Подборка статей с материалами для семинаров / ИСТОКИ ТРЕХ РУССКИХ РЕВОЛЮЦИЙ Отеч история 1997 6

Повальное пореформенное пьянство не смогли приостановить ни административные меры, ни пропаганда церкви. Вообще, православная церковь в то время сама переживала кризис, и о ее проблемах писали многие современники, например Ф.М. Достоевский. Моральный вес церк­ви падает, в ее среде заметно возрастающее брожение, носившее различный характер. Отмече­ны противоречия между выходцами из духовной среды и крестьянства и дворянами. Серьезным свидетельством кризиса церкви стало брожение и даже откровенные бунты в церковных учеб­ных заведениях как средних, так и высших - духовных академиях¹'⁰³. Прослеживается отстава­ние и в области богословия, его подчиненность зарубежному, например немецкому, богосло­вию¹⁰⁴. С увеличением проблем самодержавия его неразрывность с православной церковью ос­лабляла позиции церкви, которая пытается усилить свою самостоятельность. Когда 17 апреля 1905 г. был издан указ о веротерпимости, правительство, как свидетельствуют исследователи, не просчитало его последствий. Начался массовый переход из православия в католицизм, му­сульманство и протестантство¹⁰⁵. Руководство православной церкви было не готово к такому ходу событий. Привыкшая к многолетнему покровительству, православная церковь не выдер­живала конкуренции с другими конфессиями и теряла паству.

Обострявшиеся религиозные проблемы имели прямую связь с разраставшимся националь­ным вопросом. Самым крупным национальным движением в России XIX в. было польское, вы­разившее себя в таких выступлениях как восстания 1830-1831 и 1863-1864 гг. В начале XX в. за­явили о себе украинское, грузинское, армянское и другие национальные движения, становивши­еся все более и более организованными. Кроме общих причин, способствовавших заметному на­калу межнациональных противоречий, были и несомненные просчеты в национальной полити­ке. Русификация, которая имела и позитивные черты, поскольку приобщала представителей различных народностей к русской культуре, нередко проводилась насильственным путем и при­носила больше вреда, чем пользы.

В 70-х гг. XIX в. были закрыты сотни молдавских православных церквей и уничтожены цер-ковно-богослужебные книги на молдавском языке. Как писал один из исследователей этой про­блемы Н.Н. Дурново, "в начале 1870-х годов наше духовное ведомство ополчилось на всегда верных и преданных нам молдаван...'¹ И далее: "молдавский народ в Бессарабии, благодаря на­сильственной русификации, был обращен в орду темных и немых рабов, не знающих грамо­ты..."¹⁰⁶ Эти акции заметно ослабили прорусские симпатии в Молдавии и проложили дорогу к иннокентиевщине начала XX в. Примерно такие же издержки русификации наблюдались и в Грузии, где также проводилась политика ущемления грузинского языка и грузинской церкви¹⁰⁷.

Самостоятельным вопросом был в России и еврейский. Жозеф де Местр, бывший посланни­ком сардинского двора в России в начале XIX в., обратил внимание на то, что большинство ев­реев сконцентрировалось в России, и это может повлечь за собой будущие конфликты¹⁰⁸, Обо­стрение еврейского вопроса замечается в начале 80-х гг., и погромы, которые тогда происходи­ли, связывают с деятельностью тогдашнего министра внутренних дел Н.Г1. Игнатьева. Именно с этого времени начинается массовая эмиграция евреев преимущественно в США. Циркуляр но­вого министра внутренних дел Д. А. Толстого предписал властям не допускать повторения таких беспорядков, и временно ситуация успокоилась¹⁰⁹. Но в XX в. Россия вошла как страна множе­ства еврейских погромов, что, среди прочего, привело к напряженным отношениям между ря­дом международных еврейских организаций и царским правительством, и к влиянию этих орга­низаций на общественное мнение и руководство ряда стран, в том числе и США. Правительст­во США сделало представление России, что вызвало недовольство в разных российских инстан­циях и во многих провинциальных земствах, в частности¹¹⁰.

Действительно, некоторые внутренние вопросы постепенно перерастали в международные.

У России имелись не затухающие территориальные проблемы с Австро-Венгрией, Румынией, Турцией и другими странами. В конце XIX в. произошла переориентация российского правительства на союз с Францией111, усилилось противостояние с Германией и Австро-Венгрией. Территориальное расширение страны к началу XX в. прекратилось, более того, Россия продала по весьма низкой цене Аляску, а затем в результате неудачной Русско-японской войны понесла территориальные потери на Дальнем Востоке. За немногим более полустолетия Россия, некогда сильнейшая держава Европы и Азии, терпит поражение в трех войнах: в Крымской, Русско-японской и, фактически, в Первой мировой.

Особенно заметно усиление экономической зависимости страны от зарубежного капитала. Поначалу в этом отношении Россия была теснее связана с Германией. Но протекционистский курс российского правительства и недовольство германского руководства франко-русским сближением привело к тому, что в 1887 г. германский канцлер О. Бисмарк организовал противодействие облигациям русских займов, размещавшихся главным образом на немецком фондовом рынке. Германские власти самым неприкрытым образом стремились обанкротить русскую казну и запретили своим государственным кредитным учреждениям выдавать ссуды под залог русских ценных бумаг, объявленных ненадежными. Сброс русских бумаг привел к падению их стоимости, что было явным свидетельством подчиненного положения русских финансов.

Россию спасла Франция. Французские финансисты не только помогли России, но и сами заработали крупные суммы, тогда как немецкие держатели понесли большие убытки. Кредитная зависимость России от Германии была ликвидирована112, но была заменена зависимостью от Франции. Нехватка капиталов была хронической и сопровождала Россию постоянно. Если бы не очередная помощь России со стороны Франции, в 1905 г. осуществившей новое вливание капиталов, то страну ожидали бы более крупные потрясения. Внешний долг, однако, постоянно возрастал. В.И. Ленин в 1916 г. подчеркивал, что четыре страны - Англия, Франция, США и Германия - имели почти 80% всемирного финансового капитала. И отмечал: "Почти весь остальной мир, так или иначе, играет роль должника и данника этих стран - международных банкиров, этих четырех "столпов" всемирного финансового капитала"113. К числу этих должников и данников относилась прежде всего Россия. В 1914 г. внешние государственные займы страны составляли 4,6 млрд. руб. (из них - Франции 3 млрд.), гарантированные железнодорожные займы - 1,5 млрд. руб. (из них на Германию приходилось больше всего - более 0,5 млрд. руб.), что же касается военных кредитов за 1914-1917 гг., то они составляли более 7,2 млрд. руб.114

Таким образом, долги страны исчислялись поистине колоссальными суммами. Для сравнения можно отметить, что все ресурсы Государственного банка России в 1914г. составляли 1,2 млрд. руб., вклады же в государственных сберегательных кассах - 1,7 млрд. руб., собственные капиталы акционерных коммерческих банков в этом году - 0,8 млрд. руб., а их вклады и текущие счета - 2,5 млрд. руб.; собственные же капиталы обществ взаимного кредита и городских банков составляли всего лишь 0,2 млрд. руб., а их вклады и текущие счета - 0,8 млрд. руб.115 В начале XX в. "российские банки откровенно проявляли свои претензии на руководство экономической жизнью"116, но сами они, как бы ни дискутировался этот вопрос в литературе, несомненно находились в подчинении у иностранных банков. Тезис о полуколониальной зависимости дореволюционной России, широко распространенный в 20-х гг. нынешнего века, в настоящее время не разделяется многими специалистами, но впервые прибегнув к заграничным государственным займам в XVIII в., российское правительство в начале XX в. существовать без них уже не могло. По различным данным, иностранные капиталисты контролировали от 20 до 40% русских капиталов, причем особенно значительным было их влияние в частных банках. Освобождение от долгов не могло не волновать как правительство, так и российскую общественность. Проникновение иностранных капиталов становилось все более интенсивным и нередко приобретало характер колонизации страны, поскольку, среди прочего, приводило к усиливавшемуся использованию природных и людских ресурсов страны. Поэтому борьба против крупного отечественного и иностранного капитала была одной из задач надвигающейся революции. Тем более, что из самой России шел нарастающий отток внутренних накоплений и, если в 1911 г. из страны ушло 182 млн. руб„тов 1912г. уже 332, а в 1913 - 578 млн. руб.117

Положение о том, что Россия XIX - начала XX в. стремительно преодолевала давнее историческое отставание от стран Запада, далеко не исегда подтверждается обращением к конкретным фактам. Известна широчайшая безграмотность населения страны, и факт вхождения страны в XX в. почти с 80% неграмотного населения не мог не озадачивать. Можно привести множество примеров роста числа школ, гимназий, реальных и прочих училищ, высших учебных заведений. Но сами эти показатели говорят далеко не обо всем. Сравнение с другими странами совсем не в пользу России. Если обратиться к данным о числе неграмотных на 1000 рекрутов в 1875, 1894и 1911 гг., то в Германии будут следующие показатели - 24; 3,8 и 0,2, в Швейцарии - 46; 38 и 5, в Нидерландах- 123; 65 и 14, во Франции-161; 87 и 33, в Италии - 520; 403 и 306, В России - 784; 708 ибП118. Таким образом, если в Первую мировую войну германские солдаты вступили поголовно грамотными, то в России большинство армии состояло из неграмотных солдат. Особенно разительны темпы ликвидации неграмотности по названным странам. С 1875 по 1911 гг. в Германии сократилась неграмотность солдат в 100 раз, в Швейцарии и Нидерландах - в 9, во Франции в 5 раз, в Италии на 37%, а в России только на 25%. Журнал "Вестник воспитания" в 1906 г. предсказывал, что при тех темпах ликвидации неграмотности в России для достижения полной грамотности мужчин понадобится 180 лет, а женщин - 280 лет.

Такова картина по одному из важнейших показателей уровня развития цивилизации. Российское правительство об этом хорошо знало, и нельзя сказать, чтобы оно равнодушно воспринимало такую ситуацию. Но даже краткий обзор действий императорской России в XIX - начале XX в. позволяет сделать вполне убедительные заключения. Александр I - победитель Наполеона,- начавший как реформатор и, можно сказать, как либерал, кончил всепроникающей аракчеевщиной. Николай I свое царствование провел под лозунгом последовательного охранитель-ства и традиционализма. Александр II, несомненно самый крупный реформатор на русском престоле после Петра I, осуществил свою главную реформу через шесть лет после воцарения, а уже через несколько лет хорошо знавший его князь В.П. Мещерский писал о разочарованности царя реформами119. Александр II стал реформатором поневоле, под влиянием объективных факторов. Но свои действия он сочетал с усиливающейся репрессивной системой. Насилие над московскими студентами в 1857 г., совершенное полицией, правительство осудило. А в 1861 г. полиция и охотнорядцы устроили самое настоящее побоище студентов Москвы у гостиницы "'Дрезден" ("битва под «Дрезденом»"}, и оно не получило нареканий со стороны властей. Это был год не только реформы 1861 г., но и расстрелов бездненских и кандеевских крестьян, массовых арестов петербургских и московских студентов. В 1862 г. был арестован Н.Г. Чернышевский, состоялся "Процесс 32", массовые аресты сопровождали все царствование царя-реформатора120. При Александре II аресты и осуждения по политическим мотивам были более частыми и многочисленными, чем при его отце Николае I. Александр П был категорическим противником конституции и при нем, несмотря на различного рода реформы, российский режим считался самым жестким в Европе, что продолжилось и при его сыне Александре III. Это было засвидетельствовано и иностранными авторами, например, американцем Джорджем Кенном. Он писал, что русские революционеры "самые мужественные и самые великодушные типы мужчин и женщин, каких я когда-либо знавал"121.

Этих людей тысячами ссылали в самые отдаленные уголки империи, вынуждали эмигрировать и царь-реформатор, и его сын Александр III, еще более ужесточивший политический режим страны после трагических событий 1 марта 1881 г,, когда народовольцы убили императора. В литературе многократно высказывались мнения о другом пути России, если бы не это покушение. На этих позициях стоял и руководитель белого движения генерал А.И. Деникин. В своих воспоминаниях он писал: "Нет сомнения, что самодержавно-бюрократический режим России являлся анахронизмом. Нет также сомнения, что эволюция его наступила бы раньше, если бы не'помешало преступление, совершенное в 1881 году революционерами-«народниками». убившими императора Александра И-го, и накануне привлечения представителей народа (земств) к государственному управлению. Это преступление на четверть века задержало эволюцию режима"122.

Если генерал Деникин осознавал самодержавно-бюрократический режим страны как анахронизм, то это должен был понимать и сам император, если же он этого не понимал, то тогда не соответствовал своему положению и не представлял реальной ситуации в стране. Действительно, события 1 марта 1881 г. были не ординарными. Было над чем задуматься, у властей имелись основания для колебаний. Но кто мешал приступить к преобразованиям, допустим,'через три - четыре года, или в 1894 г., когда престол занял Николай II? В публичной речи на приеме депутатов различных слоев общества 17 января 1895 г. Николай II категорически выступил против любого ограничения самодержавия. Слова царя о "бессмысленных мечтаниях" по поводу предложения конституции обошли всю Россию. Но, пожалуй, в большей степени широкие слои общества поняли, что представляет собой новый царь, на другом примере. В апреле 1895 г. вспыхнула стихийная стачка на Большой мануфактуре в Ярославле. Власти привлекли против забастовщиков стоявший неподалеку Фанагорийский полк, который открыл огонь по рабочим. И за десять лет до массового расстрела 9 января 1905 г. молодой царь Николай II объявил благодарность "молодцам-фанагорийцам", стрелявшим в рабочих123.

В.О. Ключевский говорил, что это будет последнее царствование на Руси. Еще не было ни Ленского расстрела, ни революции 1905 г., ни Златоустовской бойни 1903 г., ни Ходынки, но крупнейший историк России уже все понял. Что касается 9 января, то его очевидцы и многоУ России имелись не затухающие территориальные проблемы с Австро-Венгрией, Румынией, Турцией и другими странами. В конце XIX в. произошла переориентация российского правительства на союз с Францией111, усилилось противостояние с Германией и Австро-Венгрией. Территориальное расширение страны к началу XX в. прекратилось, более того, Россия продала по весьма низкой цене Аляску, а затем в результате неудачной Русско-японской войны понесла территориальные потери на Дальнем Востоке. За немногим более полустолетия Россия, некогда сильнейшая держава Европы и Азии, терпит поражение в трех войнах: в Крымской, Русско-японской и, фактически, в Первой мировой.

Особенно заметно усиление экономической зависимости страны от зарубежного капитала. Поначалу в этом отношении Россия была теснее связана с Германией. Но протекционистский курс российского правительства и недовольство германского руководства франко-русским сближением привело к тому, что в 1887 г. германский канцлер О. Бисмарк организовал противодействие облигациям русских займов, размещавшихся главным образом на немецком фондовом рынке. Германские власти самым неприкрытым образом стремились обанкротить русскую казну и запретили своим государственным кредитным учреждениям выдавать ссуды под залог русских ценных бумаг, объявленных ненадежными. Сброс русских бумаг привел к падению их стоимости, что было явным свидетельством подчиненного положения русских финансов.

Россию спасла Франция. Французские финансисты не только помогли России, но и сами заработали крупные суммы, тогда как немецкие держатели понесли большие убытки. Кредитная зависимость России от Германии была ликвидирована112, но была заменена зависимостью от Франции. Нехватка капиталов была хронической и сопровождала Россию постоянно. Если бы не очередная помощь России со стороны Франции, в 1905 г. осуществившей новое вливание капиталов, то страну ожидали бы более крупные потрясения. Внешний долг, однако, постоянно возрастал. В.И. Ленин в 1916 г. подчеркивал, что четыре страны - Англия, Франция, США и Германия - имели почти 80% всемирного финансового капитала. И отмечал: "Почти весь остальной мир, так или иначе, играет роль должника и данника этих стран - международных банкиров, этих четырех "столпов" всемирного финансового капитала"113. К числу этих должников и данников относилась прежде всего Россия. В 1914 г. внешние государственные займы страны составляли 4,6 млрд. руб. (из них - Франции 3 млрд.), гарантированные железнодорожные займы - 1,5 млрд. руб. (из них на Германию приходилось больше всего - более 0,5 млрд. руб.), что же касается военных кредитов за 1914-1917 гг., то они составляли более 7,2 млрд. руб.114

Таким образом, долги страны исчислялись поистине колоссальными суммами. Для сравнения можно отметить, что все ресурсы Государственного банка России в 1914г. составляли 1,2 млрд. руб., вклады же в государственных сберегательных кассах - 1,7 млрд. руб., собственные капиталы акционерных коммерческих банков в этом году - 0,8 млрд. руб., а их вклады и текущие счета - 2,5 млрд. руб.; собственные же капиталы обществ взаимного кредита и городских банков составляли всего лишь 0,2 млрд. руб., а их вклады и текущие счета - 0,8 млрд. руб.115 В начале XX в. "российские банки откровенно проявляли свои претензии на руководство экономической жизнью"116, но сами они, как бы ни дискутировался этот вопрос в литературе, несомненно находились в подчинении у иностранных банков. Тезис о полуколониальной зависимости дореволюционной России, широко распространенный в 20-х гг. нынешнего века, в настоящее время не разделяется многими специалистами, но впервые прибегнув к заграничным государственным займам в XVIII в., российское правительство в начале XX в. существовать без них уже не могло. По различным данным, иностранные капиталисты контролировали от 20 до 40% русских капиталов, причем особенно значительным было их влияние в частных банках. Освобождение от долгов не могло не волновать как правительство, так и российскую общественность. Проникновение иностранных капиталов становилось все более интенсивным и нередко приобретало характер колонизации страны, поскольку, среди прочего, приводило к усиливавшемуся использованию природных и людских ресурсов страны. Поэтому борьба против крупного отечественного и иностранного капитала была одной из задач надвигающейся революции. Тем более, что из самой России шел нарастающий отток внутренних накоплений и, если в 1911 г. из страны ушло 182 млн. руб„тов 1912г. уже 332, а в 1913 - 578 млн. руб.117

Положение о том, что Россия XIX - начала XX в. стремительно преодолевала давнее историческое отставание от стран Запада, далеко не исегда подтверждается обращением к конкретным фактам. Известна широчайшая безграмотность населения страны, и факт вхождения страны в XX в. почти с 80% неграмотного населения не мог не озадачивать. Можно привести множество примеров роста числа школ, гимназий, реальных и прочих училищ, высших учебных заведений. Но сами эти показатели говорят далеко не обо всем. Сравнение с другими странами совсем не в пользу России. Если обратиться к данным о числе неграмотных на 1000 рекрутов в 1875, 1894и 1911 гг., то в Германии будут следующие показатели - 24; 3,8 и 0,2, в Швейцарии - 46; 38 и 5, в Нидерландах- 123; 65 и 14, во Франции-161; 87 и 33, в Италии - 520; 403 и 306, В России - 784; 708 ибП118. Таким образом, если в Первую мировую войну германские солдаты вступили поголовно грамотными, то в России большинство армии состояло из неграмотных солдат. Особенно разительны темпы ликвидации неграмотности по названным странам. С 1875 по 1911 гг. в Германии сократилась неграмотность солдат в 100 раз, в Швейцарии и Нидерландах - в 9, во Франции в 5 раз, в Италии на 37%, а в России только на 25%. Журнал "Вестник воспитания" в 1906 г. предсказывал, что при тех темпах ликвидации неграмотности в России для достижения полной грамотности мужчин понадобится 180 лет, а женщин - 280 лет.

Такова картина по одному из важнейших показателей уровня развития цивилизации. Российское правительство об этом хорошо знало, и нельзя сказать, чтобы оно равнодушно воспринимало такую ситуацию. Но даже краткий обзор действий императорской России в XIX - начале XX в. позволяет сделать вполне убедительные заключения. Александр I - победитель Наполеона,- начавший как реформатор и, можно сказать, как либерал, кончил всепроникающей аракчеевщиной. Николай I свое царствование провел под лозунгом последовательного охранитель-ства и традиционализма. Александр II, несомненно самый крупный реформатор на русском престоле после Петра I, осуществил свою главную реформу через шесть лет после воцарения, а уже через несколько лет хорошо знавший его князь В.П. Мещерский писал о разочарованности царя реформами119. Александр II стал реформатором поневоле, под влиянием объективных факторов. Но свои действия он сочетал с усиливающейся репрессивной системой. Насилие над московскими студентами в 1857 г., совершенное полицией, правительство осудило. А в 1861 г. полиция и охотнорядцы устроили самое настоящее побоище студентов Москвы у гостиницы "'Дрезден" ("битва под «Дрезденом»"}, и оно не получило нареканий со стороны властей. Это был год не только реформы 1861 г., но и расстрелов бездненских и кандеевских крестьян, массовых арестов петербургских и московских студентов. В 1862 г. был арестован Н.Г. Чернышевский, состоялся "Процесс 32", массовые аресты сопровождали все царствование царя-реформатора120. При Александре II аресты и осуждения по политическим мотивам были более частыми и многочисленными, чем при его отце Николае I. Александр П был категорическим противником конституции и при нем, несмотря на различного рода реформы, российский режим считался самым жестким в Европе, что продолжилось и при его сыне Александре III. Это было засвидетельствовано и иностранными авторами, например, американцем Джорджем Кенном. Он писал, что русские революционеры "самые мужественные и самые великодушные типы мужчин и женщин, каких я когда-либо знавал"121.

Этих людей тысячами ссылали в самые отдаленные уголки империи, вынуждали эмигрировать и царь-реформатор, и его сын Александр III, еще более ужесточивший политический режим страны после трагических событий 1 марта 1881 г,, когда народовольцы убили императора. В литературе многократно высказывались мнения о другом пути России, если бы не это покушение. На этих позициях стоял и руководитель белого движения генерал А.И. Деникин. В своих воспоминаниях он писал: "Нет сомнения, что самодержавно-бюрократический режим России являлся анахронизмом. Нет также сомнения, что эволюция его наступила бы раньше, если бы не'помешало преступление, совершенное в 1881 году революционерами-«народниками». убившими императора Александра И-го, и накануне привлечения представителей народа (земств) к государственному управлению. Это преступление на четверть века задержало эволюцию режима"122.

Если генерал Деникин осознавал самодержавно-бюрократический режим страны как анахронизм, то это должен был понимать и сам император, если же он этого не понимал, то тогда не соответствовал своему положению и не представлял реальной ситуации в стране. Действительно, события 1 марта 1881 г. были не ординарными. Было над чем задуматься, у властей имелись основания для колебаний. Но кто мешал приступить к преобразованиям, допустим,'через три - четыре года, или в 1894 г., когда престол занял Николай II? В публичной речи на приеме депутатов различных слоев общества 17 января 1895 г. Николай II категорически выступил против любого ограничения самодержавия. Слова царя о "бессмысленных мечтаниях" по поводу предложения конституции обошли всю Россию. Но, пожалуй, в большей степени широкие слои общества поняли, что представляет собой новый царь, на другом примере. В апреле 1895 г. вспыхнула стихийная стачка на Большой мануфактуре в Ярославле. Власти привлекли против забастовщиков стоявший неподалеку Фанагорийский полк, который открыл огонь по рабочим. И за десять лет до массового расстрела 9 января 1905 г. молодой царь Николай II объявил благодарность "молодцам-фанагорийцам", стрелявшим в рабочих123.

В.О. Ключевский говорил, что это будет последнее царствование на Руси. Еще не было ни Ленского расстрела, ни революции 1905 г., ни Златоустовской бойни 1903 г., ни Ходынки, но крупнейший историк России уже все понял. Что касается 9 января, то его очевидцы и много позднее подчеркивали: 'Такой поступок царя восстановил против него всех, даже ярых монархистов, а главное - простой народ, который всегда смотрит на царя, как на любящего свой народ отца, и предполагал, что все беды, все несчастья происходят только от окружающих царедворцев, которые из личных выгод скрывают все от царя, а стоит царю все узнать, и станет все хорошо"124. Царь усилил репрессивную систему правления, которая стала показателем не силы, а слабости самодержавной России. Можно сколько угодно спорить о том, была ли Россия парламентской монархией, существовала ли в России конституция, но точку в этих спорах ставят события 3 июня 1907 г., показавшие, кто в стране имел реальную власть, и хочет ли царь ограничения своих полномочий. (Кстати, Думу надо рассматривать в сочетании с Государственным советом, низводившим парламентские функции - законодательные, представительные и контрольные - почти до минимума.) Вереница кровавых подавлений была важнейшей причиной того, что в феврале 1917 г., как отмечено в литературе, за царя "не вступился никто"125. В начале XX в. самодержавие исчерпало свои реформаторские возможности, и преобразование страны должно было перейти к другим силам. А сил таких было две. Одну из них представляло так называемое общество - промежуточный слой, находившийся между самодержавными верхами и народными массами, и сам народ.

Общество не было единым и делилось на множество различных группировок и течений, среди которых обычно выделяют три наиболее крупные и влиятельные. Эти направления, проявившиеся еще в эпоху Александра I, - консервативное, либеральное и леворадикальное - проходят через все XIX столетие и выходят в XX.

Консервативное направление, зародившееся как организованное направление в годы александровского либерализма в качестве противовеса ему, выдвинуло из своей среды известных идеологов, к которым относились Н.М. Карамзин, М.Н. Катков, К.Н. Победоносцев и др. Это направление фактически отстаивало интересы землевладельческого дворянства с его нежеланием отказаться от крепостного права в начале XIX в. и со стремлением всячески сохранить свои земельные богатства. И политически, и идеологически консерватизм сохранял много феодальных черт и был, конечно, направлением обреченным. Несмотря на попытки консервативных мыслителей К.Н. Леонтьева или Л.А. Тихомирова, резко выступавшего против политической и социальной демократии126, обновить теоретический арсенал консерватизма, он более столетия оставался неизменным. Триада, заложенная в "Записке о древней и новой России" Карамзина, - самодержавие, православие, отечество, - была затем лишь несколько изменена, приобретя подновленную формулу "официальной народности" - православие, самодержавие, народность. Собственно, с этой установкой в XX в. вошло не только самодержавие, но и обслуживавший его консерватизм, который нередко был слит с этим самодержавием. XIX в., при том, что его обычно называют веком реформ, был, с точки зрения политической теории и практики России, скорее консервативным, чем либеральным. В XX в. и консерватизм, и самодержавие вошли с принципами феодальной идеологии. Н.А. Бердяев в 1904 г. подчеркивал: "На эволюции Розанова мы еще раз убеждаемся в окончательном духовном банкротстве русского консерватизма, в невозможности у нас какой бы то ни было консервативной идеологии"127. И хотя Бердяев рано списывал со счетов русских консерваторов и их идеологию, поскольку были живы В. Мещерский, Л. Тихомиров, С. Шарапов, и им на смену шли деятели типа В. Пуришкевича, определенным образом перегруппировавшие консервативные силы после 1905 г., будущего это направление не имело.