Глава 52 «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и всё тайное, хорошо ли оно или худо»

Не успел Круглов войти в приёмную, капитан Гусев вскочил со своего места и с заговорщицким видом устремился ему навстречу.

– Генерал ждёт вас, товарищ подполковник, – проговорил он вполголоса и перешёл вообще на шёпот. – Только хочу предупредить: у него умер сын!

Олег остолбенел.

– ?!!

– Иван Фёдорович заехал сегодня к нему и обнаружил мёртвым. Сразу позвонил полковнику Кирюхину – тот сейчас делает или уже сделал вскрытие. По всей видимости – сердце. Парню только-только за тридцать...

– Ладно, капитан, – чуть скривился Круглов. – Спасибо, что предупредили.

И направился в кабинет.

Генерал сидел за столом и что-то писал. Мельком глянув поверх очков на вошедшего Олега, он кивком указал ему на стул, продолжая скрипеть пером. Кривошеин был единственным человеком в Управлении, который не признавал никаких письменных принадлежностей, кроме карандаша и поршневой ручки. Однажды начхоз спросил его, что он будет делать, когда окончательно прекратят производство чернил. Ответ был предельно лаконичен: «Уйду в отставку!».

Размашисто расписавшись, Иван Фёдорович дважды промокнул лист старинным пресс-папье и вложил документ в лежащую здесь же, на столе, тёмную кожаную папку. Затем снял очки и вновь поднял глаза на Круглова:

– Судя по траурному выражению твоей физиономии, ты уже в курсе? – Он устало откинулся в кресле. – Сорока на хвосте принесла. Точнее, гусь лапчатый...

Олег опешил, не зная, что ответить. В нынешних обстоятельствах он, конечно же, не ожидал такого вопроса да ещё заданного подобным тоном.

– Попросил выяснить, – ворчливо продолжил Кривошеин, – какие документы нужны, чтобы подхоронить урну к родному отцу – с учётом разных фамилий. Третий час выясняет!

Он тяжело вздохнул и, помолчав несколько мгновений, вдруг тихо поинтересовался, глядя на Олега из-под полуприкрытых век:

– Я запамятовал, у тебя – дочурка, кажется?

– Дочка, – непроизвольно улыбнулся тот.

– Дочка – это замечательно...

Генерал снова устремил на Круглова какой-то просветлённый и удивительно спокойный взгляд уже немного выцветших голубых глаз.

Сколько раз потом будет вспоминать Олег и этот пронзительный взгляд, и паузы, и каждую фразу их такой короткой частной беседы в служебном кабинете...

– Ладно, сынок, вернёмся к делам. – Кривошеин взял со стола и протянул ему небольшой листок бумаги. – Вот, пусть у тебя на всякий случай будут его координаты. Хотя он сам не сегодня-завтра должен связаться с тобой по поводу нашего друга Белова. Так мы с ним, по крайней мере, договорились...

Слегка нахмурившись, он ударил по загоревшейся кнопке селектора:

– Что такое, я же просил?!.

– Извините, товарищ генерал, – раздался голос Гусева. – Полковник Кирюхин – по внутреннему.

Кривошеин снял трубку:

– Да, Яша, слушаю... – Он посмотрел на настенные часы. – Хорошо, договорились. Жду тебя.

Отсоединившись, генерал покачал головой:

– Не дают нам... – он грустно усмехнулся, – делами заняться. Совсем времени не осталось. Ну что ж... – Иван Фёдорович опять как-то прерывисто-утомлённо вздохнул. – Ты можешь подъехать завтра с утра пораньше, скажем, часов в семь? Чтобы... у нас были час-полтора в запасе?

– О чём речь, товарищ генерал!

– Отлично! Значит, ровно в семь... До завтра, сынок!

Заметно обескураженный, Круглов встал и направился к двери.

– Да! Подожди минуту! – остановил его Кривошеин, с видимым усилием поднимаясь из-за стола.

Он подошёл к сейфу и достал оттуда запечатанный довольно объёмистый пакет из плотной бумаги.

– У меня к тебе ещё просьба, а то завтра снова могу забыть... Строго между нами! Не исключено, что через несколько дней мне придётся на пару-другую недель лечь в госпиталь. Пусть эти документы побудут у тебя.

Он вновь улыбнулся – в ответ на красноречивый взгляд Олега (не сразу, но всё же взявшего пакет):

– Доживёшь до моих лет – научишься предусмотрительности. Выйду – заберу. Ну, а... в противном случае – вскроешь, разберёшься, что к чему.

– Вы меня пугаете, товарищ генерал...

– Всё, время не ждёт, – перебил его Кривошеин и, неожиданно и как-то неловко обняв, слегка подтолкнул к двери. – Постарайся завтра не проспать, сынок...

* * *

Было без одной минуты четыре, когда к дому подъехало такси – обычная грязно-жёлтая «Волга» с «шашечками». Стоя у окна, Агата видела, как сидевший рядом с водителем здоровяк – один из тех, что приезжали к ней накануне в мерседесе – выскочил и открыл заднюю дверцу. Из машины медленно выбрался (не вышел, а именно выбрался!) он – высокий и худой. Молодой человек хотел было помочь своему боссу, но тот что-то коротко бросил ему, и здоровяк отступил в сторону.

«Да, хорош „монах“», – усмехнулась Агата, продолжая свои наблюдения.

Тяжело опираясь на толстую резную палку, визитёр медленно направился к незапертой калитке.

Охранник проводил его взглядом, осмотрелся по сторонам и, перейдя на противоположную сторону, устроился на дощатой скамейке в тени огромного куста сирени. Такси осталось стоять на месте.

«Похоже, мы ограничены во времени! Что ж, тем лучше...» Агата не спеша прошла в сени.

Никогда ещё не оказывалась она в подобном положении.

Люди обращались к ней за советом и помощью, и она самолюбиво-добросовестно делала своё дело. Могла подыграть (что называется, подпустить антуражного тумана) для усиления эффекта или пущей убедительности, дабы сломать неверие или сомнения клиента. Могла что-то скрыть от него, следуя основным ведовским законам и не желая врочить. Могла даже иногда – как в случае с этим бандитом Профессором – помочь поторопиться «перейти со стояния в положение», как говорит её друг и «сообщник». Но никогда ещё не приходилось ей вот так «изображать себя», заранее продумывая собственное поведение, действуя по предварительно разработанному сценарию.

Уже в сенях через небольшое окошко она увидела, как Монах медленно пересекает двор, направляясь к дому. Агата открыла дверь и вышла навстречу.

Он остановился у крыльца, обеими руками не опершись даже, а навалившись на свою палку.

«Высохший дуб – ни дать, ни взять! – подумала она, глядя на гостя. – Да, чистая работа…»

– День добрый, – первым поздоровался Монах, в свою очередь не спуская с неё тяжёлого взгляда.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, туда, – Агата кивнула на довольно большую беседку в глубине сада, – я сейчас…– и вернулась в дом.

Когда она пришла в беседку, Монах сидел там, с довольно грустным видом осматриваясь вокруг.

– Хорошее у вас хозяйство. И сад чудесный: яблони в цвету, вишни... – Он устремил глаза на Агату и неожиданно добавил: – Мне, честно говоря, казалось, что вы постарше.

– Ничего, – сдержанно ответила она. – Возраст – не самый главный мой недостаток, к тому же – изживаемый со временем.

– Конечно, вы правы. Это было малость бестактно с моей стороны. Можно задать один предварительный вопрос?

– Да, пожалуйста.

– Почему вы отказались приехать ко мне?

– Я же объясняла уже и вашим людям, и вам по телефону, что в больнице не работаю. Больше того: как правило, я вообще предпочитаю работать только здесь. В вашем случае – да, может, и сделала бы исключение, пригласи вы меня к себе домой. Но в больницу…– Агата мотнула головой. – Зачем же так наказывать медперсонал. У них там и без этого забот хватает.

– Вы серьёзно?

– Извините за резкость, – её зрачки заметно потемнели, – но мне странно слышать этот вопрос. Судя по тому, что вы здесь и… по тому, что я вижу, – помедлив, закончила она.

– Да, – ухмыльнулся Монах, – давненько со мной так не разговаривали! Чтоб не сказать – никогда. Ладно…

Он вдруг умолк и, скрипнув зубами, зажмурился.

Агата молча наблюдала за ним. Ни стона, ни вздоха. Да, сильный мужик, надо отдать ему должное. Сильный… Уж ей-то было с кем сравнивать!

Когда приступ боли прошёл, Монах устало-вымученно посмотрел на неё и хрипло произнёс, как бы извиняясь:

– Не обращайте внимания.

– У вас хоть лекарство с собой есть?

Он снова усмехнулся:

– Лекарство? Разве что таблетка цианистого калия. Какие лекарства могут быть в моём случае, милая девушка? Вы же говорите, что что-то там видите!

Агата встала и, ничего не сказав, опять прошла в дом. Через несколько минут она возвратилась с чашкой в руках, которую протянула ему:

– Выпейте.

– А что это?

– Пейте без лишних вопросов, если не хотите, чтобы наша беседа на этом закончилась.

– Да, вы мне определённо нравитесь, – заметил Монах, принимая чашку. И в один глоток осушил её.

Затем, поморщившись, шутливо поинтересовался:

– Это ваше снадобье с водкой-то нормально уживается?

– С водкой всё нормально уживается, – бесстрастно отозвалась Агата, не замечая его тона. – Так что «внештатной ситуации» можете не опасаться.

Она серьёзно взглянула на него.

– У нас не так много времени, как я понимаю. Сейчас вам станет получше, и мы приступим. Но прежде давайте кое о чём условимся. Если говорить до конца откровенно, я не должна была бы с вами работать, поскольку и в моей… профессии, как и в вашей, думаю, есть строгие правила, которые нарушать не рекомендуется. Тем не менее постараюсь сделать максимум возможного. Однако не требуйте от меня большего. Это – раз. И кроме того, вы должны понимать, что могут быть не только вопросы, на которые я не сумею ответить, но и такие, на которые не могу отвечать. Улавливаете разницу? Поэтому не ждите от меня чудес и помните, что конкретные ответы можно получить лишь на максимально точные и конкретные вопросы.

– Договорились, – согласился Монах, которому, действительно, заметно полегчало. – В свою очередь, хочу вас поблагодарить, так как одно чудо вы уже совершили. Я имею ввиду это ваше… снадобье. На моего друга – ныне покойного, к сожалению, – визит к вам тоже произвёл неизгладимое впечатление. Он, насколько мне известно, ознакомил вас с нашей проблемой?

– Вашего друга в большей мере занимал он сам, – холодно проговорила Агата, – нежели ваша проблема. Поэтому если вы лично себе совсем не интересны, то можете сразу задавать конкретные вопросы, касаемые этой «проблемы».

– Видите ли, – скривил губы Монах, – мы с моим другом и она – сия «проблема» – слишком взаимосвязаны. Так что я бы предпочёл вначале выслушать вас – всё, что вы можете сказать по мою душу.

– Пожалуйста. Вы – человек крещёный, хотя можете об этом и не знать, поскольку крестили вас в младенчестве и, скорее всего, тайно. Во всяком случае, от Бога вы всю жизнь были очень далеки. От вашего некогда довольно сильного и закрытого биополя на сегодня остались одни воспоминания. Причина этого – тяжёлая болезнь, о которой вы знаете не хуже меня и которая явилась следствием сильной порчи. Порча – довольно свежая, кстати, что меня немало удивляет, – делалась конкретно на смерть. Причём вы с вашим другом, как мне кажется, не единственные жертвы, а скорее – последние. Сделано всё было очень грамотно, профессионально, и я даже приблизительно не взялась бы назвать сумму, в которую подобный заказ мог вылиться.

– Из всего вами сказанного, – тихо промолвил Монах, подняв на Агату глаза, в глубине которых вспыхнуло потаённое пламя, – и сказанного абсолютно правильно – меня интересуют именно заказчик и исполнитель! За этим-то, прежде всего, я к вам и приехал!

Она с минуту молча смотрела на него, а потом, тоже вполголоса, произнесла:

– Вы совершили ошибку!

– Что? – опешил он.

– У вас была возможность не допустить этого, – пояснила Агата, по-прежнему устремив на него неподвижный взгляд. – Детали, если хотите, мы уточним.

Она взяла в руки колоду и продолжила, тасуя карты:

– Снова прошу вас сосредоточиться и формулировать возникающие вопросы максимально конкретно. Итак, сейчас мы смотрим, когда и какую ошибку вы допустили. Или вам это уже неинтересно?

– Нет, отчего же, давайте проясним всё.

– Хорошо. И пытаемся получить сведения о заказчике и исполнителе. Заранее могу вам сказать, что заказчик должен не только располагать очень большими средствами, но и – что не менее важно – иметь непосредственный доступ и к вам с вашим другом, и ко всем остальным, которые стали его жертвами.

– Что значит, «непосредственный доступ»? – в голосе Монаха слышалось недоумение.

– Это значит, – спокойно уточнила Агата, – что всегда в подобных случаях заказчик должен иметь выход на свою жертву, поскольку от неё необходимо получить исходный материал. Да и обратная связь при наведении тоже важна... Так что минимум два-три раза он должен был непосредственно общаться с каждым. Поэтому я думаю, что это человек, которого вы должны хорошо знать. Итак…

Она разложила на столе большой карточный крест, окинула его взглядом и покачала головой:

– Да… Это – куда больше, чем я ожидала. Похоже, даже исполнительница сразу проявилась…

– Исполнительница? – переспросил Монах. – Я, честно говоря, ориентировался на мужчину.

– Давайте будем ориентироваться на то, что мы имеем. А имеем мы следующее…