1. Ссср во второй половине 1940-х–первой половине 1960-е гг.

Восстановление и развитие народного хозяйства.

В области экономики на первый план вышло восстановление народного хозяйства, начатое еще в 1943 г. по мере изгнания окку­пантов.

К 1945 г. объем промышленного производства в СССР несколь­ко превысил показатели 1940 г., но при этом более половины его приходилось на военную продукцию. Демилитаризация экономики (конверсия) в основном завершается к 1947 г. Особенностью ее бы­ло то, что она носила частичный характер, ибо одновременно с со­кращением удельного веса выпускаемой боевой техники огромные средства вкладывались в модернизацию военно-промышленного комплекса, в разработку новых видов оружия. В 1949 г. СССР ус­пешно испытал атомную бомбу, а в 1953 г. впервые в мире — водо­родную.

Другой приоритетной отраслью была тяжелая промышлен­ность, главным образом машиностроение, металлургия, топливно-энергетический комплекс. Легкая и пищевая промышленность, как и в довоенный период, финансировалась по остаточному принципу и не удовлетворяла даже минимальных потребностей населения.

В целом за годы 4-й пятилетки (1946—1950 гг.) было восста­новлено и вновь сооружено 6200 крупных предприятий. Промыш­ленное производство в стране значительно увеличилось и в 1950 г. в целом превзошло довоенные показатели на 73% (в недавно при­соединенных республиках Прибалтики, Молдавии, западных об­ластях Украины и Белоруссии— в 2—3 раза). Этот рост основывался на:

• высокой мобилизационной способности директивной эконо­мики, сохранявшейся в условиях еще далеко не исчерпанных воз­можностей экстенсивного развития (за счет нового строительства, вовлечения в производство дополнительных источников сырья, топлива, людских ресурсов);

• репарациях с Германии (на сумму В 4,3млрд. долларов).Они обеспечили до половины объема оборудования, установленного в промышленности;

• бесплатном труде многомиллионой армии советских узников ГУЛАГа (8—9 млн. человек) и военнопленных (1,5 млн. немцев и 0,5 млн. японцев)

• продолжавшейся политике перераспределения средств из легкой промышленности и социальной сферы в пользу индустри­альных отраслей. Ее составной частью рыли меры по снижению покупательной способности населения: конфискационная денеж­ная реформа, проведенная в 1947 г. после отмены карточной систе­мы, и принудительные государственные займы, на покупку облигаций которых уходило в среднем 1-1,5 месячной зарплаты рабочих и служащих ежегодно (всего за 1946-1956 гг. было размещено 11 займов). В 1952 г. реальная зарплата равнялась 94% от уровня 1928 г. В этих условиях проводившееся (с 1948 по 1954 гг.) сниже­ние розничных цен на товары имело не столько экономический, сколько пропагандистско-политический характер. Достаточно ска­зать что общий выигрыш населения от снижения цен составил 30 млрд. рублей, в то же время только государственный долг по внутренним займам превышал 20 млрд. рублей;

• традиционной и год от года нараставшей перекачке средств из аграрного сектора экономики в промышленный ——Сельское хозяйство вышло из войны крайне ослабленным. В 1945 г. его валовая продукция составляла 60% от довоенной. Жес­токая засуха 1946 г. еще больше подорвала производительные силы колхозов и совхозов. Однако государство продолжало через цено­вую политику осуществлять неэквивалентный товарообмен между городом и деревней. Через госзакупки колхозы, например, возме­щали лишь пятую часть собственных расходов на производство мо­лока, десятую часть зерна, двадцатую - мяса. Почти ничего не получая из колхозной кассы, крестьяне жили за счет личного подсобного хозяйства. Власти и здесь усмотрели «скрытые резер­вы» и начиная с 1946 г. приусадебные участки были не только обрезаны, но и обложены непомерными налогами. Кроме того, каждый крестьянский двор обязывался поставлять государству определен­ное количество мяса, молока, яиц, шерсти и т. д.

В 1948 г колхозникам было настоятельно «рекомендовано» про­дать государству мелкий скот, содержание которого дозволялось колхозным уставом. Как следствие, за полгода было тайком забито более 2 млн. свиней, овец, коз и др. Резко повышаются сборы и на­логи с доходов сельских жителей от продаж на свободном рынке. К тому же торговать на рынке можно было только при наличии специального документа о том, что соответствующий колхоз пол­ностью выполнил свои обязательства перед государством. В 1947 г. был подтвержден обязательный минимум трудодней, введенный в конце 30-х годов. За его невыполнение грозила ссылка.

В начале 50-х годов сельское хозяйство, с трудом поднявшись на довоенный уровень вступило в полосу глубокой стагнации, Что­бы обеспечить продовольственное снабжение городов и армии, пришлось прибегнуть к чрезвычайным госрезервам.

С тем, чтобы скрасить неприглядную картину с положением сельского хозяйства, власти в 1948 г. опубликовали грандиозный «Сталинский план преобразования природы». Среди прочего он предусматривал создание искусственного моря в Западной Сибири и плотины через Тихий океан для отвода холодного течения от си­бирских и дальневосточных берегов.

Общественно-политическая и культурная жизнь страны.

Состояние дел в общественно-политической области вызывало самое серьезное беспокойство И. В. Сталина и его окружения, ибо там явственно обозначились процессы, подтачивавшие устои ре­жима личной власти.

Война отчасти разрядила удушливую общественную атмосферу 30-х годов, поставила многих людей в условия, когда они должны были критически мыслить, инициативно действовать, брать ответ­ственность на себя. К тому же миллионы советских граждан — уча­стники освободительного похода Красной Армии (до 10 млн.) и ре­патрианты (5,5 млн.) — впервые лицом к лицу столкнулись с «ка­питалистической действительностью». Разрыв между образом и уровнем жизни в Европе и СССР был столь разительным, что они, по свидетельству современников, испытали «нравственный и психологический удар». И он не мог не поколебать утвердившие­ся в сознании людей социальные стереотипы.

Историки, изучая сейчас архивы ЦК ВКП(б) и органов госбезо­пасности, выявили немало документов, где фиксировалось устрашавшее власти «брожение умов». Среди крестьянства ходили слухи о роспуске колхозов и расширении свободы хозяйствования. Ин­теллигенция надеялась на смягчение политического режима. В ря­де городов (в Москве, Воронеже, Свердловске, Челябинске и др.) возникли молодежные антисталинские группы. Ситуация усугуб­лялась очагами открытого вооруженного сопротивления Советской власти (в присоединенных накануне войны республиках Прибалти­ки и западных областях Украины и Белоруссии).

Напор свежих общественных настроений нашел отклик даже в среде обновившейся за годы войны номенклатуры. В 1946— 1948гг. при составлении и обсуждении в узком кругу проектов новых Конституции СССР и программы ВКП(б), в письмах, посту­павших в ЦК партии, номенклатурными работниками были выска­заны предложения, способные вывести страну на путь известной демократизации: об ограничении срока пребывания в партийных и советских органах, о выдвижении нескольких кандидатов на вы­борах депутатов в Советы и т. п.

Столкнувшись с симптомами политической нестабильности, нараставшего общественного напряжения, сталинское руководство предприняло действия по двум направлениям.

Одно из них включало меры, в той или иной степени адекват­ные ожиданиям народа и направленные на оживление обществен­ной и культурной жизни в стране.

Одновременно мерами, носившими в части демократи­зации политического режима чисто внешний, декорационный ха­рактер (выборы в Советы всех уровней, съезды общественных и политических организаций – комсомола, профсоюзов, Союза композиторов, создание Академии художеств и т.д.) сталинская администрация наращивала наступление на другом, главном направлении. Суть его заключалась в борьбе с вольномыслием в обществе, укреплении личной власти дик­татора.

В августе 1946 г. по инициативе И. В. Сталина было принято постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», а затем серия других «идеологических» постановлений («О реперту­аре драматических театров и мерах по его улучшению», «О кино­фильме «Большая жизнь», «Об опере Мурадели «Великая дружба» и др.). Они дали сигнал к публичной травле многих выдающихся деятелей культуры: писателей А. А. Ахматовой, М.М.Зощенко, Э. Г. Казакевича, Ю. П. Германа, композиторов В. И. Мурадели, С.С.Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д.Д.Шостаковича, киноре­жиссеров Г.М.Козинцева, В.И.Пудовкина, С.М.Эйзенштейна и др. Вся эта кампания имела своей целью «приструнить» интелли­генцию в целом, втиснуть ее творчество в прокрустово ложе «пар­тийности» и «социалистического реализма». Аналогичные цели преследовали развернувшиеся с 1947г. погромные «дискуссии» по философии, биологии, языкознанию, политэкономии. В обла­сти естественных наук насаждались лженаучные представления. Была разгромлена генетика, искусственно тормозилось развитие кибернетики.

В 40-х годах началась новая кампания: по борьбе с «космополи­тизмом» и «низкопоклонством перед Западом». Власти пытались усилить идейно-политическую и культурную изоляцию страны, разжечь шовинистические и антисемитские чувства. Нечто похо­жее происходило и в США, где в те же годы нагнеталась антиком­мунистическая истерия. Но в сталинском варианте «охоты на ведьм» решалась более широкая задача: наряду с воссозданием пошатнувшегося в войну образа внутреннего врага идеологически обеспечить вторую (после середины 30-х годов) волну социального террора. С 1948 г. возобновляются массовые репрессии. Фабрику­ются новые судебные «дела» («Ленинградское дело», «Дело врачей» и др.). Жертвами террора стали тогда от 5,5 до 6,5 млн. человек.

5 марта 1953 г. умер В. И. Сталин. К концу жизни этот человек достиг зенита своего могущества. Но уже тогда выпестованный им советский тоталитаризм столкнулся с двумя вызовами капитали­стического мира, адекватный ответ на которые он, как показало бу­дущее, не смог дать.

Первый — экономический. Ведущие западные страны на рубеже 40-х — 50-х годов вступили в эпоху научно-технической револю­ции, что вскоре вывело их на новую, постиндустриальную ступень развития. Наметился стремительно прогрессирующий разрыв в технологическом качестве потенциалов рыночной экономики и советской директивной экономики. В середине 50-х гг. административно-бюрократическая система управления, сложившаяся в 20-е – 30-е г. начала давать сбои. Рассчитанная на мобилизацию всех средств для решения какой-либо одной задачи. эта система н могла функционировать в условиях норамальной экономики. Попытки тотального планирования и централизованного распределения были обречены на неудачу

Последняя в силу присущих ей органических свойств — сверхцентрализованности, отсутствию инициативы и предприимчивости в многочисленных структурных звеньях хозяйственного управления, слабой материальной заин­тересованности работников в качестве труда—оказалась невос­приимчивой к внедрению в производство в общенациональном масштабе (за исключением приоритетного военно-промыш­ленного комплекса) новейших достижений научно-технической мысли.

Второй вызов — в области общественно-политической и соци­альной. Он выражался в том, что развитые капиталистические го­сударства продолжали стабильно поднимать и без того высокий, несопоставимый с советскими стандартами, уровень жизни населе­ния, обеспечивать широкие демократические права и свободы.

Строго говоря, давление этого вызова ощущалось и в предшествующие десятилетия. Именно для нейтрализации «демонстрацион­ного эффекта» Запада (или, пользуясь языком партийных идеоло­гов, его «тлетворного влияния») над СССР фактически уже с 20-х годов был опущен «занавес» — сначала относительно легкий, про­ницаемый, затем поистине «железный». Он казался незыблемым. Но то было обманчивое впечатление.

Изнутри «занавес» в основном подпирала репрессивная маши­на, давившая своими тяжелыми катками все ростки вольномыслия и критического отношения к реалиям советского образа жизни. Между тем ресурсы этой машины, как будет показано ниже, оказа­лись практически полностью выработанными и власти после смер­ти диктатора были вынуждены приступить к ее демонтажу. Извне «железный занавес» поддерживался традиционно изоляционист­ской политикой в области культурного обмена, общественных и личных связей с капиталистическим миром. В годы холодной войны она еще более усилилась, охватывая все новые сферы между­народных отношений. Резко сократилась торговля с Западом (на 35% в 1950 г. по сравнению с первыми послевоенными годами), что болезненно сказывалось на советской экономике, лишенной притока передовых технологий и оборудования. Руководству СССР и здесь в скором времени пришлось пересмотреть свою позицию и встать на путь развития всесторонних отношений с западными государствами.

В этой ситуации «железный занавес» начал медленно, но неот­вратимо ржаветь. С каждым годом, не говоря уже о десятилетии, он все больше утрачивал способность ограждать население от «тлет­ворного влияния» Запада. И как закономерный результат — насаж­давшиеся коммунистической пропагандой стандарты «социалисти­ческого народоправства» и равенства в нищете утрачивали некогда имевшую для немалой части населения привлекательность и маги­ческое воздействие, уступая место растущим сомнения в правиль­ности «выбранной» старшими поколениями модели общественного развития. В народе постепенно, десятилетие за десятилетием, на­капливался критический потенциал. И никакие действия властей не могли остановить этот процесс, ибо в рамках существовавшей модели было невозможно обрубить питающие его социально-эко­номические и политические корни.

Исторический опыт показывает, что любая общественная сис­тема, неспособная эффективно реагировать на принципиальные вызовы времени и внешней среды, рано или поздно входит в поло­су своего общего кризиса и разложения. Вопрос, когда такая полоса началась в истории СССР, является дискуссионным. Одни иссле­дователи торопятся датировать это серединой 50-х годов, другие — концом 70-х или серединой 80-х годов.

Но как бы то ни было, очевидна особенность общего кризиса со­ветской модели тоталитарного «государственного социализма» (кстати, крайне затрудняющая датировку начальной грани этого процесса) — его затяжной, вялотекущий характер. Это объяснялось и многовековыми российскими традициями (мощной государст­венностью, несформированностью гражданского общества, укоре­нившейся в народной психологии стихийной тяги к уравнительной справедливости), так и огромными размерами страны, ее исклю­чительными по масштабам природными богатствами, которые в нараставших количествах безжалостно бросались в топку затратной директивной экономики и поддерживали в ней огонь жизни. На этой основе власти обеспечивали функционирование, хотя и на низком уровне, системы социальных гарантий (бесплатное медицинское обслуживание и образование, пенсии и т п.), что позволяло избегать сколько-нибудь серьезного народного недо­вольства.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РЕФОРМЫ В ССССР В 50-Е – СЕР. 60-Х ГГ.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ.

После смерти диктатора бразды правления страной сосредото­чила в своих руках небольшая группа политиков: преемник И.В.Сталина на посту председателя Совета министров Г.М.Ма­ленков, министр объединенного МВД (куда вошло и министерство госбезопасности) Л. П. Берия и секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. Внутри этого «триумвирата» сразу же началась борьба за лидерство.

В конечном счете исход этой борьбы определялся тем, кого из претендентов на верховную власть поддержит партийно-госу­дарственная и военная номенклатура. Основу этого господствую­щего слоя советского общества составляли люди, занявшие руково­дящие посты после «великой чистки» 30-х годов, а также в период Отечественной войны. За прошедшее время их положение заметно окрепло, они обрели немалый опыт и авторитет как непосредствен­ные организаторы борьбы народа против фашистской агрессии. К тому же номенклатура успела обрасти взаимопроникающими связями, которые цементировали этот слой, поддерживали его внутреннюю устойчивость и солидарность. На первое место там выдвинулся советский эквивалент дореволюционных генерал-гу­бернаторов — секретари ЦК республиканских компартий, обкомов и крайкомов (их удельный вес в ЦК КПСС поднялся с 20% в 1939 г. до 50% в 1952 г.). Они были лояльны Центру, но требова­ли большей самостоятельности в решении местных дел и, главное, личной безопасности. Расширения участия в реальном осуществле­нии власти и гарантий от возобновления репрессии в собственной среде жаждали и другие отряды номенклатуры. Ее стремление к ре­формированию тоталитарных структур питалось и событиями, ко­торые развернулись сразу после смерти И. В. Сталина и грозили выйти из-под контроля (восстания в советских концлагерях, мас­совые антикоммунистические и антисоветские выступления в ГДР и Чехословакии, брожение в других странах «народной демок­ратии»).

Вместе с тем, номенклатура ясно осознавала предел в предстоя­щих реформах, дальше которого она не хотела, да и не могла идти:

• им надлежало подтолкнуть развитие производства (особенно в ра­зоренном аграрном секторе экономики);

• снять явное перенапряжение и усталость общества от искусственно подстегиваемой «мобилизационной готовности» к отражению происков все новых «внутренних и внешних врагов»;

• коренным образом реорганизовать систему ГУЛАГа, изжившую себя и все более превращавшуюся в пороховую бочку;

• несколько улучшить жизнь простых людей, влачивших нищенское существование.

• С другой стороны, реформы никак не должны были ущемлять социально-политиче­ских интересов партократии и прочих привилегированных групп населения.

Каждый из кандидатов на верховную власть поспешил заявить о своей готовности к изменению порядка вещей, освященных сум­рачным гением И. В. Сталина. Так, Г. М. Маленков высказывался в общей форме, не называя имен, против «политики культа лично­сти», за смещение акцента в экономике в сторону удовлетворения непосредственных материальных и культурных потребностей наро­да, за мирное сосуществование с капиталистическими государства­ми как альтернативы неизбежной гибели цивилизации в ядерной войне. Л. П. Берия, в свою очередь, ратовал за объединение Герма­нии и ее нейтралитет, примирение с Югославией, за расширение прав республик СССР и выдвижение там в руководство националь­ных кадров, выступал против русификации в области культуры.

И все же выбор пал на Н. С. Хрущева. Причины следует искать в том, что этот политик в прошлом был в меньшей степени, чем многолетний шеф госбезопасности Л. П. Берия и один из вдохно­вителей послевоенных «чисток» Г. М. Маленков, замешан в крова­вом «перетряхивании» руководящих кадров, а в настоящем— не контролировал карательные органы. В глазах номенклатуры это делало фигуру Хрущева не столь одиозной и опасной в будущем.

События на советском политическом «Олимпе» развивались стремительно. В июне 1953 г. по вздорному обвинению в «сотруд­ничестве с империалистическими разведками» и «заговоре с целью восстановления господства буржуазии» был арестован Л. П. Берия (расстрелян в декабре того же года). В январе 1955 г. подал в вы­нужденную отставку председатель Совмина Г.М.Маленков. По­следний акт верхушечной борьбы пришелся на лето 1957 г. Тогда из партийно-государственного руководства была полностью изгна­на как «антипартийная» группа политиков (в числе того же

Еще в 1948 г., в обстановке общей нехватки рабочей силы из-за понесенных в войне колоссальных потерь, власти распорядились использовать заключенных более «экономно» — надеясь этим сократить их массовую гибель. Была введена грошовая зарплата «ударникам», добавлены пайки. Но подобные меры не дали ре­зультатов. На рубеже 40-х—50-х годов произошли первые в истории ГУЛАГа вос­стания узников. Советское руководство оказалось перед альтернативой: или резко увеличить довольствие заключенным, радикально изменить весь уклад их работы и «жизни», или распустить лагеря, где отбывали наказание за мифические преступ­ления многие миллионы трудоспособных людей. Первое, однако, делало нерента­бельным само существование системы подневольного труда: она могла функцио­нировать только при работе «на износ» и постоянном пополнении свежим «челове­ческим материалом» через массовые репрессии. Под давлением послевоенного дефицита рабочей силы в стране, преобладавших настроений в разных слоях насе­ления, включая номенклатуру, был избран второй путь.

Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, В. М. Молотова и др.) из-за их открытого сопротивления курсу, проводимому партократией во главе с ее ставленником — первым секретарем ЦК КПСС (с сен­тября 1953г.) и председателем Совмина СССР (с марта 1958г.) Н. С. Хрущевым.

Следует, однако, подчеркнуть: новый советский лидер, обладав­ший недюжинным умом и большой хитростью, тонким знанием специфических законов аппаратной борьбы, сумел довольно быст­ро подмять под себя верхние эшелоны партократии и получил про­стор для проявления собственной колоритной индивидуальности (заметим попутно — за счет потенциала великой державы). В реша­ющей степени тому способствовали и впечатанная кровью в созна­ние старых аппаратчиков жесткая сталинская схема управления (непогрешимый вождь — послушные исполнители), и сама поли­тическая атмосфера в стране, едва вступившей на путь избавления от тоталитарных структур.

Обратимся теперь к анализу номенклатурной «либерализации» в ее главных аспектах: общественно-политическом, экономиче­ском, внешнеполитическом.

Преобразования в экономике.

В центре практической деятельности хрущевской администра­ции находились вопросы экономического развития СССР.

По решению сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК КПСС были проведены неотложные меры по подъему сельского хозяйства:

во много раз увеличены закупочные цены на колхозно-совхозную продукцию, усилено финансирование аграрного сектора (с 7,6% от всех капиталовложений, в 1950 г. до 18% в 1955 г.). Укреплена его материально-техническая база и кадровый потенциал. На село направляется 30 тыс. партработников и 120 тыс. специалистов-аг­рарников из различных городских управленческих структур. С 1954 г. развернулась кампания по освоению целинных и залеж­ных земель. В оборот было введено 42 млн. га пашни, где выращи­валось к концу десятилетия до 40% всех зерновых.

Новое руководство СССР обратило также внимание на отста­вание отечественной промышленности в научно-техническом соперничестве с Западом. Июльский (1955 г.) пленум ЦК КПСС осудил, как ошибочную, «теорию» об отсутствии морального изно­са техники в условиях социализма, получившую широкое хожде­ние, и подчеркнул; что главная линия в развитии промышленности—это «всемерное повышение технического уровня произ­водства на базе электрификации, комплексной механизации и ав­томатизации».

Благодаря сверхконцентрации материальных средств и челове­ческих усилий, на отдельных направлениях удалось добиться впе­чатляющих успехов: впервые в истории атом заработал в мирных целях (в 1954 г. построена атомная электростанция, в 1959 г. спу­щен на воду атомоход «Ленин»), выводятся на околоземную орбиту первый спутник (1957 г.) и первый космический корабль с челове­ком на борту (1961 г.), радикально изменился топливный баланс страны за счет использования нефти и газа, мощный рывок вперед сделала химическая промышленность, освоившая выпуск искусст­венных материалов с заданными свойствами, на транспорте паро­возы уступили место тепловозам и электровозам.

Однако в целом промышленность продолжала двигаться по привычному рутинному пути, объем производства увеличивал­ся за счет нового строительства (введено в действие более 8 тыс. крупных предприятий), а не повышения эффективности использо­вания имеющегося потенциала. Нарастали структурные диспро­порции: если в 1940 г. удельный вес выпуска средств производства (группа А) составлял 61,2%, то в 1960 г. он поднялся до 72,5% при соответствующем снижении доли производства средств потребле­ния (группа Б). Во многом это определялось отказом от предлагае­мого Г. М. Маленковым курса на приоритетное развитие группы Б, который Н. С. Хрущев в 1955 г. заклеймил как «отрыжку правого уклона».

Характерной чертой экономической политики того периода бы­ло активное проведение всякого рода административных реоргани­заций. В них Н. С. Хрущев усматривал второй, не менее важный, чем НТР, рычаг подъема эффективности общественного произ­водства.

В 1957 г. вместо упраздненных отраслевых министерств появи­лись территориальные советы народного хозяйства (совнархозы). В следующем году правительство ликвидировало МТС и поставило колхозы перед необходимостью втридорога выкупить сельхозтех­нику, что ощутимо подорвало финансовое положение сельских производителей. Под влиянием идеологического клише о прогрес­сивности государственной формы собственности перед колхозно-кооперативной во второй половине 50-х годов происходит массовое преобразование колхозов в совхозы, а в городах — полное огосударствление промысловой кооперации, (в 1955 г. на нее приходилось 8% всей промышленной продукции). Волна новых притеснений об­рушилась на личные подсобные хозяйства, только что (в 1953 г.) освобожденные от сталинских налогов и обязательных натурпоставок: крестьян заставляли продавать колхозам скот, обрезали при­усадебные участки.

В марте 1962 г. была перестроена система управления сельским хозяйством. Вместо прежних структур в районах учреждаются кол­хозно-совхозные управления (КСУ), а в областях и республиках — аналогичные комитеты. При них возрождается институт парторгов и комсоргов ЦК, обкомов и райкомов. Скоро очередь дошла и до самих партийных комитетов. В сельских районах они были упразд­нены (с передачей их функций парторганизациям КСУ), а в обла­стях разделены по производственному принципу (на промышлен­ные и сельскохозяйственные).

«Административная лихорадка» явно шла по нарастающей, в то время как темпы экономического развития страны катились вниз. В 5-ю пятилетку (1951—1955 гг.) промышленное производство увеличилось на 85%, сельскохозяйственное — на 20,5% (за счет по­следних двух лет); в 1956—1960 гг. соответственно на 64,3% и 30%;

в 1961—1965 гг. — на 51% и 11%*. ((Надо иметь в виду, что на практике два последних года 6-й пятилетки были объединены с годами следующей пятилетки и на этой основе сверстан единый се­милетний план (1959—1965 гг.) )).

Плановые задания систематиче­ски срывались.

Ситуация, сложившаяся в экономике, напрямую проецирова­лась на социальную политику хрущевской администрации. В сере­дине 50-х годов был разработан целый пакет мер, направленных на улучшение жизни населения, регулярно повышалась зарплата. Прекратился выпуск обязательных облигаций госзаймов. Был принят закон о пенсиях для рабочих и служащих (колхозникам пенсии устанавливаются в 1965 г.). Отменены все виды платы за обучение. Шло массовое строительство жилья. За 1956—1960 гг. новоселье справили почти 54 млн. человек, или четверть населения страны. При этом менялся сам жилищный стандарт: семьи все чаще полу­чали не комнаты, а отдельные квартиры (хотя и малогабаритные).

Однако на рубеже 50-х—б0-х годов явственно обозначилась по­пытка правительства поправить положение дел в экономике за счет трудящихся. Почти на треть были снижены тарифные расценки на производстве, а розничные цены на продовольствие с мая 1962 г. примерно на столько же возросли. В ряде городов произошли стихийные выступления рабочих. Самое крупное из них было в Новочеркасске (июнь 1962 г.), где власти применили оружие и десятки человек погибли.

В правящих кругах СССР множились сомнения в том, что административные методы управления способны обеспечить дина­мичное развитие экономики. Под руководством заместителя пред­седателя Совмина А. Н. Косыгина начинается подготовка програм­мы более глубокого реформирования хозяйственного механизма, использования методов экономического стимулирования произ­водства.

«Оттепель» в политике и культуре.

В числе первых решений хрущевской администрации была ре­организация в апреле 1954 г. МГБ в Комитет государственной без­опасности при Совмине СССР, сопровождавшаяся значительной сменой кадров. Отдается под суд за фабрикацию фальшивых «дел» часть руководителей карательных органов, вводится прокурорский надзор за службой госбезопасности. В Центре, в республиках и об­ластях она была поставлена под бдительный контроль соответству­ющих партийных комитетов (ЦК, обкомов, крайкомов), иначе говоря — под контроль партократии.

Расширяются права Совминов союзных республик в управле­нии экономикой. В апреле 1956 г. правительство полностью отме­нило антирабочие законы предвоенной поры, частично смягченные в начале 50-х годов. В 1956—1957 гг. были сняты политические об­винения с репрессированных народов и восстановлена их государ­ственность (кроме немцев Поволжья и крымских татар).

В сентябре 1953 г. Верховный Совет СССР специальным указом открыл возможность для пересмотра решений бывших коллегий ОГПУ, «троек» НКВД и упраздненного к тому времени «особого со­вещания» при НКВД-МГБ-МВД. К 1956 г. было освобождено из лагерей и реабилитировано посмертно около 16 тыс. человек. После XX съезда КПСС (февраль 1956 г.), развенчавшего «культ личности Сталина», масштабы реабилитации резко увеличиваются, и вскоре миллионы политзаключенных обрели долгожданную сво­боду.

Возвращение в общество огромной массы ни в чем не повин­ных людей поставило власть перед необходимостью объяснить причины постигшей страну и народ трагедии. Такая попытка была сделана в докладе Н. С. Хрущева «О культе личности и его послед­ствиях» на закрытом, заседании XX съезда, а также в принятом 30 июня 1956 г. специальном постановлении ЦК КПСС. Все, одна­ко, сводилось к «деформации» социализма из-за особенностей по­слереволюционной ситуации и личных качеств И. В. Сталина, вы­двигалась единственная задача — «восстановление ленинских норм» в деятельности партии и государства. Это объяснение было, безусловно, крайне ограниченным. Оно старательно обходило со­циальные корни явления, определенного как «культ личности», его органическую связь с тоталитарно-бюрократической природой об­щественной системы, созданной коммунистами.

И все же сам факт публичного осуждения творившихся в стране десятилетиями беззаконий и прямых преступлений высших долж­ностных лиц произвел исключительное по своей силе впечатление, положил начало кардинальным переменам в общественном созна­нии, его нравственному очищению, дал мощный творческий им­пульс в работе научной и художественной интеллигенции. Под на­пором этих перемен стал расшатываться один из краеугольных камней в фундаменте «государственного социализма* — тотальный контроль властей над духовной жизнью и образом мышления людей.

КПСС, проводя политику «управляемой десталинизации», по­спешила четко обозначить допустимые границы критического ос­мысления прошлого и настоящего. В ответ на призывы обществен­ности отменить позорные постановления ЦК по идеологическим вопросам 1946 —1948 гг. было категорически заявлено, что они «сыграли огромную роль в развитии художественного творчества по пути социалистического реализма» и в своем «основном содер­жании сохраняют актуальное значение». Систематически разнос­ной критике — за «идеологическую сомнительность», «недооценку руководящей роли партии», «ревизионистские настроения» и «фор­мализм» — подвергались писатели и поэты (А. А. Вознесенский, Д.А.Гранин, В. Д. Дудинцев, С.И.Кирсанов и др.), скульпторы и художники (Э. Н. Неизвестный, Р. Р. Фальк и др.), режиссеры (М.М.Хуциев и др.), ученые-гуманитарии. Из Союза писателей был исключен Б. Л. Пастернак.

Стремясь овладеть нараставшим общественным подъемом и заодно изжить обозначившийся в массах под напором критики сталинизма кризис доверия в КПСС, партийные идеологи подгото­вили очередную «программу великих свершений», обещавшую полное изобилие материальных и духовных благ не где-то в отда­ленной перспективе, а уже «нынешнему поколению советских людей».

XXI съезд КПСС (1959 г.) сделал вывод, что социализм в СССР одержал «полную и окончательную победу» и страна вступила в пе­риод «развернутого строительства коммунизма». Развивая эту идею, XXII съезд КПСС (1961 г.) принял третью программу пар­тии, где детально расписывались задачи по построению к 1980 г. в основных чертах коммунистического общества. Намечалось:

выйти на первое место в мире по производительности труда и вы­пуску продукции на душу населения, уровню жизни народа; преоб­разовать «социалистическую государственность в общественное коммунистическое самоуправление»; воспитать «нового человека, гармонически сочетающего в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство».

Номенклатурное мифотворчество, наложившись на еще не раз­мытую до конца в общественном сознании веру в «светлые идеалы» и позитивные изменения в стране, вызвало последний в советской истории всплеск искреннего энтузиазма довольно широких слоев народа. Это, в частности, нашло отражение в многочисленных тру­довых починах, молодежных стройках по комсомольским путев­кам, в массовом движении «бригад коммунистического труда», в других идущих снизу формах соцсоревнования.

Итоги номенклатурной «либерализации».

Подходило к концу отпущенное историей время на бурные послесталинские преобразования в СССР, непоследовательные и про­тиворечивые, но все же сумевшие вырвать страну из оцепенения предшествующей эпохи.

В целом номенклатура могла быть довольна. Н. С. Хрущев вы­полнил ее «социальный заказ»: обеспечил возвращение центра вла­сти в партийно-государственный аппарат, укрепил его значимость, избавил руководящие кадры от страха репрессий. Однако до столь желанной номенклатурщиками «стабильности» было далеко. Сами они не хотели больше терпеть административные экспромты Хру­щева, сопровождавшиеся кадровой чехардой. В военных кругах не могли забыть о масштабных и социально необеспеченных со­кращениях Вооруженных Сил (они не только ликвидировали мно­гие высокооплачиваемые генеральские должности, но и выбросили на произвол судьбы сотни тысяч офицеров). Свои основания для недовольства имелись и у других слоев населения. Росло разочаро­вание интеллигенции строго дозированной номенклатурной «отте­пелью». Рабочие и крестьяне устали от шумной борьбы Хрущева за «светлое будущее» при ухудшении текущей жизни.

Все это помогло партийно-государственной номенклатуре без каких-либо общественных потрясений избавиться от беспокойного лидера. В октябре 1964 г. на пленуме ЦК КПСС Н. С. Хрущев был обвинен в «волюнтаризме и субъективизме», снят со всех постов и отправлен на пенсию.

Первым секретарем ЦК (с 1966 г. — гене­ральным секретарем) стал Л. И. Брежнев, председателем Совета Министров СССР — А. Н. Косыгин