Понедельник, 2 июня 1823 г.*

У Гёте канцлер, Ример и Мейер. Разговор о стихах Беранже. Гёте, пребывавший в наилучшем расположении духа, весьма оригинально комментировал и перефразировал некоторые из них.

Затем речь шла о физике и метеорологии. Гёте собирается разработать теорию погоды. Надо сказать, что подъем и падение стрелки барометра он намерен полностью приписать влияниям земного шара и тому, в какой степени он притягивает атмосферу.

— Господа ученые, — продолжал Гёте, — ив первую очередь господа математики, конечно же, высмеют мои идеи, или, еще того лучше, будут надменно их игнорировать. А знаете почему? Потому что я, по их мнению, не специалист.

— Кастовый дух, — сказал я, — еще можно было бы простить ученым. А если в их теории затесались кое-какие ошибки и они, знай себе, тащат их дальше, то это ведь оттого, что они еще на школьной скамье унаследовали ложные воззрения в качестве догм.

— В том-то и дело! — воскликнул Гёте. — Ваши ученые совсем как наши веймарские переплетчики. Образчик работы, который требуют с них для принятия в цех, вовсе не изящный переплет в новейшем вкусе! Куда там! Это Библия in folio, по моде двух— или трехсотлетней давности, в тяжеловесном переплете из толстой кожи. Абсурдное требование. Но бедняге-ремесленнику не поздоровилось бы, вздумай он сказать, что экзаменаторы — дураки.

Пятница, 24 октября 1823 г.*

Вечером у Гёте. Мадам Шимановская, с которой он нынешним летом познакомился в Мариенбаде, импровизировала на рояле. Гёте, весь обратившийся в слух, был, видимо, взволнован и растроган.

Вторник, 11 ноября 1823 г.*

Вечером у Гёте собралось небольшое общество. Он уже довольно давно прихварывает и сидит, закутав ноги в шерстяное одеяло, с которым не расстается со времени похода в Шампань. В связи с этим одеялом он рассказал нам забавную историю, случившуюся в 1806 году, когда Иена была оккупирована французами и капеллан одного из французских полков затребовал портьеры для украшения своего алтаря. Ему доставили целую штуку богато орнаментованной пунцовой материи.

— Но он остался ею недоволен, — продолжал Гёте, — и пожаловался мне. «Пришлите эту материю, — сказал я, — возможно, мне удастся достать вам что-нибудь более подходящее». Между тем в театре у нас ставилась новая пьеса, и я нарядила актеров в великолепные костюмы из этого пунцового шелка. Что касается капеллана, то мы о нем попросту забыли, предоставив ему право самому о себе позаботиться.

Воскресенье, 16 ноября 1823 г.*

Гёте все еще нездоров. Великая герцогиня сегодня вечером прислала ему со мною несколько прекрасных медалей, надеясь, что это его хоть несколько развлечет. Гёте, видимо, был обрадован деликатной заботливостью герцогини. Он жаловался мне, что чувствует ту же боль в области сердца, которая прошлой зимой явилась предвестником тяжелой болезни.

— Я не могу работать, — сказал он, — не могу читать, даже мысли посещают меня лишь в счастливые минуты облегчения.

Воскресенье, 17 ноября 1823 г.*

Приехал Гумбольдт . Я пробыл у Гёте очень недолго, но у меня создалось впечатление, что присутствие Гумбольдта и беседа с ним благоприятно на него воздействуют. Думается, что болезнь его носит не чисто физический характер. Главной ее причиной, видимо, является страстное увлечение некой юной особой, охватившее его нынешним летом в Мариенбаде, которое он сейчас силится побороть.