XVI Муза точки в пространстве! Вещей, различаемых лишь

в телескоп! Вычитанья

Вот откуда пера, без остатка! Нуля!

Томас, к буквам привязанность. Ты, кто горлу велишь

Вот чем избегать причитанья

об'ясняться должно тяготенье, не так ли? превышения "ля"

Скрепя и советуешь сдержанность! Муза, прими

сердце, с хриплым "пора!" эту арию следствия, петую в ухо причине,

отрывая себя от родных заболоченных вотчин, то есть песнь двойнику,

что скрывать - от тебя! и взгляни на нее и ее до-ре-ми

там, в разреженном чине,

у себя наверху

с точки зрения воздуха.

Воздух и есть эпилог XIX

для сетчатки - поскольку он необитаем.

Он суть наше "домой", В царстве воздуха! В равенстве слога глотку

восвояси вернувшийся слог. кислорода. В прозрачных и сбившихся в облак

Сколько жаброй его ни хватаем, наших выдохах. В том

он успешно латаем мире, где, точно сны к потолку,

светом взапуски с тьмой. к небу льнут наши "о!", где звезда обретает свой облик,

продиктованный ртом.

XVII Вот чем дышит вселенная. Вот

что петух кукарекал,

У всего есть предел: упреждая гортани великую сушь!

горизонт - у зрачка, у отчаянья - память, для роста - Воздух - вещь языка.

расширение плеч. Небосвод -

Только звук отделяться способен от тел, хор согласных и гласных молекул,

вроде призрака, Томас. Сиротство в просторечии - душ.

звука, Томас, есть речь!

Оттолкнув абажур, XX

глядя прямо перед собою,

видишь воздух: Оттого-то он чист.

в анфас Нет на свете вещей, безупречней

сонмы тех, (кроме смерти самой)

кто губою отбеляющих лист.

наследил в нем Чем белее, тем бесчеловечней.

до нас. Муза, можно домой?

Восвояси! В тот край,

где бездумный Борей попирает беспечно трофеи

уст. В грамматику без

препинания. В рай

алфавита, трахеи.

В твой безликий ликбез.

XXI * * *

Над холмами Литвы Восславим приход весны! Ополоснем лицо,

что-то вроде мольбы за весь мир Чирьи прижжем проверенным креозотом

раздается в потемках: бубнящий, глухой, невеселый и выйдем в одной рубахе босиком на крыльцо,

звук плывет над селеньями в сторону Куршской Косы. и в глаза ударит свежестью! горизонтом!

То Святой Казимир будущим! Будущее всегда

с Чудотворным Николой наполняет землю зерном, голоса - радушьем,

коротают часы наполняет часы ихним туда-сюда;

в ожидании зимней зари. вздрогнув, себя застаешь в грядущем.

За пределами веры, Весной, когда крик пернатых будит леса, сады,

из своей стратосферы, вся природа, от ящериц до оленей,

Муза, с ними призри устремлена туда же, куда ведут следы

на певца тех равнин, в рукотворную тьму государственных преступлений.

погруженных по кровлю,

на певца усмиренных пейзажей.

Обнеси своей стражей

дом и сердце ему.

* * * * * *

Время подсчета цыплят ястребом; скирд в Я распугивал ящериц в зарослях чаппараля,

тумане, куковал в казенных домах, переплывал моря,

мелочи, обжигающей пальцы, звеня в кармане; жил с китаянкой. Боюсь, моя

северных рек, чья волна, замерзая в устье, столбовая дорога вышла длинней, чем краля

вспоминает истоки, южное захолустье на Казанском догадывалась. И то:

и на миг согревается. Время коротких суток, по руке не вычислить скорохода.

снимаемого плаща, разбухших ботинок, Наизнанку вывернутое пальто

судорог сводит с ума даже время года,

в желудке от желтой вареной брюквы; а не только что мусора. Вообще верста,

сильного ветра, треплющего хоругви падая жертвой свово предела,

листолюбивого воинства. Пора, когда дело губит пейзаж и плодит места,

терпит, где уже не нужно, я вижу, тела.

дни на одно лицо, как Ивановы-братья, Знаешь, кривая способна тоже, в пандан прямой,

и кору задирает жадный, бесстыдный трепет озверевши от обуви, пробормотать "не треба".

пальцев. Чем больше пальцев, тем меньше От лица фотографию легче послать домой,

платья. чем срисовывать ангела в профиль с неба.

ПОЛЯРНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ПЯТАЯ ГОДОВЩИНА

(4 июня 1977)

Все собаки съедены. В дневнике

не осталось чистой страницы. И бисер слов Падучая звезда, тем паче - астероид

покрывает фото супруги, ее щек на резкость без труда твой праздный взгляд настроит.

мушку даты сомнительной приколов. Взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.

Дальше - снимок сестры. Он не щадит сестру:

речь идет о достигнутой широте! *

И гангрена, чернея, взбирается по бедру,

как чулок девицы из варьете. Там хмурые леса стоят в своей рванине.

Уйдя из точки "А" там поезд на равнине