95) Теперь либо совсем недосягаем, либо досягаем в слишком малой доле, и, с другой стороны, -

в случаях агрессивного триангулирования объектоотношений перед разводом (ср. гл. 5.4) - за

счет того , что агрессивность, возникающая между матерью и ребенком, не может быть более

связана персоной отца. Фрустрированные регрессивные потребности и постепенное возрастение

агрессивности объектоотношения к матери ведут между тем к все более драматическому

возрастанию - изначально реактивно переживательных - страхов, тем самым ускоряется

регрессия уже начатого процесса падения достигнутых заслонов обороны и активируются

угрожающие конфликты ранних этапов развития (включая относящиеся к ним агрессии). Можно

сказать, что во время послеразводного кризиса дневник психического развития ребенка

перелистывается в обратном направлении. Что же касается видимого поведения, то, вероятно,

реградирующий восьмилетний ребенок ни в коем случае не напоминает своим родителям

четырехлетнего, каким он был когда-то. Но только по той причине, что его словарный запас,

моторику и поведение, при помощи которых ребенок выражает свои чувства и конфликты, он

между тем развил или был в состоянии часть своих конфликтов, благодаря процессам

триангулирования, удерживать латентно. Что же касается внутренней стороны этих чувств и

конфликтов, то в послеразводном кризисе отражаются, - пусть даже перемещенные путем

изменившихся обстоятельств, - проблемы развития ребенка до развода. Итак, с некоторым

основанием можно утверждать, что в большинстве случаев при симптомах послеразводного

кризиса речь идет не столько о симптомах развода, сколько о последствиях конфликтных

отношений родителей, которые, как нам известно, играют огромную роль в обострении

нормальных душевных конфликтов. (Конечно, дети с относительно бесконфликтным, более

выгодным развитим до развода в ходе послеразводного кризиса в известной мере также

подвержены деструктуризации своих душевных достижений, как мы это уже видели на примере

эдипова развития. Но их регрессия минимум при "средне невыгодных" условиях* является менее

глубокой и освобождающиеся страхи могут быть изгнаны путем невротических усилий обороны

на менее драматичном уровне.)

Итак, с точки зрения психодинамики при симптомах деструктуризации послеразводного

кризиса мы имеем дело не с невротическими симптомами (в психоаналитическом смысле), а с

обратным явлением: растворением структуры обороны и прорывом вытесненных влечений и

страхов. И именно в этом заключается, может быть, удивляющий шанс развития этого тяжелого

периода. По той причине, что "деструктуризация" направлена не только на "здоровые", т.е.

положительные стороны развития обороны прежних конфликтов, но и при определенных

обстоятельствах также на невротические симптомы и образования характера. Например, через

несколько недель после развода восьмилетний Роланд, который в течение четырех лет страдал

недержанием мочи, перестал мочиться в постель. А девятилетняя Нина перестала стесняться и

своих, и чужих. Что в нормальных условиях может быть достигнуто только при помощи

психотерапии, а именно, смягчение укрепленных

________________________________________________________________________

*В любом случае внешние обстоятельства послеразводного кризиса являются невыгодными, иначе и речи не

было бы о деструктурирующих регрессиях

структур обороны, создание возможности увидеть отраженные конфликты и вместе с тем

доступность "более зрелого" и менее ограниченного решения развития, в этом случае

осуществляет послеразводный кризис! Как и в психотерапии, здесь становится видимой

симптоматика имеющихся устремлений, влечений. Роланд начал (опять) мастурбировать и

агрессивно держаться по отношению к окружающим. Нина же развернула свой (изначальный)

симптом в обратном направлении, стала властолюбивой и тщеславной, стремилась быть в центре

внимания.

К сожалению, этот (теоретический) шанс остается в большинстве случаев неиспользованным.

Во-первых, родители не распознают взаимосвязи между исчезновением старых симптомов и

появлением новых и пугаются актуальных изменений в своих детях. Во-вторых, они не видят

освобождающегося путем растворения невротической обороны страха и не способны адекватно на

него реагировать, а потому прорвавшийся наружу конфликт вновь оказывается отраженным, но

чаще всего на более высоком уровне страха, так что эти дети выходят из деструктурирующего

послеразводного кризиса еще более невротичными. И если им не повезет, то их новая

симптоматика будет еще и приветствоваться окружающими и в результате ничего не будет

предпринято для помощи им. Когда мы познакомились с Роландом (через два года после развода),

то перед нами был депрессивный мальчик, боявшийся аффектов. Очевидно, он "избавился" от

ставшего невыносимым и усилившегося в ходе послеразводного кризиса конфликта посредством

далеко идущего вытеснения всех имеющих свой смысл возбуждений, но он обратил все свои

агрессивные импульсы против себя самого. Однако его мать пришла в консультацию совсем по

другой причине: она не могла решить с отцом вопрос посещений сына. Роланда же она описала

как спокойного, довольно серьезного ребенка, который хорошо перенес развод. Может быть, он

несколько "флегматичен", но это у него, вероятно, от отца. Предстояла тяжелая работа -

заставить мать увидеть, что ее ребенок сильно болен. Большая опасность в этом отношении

заключалась в собственном представлении матери о себе, поскольку именно она активно

добивалась развода с мужем*.

В отличие от матери Роланда мать Нины пришла к нам вовремя: конфликты, вызванные

пугливым характером ребенка, стали очевидными, но дальнейший процесс регрессии зашел еще

не очень далеко. Мы смогли помочь матери понять сознательные и подсознательные проблемы ее

дочери. А ей удалось придать Нине мужество, бесстрашно выражать тоску, желания и опасения, а

также разочарование, обиду и гнев, и при поддержке отца внушить девочке, что опасения,

волнующие ее, не имеют реальной силы. Перед Ниной открылась возможность удовлетворить

свои эксгибиционистские наклонности в социальной и адекватной возрасту форме - она стала

посещать ритмическую гимнастику. Кроме того, семья акцептировала ее потребности в признании

и похвале, которые через несколько месяцев значительно уменьшились, и ей было позволено в

некоторых жизненных вопросах проявлять больше свободы в решениях, благодаря чему девочка

заметно редуцировала свое стремление к доминированию. Нинины симптомы деструктуризации

постепенно исчезли, но не путем, как это чаще всего случается, невротического подсознательного

________________________________________________________________________

*В этом случае совершенно очевидно, как важно рефлектировать на родителей психодинамическое влияние

позиции диагноза. Как и при пояснении (в рамках терапевтического процесса), надо обратить внимание на то,

чтобы клинические результаты обследования не вели к сопротивлению, которое подвергает опасности

дальнейшую (консультативную) работу. (Это одна из точек зрения, которая не принимается во внимание

судебными экспертами, чьи заключения предъявляются родителям.)

процесса обороны, а путем распутывания узла и истинного решения изначальных

устрашающих психических констелляций конфликтов. Нина относится, таким образом, к (к

сожалению, немногим) детям, которые не только преодолели развод, но и извлекли из него для

себя пользу**. Удавшаяся помощь, которую оказали Нине ее мать и отец, во время

послеразводного кризиса, едва ли была возможна без профессиональной психоаналитически-

педагогической поддержки: речь идет о том, чтобы распознать также подсознательные

потребности ребенка и найти соответствующие возможности их удовлетворения и развития.

Вместе с тем - и это, пожалуй, важнейшее - родителям необходимо помочь вытерпеть и

акцептировать потребности и импульсы ребенка, даже если они агрессивны.