Подборка статей с материалами для семинаров / О <пьянстве> царя Александра III Родина 1998 7

Александр Боханов

О «пьянстве» царя Александра III.

Пил или не пил?

Семнадцатый монарх из династии Романовых Александр III никогда не злоупотреблял алкоголем. Про него же пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих сочинений об эпохе 1880-х - начала 1890-х годов; мол, был царь чуть ли не заправским пьяницей. Об этом писали (и до сих пор пишут!) так часто, что это стало своего рода «азбучной истиной», каковых немало в отечественной истории («Екатерина II — потаскушка», «Павел I —дурак», «Николай II — слабовольный неврастеник»...). Как же возникают подобные тенденциозные клише? Кто и зачем плодит и утверждает их в сознании? В какой «лаборатории мифотворчества» это происходит? Разберемся хотя бы в одном ее «продукте».

Упоминая о пьянстве Александра III, авторы непременно используют оборот «как известно», а далее сообщают, как император вместе с начальником придворной охраны генерал-адъютантом Петром Александровичем Черевиным (1837—1896) тайно от императрицы предавался «пороку Бахуса». Якобы и надежные документы о том имеются: воспоминания самого П. А. Черевина.

В изложении все выглядит неприглядно: как только выдавалась свободная минутка, монарх и приближенный генерал удалялись в укромное местечко, доставали из-за голенища сапога (!) фляжку с горячительным и «припадали к источнику», да так страстно, что к вечеру порой «на ногах еле держались». Императрица же и не догадывалась, каким образом они успевали «надраться». Подобные повествования невольно наводят на мысль о том, что нравы в царском доме почти не отличались от атмосферы третьеразрядного кабака, что таких правителей нельзя почитать, что они не должны править Россией. Да и, вообще, чего хорошего можно было ждать, если на престоле пьяница!

На это и рассчитывали те, кто подобные небылицы сочинял и пропагандировал. В их числе были и профессиональные историки. И, казалось бы, уж кому, как не им, была ведома «истина истории». Однако они так увлекались нагромождением «разоблачительных деталей», что и сами в них уверовали. Самый яркий пример — известный советский профессор П. А. Зайончковский, исступленно, как личного врага, ненавидевший Александра III, в своих статьях и книгах с упоением популяризировал слухи и сплетни о нем.

Ну а что же Черевин? Это же очевидец! Как быть с его «воспоминаниями»?

Генерал-адъютант Черевин со времен русско-турецкой войны 1877—1878 годов был близок к Александру Александровичу. На войне в звании полковника он возглавлял Отдельный кавалерийский отряд, прославился молодецкой отвагой. В 1880 году стал товарищем министра внутренних дел, а вскоре после воцарения в 1881 году Александра III возглавил дворцовую охрану, был своим в царской семье. Вот он-то действительно отличался пристрастием к выпивке. Александр III не раз этим возмущался, но не изгонял Черевина потому, что тот, невзирая на свою «досадную слабость», обладал двумя важными качествами: обязательностью в исполнении поручений и правдивостью.

Особое расположение к Черевину питала императрица Мария Федоровна. После его смерти в одном из писем она с горечью восклицала: «Это такая потеря во всех отношениях, которая никогда, никогда не будет восполнима!»

Но если это так, может заметить пытливый читатель, раз Черевин был «близок» и отличался «правдивостью», то, значит, и воспоминаниям его можно доверять. Наверное, так оно и было бы, если бы не одно «но». Генерал никаких мемуаров не писал! Все сказания о сапогах, фляжках, пьяном похмелье царя почерпнуты из рассказов... физика П, Н. Лебедева, умершего в 1912 году.

С самим царем Лебедев никогда не встречался, но, как утверждают, виделся и общался «запросто» с Череви-ным. В пересказе третьих лиц их знакомство состоялось после смерти Александра III в городе Страсбурге, где русский ученый готовился защищать степень по философии и куда генерал приезжал навещать свою сестру Наталию Шульц, бывшую замужем за профессором местного университета.

Якобы в Страсбурге в каком-то кафе бывший начальник дворцовой охраны и «раскрыл глаза» Лебедеву на истинный облик «царя-миротворца».

Но и Лебедев о легендарных откровениях Чере-вина не написал! Он лишь «рассказал». Кстати, сам Черевин в последние годы жизни (умер он в Петербурге в присутствии Николая II 19 февраля 1896 года от пневмонии) за границу не ездил.

Если даже допустить, что подобные «откровения» Лебедев и мог когда-то услышать от Черевина, находившегося подшофе, то непонятно, по какой причине, после многих лет молчания, физик перед смертью поведал «сакраментальные подробности» давнему врагу трона и династии, «профессиональному разоблачителю царизма» В, П. Бурцеву, который в своей парижско-эмигрантской газете «Будущность» о том и написал в 1912 году (правда, переврав отчество генерала, назвав его Антоновичем).

После падения монархии в 1917 году пошло-поехало: сам разоблачитель перепечатал апокриф в журнале «Голос минувшего» (№ 5, 6), а другие его подхватили.

Бурцев примыкал к партии социалистов-революционеров (эсеров), запятнавшей себя многочисленными кровавыми преступлениями, и прославился громкими делами по выявлению тайных агентов полиции в рядах революционных партий. Одновременно он опубликовал множество разного рода фальшивых якобы государственных «секретных документов», нацеленных на дискредитацию власти. Уже по одной этой причине бурцев-ские «свидетельства» должны были вызвать настороженное отношение. Но не вызвали. Они пришлись очень кстати. «Революционной эпохе» не требовались никакие экспертизы, источниковые анализы; важно было заклеймить «проклятое прошлое» и главных его деятелей.

Не имело никакого значения, что существовала масса подлинных документов о жизни и времяпрепровождении предпоследнего царя, множество дневников современников; некоторые из их авторов были приближены ко двору и, в отличие от Черевина, никаких симпатий к Александру III не питали. Однако никто, даже из числа самых критически настроенных, не додумался изображать царя пьяницей. Для этого не было ни малейшего повода.

Царь иногда выпивал рюмку-другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас, которым угощал и иностранных гостей, воспринимавших этот напиток как «русскую экзотику».

Однако для революционеров-разоблачителей и последующих идеологически ангажированных «историков-специалистов» все это не имело никакого значения. Бесконечное повторение придавало лжи характер «исторического факта».