Download / Тема № 2

Кроме разработанной Мертоном «структурно-дисфункцио­нальной» модели социального изменения, существует целый ряд других — однофакторных и многофакторных — моделей. Общее, _что характеризует все модели, — это попытка выяснить причины становления и развития тех или иных социальных явлений, т. е. попытка дать им причинно-следственное объяснение. На про­тяжении длительной истории развития социологической мыс­ли назывались самые разные причины социальных изменений: естественный отбор (Г. Спенсер); географическая среда, осо­бенно климат (Р. Бокль); народонаселение (Р. Мальтус); раса (А. Гобино); выдающиеся личности (Ф. Ницше); война (А. Тойн-би); технология (У. Огборн); разделение труда и кооперация (Э. Дюркгейм) экономика (У. Ростоу); идеология (М. Вебер) и др.

В теориях социальных изменений «структурно-функциональ­ной» модели оказалась противопоставлена «причинно-след­ственная» модель анализа социальных изменений. В качестве альтернативы нормативному детерминизму было выдвинуто не­сколько видов детерминизма (причинной обусловленности) — от биологического до технологического и экономического. Од­нако общая точка зрения так и не сложилась.

Теории социального конфликта. Теории социального конф­ликта создавались на основе критики метафизических элемен­тов структурного функционализма Парсонса, которого обви­няли в чрезмерном акцентировании внимания на комфортно-^сти, в забвении социального конфликта, в неумении учесть Центральное место материальных интересов в человеческих Делах, в неоправданном оптимизме, в подчеркивании значе­ния интеграции и согласия за счет радикального изменения и нестабильности.

У истоков теории «социального конфликта» стоял амери­канский социолог Ч. Р. Миллс. Опираясь на идеи К. Маркса, • Веблена, М. Вебера, В. Парето и Г. Моска, Миллс утверж­дал, ч_то любой макросоциологический анализ чего-то .стоит в том случае, если он касается проблем борьбы за власть между конфликтующими социальными группами¹.

Более четкую формулировку теория «социального конфлик­та» получила в работах германского социолога Р. Дарендорф_а английского — Т. Боттомора, американского — Л. Козера и других западных социологов.

Обосновывая главные положения теории социального кон­фликта, Ральф Дарендорф (р. 1929) утверждает, что все слож­ные организации основываются на перераспределении власти, что люди, обладающие властью, способны с помощью различ­ных средств, среди которых главным является принуждение, добиваться выгоды от людей, обладающих меньшей властью. Возможности распределения власти и авторитета крайне огра­ничены, и поэтому члены любого общества борются за их пере­распределение. Эта борьба может не проявляться открыто, но основания для нее существуют в любой социальной структуре.

Таким образом, согласно Дарендорфу, в основе конфликтов человеческих интересов лежат не экономические причины, а стремление людей к перераспределению власти. Источником конфликтов становится так называемый homo politicus («человек политический»), а поскольку одно перераспределение власти выдвигает на очередь другое, социальные конфликты имманент­но присущи любому обществу. Они неизбежны и постоянны, служат средством удовлетворения интересов, смягчения проявле­ний различных человеческих страстей. «Все отношения индиви­дов, построенные на несовместимых целях... — утверждает Да­рендорф, — являются отношениями социального конфликта»¹.

Теории социальных систем. Своеобразным синтезом струк­турно-функциональной модели равновесия и модели социаль­ного конфликта стала общая теория социальных систем, обыч­но формулируемая в функциональных терминах.

Развитие данного направления продолжает традиционно-натуралистическую, позитивистскую ветвь, когда объект соци­ологии — социальные отношения и структуры — трактуется в понятиях, близких к естественнонаучному подходу. Эти отно­шения и структуры рассматриваются как абсолютно не завися­щие от людей, от их намерений и стремлений. В таком случае поведение людей определяется «императивами системы», обусловливающими направленность их действий и диктуюш»-ми типы принимаемых решений.

Сторонники этого подхода ищут условия, обеспечивающие позитивные для системы последствия, причем часто эффек­тивность «работы» системы оценивается независимо от анализа возможных негативных последствий тех или иных решений для людей. Сведение характеристики человека к какому-то одному качеству, например к потребностям, мотивациям или установ­кам, действительно делает теоретические модели более про­стыми, но они (модели) перестают соответствовать реальности анализируемых при их посредстве социальных процессов.

Это становилось все более очевидным при попытке эмпири­чески проверить теоретические положения, выдвигавшиеся в русле такого подхода. В конце концов, оказалось невозможным уйти от вопроса о качественной специфике объекта социо­логического исследования. Здесь чрезвычайно важное влияние оказали работы Ж. Гурвича, Т. Адорно, X. Шельски, М. Пола-ньи и других социологов и представителей философии науки. Они вынуждены были искать причины тех неудач, которые постигли как эмпирическую социологию, так и макротеории общества, основанные на допущениях, свойственных есте­ственным наукам. Такими причинами были, в первую очередь, игнорирование сознательной творческой деятельности инди­вида в созидании и развитии социального процесса, активное использование идей и методов естественнонаучного знания, сопровождавшееся приданием последним отнюдь не свой­ственных им широких мировоззренческих функций.

Структурализм. Во Франции роль структурно-функциональ­ного подхода к социальной реальности сыграл структура­лизм — влиятельное направление, представленное такими видными социологами, как М. Фуко, К. Леви-Строс и др.Основной пафос структурализма состоял в попытке построения новой модели социальной реальности. Такой моделью для структуралистов явился язык как изначально и прозрачно структурированное образование. Структуралисты Франции — следователи лингвистического структурализма, развивавшегося в первой четверти XX в. Это определило их методологический аппарат, связанный с аппаратом структурной лингвистики, с привлечением некоторых методов, используемых точными и естественными науками.

Клод Леви-Строс (1908—1990), один из крупнейших совре­менных культурантропологов, изучая структуру мышления и быта первобытных народов, делает вывод, что исторический подход («диахронный разрез») лишь облегчает понимание того, как возникают те или иные социальные институты. Глав­ная же цель научного исследования общества — «синхронный разрез», прослеживание того, каким образом коллективное бессознательное формирует символические структуры данного общества — его ритуалы, культурные традиции, речевые фор­мы. Изучение исторических и этнических фактов — лишь шаг к постижению коллективного бессознательного.

Фундаментальные этнологические труды Леви-Строса обла­дают значительной эвристической ценностью.

У Мишеля Фуко (1926—1984) соииоисторические исследова­ния культур прошлого (он именует их «дискурсами»), особен­но эпохи Средневековья, раннего и позднего Возрождения, классицизма, посвящены наиболее слабо изученным к тому времени областям человеческого бытия — таким сферам кол­лективного бессознательного, как болезнь, безумие, девиант-ное поведение. Позднее он работает над многотомным тракта­том по истории сексуальности.

Фуко выводит «дискурсивные» (ментальные) структуры — подразумевая под этими обозначениями нормативные системы и структурацию знания, действовавшие в различные периоды истории, — из структуры социальных институтов.

Истинно научным, объективным исследованием является, по Фуко, возможно более строгое и детальное изучение каждой данной ментальной структуры как структуры коллективного бессознательного в ее соотношении со структурой «власти».

Микросоциологические теории

Ряд социологов, неудовлетворенных структурно-функцио-налистскими и структуралистскими макротеориями, ведущими к реификации (овеществлению) социальной системы, пренеб­регающими изучением творческой, сознательной человеческой деятельности, вплотную занялись разработкой теорий, ориен­тированных на выяснение роли конкретных межчеловеческих заимодействий в создании и функционировании структур со­циального мира.

Среди новых микротеорий можно выделить две разновид­ности социального бихевиоризма, главное внимание в кото-оом уделяется наблюдаемому факту человеческого поведения и взаимодействия. Взаимодействие трактуется в двух различных вариантах: один по формуле «стимул (С)—реакция (Р)», дру-_гой __ «стимул (С)—интерпретация (И)—реакция (Р)». Первая (Норма бихевиоризма представлена психологической концепци­ей социального обмена Дж. Хоманса и ее различными вариация­ми, вторая — «символическим интеракционизмом» Дж. Мида и его вариациями.

Теория социального обмена. Теория социального обмена, наиболее яркими представителями которой являются Джордж Хоманс (1910—1989) и Питер Блау (р. 1918), в противоположность структурному функционализму исходит из примата не системы, а человека. «Назад к человеку» — таков лозунг, выд­винутый Хомансом и положивший начало критике структур­ного функционализма с позиций психологизма¹.

Структурные функционалисты абсолютизировали норма­тивную сторону жизнедеятельности общества. Бихевиористы провозглашают примат психического над социальным.

Бихевиористы заняли строго определенную позицию в от­ношении двух гносеологических проблем. Первая проблема — свобода выбора или его жесткая детерминированность? Она была решена в пользу детерминизма. Вторая проблема — необ­ходимость знания душевных состояний индивидуумов для объяснения их поведения, которую бихевиористы решительно отвергают, так как считают эти состояния иллюзией.

Бихевиористская концепция Хоманса оказала существенное влияние на концепцию П. Блау. Исходным положением теории социального обмена Блау является то, что людям необходимы многообразные виды вознаграждений, получить которые они Могут, только взаимодействуя с другими людьми. Люди, пишет "Лау, вступают в социальные отношения, поскольку ожидают, что будут вознаграждены, и продолжают эти отношения пото-^МУ> что получают то, к чему стремятся. Вознаграждением в процессе социального взаимодействия могут быть социальное одобрение, уважение, статус и т. п., а также практическая по­мощь. Блау учитывает и то, что отношения в процессе взаимо­действия могут быть неравными. В этом случае человек, облада­ющий средствами для удовлетворения потребностей других лю­дей, может использовать их для приобретения власти над ними Это возможно при наличии четырех условий: 1) если нуждаю­щиеся не располагают необходимыми средствами; 2) если они не могут получить их из другого источника; 3) если они не хо­тят получить то, в чем нуждаются, силой; 4) если в их системе ценностей не произойдет изменений, при которых они смогут обойтись без того, что раньше им было необходимо.

Осознание глубоких противоречий бихевиористского под­хода, а также мысли о несводимости человеческого поведения к набору реакций на внешние стимулы, о способности челове­ка творчески осмысливать свою социальную среду побудили ряд социологов интерпретировать поведение с точки зрения того значения, которое личность (или группа) придает тем или иным аспектам ситуации. Для обоснования этой идеи со­циологи-теоретики обратились к теориям символического ин-теракционизма, к феноменологической социологии.

Символический интеракционизм. Символический интерак-ционизм (Г. Блумер, А. Роуз, Г. Стоун, А. Стросс и др.) в сво­их теоретических построениях делает главный акцент на лин­гвистическую или предметную сторону коммуникации, осо­бенно на роль языка в формировании сознания, человеческого Я и общества.

По мнению самих американских социологов, символичес­кий интеракционизм стремится к описанию человеческих вза­имодействий и общества с позиций приспособления и отказа от приспособления друг к другу игроков в игре. Поскольку игры имеют правила, символические интеракционисты пред­почитают фокусировать внимание на том, как игроки в зави­симости от хода взаимодействия создают, поддерживают " осознают правила игры.

Создателем теории символического интеракционизма явля­ется американский ученый Джордж Герберт Мид (1863—193" Сам Мид считал свою социальную психологию бихевиорист И на том основании, что она начинается с наблюдения ре-° ного протекания социальных процессов. Но когда дело ка-^лось исследования внутренних фаз реального поведения или ° ятельности, его теория не была бихевиористской. Наоборот, _ер)Кдал американский ученый, она непосредственно связа-с исследованием этих процессов «внутри» поведения как ]елого. Стремясь определить, как сознание рождается в дове­дении, эта теория идет, так сказать, от внешнего к внутренне­му а не от внутреннего к внешнему¹.

Характерными чертами символического интеракционизма, отличающими его от большинства направлений социологии и социальной психологии, стали, во-первых, его стремление ис­ходить при объяснении поведения не из индивидуальных вле­чений, потребностей, интересов, а из общества (понимаемого как совокупность межиндивидуальных взаимодействий) и, во-вторых, попытка рассматривать все многообразные связи чело­века с вещами, природой, другими людьми, группами людей и обществом в целом как связи, опосредованные символами. При этом особое значение придается языковой символике. В основе символического интеракционизма лежит представле­ние о социальной деятельности как совокупности социальных ролей, которая фиксируется в системе языковых и других символов.

Мид рассматривает личность как социальный продукт, об­наруживая механизм ее формирования в ролевом взаимодей­ствии. Роли устанавливают границы подобающего поведения индивида в определенной ситуации. В процессе ролевого ис­полнения происходит интериоризация связанных с ролью зна­чений. Необходимое во взаимодействии «принятие роли другого» обеспечивает, согласно Миду, превращение внешнего социального контроля в самоконтроль и формирование человеческого Я. Сознательная регуляция поведения описывается как непрерывное соотнесение представления о своей роли с Редставлением о самом себе, со своим Я. Я как то, что может ^1Ть объектом для самого себя, является, в сущности, социальным образованием и возникает в ходе реализации социального опыта² концепции символического интеракционизма изложении Герберта Блумера (1900—1987), люди действуют по отношению к объектам, ориентируясь прежде всего на значе­ния, которые придают этим объектам, а не на их субстанциональную природу. Эти значения формируются и переформировываются в процессе социального взаимодействия. Социальная реальность далека от того, чтобы быть стабильной. Она подвижна и конвенциональна и является продуктом взаимосогла­сования значений между тесно взаимосвязанными совокупнос­тями действующих лиц — актеров. Эти лица вовлечены в бес­конечный поток интерпретаций, оценок, определений и переопределений ситуаций, так что лишь четкие индуктивные процедуры могут помочь в деле объяснения поведения¹.

Следуя терминологии М. Вебера, развивавшего ранее во многом сходные идеи, некоторые социологи называют символический интеракционизм «теорией действия». Другие именуют его «ролевой теорией».

Уязвимость многих положений символического интеракцио­низма бросается в глаза представителям других школ социаль­ной психологии. Так, по их мнению, сторонники символиче­ского интеракционизма недопустимо пренебрегают исследова­нием биогенетических и психогенетических факторов, а иногда и вовсе отрицают их существование, крайне мало внимания уделяют и бессознательным процессам в человеческом поведе­нии, в результате чего затрудняется изучение мотиваций, а по­знание реальных «движущих сил» человеческого поведения под­меняется описанием заданного культурой «словаря мотивов» или других форм «рационализации» совершаемых поступков.

Теоретический гуманизм. Внимание к миру «значений» неиз­бежно приводит исследователей этой ориентации к поиску мес­та и роли знания в жизни человека. А это, в свою очередь, озна­чает, что в сфере внимания оказывается вопрос о значении со­циологического знания для общества и человека. Решение этого вопроса составляет центральный аспект социологического на­правления, которое можно назвать «гуманистическим» и кото­рое представляет собой различные модификации так называе­мой критической социологии Франкфуртской школы. Трактовка миологического знания о социальном изменении доста-Р°^лИ характерна для социологов нетрадиционного направле-^т°^чн?д Гоулднер, Р. Фридрихе и др.). Они исходят из положе-^НИЯ что социальный мир изменяется потому, что человек его ^НИЯ'^рт Иными словами, познанная социальная закономер-

ПОЗН«еь

ь перестает быть закономерностью в строгом смысле этого ^нос_ва само познание изменяет ее, добавляет к ней новые ком-

ненты, делает ее иной. Такое познание, по мнению сторон­ников этой концепции, расширяет сферу человеческой свобо­ды ибо, изменяя условия жизнедеятельности человека, знание обеспечивает ему расширение сферы реализации собственных возможностей. Социология, считают они, обладает концепту­альным аппаратом, наилучшим образом приспособленным к познанию социальной реальности.

Исходя из положения о том, что человек — творец соци­ального мира, способный изменять его, но в то же время не­редко попадающий в плен тех значений, которые когда-то были порождены им самим, сторонники этого направления отмечают, что социология может указать человеку те границы, которые он сам себе устанавливает: уже само обнаружение данного факта есть, с их точки зрения, известный шаг на пути к реализации свободы человека. Но это не все. Социология как наука о людях и для людей должна, по их мнению, руковод­ствуясь идеалами гуманизма, изыскивать пути уменьшения ог­раничений. Таким образом, социология наделяется статусом некой особой науки «освобождения».

СОЦИОЛОГИЯ В РОССИИ В XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Социологическая мысль России начала складываться в рамках других социальных наук, и долгое время ее было трудно вычленить из них, не говоря о том, чтобы ее представить в качестве самостоятельной дисциплины.

Если исходить из того, что предметом социологии является гражданское общество, то эти идеи в той или иной мере нашли отражение в работах предшественников отечественной социологии – ярких представителей социальной мысли – П.Я.Чаадаева, В.Г.Белинского, А.И.Герцена, Н.А.Добролюбова, М.А.Бакунина и др. Их основные выводы в той или иной мере питались идеями, рожденными Великой французской революцией и развитыми ее идеологами и последователями, суть которых заключалась в созидательной, преобразующей социальной силе человека, созданных им коллективов и сообществ. И хотя эти мыслители не создали логически завершенной концепции, однако именно их выводы и умозаключения об обществе, в котором каждый человек может (и должен) стать активной творческой силой, представляют значительный, новаторский для своего времени интерес.

Собственно социологические школы в России развивались в рамках нескольких направлений.

Одно из них – географическое – было наиболее ярко представлено Л.И.Мечниковым (1838-1888), который в своей основной работе «Цивилизация и великие исторические реки. Географическая теория развития современных обществ» объяснил неравномерность общественного развития под влиянием географических условий, главным образом водных ресурсов и путей сообщения. Именно эти факторы, по его мнению, и определяют основную тенденцию развития человечества – от деспотии к свободе, от примитивных форм организации жизни к экономическим и социальным достижениям, покоящимся на кооперативных формах хозяйствования.

Другой социогеограф А.П.Щапов (1831-1876) активно развивал земско-общинную, федеративную теорию русской истории, обосновывал естественно-психологические и социально-территориальные особенности жизни русского народа.

Второе направление – органическая школа – представлена Е.В. де Роберта (1843-1915), А.И. Строниным (1827-1889), П.Ф.Лилиенфельдом (1829-1903), Я.А.Новиковым (1830-1912). В основе теории де Роберти лежало понятие «надорганическое», которое проходит в своем развитии две стадии: простых психофизических отношений, представляющих собой исходный пункт социальности и психологических взаимодействий, которые подразделяются на четыре большие группы – науку, философию (или религию), искусство и практическую деятельность, под которой и понимается поведение людей в технике, экономике, праве и политике.

Заметное, важнейшее место в социологической мысли принадлежит социолого-юридическому направлению – ученым, работающим в области права и социологии, – Н.М.Коркунову (1853-1904), Л.И.Петражицкому (1867-1931), П.И.Новгородцеву (1866-1924), Б.А.Кистяковскому (1868-1920), Б.Н.Чичерину (1828–1904), которых интересовало взаимодействие социальных, физиологических и биологических причин в праве. Петражицкий выступал против традиционных подходов в учении о государстве, праве и морали в обществе, уделив пристальное внимание юридическим и политическим институтам. Заслуги социологов-юристов, особенно Новгородцева, состояли также в том, что они много писали о правосознании, о его роли в регулировании жизни общества, о нормативном и асоциальном поведении.

Марксистская школа в социологии была представлена М.И.Туган-Барановским (1865-1919), А.А.Богдановым (1873-1928), Г.В.Плехановым (1856-1918), В.И.Лениным (1870-1924) и отчасти, до определенного времени П.Б.Струве (1870-1944), С.Н.Булгаковым (1871-1944) и Н.А.Бердяевым (1874-1948), которые, хотя каждый по-своему, развивали свои представления о материалистическом понимании истории. Так, Богданов, говоря о самостоятельности социологии как науки, активно отстаивал ее тесную и близкую связь с одной из наук о природе – биологией (5).

Он много времени посвятил разработке теорий социальной адаптации (адаптации к знанию и адаптации к идеологии) и социальной революции. Уже после революции он опубликовал свою работу «Тектология», в которой разработал организационные основы любой социальной системы, любой социальной организации.

У Туган-Барановского наиболее привлекательно его учение о пяти основных группах интересов человека, среди которых для социального развития наиболее важными являются психологические, альтруистические и религиозные.

Плехановым в наиболее полном виде изложена марксистская теория общественного развития, рассмотрены проблемы соотношения общественного бытия и общественного сознания.

Идеи Ленина в социологии связаны с развитием учения К.Маркса о классах, классовой борьбе, роли народных масс в истории, а также с решением вопросов о соотношении демократии и диктатуры, роли государства в создании и функционировании нового социалистического государства.

Особо следует сказать о таких выдающихся представителях социальной и социологической мысли, как Н.Я.Данилевский (1822-1885), М.М.Ковалевский (1851-1916), который подготовил создание первого в России Социологического общества, и П.А.Сорокин (1889-1968).

Данилевский сконцентрировал свои усилия, говоря современным языком, на системном подходе, учитывающем психоэтнографические, антропологические, социальные, территориальные и другие признаки многих культурно-исторических типов, из которых и складывается общественная жизнь и каждый из которых переживает, как и любой живой организм, жизненный цикл от зарождения до упадка.

В определенном смысле системный подход в социологии применял и Ковалевский, утверждая, что не существует единого определяющего социального фактора. Социология, по его мнению, имеет дело с целым комплексом «раскрытия причин покоя и движения человеческих обществ, устойчивости и развития порядка в разные эпохи в их преемственной и причинной связи между собой».

Следует остановиться на научном наследии одного из представителей русской и одновременно мировой социологической мысли в ее классическом понимании – П.А.Сорокине. Он предложил и обосновал понятийный аппарат социологии: социальное явление, социальный контроль, социальное поведение, исторический прогресс и его тенденции.

Крупным научным достижением Сорокина была разработка им теории социальной стратификации: как общих понятий, так и признаков социальной дифференциации, в основе которой лежат экономический, политический и профессиональный статусы.

В своей работе «Социальная мобильность» он обратил внимание на проблемы перемещения людей в обществе в горизонтальном направлении (миграция) и в вертикальном (изменение социального статуса). Эти перемещения по-разному осуществляются в различных типах общества, но они составляют суть жизни такого живого социального организма, как общество.

Наследие П.Л.Сорокина велико и значительно: им проанализированы социально-культурные факторы в развитии человечества, высказаны интересные идеи о теории кризисов, о направлениях духовной интеграции и множество других оригинальных интерпретаций социальной реальности (6).

Уникальным явлением в российской социологии была субъективная школа, наиболее яркими представителями которой были П.Л.Лавров (1823-1900), Н.К.Михайловский (1842-1904), Н.И.Кареев (1850-1931).

Индивид, утверждал Лавров, является единственной реальной движущей силой общества, и поэтому «социология есть наука, исследующая формы проявления, усиления и ослабления солидарности между сознательными органическими особями».

Михайловский исходил из необходимости спасения индивида от разрушительного воздействия социального контроля, придавал большое значение взаимодействию человека с обществом. Проанализировав сущность и структуру социального поведения, он высказал ряд идей, превосходящих выводы З.Фрейда, о роли подражания, внушения и престижа.

Кареев особое внимание уделял роли индивида в истории, главной составляющей единицы организованной среды. «Тезис, – писал он в своей работе «Основные вопросы философии истории» (1883), – это самообусловленность индивида в социальном и культурном аспекте; антитезис – зависимость индивида от установлений и институтов организованной среды; синтез – зависимость среды от индивида и его самообусловленности».

На наш взгляд, субъективистское направление в наиболее полном виде дает представление о всей социологической мысли в России. Хотя субъективизм в развернутом и обоснованном виде ориентируется на изучение человека в его специфическом социальном измерении, нужно признать, что и представители других школ также разделяли многие идеи о социальной сущности человека, о его сознании и участии в решении общественных проблем.