I Снег лежит на вершинах; небесная кладовая

отпускает им в полдень сухой избыток.

Скорость пули при низкой температуре Горы не двигаются, передавая

сильно зависит от свойств мишени, свою неподвижность телам убитых.

от стремленья согреться в мускулатуре

торса, в сложных переплетеньях шеи. III

Камни лежат, как второе войско.

Тень вжимается в суглинок поневоле. Заунывное пение славянина

Небо - как осыпающаяся известка. вечером в Азии. Мерзнущая, сырая

Самолет растворяется в нем наподобье моли.

И пружиной из вспоротого матраса человеческая свинина

поднимается взрыв. Брызгающая воронкой лежит на полу караван-сарая.

как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться Тлеет кизяк, ноги окоченели;

в грунт, покрывается твердой пленкой. пахнет тряпьем, позабытой баней.

Сны одинаковы, как шинели.

II Больше патронов, нежели воспоминаний,

и во рту от многих "ура" осадок.

Север, пастух и сеятель, гонит стадо Слава тем, кто не поднимая взора

к морю, на Юг, распространяя холод. шли в абортарий в шестидесятых,

Ясный морозный полдень в долине Чучмекистана. спасая отечество от позора!

IV Убийство - наивная форма смерти,

тавтология, ария попугая,

В чем содержанье жужжанья трутня? дело рук, как правило, цепкой бровью

В чем - летательного аппарата? муху жизни ловящей в своих прицелах

Жить становится так же трудно, молодежи, знакомой с кровью

как строить домик из винограда понаслышке или по ломке целок.

или - карточные ансамбли.

Все неустойчиво (раз - и сдуло): VI

семьи, частные мысли, сакли.

Над развалинами аула Натяни одеяло, вырой в трухе матраса

ночь. Ходя под себя мазутом, ямку, заляг и слушай "уу" сирены.

стынет железо. Луна от страха Новое оледененье - оледененье рабства

потонуть в сапоге разутом наползает на глобус. Его морены

прячется в тучи, точно в чалму Аллаха. подминают державы, воспоминанья, блузки.

Бормоча, выкатывая орбиты,

V мы превращаемся в будущие моллюски,

бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.

Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух. Дует из коридора, скважин, квадратных окон.

Ввезенная, сваленная как попало Поверни выключатель, свернись в калачик.

тишина. Растущая, как опара, Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.

пустота. Существуй на звездах Утром уже не встать с карачек.

жизнь, раздались бы аплодисменты,

к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.

VII ПОЛОНЕЗ: ВАРИАЦИЯ

В стратосфере, всеми забытая, сучка I

лает, глядя в иллюминатор.

"Шарик! Шарик! Прием. Я - Жучка". Осень в твоем полушарьи кричит "курлы".

Шарик внизу, и на нем экватор. С обнищавшей державы сползает границ подпруга.

Как ошейник. Склоны, поля, овраги И, хотя окно не закрыто, уже углы

повторяют своей белизною скулы. привыкают к сорочке, как к центру круга.

Краска стыда вся ушла на флаги. А как лампу зажжешь, хоть строчи донос

И в занесенной подклети куры на себя в никуда, и перо - улика.

тоже, вздрагивая от побудки, Плюс могилы нет, чтоб исправить нос

кладут непорочного цвета яйца. в пианино ушедшего Фредерика.

Если что-то чернеет, то только буквы. В полнолунье жнивье из чужой казны

Как следы уцелевшего чудом зайца. серебром одаривает мочезжина.

1980 Повернешься на бок к стене, и сны

двинут оттуда, как та дружина,

через двор на зады, прорывать кольцо

конопли. Но кольчуге не спрятать рубищ.

И затем что все на одно лицо,

согрешивши с одним, тридцать трех полюбишь.

II III

Черепица фольварков да желтый цвет Понимаю, что можно любить сильней,

штукатурки подворья, карнизы - бровью. безупречней. Что можно, как сын Кибелы,

Балагола одним колесом в кювет оценить темноту и, смешавшись с ней,

либо - мерин копытом в луну коровью. выпасть незримо в твои пределы.

И мелькают стога, завалившись в Буг. Можно, пору за порой, твои черты

Вспять плетется ольшаник с водой в корзинах, воссоздать из молекул пером сугубым.

и в распаханных тучах свинцовый плуг Либо, в зеркало вперясь, сказать что ты

не сулит добра площадям озимых. это - я; потому что кого ж мы любим,

Твой холщевый подол, шерстяной чулок, как не себя? Но запишем судьбе очко:

как ничей ребенок, когтит репейник. в нашем будущем, как бы брегет не медлил,

На суровую нитку пространство впрок уже взорвалась та бомба, что

зашивает дождем - и прощай Коперник. оставляет нетронутой только мебель.

Лишь хрусталик тускнеет, да млечный цвет Безразлично, кто от кого в бегах:

тела с россыпью родинок застит платье. ни пространство, ни время для нас не сводня,

Для самой себя уже силуэт, и к тому, как мы будем всегда, в веках,

ты упасть неспособна ни в чьи об'ятья. лучше привыкнуть уже сегодня.

ВЕНЕЦИАНСКИЕ СТРОФЫ (1) III

Сюзанне Зонтаг

Ночью здесь делать нечего. Ни нежной Дузе, ни арий.