Глава 16 Память сердца (Продолжение)

Выйдя из больницы, генерал Кривошеин твёрдым шагом (хотя, пожалуй, чуть медленнее, чем всегда) направился к уже ожидавшей его машине.

Против обыкновения, он сел назад, откинулся на сиденье и, закрыв глаза, тяжело и как-то странно вздохнул.

Громкий вздох этот больше походил на приглушённый стон. Водитель бегло взглянул на Ивана Фёдоровича в зеркало и, увидев бледное, перекошенное лицо, тут же обернулся:

– Вы в порядке? Может, врача, товарищ генерал?..

– Не дождёшься. Поехали!

– В управление?

Кривошеин ответил не сразу, вначале взглянул на часы. Пять минут седьмого. Конечно, он поцелует замок… Впрочем, почему? Есть же ключ, который – на всякий пожарный – Юрий вручил ему несколько лет назад, когда купил эту квартиру. На всякий пожарный... Куда уж «пожарнее»!..

– Ты помнишь, где живёт мой сын? – спросил он водителя.

– На Моховой? – отозвался тот полувопросительно.

На Моховой... За эти годы Иван Фёдорович лишь дважды побывал там. Первый раз Юра пригласил осмотреть своё новое жилище, а вторично он уже сам – без приглашения – заехал на часок поздравить сына с тридцатилетием. Юрий ещё познакомил его тогда с этой несчастной девочкой, которая потом неожиданно умерла...

– Там меня высадишь, и будешь свободен на сегодня. Только сейчас давай к Поклонке, а не через площадь Мужества.

Выехав на проспект Луначарского, водитель развернул и направил машину в сторону Озерков. Время от времени он поглядывал в зеркало на генерала. Можно было подумать, что тот задремал, если бы не гуляющие желваки и не пальцы, периодически постукивающие по небольшому пакету (формой и размерами напоминающему видеокассету), который он сжимал в руках.

Нет, Кривошеин не спал, а о чём-то напряжённо размышлял. И мысли его были явно невесёлыми...

Юрий предпочитал сам (раз в месяц или два) наведываться к нему в гости, нежели принимать у себя. Иван Фёдорович относился к этому спокойно. Вообще, в глубине души он испытывал двоякое чувство. С одной стороны – комплекс вины перед сыном за то, что и в детстве, и в юности так мало мог уделять ему времени и внимания; с другой – гордость за него, поскольку всего, чего он достиг, он добился сам, без посторонней помощи и особой поддержки. Юра без блата поступил в театральный институт и успешно его окончил. Первый же снятый им фильм – «Предисловие жизни» – удостоился сразу двух призов и принёс ему известность. Правда, потом он ушёл в какое-то элитарное кино, которое делается по специальным заказам и продаётся заказчику на корню, но… Этот богемный мир всегда жил по своим, особым законам, и слава Богу, если его способности и там оценили по достоинству! Сколько талантливых и знаменитых людей – артистов и художников, писателей и композиторов – потеряли себя в этих так называемых новых условиях, сколько из них погибло от алкоголя и наркотиков!

Жаль только, личная жизнь у Юры пока не задалась. Похоже, любил он ту девочку...

Так думал он до сих пор. А что думать теперь?

Всего несколько часов назад он – добровольно и по собственной инициативе! – отправился к Монаху для вполне конкретного разговора. И хотя прекрасно понимал – эта встреча не будет простой – никак не ожидал, что в результате её окажется так жестоко замарана и растоптана вся его прошлая жизнь.

Впрочем, что значит «прошлая»?..

Лизонька, Коля Бовкун и Юрий – по сути всё, что было в его жизни. Точнее, они и являлись самой этой жизнью. Он не любил ни одной женщины, кроме жены, у него не было друга ближе, надёжнее и вернее Коли Бовкуна, а Юра, усыновлённый им после гибели Николая, и до того был для них с Лизой больше чем сыном. И вот теперь, вдруг...

Да, кажется, Владимир Кушнарёв снова нокаутировал его, как тогда, – безжалостно и хладнокровно. С какой сатанинской усмешкой вручил он ему этот вещдок! Иван Фёдорович из-под опущенных век в очередной раз взглянул на пакет с кассетой, который держал в руках и который, казалось, жёг ему пальцы.

Откуда-то сбоку донёсся прерывистый вой приближающейся сирены. Кривошеин, сощурившись, посмотрел в окно.

Они стояли перед светофором на Светлановской площади, а со стороны «Пионерской» сюда неслась «скорая», раздражённо маневрируя в плотном потоке машин. Поскольку в пропитанном июньским солнцем воздухе на фоне голубого неба проблесковых маячков её почти не было видно, водитель пытался рёвом воздействовать на чутко спящую сознательность отдельных автолюбителей.

– Может, и мы мигалку задействуем, товарищ генерал? Вон, что творится…

В самом деле, проспект Энгельса – насколько хватал глаз – был забит машинами. После трудового дня люди спешили за город.

– Обойдёмся без мигалок, – Кривошеин вновь откинулся на спинку сиденья. – В отличие от «скорой», у нас цвет не тот.

Чем не угодил чёрный цвет старику, водитель не понял, так как не знал его известного высказывания о чёрных машинах, содержимое которых везут торжественно и аккуратно. Однако уточнять не стал, чувствуя, что генералу сейчас не до этого.

Действительно, вновь заставляя себя сконцентрироваться на дне сегодняшнем, так неожиданно жестоко перевернувшем всё и вся, Иван Фёдорович невольно уносился мыслями в далёкое прошлое. И прошлое это, будучи неотъемлемой частью его биографии, до сих пор, как выяснилось, для него самого оставалось неведомым.

Кривошеин горько усмехнулся: «Оказывается, это не всегда приятно – узнавать о себе что-то новенькое…»

* * *

Сессия у Ивана с Николаем выдалась горячей, Олег с Сергеем вообще защищались и сдавали госэкзамены, так что они почти не виделись. Однако на церемонию торжественного вручения дипломов теперь уже четверокурсники Бовкун и Кривошеин пришли.

В переполненном актовом зале они не без труда разглядели Ольгу.

– Привет, подруга, – поздоровался Иван, протиснувшись к ней. Николай встал с другой стороны. – Примите поздравления.

– Спасибо, принимаю, – невесело усмехнулась девушка. – Хотя звучат они двусмысленно, с учётом того, что Олега распределили аж на Тихоокеанский флот, в военную прокуратуру.

– Военная прокуратура – не самое страшное, – попытался утешить её Николай. – Послужит с годик, а там, глядишь, переведут поближе. Да и отец…

– Ой, Коленька, давай не будем! Отец. Ты не знаешь этого человека!

– Что-то Нины не видно... – попытался сменить тему Иван.

Ольга удивлённо нахмурилась:

– Вы – не в курсе? Хорошо, ты не успел спросить Сергея! Я думала, они с Олегом навсегда раззнакомятся. Короче, про Нину можете забыть.

– Как?! Что произошло?

– Меня лучше не спрашивай. Сергей, найдёт нужным, расскажет как-нибудь сам. – Ольга тяжело вздохнула, устремив немигающие глаза на сцену. – Господи! И за что, за что только я люблю такое чудовище?

Опешившие ребята молча переглянулись, но от дальнейших расспросов воздержались.

Девушка же, мельком посмотрев на свои изящные часики, тихо ойкнула:

– Всё, опаздываю в парикмахерскую! Мальчики, передайте Олегу: я буду ждать его в метро, в «Гостином», как договаривались...

По окончании церемонии они подошли поздравить друзей.

– Отмучились? – с улыбкой спросил Иван, поочерёдно пожимая им руки.

– Поздравляю, братцы! И завидую, – вторил ему Николай. – Дайте хоть «документ» подержать-порассматривать.

– Да уж, есть чему завидовать, – не очень весело ответил Сергей, протягивая диплом.

Улыбающийся Олег определённо искал глазами Ольгу. Пока Никола выяснял у Сергея, почему его диплом с отличием обычного синего цвета, а не красного, как положено, и интересовался куда он распределился, Иван выполнил поручение девушки.

– Что будем делать? – Олег обернулся к Сергею. – До ресторана больше двух часов, но заскочить домой уже не успеваем…

– А кто тебе сказал, что я собираюсь в ресторан? – перебил его тот.

– То есть как? – ошеломлённо выпучился Олег. – Ты что, Серый?!

– Могу предложить убежище, – вмешался Иван. – Пятнадцать минут пешком – и наше радушие и гостеприимство...

– Спасибо, Ваня, – не дослушал Сергей и его, – не тот настрой. Правда. Будьте!

И направился к выходу.

Помрачневший Олег проводил его глазами. Казалось, он раздумывал, не сделать ли ещё одну попытку остановить друга. Затем, отказавшись, по-видимому, от этой затеи, обратился к Ивану:

– Твоё предложение в силе или оно распространялось только на Кармина?

От приподнятого настроения не осталось и следа.

Они вышли из актового зала едва не последними. Однако в коридоре и на лестнице было многолюдно. То там, то тут мелькали знакомые и какие-то малоузнаваемые сегодня лица преподавателей. Они улыбались сейчас как-то по-особенному: одновременно и просветлённо, и снисходительно-грустно. А вокруг них толпились, поблёскивая свежей позолотой синих «поплавков» на лацканах пиджаков, новоиспечённые юристы. И в большинстве своём не замечали этого. Потому что слишком были увлечены собой, своими воспоминаниями, надеждами и мечтами. Перебивая друг друга («А помните…», «А я никогда не забуду…», «А как однажды…»), они прощались не только с институтом. Они прощались с юностью, ещё не осознав и не почувствовав пока горького привкуса этой первой в их молодой жизни настоящей и такой уже невозвратимой утраты.

На улице Подкаминов сразу достал папиросы и, взглянув на синхронно мотнувших головами приятелей – Иван не курил, Никола в очередной раз бросал, – закурил в одиночестве.

Они свернули за угол и пошли по Съездовской линии. В районе Большого проспекта, у отштукатуренного забора, огораживающего двор с типовым школьным зданием предвоенной постройки, Иван чуть замедлил шаг.

– Здесь в блокаду находился лазарет, где работала мама, а дедушка Лизы был начальником. Отсюда нас увезли в эвакуацию…

– Ты ни разу не упоминал об этом, – удивился Николай. – Хотя мы чуть не каждый день проходим мимо.

Иван грустно улыбнулся:

– Да, Никола. Только никогда – по этой стороне. Мы всегда идём по Первой линии до Соловьёвского садика и там уже переходим. Привычка... А ещё здесь училась Таня Савичева ¹¹.

На сей раз Олег не удержался от возгласа:

– Та самая?

– А что, была другая? – Иван вздохнул. – Тут недалеко, на углу Второй линии и Большого – булочная. До войны её так и называли: «У Савичевых».

– Откуда ты-то всё это знаешь?

Иван усмехнулся и ответил просто:

– Кто-то же должен знать. Ладно, идёмте, а то ты, Олег, и чаю толком попить не успеешь.

Они перешли дорогу, метров через двести нырнули в какую-то подворотню и, пройдя через двор, оказались в переулке Репина.

– Вот и прибыли...

________

Пока Лиза, призвав Николу в помощники, на скорую руку накрывала на стол, Иван с Олегом уединились в маленькой спальной комнате.

– Ты мне прости этот вопрос. – Иван посмотрел Олегу в глаза. – Мы не виделись больше месяца, а теперь и вовсе неизвестно, когда встретимся… Скажи, что произошло у вас с Сергеем? Почему сегодня не было Нины?

Олег с полминуты молчал, прежде чем ответить.

– Ладно, одной ногой я всё равно уже на Тихом океане, – решился он наконец. – Что произошло… После того как вы бессовестно бросили нас на произвол судьбы – больше месяца назад, а на самом деле тому почти два месяца – мы были вынуждены остаться там на ночь… Мосты развели, куда деваться? При этом у Серёги, как ты знаешь, кроме его дивана, лечь особо негде. А нас было всё-таки четверо…

Судя по выражению лица, Иван догадался, куда клонит Олег. Хотя он и прикусил нижнюю губу, спрятать улыбку не удалось.

– Тебе уже смешно? Я ведь могу и не рассказывать, потому что, на самом деле, не всё смешно заканчивается, как выяснилось! Я, между прочим, чуть друга не лишился!

– Не обращай внимания. – Иван взял себя в руки. – Рассказывай.

– Рассказывать особо нечего. Явился Григорий Максимович и разбил нас на пары – знаешь, как в детском садике? Дабы сохранить непорочность и нравственную чистоту их жилища, он уложил мою Ольгу со своим отпрыском на диване, а нас с Ниной, соответственно, бросил в стальные объятия своего монстра. Сон был, как ты догадываешься, «глубокий», и встали все через три часа отдохнувшими по самую маковку – как после допроса в священной инквизиции. Но это так, для общего сведения, в качестве предисловия… Что там у них произошло потом, я могу только догадываться. Думаю, родители остались верны себе. Так или иначе, дней десять назад Сергей вручает мне фотопортрет своей «бесприданницы» с просьбой вернуть его ей. Знаешь, как в плохом водевиле: она, говорит, всё поймёт. А у самого глаза – как у побитой собаки. Я фотографию-то взял сдуру, а номер телефона – нет! Звоню ему на следующий день – мама Муся отвечает, что его нет дома. Звоню вечером – снова нет. Раньше хоть в институте встретились бы, а тут – последний гос, что в институте делать? И тянуть с этим заданием тоже – удовольствие ниже среднего. Короче, достал с грехом пополам вшивый билет «на потолок» – на какие жертвы ради дружбы не пойдёшь! В антракте устремляюсь по известному маршруту. А там стоит чучело-пожарный и не пущат. Я к нему и так, и эдак – нет и всё! Потом, правда, сжалился: пиши, говорит, записку – передадим, скажет – пропустим. Легко сказать: пиши. А на чём? Выпросил у билетёрши листок – как фантик. Пишу – максимально кратко: «Нина! Нам необходимо встретиться! Олег». Уже хотел отдать, а про себя думаю: поди-ка поймёт она, что за Олег и зачем с ним встречаться?! Тут ещё мурло это пожарное над душой стоит, ждёт. Сосредоточиться мешает, паразит. Ну, я и поторопился немного с пояснением! Причём без всякой задней мысли, понимаешь?

– Так что, что ты сделал?

– Что сделал…Уточнил. Малость неудачно, правда. Бумажка была микроскопическая. И этот стоит за спиной, торопит… В общем, поставил я запятую и дописал: «который спал с Вами в гинекологическом кресле». А у них же там народ беспардонный… Пока до Нины донесли эту записку, с её содержанием ознакомился весь театр!

Возникший в дверях Никола сообщил, что Лиза приглашает за стол.

Иван пристально взглянул на него... Почему явилась ему вдруг эта неожиданно странная мысль?

Об Олеге он уже не думал. Олег сейчас попьёт чаю и уйдёт из его дома и из его жизни навсегда. Их уже никогда и ничто не будет связывать.

Но почему он тогда, глядя на друга своего Бовкуна, задал себе этот страшный вопрос: неужели и Никола смог бы так... нечаянно поступить? С ним, с Лизой, с их дружбой... Неужели смог бы?