Муравьеды

В тропических лесах и кустарниковых саван­нах Америки (от Мексики до Северной Арген­тины) обитают три вида муравьедов: большой, средний и малый, или соответственно юруми, тамандуа и мико дорадо.

Юруми больше по душе прерии, поля и окраи­ны дикого леса, чем глубины сельвы (влажного леса Амазонки). Тамандуа предпочитает жить на деревьях, а большой муравьед — на земле.

Малый муравьед, мико дорадо («золотая крош­ка», «сверкание ночи», «хвала Богу», «шёлковый муравьед» — народная романтика его прозвищ и имён!), верен сельве и редко покидает вершины деревьев. Он чуть больше белки (длина тела около 40 см, вес — 500 г), с голой пролысиной на конце цепкого хвоста, чтобы удобнее было хва­таться за ветки. Не спеша, но с уверенной сноровкой лазает он ночью по деревьям и острыми когтями разоряет гнёзда муравьёв, термитов, диких пчёл и ос.

От врагов не ищет спасения в бегстве. Стойко отражает нападение неприятеля: держась за сук хвостом и когтями задних ног, вытягивается вверх, «молитвенно» вскинув к небу передние лапы с готовыми к удару когтями.

Во рту у муравьедов зубов нет. Желудок мус­кулистый с твёрдой выстилкой. Вот в нём-то и находятся «зубы»... подобранные на дороге, — галька и песок. Они помогают перетирать и мять проглоченных насекомых и ягоды.

Язык муравьедов длинный и тонкий, как шнур, липкий и работает с поразительной быст­ротой, вытаскивая насекомых изо всех закоул­ков в пнях и муравейниках. Большой муравьед

596

выбрасывает и втягивает свой язык в узкую щель рта 160 раз в минуту! Длина его языка достигает 61 см (рекорд для обитателей суши).

Обратную дорогу изо рта муравьям преграж­дают острые ороговевшие шипы на нёбе и складки на щеках — «скребок». Он непреодолим: из 30 тыс. муравьёв, проглоченных за ночь, назад не возвращается ни один.

Большому муравьеду, юруми, вершины де­ревьев недоступны, но средний муравьед, тамандуа, — ловкий древолаз и по земле путешествует редко.

Обороняясь, юруми бьёт передней лапой, и его когти (они длиной до 10 см) могут убить собаку. Даже ягуар и пума не спешат без особой нужды нападать на большого муравьеда: сила в его теле длиной около 2 м и весом до 36 кг не по росту велика.

Тамандуа, защищаясь, садится и раскидыва­ет передние лапы в стороны (длина его тела чуть больше 1 м, а вес 3—5 кг). Кто эту угрозу не поймёт, того метко поразят острые когти. Чтобы удвоить их силу, тамандуа падает на спину и отбивается всеми четырьмя лапами. При этом некоторые его железы распространяют вокруг дурной запах. «Кагуаре» — «лесной вонюч­кой» — прозвали индейцы тамандуа.

Малый и средний муравьеды спят в дуплах и развилках ветвей. Большой — в небольших ямах, которые сам роет у корней деревьев каж­дый раз на новом месте. «Юруми» на языке индейцев означает «малый рот». Рот у него действительно крохотный, зато язык, как мы уже знаем, очень длинный, и когти немалень­кие. Поэтому, чтобы когти не мешали при ходь­бе, юруми поджимает их назад и опирается тыльной стороной пальцев. Он кочевник: в без­людных местах бродит всюду, куда заведут его вынюхивающий нос и косолапые ноги. Бывает, что нос и ноги приводят его к реке, тогда, не задумываясь, пускается юруми вплавь к «му­равьиным городам», которые надеется встретить на том берегу. Утомившись бродить и есть, спит в своей яме на боку, спрятав голову между передними лапами и укрывшись великолепным хвостом. Окраска так хорошо маскирует спяще­го муравьеда, что и в двух шагах его трудно заметить.

Детёныш большого муравьеда, когда подра­стает, самостоятельно взбирается на мамину спи­ну. Носит она его долго, хотя уже через месяц он и сам умеет неплохо бегать. Через 2 года он навсегда расстаётся с матерью.

Самцы больших и малых муравьедов с детьми и самками не живут. У средних всё иначе. Мать и отец по очереди кормят подросшего малыша отрыжкой из перемолотых в желудке насеко­мых. По очереди носят его на себе, а когда он ещё слишком мал, устраивают из листьев гнездо в дупле.

Большой муравьед.

НАСЕКОМОЯДНЫЕ

ЕЖИ. «Ёж собирает на зиму пропитание. Он катается на яблоках, упавших на землю. Наколет их на свои иглы и ещё одно возьмёт в рот и несёт в дупло», — так писал древнерим­ский натуралист Плиний Старший.

Прошли века, Плиний многими забыт, но рассказанная им легенда жива. Во многих стра­нах — от берегов Англии до Кавказских гор — по сей день крестьяне, охотники, писатели и даже натуралисты в немалом числе (среди них Чарлз Дарвин) рассказывают эту странную исто­рию о еже, ворующем яблоки, как о чём-то само собой разумеющемся, не задумываясь о несураз­ности (по мнению современных биологов) и оче­видной ненужности для ежа такого занятия.

В некоторых рыцарских и дворянских гербах в геральдической символике на века запечатлён ёж с яблоками на спине. В Англии жива ещё старая поговорка: «Он выгнул спину, как ёж, отправившийся за яблоками». Говорят так о человеке ершистого и вздорного нрава.

Загадал ёж людям загадку. Те зоологи, что ежей хорошо знают, говорят: яблоки ежу ни к чему, ведь он их не ест! Он насекомоядный: жуки, черви, улитки, лягушки и прочие мелкие животные его прельщают. А яблоки-то зачем?

Но другие люди, не зная этих тонкостей, уверяют часто, что своими глазами видели, как катается ёж на опавших дичках, как, наколов их на иглы, несёт куда-то; даже фотографии такие есть. Однако в наш век технического все­могущества сфотографировать можно что угод-

597

КРОТЫ

Крот, который с рождения и до смерти живёт под землёй и света белого почти не видит, как землекоп не знает себе равных. Всё у него для рытья наилучшим образом приспо­соблено. Мех короткий, гладкий, чтобы за зем­лю не цепляться. Ушной раковины нет (тоже чтобы не мешала под землёй ползать), а лишь складочка кожи — она ухо закрывает, поэто­му земля и песок кроту в уши не попадают. Глазки у крота крохотные (с маковое зёрныш­ко), веки их плотно закрывают, когда надо. А у некоторых кротов глаза и вовсе заросли ко­жей: совсем слепой такой крот, да ведь под землёй всё равно ничего не видно.

Передние лапы у крота — настоящие лопа­ты, когти на них плоские, а кисть вывернута так, чтобы удобнее было рыть землю перед со­бой и кидать её назад. Крот копает не­утомимо и быстро: за день в среднем прорывает 20 м новых подземных ходов.

Один исследователь раскопал и измерил лишь некоторые ходы крота. Когда общая их длина приблизилась к 158 м, он бросил эту работу. Вооружившись затем карандашом, зоо­лог подсчитал, что крот соорудил под землёй вентиляционную и дренажную систему (весь­ма необходимую для плодородия почв!) с рабо­чей поверхностью в 28,5 кв. м. И это только малая часть того, что этот крот сделал. Подземные лабиринты иных кротов простираются по прямой на 4 километра! А если измерить их по тем сложным ходам, по­лучится ещё больше.

Земля под нашими ногами там, где кро­тов много, по-видимому, сплошь пронизана за­путанной сетью кротовых нор. Однажды зоологи подсчитали на площади 200 га общую протяжённость всех кротовых тоннелей и объём выброшенной ими на поверхность земли. И цифры получились весьма впечатляющие: все ходы, сложенные вместе, протянулись на 87 км, а земли выкопали кроты 204 тонны!

Ходы у крота двух видов: гнездовые, в ко­торых он отдыхает, что случается редко (ибо аппетит его велик), и кормовые: эти обычно недалеко от поверхности. Чуткое обо­няние указывает кроту, в каком направлении копать, чтобы поскорее добраться до дождево­го червя или личинки майского жука. Но если в нору к нему заползут мыши, землеройка, ящерица, медянка, уж он их не упустит и с проворством, просто поразительным для полуслепого и косолапого существа, загрызёт и съест.

Порой охотится крот и на земле, шаря но­сом в опавших листьях и во мху. И тут, на­ткнувшись подслеповатой, но чуткой мордой на маленького зайчонка, без жалости его съест.

Детёныши у кротов родятся обычно в мае. Мать кормит сосунков молоком три не­дели и очень к ним привязана. Если гнездо рас­копают, то, забыв о своей безопасности, хватает одного за другим зубами и тащит в