Русская проза середины хiх века
40-е годы – победоносная молодость и отвага мысли, стремительный взлет крепнущих талантов. Это интеллектуальная атмосфера, воспитавшая ум и душу таких художников, как Герцен, Гончаров, Тургенев, Достоевский, Островский, Некрасов, С.-Щедрин, Григорович.
С.-ЩЕДРИН: « то было время поклонения Белинскому и ненависти к Булгарину. Мир не видел двух таких людей, из которых один был бы столь пламенно чтим, а другой столь искренне ненавидим». И.С.Тургенев посвящает свой роман «Отцы и дети» Белинскому, а Достоевский, прощаясь с Некрасовым в 1877 году, тридцать лет спустя, спрашивал себя «Пребыли ли верны, пребыли ли?»
Белинский в 1835 г.: «Форма и условия прозаических жанров удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни».
Белинский – первый теоретик русской прозы, хотя были и серьезные предшественники: Пушкин, Гоголь, Надеждин.
Белинский: «Чтение романа для человека – акт самосознания».
Белинский: «Роман и повесть стали теперь во главе других родов поэзии, так что всякое другое произведение кажется при них чем-то случайным. Причина этого в самой сущности романа и повести как рода поэзии».
«Роман – это единственный становящийся жанр среди давно готовых.».
Будто предвидя лирическую музыку тургеневского романа, трагедийность прозы Достоевского, моральную учительность Толстого, Белинский писал: «Лирика, как излияние чувств автора по поводу описываемого им события и драматизм, как более яркий и реальный способ заставить высказаться данные характеры, отступления и рассуждения, дидактика в романе и повести могут иметь законное место».
Отныне литературные эпохи уже определяются не столько по писательским именам, сколько по журналам. Средоточием литературной жизни становится не художественный салон, а журнальная редакция, центром притяжения писательских сил – не альманах, а толстый ежемесячник. (Лермонтов публиковал почти всё через журналы («Отечественные записки»)
Итак: «Отечественные записки» и «Современник» в 1840 – е годы, «Современник» - в 1850 – 60е годы и снова «Отечественные записки» в течение 2-х следующих десятилетий – определяющие центры в литературе. Мы всегда можем составить (пусть схематически) представление о писателе по его отношению к этим журналам.
(40-е годы – «Отечественные записки», и «Современник» - «натуральная школа» и т.д.
Русский роман 60-х годов.
«Обломов», «Отцы и дети», «Что делать?» -- романная «триада», запечатлевшая в своих идейно-смысловых различиях, жанровой сложности и разнообразии структур многорусловое историческое движение русской жизни и литературы в 1860-е годы. Гончаров, Тургенев, Чернышевский выразили разные аспекты, разные «состояния мира» почти в один и тот же исторический момент: между 1855 и 1862 годами, крахом николаевского деспотизма и высшей точкой взлета революционных настроений (подсеченных вскоре контрнаступлением реакции).
Сумрачная глыба неповоротливого быта, незыблемая твердыня раз и навсегда установленного образа существования, которые способны полностью поглотить силы и самую жизнь человека, - это мир гончаровского романа. Тургенев, а затем и Чернышевский ищут ферменты, разлагающие жизненный застой, прослеживают пути, которыми объективно и неудержимо обновления совсем смещается: для него герои, в которых пристально всматриваются не только Гончаров, но и Тургенев, вообще периферия жизни. Она не заслуживает тщательных изучений. Лишь те люди, в личности которых пробиваются ростки будущих человеческих черт и отношений, стоят, с его точки зрения, внимания.
Эти ранние романы 60-х годов (за которыми последовали «Война и мир», «Преступление и наказание», «Идиот») должны были преодолеть сложившийся прежде (и унаследованный первыми романами Тургенева – «Рудин», «Дворянское гнездо») «тип романа частной жизни».
Любопытно вспомнить, как изменялся объем и характер существенно интересного в герое романа для читателя от 1830 – 1840-х годов ко второй половины века. Печорин неинтересен как офицер, Онегин, в общем, малоинтересен как помещик. Наиболее важное и глубокое в них раскрывается вне стандартизации, которой неизбежно подвергает людей общественный уклад. В 7-й главе «Кто виноват?» и на всем протяжении «Обыкновенной истории» мы наблюдаем, как петербургский департамент пытается подравнять на казенный уровень Владимира Бельтова и Александра Адуева. В первом случае это не удается, а во втором, в конце концов, получается.
Герои романа второй половины века несравненно шире. Поэтому и простор исторической жизни общества в данный момент не остается за рамками повествования. Если мы вспомним князя Андрея, Пьера Безухова, Николая Ростова, например, то, сразу убедимся, что каждый из них заинтересовывает нас многообразно, в том числе и как владелец своего поместья, офицер, помощник Сперанского, участник декабристского восстания,, член масонской ложи, а не только как «внутренний человек» (Белинский). А деревенское хозяйничанье Левина в «Анне Карениной» вообще главная сфера ег8о жизни, и уже по отношению к ней располагается и вся «история сердца» его. Герои «Дыма» и «Нови» Тургенева, гончаровского «Обрыва», «Бесов» Достоевского также интересны нам полнотой своего бытия далеко за пределами внутренней жизни.
Переход к этому новому освещению человека первыми начали осуществлять Гончаров и Тургенев. В «домашних», личных проявлениях Илья Ильич Обломов чист и благороден. Но уже неинтересен и даже смешон тем, что он весь спрятан только в них. Ольга все время ждет от него именно выхода «в мир» общественного обнаружения своей личности. Для Базарова же это единственно возможная форма существования (что особенно ярко высвечивает стоящая рядом жизненная история Павла Петровича Кирсанова).
Гончаров первым доказал принципиальную возможность, действенность и современность эпических начал для русского романа. Создав образ не только «Обломова», но и «обломовщины», он утолил жажду крупного обобщения, тягу к большому полотну, монументальному типу эпохального значения, которую испытывала литература начала 60-х годов - времени итогов и громадного исторического перелома. Это особенно высоко оценил в своей статье «Что такое обломовщина?» Добролюбов.
«Отцы и дети» вобрали и переосмыслили многие уже классические мотивы и сюжетные узлы русского романа: любовь – «поединок роковой» (Тютчев), дружба-вражда, дуэль, внезапная, безвременная смерть. Но принципиальная новизна главного героя привела к тому, что некоторые из них оказались иронически перевернуты (дуэль), другие (история любви и дружбы героя) развиты далее, но в остросюжетных ракурсах. Современность самого склада чувств, образа переживаний Базарова Тургенев обнаружил тем, что включил в обширную раму «Отцов и детей», так сказать, схему романа онегинско-печоринского, но в свернутом, намеренно внутренне обедненном виде, передав ее уже не главному герою.
Между романами Гончарова и Тургенева существенную и четкую грань провело то обстоятельство, что централизующей фигурой в одном из них оказался «сын века», а в другом – «герой времени». Изображение того и другого неизбежно требует разных повествовательных принципов, неодинаковой организации действия. Весь облик Обломова предполагает анализ поведения, а не поступка. С Обломовым нечто совершается, происходит на протяжении всего романа, но он не обнаруживает свою индивидуальность, подобно Базарову, личным выбором, действенным актом. В отличие от базаровских поступков обломовское поведение ничего радикально не меняет ни в нем самом, ни в его взаимоотношениях с окружающими.
Своеобразие романа Чернышевского заключается в том, что он синтезировал многие традиционные завоевания русской прозы с «экспериментальными» началами. Писатель нашел единственную в своем роде жанровую форму для своего философского объяснения с читателями о неизбежном историческом движении современного общества.
Жанровый облик «Что делать?» синкретичен. Из русла социально-бытового повествования, выработанного критическим реализмом, действие постоянно переключается; возникают черты условной во многом формы просветительского «романа воспитания» (этим определяется способ обрисовки героини); а в эту форму, в свою очередь, прорастают признаки социально-утопической прозы (влекущие принципы романтического обобщения, особую организующую роль авторского «Я»). Естественным стилистическим результатом этой сложной структуры является характерный для «Что делать?» сплав иронии, эзоповского языка, публицистических элементов, объективной изобразительности. Сюжетное строение «Что делать?» предопределило излюбленный всей демократической беллетристикой тип сюжетосложения: герой берется в «общественных определениях» (Салтыков-Щедрин), «традиционные» сюжетные ходы лишь демонстрируют, насколько они неспособны вместить главное в жизни современного человека.
Русский роман 70 – 90-х годов
Рубеж 70 – 80-х годов - вершинный процесс в развитии русского романа 2-й половины 19 века. Это пора расцвета трёх гигантов русской литературы – Л.Толстого, Ф.М.Достоевского и М.Е.Салтыкова-Щедрина., пора величественного завершения для И.С.Тургенева и ИА.Гончарова («Новь», «Анна Каренина», «Господа Головлёвы», «Современная идиллия», «Обрыв»). Достоевский работает над романом «Братья Карамазовы».
Общая потребность подведения исторических итогов. Убеждённость в кризисном характере времени.
Достоевский: «Завершается не нашедший исхода значительный период, а за этим историческим перевалом «что-то новое надвигается в мире повсеместно».
Литература 70 – 80-х годов унаследовала от эпох предшествующих аналитический характер, пафос социального исследования. Это время поиска нового героя, новых путей, сращение трагизма и сатиры.
Салтыков-Щедрин: «Трагедию такую бы написать, чтобы все сердца лопнули».
Характерна сатиричность в таких больших и сложных полотнах, как «Дым», «Новь», «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича», «Дневник писателя» и т.д.
Раньше в центре внимания была «среда», нынче – человек: самовоспитание и воздействие на эту самую «среду».
Размышления о природе человека, о совести, о жизни и смерти, о смысле и условиях подлинно нравственного существования – идейное зерно «Братьев Карамазовых», «Анны Карениной», «Современной идиллии».