Глава 46 в мутном омуте (Окончание)

Даже самому себе Белов никогда не признался бы в том, что жизнь свою – всю, без остатка – посвятил не исполнению служебных обязанностей и офицерского долга, а тщетному противоборству и безуспешному противостоянию собственным комплексам – врождённым и благоприобретённым. Небольшие, малозаметные и те, что покрупнее, – они, подобно ручьям и притокам великой реки, сливались в могучий и неистребимый, постоянно обновляющийся и примитивно-банальный, хрестоматийный комплекс мелкого ничтожества.

Именно оно, мелкое ничтожество – вымороченное дитя бессильного «маленького человека» и несостоятельной «теории сильной личности» – стало главной бедой человечества на пороге нового тысячелетия. Только, если все эти вырины и девушкины, раскольниковы и верховенские благополучно канули в Лету, оставшись в веке девятнадцатом, то оно – омоложенное, бессовестное и наглое, – вдоволь напившись живой крови в веке двадцатом, смело вползает в двадцать первый век, устремляя бесстыжий взор свой к самым дальним горизонтам третьего тысячелетия...

Месяца два назад Монах неожиданно вызвал его на «свидание».

Обставлено всё было, как всегда, тщательно. Вначале он позвонил и сообщил, где взять машину, а когда Белов подъехал на ней в условленное место на Выборгском шоссе, Кушнарёв просто пересел к нему из своего бронированного лимузина. Даже самые надёжные и проверенные охранники не должны были видеть лица или слышать голос Белова.

Отъехав метров на триста, они вышли из автомобиля и углубились в перелесок.

Весенний воздух был густо напоен запахами и ароматами, знакомыми с дачного детства, но забываемыми в городской, взрослой жизни. Пахло сыростью и грибами, прелой листвой и зимней свежестью ещё не растаявшего, обильно лежащего в низинах и оврагах грязно-серого, обречённо-ноздреватого снега.

– Скажи, пожалуйста, – спросил Монах, непроизвольно взглянув в ту сторону, где осталась машина, – это правда, что в твоей конторе существует особый отдел, специализирующийся на экстрасенсорике, необъяснимых явлениях и прочей мутате?

– Вообще подразделение такое есть.

– А в частности?

– Туда очень затруднён доступ. Нужна серьёзная мотивация, обоснование необходимости… Так что, раз обратившись, сразу попадаешь «под колпак». Кроме того, неизвестно, что эти «сенсы» нароют – там ведь держат специалистов, как ты понимаешь, серьёзных. Мне как-то одного показали: под его взглядом – как под рентгеном. Короче, очень неуютно себя чувствуешь. И уйти оттуда – даже после одноразовой консультации – не проще, чем войти. Во всяком случае, втихаря, без объяснительной «канцелярии» – не получится. Поэтому лучше бы и не соваться.

– Не соваться, – эхом повторил Монах. – А, скажем так, в частном порядке? Я имею в виду хотя бы домашний адрес. Живут же эти ребята где-то?

– Это исключено.

– Исключено? – Монах хмуро взглянул на него и скривил губы. – Придётся что-то «включить». Уж не обессудь, Феликс ты мой, – ситуация вынуждает.

– А что случилось?

– Случилось. Необходимо найти – притом в темпе вальса – одного субчика. И без помощи этих ребят здесь не обойтись, потому что он сам – из таковских…

Из рассказанного Монахом получалась какая-то бредовая, не укладывающаяся в сознании картина. Выходило, что он с кем-то о чём-то не договорился, и вот теперь «кто-то» – этот или другой такой же, тайный и невидимый – спокойно, как мух дихлофосом, убирает его людей. Причём изюминка заключалась в том, что, по выражению Монаха, ему для этого «не требовалось даже рогатки». Как он это делал, при помощи какого колдовства – неизвестно. Однако результат впечатлял: поминки сменялись очередными похоронами с бесстыдной откровенностью и пугающей частотой.

– Не знаю, – пожал плечами Белов, – я пока не вижу даже одного возможного хода. «Иди туда – не знаю, куда, ищи того – не знаю кого.» Ерунда какая-то!

– Не можешь пробраться в этот вертеп при своей конторе – найди мне спеца на стороне.

– Нужна хоть какая-то информация! Без неё ни один «спец» ничего сделать не сможет.

– Ты мне его, спеца этого, найди вначале.

Именно после той их апрельской встречи и родился у Белова его захватывающе-перспективный, почти безумный замысел. Он порядком устал от Монаха, вынужденная «дружба» с которым тяготила его с самого первого дня. И не воспользоваться подобным подарком судьбы, чтобы освободиться наконец от ненавистного друга, он, конечно, не мог. Тем более что требовалось для этого всего ничего – запастись ненадолго терпением.

Но избавиться от Монаха – даже не полдела! Главное теперь – найти уникума, с такой лёгкостью расправившегося едва ли не с самым сильным и опасным преступным королём сегодняшней России. Найти, чтобы использовать его экстраординарные способности с максимальным КПД в дальнейшем, в условиях полной самостоятельности и независимости.

И вот эта его выстраданная, заветная, такая стройная и многообещающая комбинация рухнула в одночасье. Вместо долгожданного освобождения гибель Монаха несла с собой новую, не менее страшную зависимость от преступника более молодого, сильного и превосходящего того если не по уму, то в коварстве – определённо. Старая альтернатива – подчиниться или умереть – не утратила своей актуальности (во всяком случае, для Белова) и после ухода Монаха!

* * *

– А где он? – глупо озираясь по сторонам, спросил удивлённый Барон, едва Белый нырнул на заднее сиденье.

Пётр Ильич ответил не сразу. Устроившись поудобнее, он устало взглянул на верного друга в зеркало и, помолчав и как бы собравшись с силами, почти серьёзно произнёс:

– А он просил меня попрощаться с тобой от его имени. И извиниться, что вынужден уйти по-английски.

Барон не уловил ехидства и продолжал недоумевать, заводя машину:

– Уж не знаю, по-английски он ушёл или ещё как, но из этого дома не выходил.

– Из подъезда, – Белый откинулся на спинку и прикрыл глаза, – может быть, но не из дома. Старые питерские квартиры тем и ценны, друг мой Санчо, что в них имеется кроме парадного ещё и чёрный ход. Ехай уже!

Барон включил поворотник и медленно тронулся с места.

– Скажи, пожалуйста, – спросил Белый несколько минут спустя, всё так же полулежа и не открывая глаз, – как это ты допёр замести бедолагу? ⁴⁸

– Да просто подумал: пусть будет всё, как всегда. Почему нет? Хрен его знает, чё у него в башке.

– Понятно, короче – на всякий случай, как та монашка.

– Какая монашка?

– Которая со словами: «Бережёного Бог бережёт!» презерватив на свечку натягивала. – Он тяжело вздохнул. – Надеюсь, ты понимаешь, что твоё молчание теперь – это вопрос жизни и смерти, причём не только для тебя?

– Само собой.

«Мне б твою уверенность, дятел! – подумал Белый. – Да… Ты был хороший малый, но дурак!»

– Видишь ли, друже, – проговорил он вслух, – я очень хочу, чтобы ты понял меня правильно и не держал зла.

Барон откровенно опешил:

– Что ты, Белый!..

– То, что устраивало нас вчера, – «не слыша» его, продолжил Пётр Ильич, – сегодня, увы, не катит. И для игры, которую мы сейчас начинаем, а точнее – начали, такое поведение не подходит. Вольно или невольно, ты превращаешь высокую трагедию в дешёвый фарс. А это совершенно недопустимо, уж извини, старина, поскольку роняет моё реноме.

Он замолчал и, казалось, задремал. Барон же – из всего монолога уразумевший лишь то, что он, похоже всё-таки лажанулся с этим фээсбэшником – вёл машину почти не дыша, изредка благоговейно поглядывая в зеркало на своего умного соратника и «командира».

Они уже выезжали из города, миновав Приморский пост гаишников, когда Барон обнаружил, что Белый вовсе не спит, а пристально смотрит на него из-под полуприкрытых век. Ему даже стало как-то не по себе.

– А я думал, ты закемарил, – попытался он улыбнуться.

– Так говоришь, – Белый никак не отреагировал на его реплику, – змеёныша можно гнать?

– Да, он готов! Без вариантов. Даже если с ним будут работать спецы: попытаются согнать с дозы, провести дезинтоксикацию – до инсулина он не дотянет. Одно слово – слабак.

– По дури ты крутой дока. Так что мне тебя будет очень не хватать, – тихо проговорил Белый и в ответ на недоуменный взгляд Барона слегка усмехнулся. – Ты в детстве фильмы про разведчиков любил? Вот. И нам сейчас нужно провести «операцию прикрытия», которую я решил возложить на тебя.

– Глянь! – неожиданно воскликнул Барон, резко сбросив газ и кивнув головой в сторону леса. – Лось!

Белый не сразу и как-то лениво перевёл взгляд в указанном направлении.

– Да, похоже. Сверни, выясним, что там.

И доверчивый Барон свернул с шоссе…

– Второй час парюсь! – сверкнул фиксой Лось, наклонившись и заглядывая в машину. – Уже позвонил Федосеичу, чтоб подрулил с техпомощью.

– Что такое? – не очень дружелюбно спросил его Барон.

– Хрен его знает! Зарулил облегчиться – шавермой, видать, траванулся – всё в норме было. А потом – не заводится, хоть ты что!

– Поди взгляни, – со вздохом произнёс Белый, – может, у тебя заведётся.

В те несколько мгновений, которые потребовались Барону, чтобы вылезти из машины, Пётр Ильич, улучив момент, едва заметно кивнул Лосю и вновь прикрыл глаза...

Минуты через три-четыре Лось вернулся:

– Аллес-гемалес, – весело сообщил он, открывая дверцу.

Белый вышел, слегка потянулся и, сделав несколько шагов, заглянул в машину Лося.

Барон сидел на заднем сиденье, привалившись к дверце, и, казалось, спал. Дыхание его было ровным, на губах играла улыбка.

Только сейчас – впервые! – уловил Белый в выражении лица своего «оруженосца» что-то детское, наивное, почти трогательное.

Не спуская глаз с этих пока ещё живых «останков» верного друга, он достал сигарету, прикурил, глубоко затянулся и лишь затем спокойно обернулся к Лосю:

– Фотографии?

Тот протянул ему кодаковский конверт:

– Плёнка тоже там, внутри.

Белый вынул несколько карточек, запечатлевших момент сегодняшней встречи Барона с Беловым, внимательно их рассмотрел и с довольной улыбкой убрал обратно. Потом так же тщательно проверил плёнку, разрезанную на несколько частей. Да, он, безусловно, был прав, когда предпочёл фотографии видеоплёнке. Жесты, мимика, выражения лиц – всё, что могло «сработать» на видео, безвозвратно улетучилось на фото. Вряд ли какой-либо эксперт, имея на руках подобные материалы, рискнул предположить, что это был их первый контакт.

– Твой кент – прям-таки профессионал. Молодец. Вот, – Белый достал стодолларовую купюру, – вручишь ему премиальные за работу не только скорую, но и качественную. Пошли, проводи меня – мне здесь грустно стоится.

Они медленно направились к его машине.

– Закуток, куда ты сейчас повезёшь нашего корешка, надеюсь, «чистый»?

– Вообще канолевый, нулёвка, можно сказать.⁴⁹ Это здесь недалеко, в садоводстве.

– Хорошо. Значит, у тебя есть, – Белый просиял своим «Франком Мюллером», ⁵⁰ – около пяти часов. И постарайся не угробить бывшего другана дурью раньше времени. Ты должен доставить его, – он небрежно кивнул в сторону машины, в которой «спал» Барон, – хотя и в нирване, но обязательно живым. Положишь на травку – и тут же мотай!..