X Там с лица сторожа

моложавей. Минувшее смотрит вперед

Чем питается призрак? Отбросами сна, настороженным глазом подростка в шинели,

отрубями границ, шелухою цифири: и судьба нарушителем пятится прочь

явь всегда наровит сохранить адреса. в настоящую старость с плевком на стене,

Переулок сдвигает фасады, как зубы десна, с ломотой, с бесконечностью в форме панели

желтизну подворотни ,как сыр простофили, либо лестницы. Ночь

пожирает лиса и взаправду граница, где, как татарва,

темноты. Место, времени мстя территориям прожитой жизни набегом

за свое постоянство жильцом, постояльцем, угрожает действительность, и наоборот

жизнью в нем, отпирает засов, - где дрова переходят в деревья и снова в дрова,

и, эпоху спустя, где что веко не спрячет,

я тебя застаю в замусоленной пальцем то явь печенегом

сверхдержаве лесов как трофей подберет.

и равнин, хорошо сохраняющей мысли, черты

и особенно позу: в сырой конопляной XII

многоверстной рубахе, в гудящих стальных бигуди

Мать-Литва засыпает над плесом, Полночь. Сойка кричит

и ты человеческим голосом и обвиняет природу

припадаешь к ее неприкрытой, стеклянной, в преступленьях термометра против нуля.

поллитровой груди. Витовт, бросивший меч и похеривший щит,

погружается в Балтику в поисках броду

XI к шведам. Впрочем, земля

и сама завершается молом, погнавшимся за

Существуют места, как по плоским ступенькам, по волнам

где ничто не меняется. Это - убежавшей свободой. Усилья бобра

заменители памяти, кислый триумф фиксажа. по постройке запруды венчает слеза,

Там шлагбаум на резкость наводит верста расставаясь с проворным

Там чем дальше, тем больше в тебе силуэта. ручейком серебра.

XIII XIV

Полночь в лиственном крае, Призрак бродит по Каунасу, входит в собор,

в губернии цвета пальто. выбегает наружу. Плетется по Лайсвис-аллее.

Колокольная клинопись. Облако в виде отреза Входит в "Тюльпе", садится к столу.

на рядно сопредельной державе. Кельнер, глядя в упор,

Внизу видит только салфетки, огни бакалеи,

пашни, скирды, плато снег, такси на углу,

черепицы, кирпич, колоннада, железо, просто улицу. Бьюсь об заклад,

плюс обутый в кирзу ты готов позавидовать. Ибо незримость

человек государства. входит в моду с годами - как тела уступка душе,

Ночной кислород как намек на грядущее, как маскхалат

Рая, как затянувшийся минус.

Наводняют помехи, молитва, сообщенья Ибо все в барыше

о погоде, известия, от отсутствия, от

храбрый Кощей, бестелесности: горы и долы,

с округленными цифрами, гимы, фокстрот медный маятник, сильно привыкший к часам,

болеро, запрещенья Бог, смотрящий на все это дело с высот,

безымянных вещей. зеркала, коридоры,

соглядатай, ты сам.

XV

Призрак бродит бесцельно по Каунасу. Он

суть твое прибавление к воздуху мысли

обо мне, суть пространство в квадрате,

а не

энергичная проповедь лучших времен.

Не завидуй. Причисли от страницы, от букв,

привиденье к родне, от - сказать ли! - любви

к свойствам воздуха - так же, как мелкий петит, звука к смыслу, бесплотности - к массе

рассыпаемый в сумраке речью картавой, и свободы к - прости

вроде цокота мух, и лица не криви -

неспособный, поди, утолить аппетит к рабству, данному в мясе,

новой Клио, одетой заставой, во плоти, на кости,

но ласкающий слух эта вещь воспаряет в чернильный ночной эмпирей

обнаженной Урании. мимо дремлющих в нише

Только она, местных ангелов:

Муза точки в пространстве и Муза утраты выше

очертаний, как скаред - гроши, их и нетопырей.

в состояньи сполна

оценить постоянство: как форму расплаты

за движенье - души. XVII