроде детумесценции и происходит почти механически. Однако к нормальному половому акту он имеет лишь косвенное отношение, поскольку не играет никакой роли в зачатии. Мужчина совокупляется с женщиной и оплодотворяет ее только через влагалище; это последнее становится эротическим центром лишь при условии вмешательства мужчины, которое всегда близко к насилию. Когда-то женщина переходила из мира детства в супружескую жизнь в результате настоящего или притворного похищения. Насилие превращает девушку в женщину; в таком случае говорят о «похищении» девственности, дефлорации — «срывании цветка». Но дефлорация не является гармоническим завершением постепенной эволюции, она есть резкий разрыв с прошлым, начало нового цикла. Женщина испытывает удовольствие при сокращении внутренней поверхности влагалища, Всегда ли

200