2.5. Аккумуляция страха и срыв обороны

Конфликты между потребностями и запросами детей по отношению к родителям, с одной

стороны, желания и требования родителей по отношению к детям, с другой стороны, относятся к

воспитательной повседневности. Дети в силу своей зависимости очень ограничены в

самостоятельном удовлетворении своих потребностей и поэтому вынуждены рассчитывать на

взрослых. Самое трудное в жизни матерей и отцов это - понять, насколько ограничены их

собственные возможности и сколько огорчений вынуждены они приносить своим детям. Перед

готовностью дать детям все, что те хотят, стоит множество преград: забота о здоровье (не

разрешать зимой носить любимые бальные туфельки), соображения безопасности (надо по улице

идти за руку), экономические и социальные требования (необходимость утром торопиться, вместо

того чтобы поиграть, надо расставаться с родителями, чтобы идти в детский сад или в школу),

уступки требованиям школьной системы, ограниченной и часто враждебной к детям (исполнение

педагогически сомнительных требований к успеваемости рассматривается как основное задание в

жизни ребенка с шести до четырнадцати или до восемнадцати лет), личные интересы родителей,

которые также едва ли находят себе место (дети какое-то время должны заниматься своими

делами самостоятельно, пораньше ложиться спать, держаться подальше от супружеской спальни)

и многое другое*.

________________________________________________________________________

*Недавно мне объяснял один отец -и он в своих взглядах не одинок: "Нельзя разрешать детям все. Даже,

если для этого есть возможности. Потому что для жизни они должны научиться также уметь отказываться".

Имея в виду общественное принуждение, которое распространяется на детей уже со второго года жизни,

такое замечание звучит как насмешка. Подобная позиция со стороны отцов, матерей, воспитателей и т.д.

часто является лишь рационализацией их неспособности признаться себе, что они (посредством запретов,

заповедей и других норм, руководящих их отношением к детям) доставляют своим столь горячо любимым чадам

так много разочарований, печали и боли, что, с точки зрения детей, сами они выглядят агрессивными,

несправедливыми, эгоистичными и т.д. Вместо того чтобы сознательно подойти к реально существующему

конфликту между родительскими и педагогическими требованиями, они делают бесправной позицию ребенка:

"Нет оснований для твоего разочарования, раздражения и гнева. Я сделал тебе только хорошее!" Чего не

хватает в поведении родителей и воспитателей в повседневном общении с детьми - это "ответственности за

вину", о которой мы говорили выше. Прежде всего, если я сознаюсь самому себе в том, что я, как

ответственный взрослый, по отношению к желаниям и ожиданиям детей вынужден эти желания и ожидания

ограничивать и их разочаровывать (быть агрессивным) и иначе просто не могу, то я должен быть в состоянии

по крайней мере помочь детям преодолеть разочарования - утешить их, найти компромисс, предложить

потерянному удовольствию что-то другое ч т.д.

Таким образом, родители являются по отношению к потребностям детей агентами

реальности, которую сами они не создавали и которой, возможно, и не желали бы, но они не могут

ее ни обойти, ни изменить. Так родители оказываются в опасности - дети, возможно, начнут их

рассматривать в качестве представителей этой враждебной системы, и они станут для детей

олицетворением этой системы и будут восприниматься ими как враги, что подвергло бы

постоянной опасности чувство ребенка, что он любим. А именно это чувство является

непременным условием здорового душевного развития. При благоприятных обстоятельствах

родителям все же удается реализовать действительность в неизбежных ее границах и тем не менее

дать детям явственно почувствовать силу своей любви. И дети постепенно учатся принимать

реальность, как она есть, и в то же время не терять веры в радости жизни.

Но, конечно, существуют ситуации, при которых такой баланс подвергается опасности или

вовсе разрушается. Едва ли существуют в этом отношении ситуации более угрожающие потере

данного равновесия на долгое время, чем послеразводный период. Это как раз то время, когда

ребенок предъявляет повышенные требования к родителям и особенно к тому из них, с кем он

живет (итак, к матери). Она всегда должна быть в зоне досягаемости для ребенка, постоянно

доказывать ему свою любовь, терпение, снисхождение, показывать ему, что все его страхи,

рождающиеся в связи с разводом, не имеют под собой никакой почвы и что жизнь продолжается.

Итак, в этой ситуации главное, что нужно ребенку, это мать, которая теперь одновременно - и

мать, и отец, переполненная любовью и в то же время надежная, как скала, чтобы защитить от

опасностей, которые угрожают не только извне, но и из освободившихся самоуничтожительных

импульсов самого ребенка (ср. с. 51 и далее).

В то же время большинство матерей находится в таком напряженном психическом

состоянии, что ни в чем так сильно не нуждается, как в детях, способных к благоразумию,

кооперированию, душевному равновесию, контролю над своими запросами, в детях, которые

приносят радость. Мать и ребенок, таким образом, ждут друг от друга .того, чего они не могут

дать. Происходит обратное: никогда раньше мать не была столь не способна проникнуться

интересами ребенка, как сейчас. И никогда раньше, может быть, за исключением первых двух лет

жизни, ребенок не требовал так много душевного равновесия от матери.

На таком противоречии основательно зиждется динамика послеразводного кризиса у многих

детей. Это ведет к обремененным тяжелыми последствиями изменениям представлений ребенка о

матери, о так называемой материнской репрезентации объекта*. Подобное представление в силу

впечатлений о разводе, итак, уже получило трещину. Какую-то доли уверенности, приобретенной

ребенком за первые три года жизни, в том, что мать (и отец) всегда стоят на его защите, никогда

его не покинут, даже если они на какое-то время уезжают или сердятся на него (константа

_______________________________________________________________________________

*К понятию "репрезентации объекта" ср. экскурс на с. 97.

объекта), долю этой уверенности ребенок теряет. Он не может себе представить, как такая "в

основном хорошая мама" может так поступить по отношению к нему - отнять у него отца или

его отнять у отца, наказать его столь жестоко за его (злые) фантазии. Если в результате такого

сомнения дело доходит до агрессивного обострения отношений матери и ребенка, то появляется

опасность, что мать может потерять в глазах ребенка ее субстантивные материнские качества, а

именно - способность чувствовать ребенка, придти к нему на помощь, когда он в ней нуждается.

Собственные проблемы матери, из-за которых она поступает не так, как обычно по отношению к

ребенку, а порой уж и совсем необычно, приводят к тому, что ребенок свою мать "перестает

узнавать". Таким образом, она подтверждает - в психологическом смысле - опасение, которое

после развода было латентным: после отца потерять также и мать. Иначе говоря, как у Рихарда (с.