Таргум Онкелоса на Пятикнижие.
Об авторе его Онкелосе вавилонский талмуд замечает, что он был современником и родственником римского императора Тита, учеником и другом Гамалиила, свой таргум принял из уст раввинов Елиезера и Иисуса (В. Meg. За). Но иерусалимский талмуд все подобные же биографические сведения приурочивает к греческому переводчику Акиле, признавая его также родственником императора Адриана, принявшим свой перевод от раввинов Елиезера и Иисуса (I. Meg. l, 9 fol. 71). Общий вывод из этих разноречий получается тот, что в иудейском предании не сохранилось точных сведений об авторе таргума. Вероятно только, что он жил в Палестине в начале христианской эры и не свое составил, а записал общепринятое понимание Пятикнижия. Но, с другой стороны, есть основание допускать в произведении палестинского таргумиста переделки со стороны и вавилонских ученых. В нынешнем же виде издание таргума Онкелоса относят к III в. по Р. Хр. (Buhl. Kanon und Text. 175 s. Wogue. Histoire de la Bible... 149 p.).
Относительно
общего характера и достоинства таргума
Онкелоса, как критического пособия,
должно сказать, что он довольно близок
к еврейскому оригиналу, несравненно
ближе всех других таргумов. Он часто
сохраняет еврейские слова оригинала,
приспособляя их лишь к арамейской
грамматике, обороты старается переводить
довольно точно; перифразировку допускает
в затруднительных и поэтических оборотах,
но и здесь старается передать буквальный
смысл священного текста, а не баснословия
позднейшего еврейства (как например в
таргумах на Пс.49). Но при указанных
качествах и достоинствах таргума, никак
нельзя считать его безусловной и точной
копией еврейского оригинала. Автор
держался современных общераспространенных
еврейских богословских воззрений и их
проводил в своем переводе, отступая от
буквы и мысли священного текста. Так,
среди, еврейских ученых доталмудического
и талмудического периодов было общепринято
учение о Слове Божием (
),
как о личном существе, несколько
выделяющемся от Существа Единого Бога,
— учение, приближающееся к христианскому
учению о Боге Слове. Слово Божие, по
раввинскому учению, было посредником
между Богом, удаленным и недоступным
для мира, и видимым миром311.
Согласно этому учению, Онкелос вставляет
часто, вместо упоминаемого в оригинале
явления Господа в мире, явление лишь
Слова Божия. Так, Слово Божие, по таргуму,
являлось в раю (Быт.3:8), Аврааму (Быт.15:8;
26:3), Моисею (Втор.33:3) и мн. др. Так, Моисей,
по свящ. тексту, говорит во Втор.5:5: в
то время я стоял между Иеговой и вами и
возвещал вам слово Божие; а
по таргуму: в то время я стоял между
Словом Божиим и вами и возвещал вам
говоримое Богом.
Подобное же олицетворенное
значение в тогдашнем еврейском богословии
имела упоминаемая в Библии шехина или
“Слава Божия”
.
И шехине придавалось личное значение
посредника между Богом и людьми,
доступного последним. И о шехине, посему,
часто таргумист упоминает и ради нее
изменяет свидетельства священного
текста о явлениях Господа. Так, по тексту
Библии Быт. 8, 27: распространит
Господь Иафета u вселится в шатрах
Симовых; а по таргуму:
и шехина Иеговы будет обитать в шатрах
Сима. По тексту Быт.28:13 Иаков на верху
лествицы видел Иегову, а по таргуму:
шехину Иеговы. Подобные же переделки в
Исх.20:24; 33:14; Числ.23:21 и мн. др.
Но развивая
учение о некоторых Личностях в Существе
Божием и приближаясь как бы к христианскому
учению о Троице, еврейское богословие
старалось ясно противопоставить свой
строжайший монотеизм языческому
политеизму. В этом направлении много
трудились александрийские иудеи во
главе с Филоном. И таргумист также
разделял эти благородные, хотя и не
безошибочные, порывы иудейских богословов.
С этой целью он изменял множественное
число сказуемого в приложении к Богу
(Elohim) в единственное число. Например,
множественное текста Быт.20:13: когда
Господь извел (
— извели) меня, в
таргуме заменено единственным числом,
потому что Бог — един. Быт.3:22 — яко
един от нас — переведено:
как один в мире знающий доброе и злое.
Таргумист настолько строг в своем
монотеизме, что исключает политеизм
даже у злого духа, вселившегося в змия,
и потому в Быт.3:5 — будете,
как боги (
),
знающие доброе и лукавое
— переводит: “как
князья” (
),
знающие добро и зло, хотя очевидно
получилась очень странная и неестественная
мысль. Языческие боги нигде в таргуме
не называются богами, а переводится в
приложении к ним слово бог
перифрастически:
“заблуждения народов,” “предмет
боязни” (Быт.31:30,42; Исх.32:1 и мн. др.).
Изречение Исх.15:11: Кто,
как Ты среди других богов, переведено:
никого нет кроме Тебя, Ты один Иегова.
Языческие идолы и терафимы, чтобы не
осквернить язык именами их, переводятся:
“предмет боязни” (Быт.31:30; Исх.32:1). По
тем же побуждениям и также согласно с
александрийскими иудеями таргумисты
избегали или изменяли следы мнимого
антропоморфизма в языке священных
ветхозаветных писателей. Так,
человекообразные о Боге выражения,
объясняемые св. Златоустом “грубостью
(παχύτης)” Писаний, зависевшей от
грубости ветхозаветных людей, в таргуме
переводятся более возвышенно. Например,
Быт.11:5, 7; Исх.3,8 — хождение или схождение
Бога — переводится: явление или
откровение. Выражение Исх.11:4: Я
пойду ночью по Египту — переводится:
Я откроюсь среди Египта.
Несомненно, ко времени составителя, а тем более дальнейших исправителей и редакторов таргума приобрело большой авторитет среди иудеев фарисейское узкое и мертвящее законничество. Таргумист старается ввести его в до-законное патриархальное время книги Бытия. Например, выражение Быт.12:5 — все души, рожденные в Харране — переводится: все души, служащие закону в Харране. Быт.25:27 — Иаков сидел дома в шатре — переводится: Иаков служил в доме училища. Быт.49:10 — законоположник переводится: соферим. В Быт.22,14; 45:27; Исх.15:2 таргумист видит указание на построение храма. Исх.13:16; Втор.6:8 — упоминаются тефиллы. Встречающееся в позднейшем иудействе учение о второй смерти прилагается таргумистом к Рувиму — Втор.33:6: Рувим будет жить во веки, не умрет второй смертью.
Но перечисляя недостатки и уклонения таргума Онкелоса, мы должны обратить внимание и на достоинства его, придающие ему особую цену и значение в глазах библеистов и даже вообще апологетов христианских. Такое значение имеет находящийся в таргуме перевод мессианских пророчеств, с ясным указанием на мессианское понимание их. Так, Быт.3:15 переводится: “вражду положу между тобою и женою, сыном твоим и Сыном ее. Он вспомнит тебе (т.е. отомстит) то, что ты сделал в начале, а ты будешь служить Ему до конца.” Быт.49:10 — не отнимется имеющий власть от Иуды и соферим от сыновей сынов его во веки, пока не придет Мессия, Которому принадлежит царство, и Ему покорятся народы. Числ.24:17 — вижу Его, но не ясно, созерцаю Его, но не близко, потому что восстанет Царь из дома Израиля и помажется Мессия из дома Иакова. — Христианские богословы, видящие здесь мессианские пророчества и прилагающие их ко Христу, освобождаются от обвинения в произволе и приложении post eventum, так как иудеи, не верившие во Христа, понимали эти пророчества в мессианском же смысле.
Как критическое пособие к изучению священного текста, таргум имеет значение по своей древности: сходство его с существующим ныне еврейским текстом дает веское основание утверждать сходство последнего с синагогальным текстом периода появления таргума. Но, как и выше было сказано, нельзя этот таргум считать точной копией современного ему библейского текста. Кроме вышеуказанных явно тенденциозных уклонений его от еврейского текста, и вообще таргумы издревле в христианской богословской литературе назывались “парафразами,” т.е. перифрастическими изъяснениями священного текста. Это наименование вполне справедливо, согласно с вышеизложенной историей происхождения таргумов, как записей синагогального “изъяснения” священного текста, и с характером таргумов. Хотя мы и не имеем в руках того еврейского оригинала священного текста, с коего составлен таргум Онкелоса, но несомненно таргум заключает в себе много пояснений, дополнений, изменений, перестановок фраз, случаев двойного перевода и т.п. черт неточности, ясно доказываемых как нынешним еврейским текстом, так и другими древними переводами, например, Самарянским Пятикнижием, переводом LXX, Пешито. Таковых дополнений много в Быт.49 гл., Числ.24, Втор.32-33 глл. и др. Очевидно, осторожному библеисту-критику текста нужно помнить все указанные свойства таргума, общепризнанные в современном учено-богословском мире.
Экзегет видит в таргумическом перифразе историю понимания Библии в древнее время в иудействе (перед Р.Х. и вскоре по Р.Х.) и может находить и себе не мало пособий к правильному пониманию священного текста. Язык таргума арамейский очень близок, родствен, а в корнях часто и тождествен с еврейским языком священных ветхозаветных писателей. В нем много средств для объяснения слов и речений неудобопонятных в священном ветхозаветном тексте312.