9.6. "Педагогизирование" отношений матери и ребенка после развода

Так же и мать Сенты начала корректировать свои представления о воспитании. В ходе

психоаналитически-педагогической работы с нею выяснилось, что протесты Сенты против

требований матери подчеркивали не только объективную ситуацию "одинокой матери". Часть

запретов и ожиданий матери, против которых дочь восставала, основывалась на ее совершенно

индивидуальных и очень честолюбивых воспитательных представлениях. Так, она открыла в себе

преувеличенный страх перед школой, вызванный опасениями, что дочь может потерпеть неудачу

и вина за это ляжет на нее. Итак, Сента должна была заботиться не только о своих собственных

успехах, но также и о "педагогическом чувстве полноценности" ее матери. Фраза; "Смотри, не

принеси мне единицу!" содержит в этом случае глубокий смысл: мать Сенты переживала отметки

своей дочери, действительно, как личные оценки ее материнских способностей. ;Из чего

следовало, что она, с одной стороны, оказывала на [ребенка чрезмерное давление, а с другой

стороны, делала себя полностью зависимой от дочери в своем самочувствии. Мать боролась, по

сути, за то, чтобы ребенок учился для нее, и он чувствовал свою власть и пользовался ею.

Одновременно Сенте было отказано в рассматривании школы как :своего собственного дела. И

еще в одно верила мать - что Сента сама может придерживаться однажды поставленных (перед

нею правил, сама может соблюдать ограничения и запреты, без напоминаний и без

сопротивления. Поэтому каждое "нарушение" дочери становилось для нее драмой. В то время как

отец в дождливую погоду просто напоминал: "Дорогая, сними, пожалуйста, туфли!", мать в

подобных ситуациях начинала обычно стенать и упрекать: "Сента, но ты же знаешь, что надо

снять туфли! Почему же ты этого не делаешь? Я должна тебе каждый раз напоминать?!" В то

время как отец и не думал раздражаться, если Сента направлялась прямо в комнату в обуви, но все

же миролюбиво напоминал ей, что надо снять туфли, мать воспринимала подобную ситуацию как

направленное лично против нее невнимание или даже как агрессию, которая обижала и

раздражала ее, и реагировала соответственно упреками и злостью. Тогда Сента, со своей стороны,

начинала плакать и говорить: "Тебе я вообще не могу угодить, вечно ты на меня жалуешься!"

Очевидно, в конфликтах с детьми виноваты не характер и число ограничений, а просто умение с

ними обращаться. Мать Сенты поняла, наконец, что она предъявляла к дочери социально

завышенные требования в соблюдении правил и проявлении самостоятельности и стала давать ей

"больше воздуха", позволять ей больше быть ребенком.

У меня создалось впечатление, что одинокие матери вообще склонны "педагогизировать"

свои отношения с детьми. Это значит, что чрезвычайно большая часть того, что они делают по

отношению к детям, что они им говорят, как с ними обращаются, служит часто сомнительным -

"педагогическим" целям. Особенную роль при этом играют школа, мнения других, далеко идущее

осуждение агрессий и "благоразумные" разговоры и соглашения, которым придается большое

значение. Между тем эти матери подчиняют все свои интересы детям и таким образом дают им

больше прав, чем имеют дети в семьях с двумя родителями. Концентрация всех жизненных

интересов на ребенке ограничивает также и ребенка, "величественные" ожидания матери

перегружают его и часто столь добрые педагогические концепты диаметрально противоположны

тому, что так нужно детям время от времени: право быть эгоистичными, злыми, оказывать

сопротивление и при этом у них не должно возникать чувства, что этим они ужасно ранят мать.

Педагогические представления таких матерей, как мать Сенты, имеют что-то общее с

представлением о гуманисте-миротворце. Но они склонны к ожиданиям, что ребенок уже сейчас,

хотя он всего лишь ребенок, должен приближаться к этому идеалу. Однако добродетелям

невозможно научиться, это будет только принудительное приспособление или невротическое

эрзацобразование. Открытое, способное к любви существо воспитывается, во-первых, на основе

удовлетворительных отношений, удовлетворенных любовных запросов и достаточного

самоутверждения и, во-вторых, на основе связанных с этим процессов идентификаций с

объектами, воспринимающими запросы и чувства ребенка с вниманием и уважением (что не

обязательно должно означать абсолютное удовлетворение).

Конечно, в нормальных семьях тоже встречается такое "педагогизирование" отношения к

детям и, безусловно, не все разведенные и воспитывающие детей в одиночку матери так смотрят

на вещи. Но здесь, по моим наблюдениям, речь идет о довольно часто встречающейся

разновидности поведения. И тому имеются довольно понятные основания. Это вызванная

выпадением отношений с партнером концентрация на ребенке: развод у многих женщин часто

ведет к временному отказу от "взрослого модуса отношений", поскольку как женщина она

потерпела поражение или претерпела несчастный случай. Что ей остается, так это роль Матери,

где она в дальнейшем имеет шансы для самоутверждения. Еще одна причина- это чувство вины,

что разводом она причинила вред и боль своему ребенку. "Педагогическая" концентрация на

ребенке выполняет функцию отвлечения от чувства поражения и как матери.

Большую роль, которую нельзя не отметить, играет также социальное давление, оказываемое

на разведенных матерей (ср. с. 82 и далее). Они должны доказать окружающим, себе и прежде

всего бывшему мужу, что развод не повредил ребенку и что "я могу это также и сама". Школьные

проблемы, проблемы с поведением и другие отрицательные моменты в жизни ребенка, которые

случаются и в "лучших семьях", выливаются для разведенных матерей в опасность, потому что

это может служить пищей для латентной дискриминации со стороны окружающих (а также со

своей собственной).

Возрастающие в результате педагогизирования отношений к ребенку ограничения и

чрезмерные требования имеют направленный против ребенка агрессивный налет. Агрессивность,

которую таким образом подсознательно переживает мать, может исходить из совершенно

нормальной амбивалентности любых отношений родителей с детьми; она может зависеть и

оттого, что мать (сознательно или подсознательно) приписывает ребенку вину за крушение брака;

она может быть результатом тяжелых последствий после-разводного кризиса или частичного

перенесения чувств, которые направлены на отца, а активируются на ребенке. Такое случается

особенно часто, когда ребенок, прежде всего если это мальчик, постоянно напоминает матери

отца, будь то из-за внешности, из-за продолжающейся любви к отцу или из-за того, что ребенок

идентифицирует себя с отцом, и действительно он своим существом репрезентует часть отца.

Подобные перенесения объясняют также некоторые внутренние аспекты типичных

педагогических представлений разведенных матерей. Прежде всего жесткая неприемлемость или

пренебрежение по отношению ко всему, что соприкасается с агрессивностью, становится часто

перенесенной в педагогическую область борьбой против агрессивности, претерпленной со

стороны бывшего супруга. Таким 'же образом стигматизированным становится стремление к

и казаться привлекательнее, чем ты есть и т.д. Но здесь речь идет также о совершенно

нормальных и необходимых переходных стадиях детского развития. Особенно для мальчиков,

которые и без того страдают из-за отсутствия теперь постоянного мужского примера и им не на

ком развивать свою мужскую идентификацию. В подобных обстоятельствах сопротивление или

самоутверждение на всю жизнь может оказаться связанным со страхом потерять привязанность

ценимых и любимых персон. Может случиться и такое, что эти мальчики, став мужчинами, точно

так же на протяжении всей жизни будут преследовать (детский) "мачо-идеал", в котором ему

однажды было отказано из-за его зависимости от матери. Девочкам в этом отношении все'же

легче, потому что отсутствие агрессивности прежде всего свойственно социально-приемлемому

женскому облику и потому, что они могут благодаря другим источникам, например, при помощи

красоты, шарма, получать нарцисстическое удовлетворение, и, наконец, идентификация с

могущественной матерью придает им часть бесконфликтной силы.

Нередко за сознательной агрессивной враждебностью прячется подсознательное желание

оказаться точно так же в зависимости и страдать из-за ребенка, как эта мать когда-то страдала из-

за его отца. Это субтильная форма известной Тенденции одиноких родителей в ребенке найти

замену партнера. Такие матери порой даже провоцируют детей вести себя именно так, "по-

мужски", как они в согласии с сознательными желаниями матери как раз вести себя не должны.

Это "приглашение" к агрессивности часто носит мазохистский характер (который, вероятно, играл

известную роль в супружеских отношениях) и (или) характер подсознательного самоутверждения,

что смягчает чувство вины: если ребенок ведет себя отвратительно по отношению ко мне, мне

тоже нет необходимости испытывать укоры совести*. Такие двойные сигналы, однако, приводят

детей к тяжелым внутренним конфликтам и могут усилить (уже имеющиеся) невротические

диспозиции, как и "консеквентное" давление приспособления.

Наконец, после развода симбиотично-нарцисстические желания и фантазии матери, знакомые

нам по первому году жизни ребенка, переживают возрождение: ребенок снова становится частью

персоны матери, которая таким образом стремится формировать его соответственно своему

идеальному представлению о себе, итак, удвоить себя в ребенке или, говоря иначе, снова

восстановить (изначальное) идиллическое двуединство симбиотического периода.

Ясно, что подобное "педагогизирование" отношений матери и ребенка - большая нагрузка

на всех участников. Завышенные педагогические ожидания и требования часто в большой мере

противоречат потребностям детского развития; агрессивные конфликты, которых так стесняются

матери, все-же в определенных обстоятельствах проявляются, или "руководимая благоразумием"

идиллия отношений показывает себя довольно сомнительно как питательная почва для развития

невротических процессов приспособления; наконец, данный вид воспитательного честолюбия

проявляет

________________________________________________________________________

*Это похожий психический механизм, который уже Фрейд (1916) описал в своей работе о преступниках из

сознания вины.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------

себя как мощная сила, направленная против хороших и интенсивных отношений с отцом, что

представляет собой перманентную опасность для педагогических целей матери.

Изложенное выше, как ни странно, в гораздо меньшей мере действительно для разведенных

отцов, ответственных за воспитание детей. И прежде всего отцам в нашем обществе удается

намного эффективнее справляться с проявлением детских агрессий, чем матерям.