Глава II. Особенности

переживаний в чрезвычайных

ситуациях, связанных

с военной службой

Особенности оказания социально-психологической помощи семьям моряков, погибших на АПРК «Курск»

Я.П. Гладких, В.В. Рубцов

В 11-часов 14 августа 2000"г. в средствах массовой информации (СМИ) впервые прошло сообщение об аварии, произошедшей 12 августа в Баренцевом море на АПРК «Курск», на борту которого находилось 118 человек. Официальное заявление пресслужбы Военно-морского флота прозвучало только 15 августа. Все последующие дни и события остаются в центре не только внимания, но и переживаний для всех людей в нашей стране и за ее рубежами. Сильнейшая всеобщая надежда на спасение лучшего экипажа новейшего подводного крейсера остается и сейчас феноменальным психологическим явлением. Сопереживание с членами семей объединяло и очищало всех людей. Неверие в факт гибели и трагизм осознания его ощутили на себе не только близкие родственники подводников.

В прошлом году в поселок Видяево прибыло 393 человека, являвшихся членами семей, помимо проживавших здесь постоянно. Все они рассматривались психологами как пострадавшие в трагедии АПРК «Курск».

К 18 августа (через неделю) стало ясно, что находящимся в поселке родным и близким необходимо массовое оказание

102

Л. П. Гладких, В. В. Рубцов

Социально-психологическая помощь семьям моряков

103

психолого-медико-социальной помощи. С этой целью в поселке работала группа из пяти мурманских врачей (психиатры и врачи-психотерапевты). Также быстро стала очевидной необходимость организации комплексного межведомственного взаимодействия специалистов, из-за ставшего неуправляемым роста психо­эмоционального напряжения среди охваченных горем людей.

В период с 19 по 26 августа сложилась межведомственная команда врачей и психологов. Во взаимосвязи работали специалисты Вое н но- медицине кой академии (ВМедА), специалисты Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (МЧС РФ), группа врачей Центра «Медицина катастроф» и психологи из Психологического института Российской академии образования. При этом из 19 специалистов большую часть составляли врачи - психиатры и психотерапевты, а психологов было только четверо. Именно эта межведомственная команда с большим уважением друг к другу осуществляла комплексную и целенаправленную психолого-медико-социальную помощь родственникам погибших и населению Видяево в августе 2000 г. Почти в том же составе встретились врачи и психологи и через год. принятые семьями родственников погибших моряков как свои, продержавшиеся с ними в одной связке в тяжкие для всех дни прошлого августа. И по-прежнему гражданские психологи и специалисты Военно-медицинской академии хорошо понимали друг друга, и их профессиональная работа была согласованной и взаи м одопол ня ю щей.

Опыт, который приобрели все наши соотечественники, сопереживавшие трагедии в Баренцевом море в прошлом году, уникален и неповторим. Поэтому необходимо научное и человеческое осмысление событий, длящихся в течение более чем года. Даже для специалистов, находившихся в эпицентре событий вместе с людьми, прошедшими все мыслимые и немыслимые испытания и искушения, которые выпадают людям в одно и то же время в одном и том же месте, ситуация была крайне тяжелой.

Испытания, через которые прошли родственники, и без того пострадавшие от утраты близких, в первые недели видяевской трагедии были более чем нетипичными и непривычными для ситуации острого горя и последующих переживаний:

- большое количество информации, ее открытость и

неопределенность,

- повышенное внимание СМИ,

- неоправдавшиеся надежды,

- утрата родного человека,

большое количество в одном месте родственников

погибших и других людей,

- повышенное внимание государственных деятелей,

длительность протекания первого этапа переживания

Острого горя, в три раза превышающая «привычные» для психики

семь дней.

Первая аномалия, информационно-психологическая,

определила особенности переживания утраты характеристиками; получения информации о событиях. Сообщения о спасательных работах резко отличались непривычной открытостью и

подробностями.

В создавшейся ситуации СМИ не имели нравственно-этической позиции и законных нормативов поведения по отношению к людям, переживавшим трагедию.

Информационная среда, в которой оказались родственники погибших подводников, характеризовалась значительным преобладанием эмоционального фона над рациональными оценками и объективным беспристрастным анализом произошедшего, что способствовало формированию у людей, и в первую очередь у родственников членов экипажа АПРК «Курск», негативных психических реакций по отношению к официальным представителям правительства и предпринимаемым ими действиям по спасению моряков. Все это привело некоторых из них к погружению в хроническое состояние психоэмоционального

стресса.

Заметная для всех затяжка состояния неопределенности и беспомощности очень деструктивно сказывалась на психическом здоровье людей. Сейчас, уже по прошествии года, мы неоднократно слышали от жен и матерей погибших: «Уж лучше бы сразу сказали, что все кончено». В этой ситуации имел место не недостаток информации, а ее избыток: информация поступала со всех каналов средств массовой информации с нарастающим темпом: два раза в день, четыре, и наконец - каждый час. Фраза телеведущей, ножом прошедшая по сердцам видяевцев: «.Счет пошел на минуты...»,

104 Л. П. Гладких, В. В. Рубцов

привела большинство жен и родителей, ожидавших спасения своих родных,, в состояние агрессивного отношения к командованию, которое в этот раз давало информацию о каждом аспекте трагедии, в том числе озвучивало свои предположения, сомнения и надежды, что в целом складывалось в картину профессиональной беспомощности.

Рушились привычные для семей военных моряков убеждения в непогрешимости командования, в приоритете долга над жизнью, хотя многие характеристики поведения руководства были непривычно демократичными. И это первое из целого ряда исключений из привычных в советские времена правил не делать широкой огласки событий, связанных с секретными испытаниями.

Жены, знающие о профессиональном риске военных моряков, начали терять терпение в своем ожидании не потому, что была неопределенность и ежечасно таяли их надежды на спасение близкого человека; являясь инстинктивной составляющей мотивационной сферы. По-энергетическому заряду надежда как доминантный мотив оказалась сильнее, чем просто*-человеческое сопереживание о рискуюшем-жизнью. Эта психологическая энергия питала состояние сильнейшего эмоционального яапряжения у матерей, жен, близких и всего общества. Именно маятник надежд и отчаяния из-за своего общего бессилия характеризует сильнейшие переживания близких, чьи мужчины погибали в море.

Угроза гибели нарастала. Нарастала и психологическая напряженность. Так развивался разрыв между основанными на подсознательных убеждениях ожиданиями родственников и реальными результатами спасательных работ.

Неприкосновенность- личной жизни» неприкосновенность человека в состоянии острого горя ни одним из работавших в те дни корреспондентов не были приняты как профессиональные нормы, охраняющие психическое здоровье горюющих людей, «//аи выплакаться не дают», ~ это обращение за помощью родственников и соседей погибших было зафиксировано на улице Видяево психологами непосредственно в августе 2000 г. Несгоревшее в плаче горе значительно увеличивало риск развития переживания с отклонениями от нормального процесса и нарушениями психического и соматического здоровья. Это установлено и по объему медицинской помощи, оказанной в те горькие дни родственникам: в дневной стационар было 116

105

Социально-психологическая помощь семьям моряков

обращений, амбулаторно оказана помощь 233 людям, вызовы скорой помощи потребовались в '34 случаях. Таким образом, документально зафиксировано 483 случая психосоматических расстройств у 393 родственников. Кроме этого, во время трех встреч с руководством страны, проходивших в зале, из 120-130 человек от 40 до 50 человек нуждались в медицинской поддержке. С первой встречи 18 августа семь человек были даже госпитализированы в военно-морской госпиталь, во время второй встречи 19 августа в помощи нуждался каждый второй присутствовавший, и лишь во время беседы с Президентом РФ количество людей с расстройствами было заметно меньшим.

Многих осложнений можно было бы избежать, если бы выдавались денежные компенсации только предусмотренные законодательством или предварительно был бы оговорен порядок получения и размер целевых компенсаций для отдельных категорий родных (жены, дети, родители и др.). Поскольку этого сделано не было, то определенное социально-психологическое напряжение продолжало сохраняться.

Специалисты были вынуждены заниматься в отдельных семьях и урегулированием внутрисемейных отношений. Через год разлад во внутрисемейных отношениях-между матерями и женами погибших моряков стал еще глубже. Вернее, сами семьи четко разделены на прошедших и не прошедших испытание «траурной славой» и деньгами. Требуется отдельный анализ нравственной культуры семей, составляющей основу психологической устойчивости и взрослых, и детей в экстремальной ситуации.

Динамика психического состояния родных и близких моряков АПРК «Курск» с августа 2000 г. и в течение августа 2001 г.

Примирение с утратой - болезненный процесс, в котором отказ от утраченного человека проходит постепенно, с трудом, с определенными закономерностями (по этапам).

Существует естественный психофизиологический механизм переживания утраты (горевшше), имеющий свои характеристики и периоды, разные по длительности.

Первый этап длится 9-12 дней. Характеризуется чередованием стадий «отрицания», аффективными состояниями, озлобленностью, депрессией, слабо контролируемым сознанием, что можно считать нормой для данного этапа.

106 Л. П. Гладких, В. В. Рубцов

Специфика ситуации в Видяево заключалась в том, что вмешательство СМИ, встречи с руководителями разных рангов, пролонгированность ожиданиями и надеждой произвели сшибку естественных состояний переживания, лишили права на скорбь.

Экспрессия состояний, не контролируемых сознанием (высказывания людей, находившихся в горе), фиксировались и транслировались СМИ. Те, кто слышали и видели себя,, о себе с экранов, со стороны, включались в информацию, нарушая ход процесса постепенного изживания утраты (горя). Раньше времени проявилась осознанность, искаженная в направлении (то есть, переключение на позитив заменено переключением на негатив) и блокировалась осознанность, которая характерна для второго этапа переживания горя. Происходил постоянный возврат переживаний на первую стадию, что было учтено московской группой психологов. На данном этапе психолого-меднко-социальная помощь родственникам, проживающим непосредственно на квартирах, была организована Координационным советом, и активисты женсовета сообщали врачам-специалистам и психологам о родственниках погибших моряков, которые нуждались в психотерапевтической или психиатрической помощи, после ' чего специалисты шли по указанным адресам. Основной метод работы - купирование ситуативного негативного психоэмоционального состояния.

В этот период врачам и-психиатрам и наблюдались психологические стрессовые реакции с преимущественным преобладанием астенодепрессивных и психастенических реакций.

В основном, все события, происходившие в первые дни, многократно увеличивали сшибку сознания (принятие горя, утраты). Трудный душевный процесс принятия утраты происходит в субъективном мире человека, понесшего ее, и вмешательство окружающих, не имеющих специальных знаний, подобающих нравственно-этических норм, наносит ущерб психическому и физическому здоровью пострадавшего от потери.

Многие не имели возможности принять утрату и выразить ее эмоционально (блокирование механизмов защиты). Встречались случаи, когда близкие или не могли плакать, даже осуждались соседями, или не имели возможности выплакаться. Удлинение событий стимулировало и усиливало переживания, одновременно сдерживало субъективные состояния, давая старт психосоматическим расстройствам, особенно у людей с

107

Социально-психологическая помощь семьям моряков

акцентуированным профилем. Психологи, сопровождая выезды психиатра по вызовам скорой помощи и оказываясь в семьях, где жили приехавшие родные, были свидетелями запретов плакать со стороны хозяйки дома, не желающей верить в гибель. Для многих матерей это состояние было также типичным. Непринятие утраты даже через 12-13 дней после трагедии вербально обозначалось и как парадоксальная невозможная надежда, и как желание похоронить останки. Так складывалась потребность большого числа матерей и жен в проведении траурной церемонии, заменяющей похоронную. Обряд делал утрату непреложным фактом, который для многих застрявших в состоянии неверия был окончанием острой фазы горя, и возможностью ввести процесс переживания утраты в закономерное русло.

Нельзя разрушать психологическую защиту, т. к. нарушается естественный механизм горевания. Люди нуждаются в проявлении и отработке психологических механизмов защиты (эмоций), особенно на ранней стадии траура, когда они не готовы принять смерть и реалистично понимать ее. Все события, произошедшие на первом этапе, увеличили у пострадавших рациональность и оттеснили психологические механизмы зашиты.

Процесс скорби у многих перерос в хроническое кризисное состояние, т. к. горевание с первого этапа проходило «неудачно» и не завершилось. Проявились блокирование эмоций, трансформация скорби в идентификацию с умершим человеком, растягивание процесса во времени с обострениями в дни организационных траурных мероприятий (во время встреч с руководством, выдачи свидетельств о смерти, капсул, денежных выплат, материальной гуманитарной помощи, отказа от нее), чрезмерно острое чувство вины, слишком быстрая замена утраты на материальные блага.

Один из выездов скорой помощи был обусловлен тем, что сами родственники сочли свое поведение неадекватным, потому что пытались более рационально рассуждать о своем материальном положении.

Анализ выполненной работы по оказанию социально-психологической помощи родственникам погибших моряков АПРК «Курск» позволяет говорить о существовании динамики психического состояния членов семей и родственников в разные периоды переживания горя.

108

Л. П. Гладких, В. В. Рубцов

Социально-психологическая помощь семьям моряков

109

В августе 2000 г. работа московской группы психологов ломимо совместных выездов и обходов семей по адресам включала образовательное направление:

1. Установление позитивных и конструктивных связей не только с официальными лицами, администрацией и службами чрезвычайного реагирования, но и с педагогами и психологами образовательных учреждений поселка, двух средних школ и трех детских садов (социально-психологическая направленность профессионального взаимодействия).

2. Организационно-методическая работа с руководителями образовательных учреждений школ и детских садов. Московской группой была оказана методическая помощь в планировании психодиагностической и психокоррекцией ной работы на разных этапах ликвидации последствий утраты. Была проведена организационно-методическая работа и планирование форм взаимодействия с женсоветом и добровольными активистами Видяево.

3. Психологическое сопровождение администрации при встрече с родственниками, смягчение психологической обстановки, практическое реагирование на запросы руководства и Координационного совета.

4. Проведение семинаров-практикумов для педагогов и практических психологов по оказанию помощи детям в чрезвычайных ситуациях (с демонстрацией группового психокоррекционного занятия для педагогов детских садов и психотехник для психологов). Организационно-методическая поддержка через систему образования позволила уже первого сентября скоординировать организацию учебного процесса в постчрезвычайной ситуации. Педагоги, зная о закономерностях протекания переживаний у взрослых и детей, в течение учебного года смогли учесть особенности поведения детей, перенесших эмоционально-психологическую травму. В процессе взаимодействия с образовательными учреждениями решались многие проблемы, в частности, проведение минуты памяти в День знаний и т. п.

5. Обеспечение практических психологов в школе и детском саду диагностическим инструментарием, аудиокассетами с психотерапевтической музыкой, консультативно-методическими

рекомендациями для педагогов и родителей.

6. Индивидуальная психологическая помощь после предварительного анализа данных, полученных от служб чрезвычайного реагирования. Социально-психологическая помощь предоставлялась уже после основного рабочего дня, когда жители поселка или родственники, проживающие в гостинице, приходили на консультации и сеансы к психологам. Обычно ежедневно было от трех до шести обращений.

Психологи решали следующие задачи:

снятие последствий стресса;

установление благоприятного социального климата (поощрения, открытости, спонтанности);

ликвидация последствий на разных этапах переживания горя;

профилактика психосоматических реакций у пострадавших;

установление взаимодействия и оказание научно-методической и практической помощи местной администрации и специалистам по ликвидации отдаленных последствий трагической ситуации, работа с руководителями образовательных учреждений;

организация системы психокоррекционной и реабилитационной работы в учреждениях системы образования.

Переход ко второму этапу в динамике психического состояния родственников погибших моряков начался с момента появления официальных сообщений о гибели моряков и прекращения спасательных работ. Этот этап сопровождался агрессивными, истероидными обсессивными и фобическими реакциями, нерациональными формами поведения. Негативные эмоции преобладали над рациональными оценками и объективным анализом случившегося. Именно тогда была определена группа риска возникновения отклонений в поведении, люди с акцентуациями характера, которые были учтены также и год спустя, в период подготовки и проведения памятных траурных мероприятий в Видяево в августе 2001 г.

по

Л. П. Гладких, В, В. Рубцов

Социально-психологическая помощь семьям моряков

111

Порядок организации социально-психологической помощи родственникам членов экипажа АПРК «КУРСК» во время проведения памятных траурных церемоний в августе 2001 г.

Все массовые мероприятия, проводимые с родственниками погибших моряков, характеризовались высоким уровнем психо­эмоционального напряжения. В прошлом году в подобных ситуациях врачами-психиатрами наиболее эффективной была признана фармакологическая помощь. Год спустя методы психокоррекции в основном сводились к обеспечению социально-психологической поддержки (сочувствия, сопереживания и др.).

Для оценки психического состояния родственников погибших на АПРК «Курск» был проведен сбор предварительной информации об их состоянии (стандартизированные интервью с ответственными по работе с семьями, врачами госпиталя, директором школы № 1). В ходе обсуждения с врачами госпиталя, военными психологами и прикомандированными врачами были проанализированы данные по обращениям к психологам и врачам в прошлом году и определены группы риска возникновения нарушений поведения и психосоматических расстройств у отдельных членов семей погибших в период проведения траурных мероприятий 11-12 августа. Для обеспечения превентивной профилактики психосоматических расстройств, психологической неустойчивости и эмоционально-экспрессивных проявлений была выделена отдельная группа людей, (выявленных по результатам прошлого года), с четко выраженными акцентуациями характера различного типа.

В период с 7 по 10 августа были осуществлены телефонные и личные контакты как с самими людьми, так и с членами их семей, соседями и друзьями с целью оценки текущего состояния родственников. В ходе этих бесед с четырьмя семьями была проведена подготовка ближайшего социального окружения, обеспечивающего благоприятный психологический климат для оказания психологической поддержки.

Стихийно сложившийся вечер авторской поэзии на судне «Свирь» позволил канализировать негативные эмоции родственников и использовать потенциал для

психопрофилактических и психокоррекционных мероприятий с

родственниками погибших. Эта ситуация была критической для диагностики их текущего состояния (особенностей поведения, эмоциональных реакций, мимики и т. д). В этом вечере участвовало достаточно много людей: они заходили послушать стихи, сменяя друг друга. Это обстоятельство позволило точно оценить общий эмоциональный фон и спрогнозировать особенности поведения во время траурных церемоний. Характер наблюдаемых переживаний у родственников позволил предположить минимальную возможность возникновения каких-либо эксцессов. Сама процедура слушания стихов родственниками несла элементы психотерапевтического характера и в какой-то мере приводила к катарсису, снимала негативные эмоции. Психологами группы был весьма эффективно использован психотерапевтический потенциал этого мероприятия в ходе индивидуальных психокоррекционных бесед с участниками. Была проведена большая работа по профилактике психосоматических расстройств, изменению негативного эмоционального фона и, в ряде случаев, выраженной агрессивности.

Помимо психокоррекционной работы, связанной непосредственно с трагическими событиями, возникали и проблемы социально-психологического характера. Так, в особом психологическом сопровождении нуждались пожилые и престарелые родственники. Одной из семей требовалась позитивная социально-психологическая поддержка для компенсации психологической травмы, связанной с надуманными обвинениями, высказанными в их адрес отдельными родственниками погибших. Необходимо было купировать эту обиду. С этой целью на всех этапах траурных мероприятий психолог группы постоянно работал с этой семьей, что привело к решению этой проблемы и отчетливо проявилось в содержании интервью, которые были даны семьей двум российским телекомпаниям.

В момент затянувшегося ожидания начала митинга у Восьмого причала удалось купировать агрессию и резкую критику со стороны одного из отцов погибшего в адрес офицера -организатора траурной церемонии. Поведение отца погибшего подводника носило агрессивный и демонстративный характер. Действия психолога сняли угрозу индукции агрессивного состояния мужчины на других родственников, что особенно важно, поскольку у ряда мужчин - отцов погибших в предварительных беседах был выявлен негативный эмоциональный фон и поиск виновных, неосознаваемая обида на государство.

112

Л.П. Гладких, В. В. Рубцов

Социально-психологическая помощь семьям моряков

113

Следовало особо обратить внимание на личностную позицию группы жён гражданских с завышенными социальными притязаниями, которая, как по нашему, так и по мнению психиатров, служила социально-психологическим раздражителем для других женщин. Фрагментарные контакты психологов с этой группой способствовали снижению их изолированности и агрессивности. Удалось предотвратить возможность межгруппового конфликта (на судне «Свирь»).

В целом можно отметить, что психический статус пострадавших родственников через год после трагедии соответствует поведенческой норме. Сравнительный анализ поведения в 2000 г. и 2001г. показал положительную динамику. Наблюдались отдельные случаи деструктивных новообразоваий, появившихся вследствие трагедии (частичная утрата смысла жизни у родителей).

Основные проблемы, которые остаются актуальными:

• выраженная потребность в интеракциях (общении, взаимодействии, сопереживании, поддержке);

• проблемы саморегуляции и самоконтроля (причина - высокая физическая и психическая нагрузка).

Особого внимания заслуживает проблема личностного развития детей, особенно подростков, потерявших старших братьев, т. е. утративших пример высокого авторитета и образца для подражания.

Ряд проблем психологического характера вызван не всегда удачными организационными решениями. Например, проблемы, связанные с нечетким определением порядка оказания материальной помощи родственникам погибших. Для решения этой проблемы необходимо было ясно определить порядок распределения средств между членами семей. Отсутствие этого правила привело к появлению чувства обиды и агрессивности у родственников, считавших себя обделенными.

Особенности оказания психологической помощи на госпитальном судне «Свирь»

Порядок организации социально-психологической помощи родственникам погибших моряков, проживавших на «Свири» в период проведения памятных траурных мероприятий, может рассматриваться как наиболее оптимальный вариант решения

подобных задач. Это обусловлено рядом причин. Во-первых, с момента заселения родственников на госпитальное судно «Свирь» и до их отправления к постоянному месту проживания, они находились под наблюдением специалистов в области психологии, психиатрии и психофизиологии. Во-вторых, количество специалистов, оказывающих помощь проживавшим на «Свири», было наиболее оптимальным в соотношении к количеству нуждающихся в ней.

Во время регистрации и размещения психологи осуществляли наблюдение за прибывшими, целями которого были оценка психического состояния родственников моряков затонувшей подлодки на основе поведенческих реакций и выявление лиц, требующих усиленного контроля. Поскольку специалисты проводили эту работу в течение всего времени, отведенного на регистрацию и размещение, то к моменту завершения этого этапа у них имелась первичная информация обо всех родных и близких членов экипажа «Курска», прибывших на «Свирь».

Совместное с психологами проживание на судне способствовало формированию у родственников представлений о них как о «своих», поскольку всегда можно было обратиться за помощью или поделиться своим горем.

В одной из кают «Свири» психологи оказывали психотерапевтическую помощь. Здесь проводились индивидуальные собеседования и психокоррекция. Однако следует отметить, что в первое время наиболее востребована была помощь, направленная на нормализацию сна. В отдельных случаях с этой же целью использовалась суггестивная терапия. На последующих этапах весьма позитивную роль сыграла рациональная психотерапия.

Однако основное усилие в проведении коррекционных мероприятий было уделено индивидуальной работе, в процессе которой решались аналогичные проблемы: формирование целей и задач на будущую жизнь, нормализация сна и обшего психо­эмоционального состояния.

В целом работа, проводимая на «Свири», принесла положительные плоды: был достигнут контроль над психическим состоянием родственников, устранена возможность

антисоциального поведения и предупреждены попытки агрессии и межгрупповых и внутрисемейных конфликтов.

114

Л. П. Гладких, В. В. Рубцов

Выводы

Опыт оказания социально-психологической помощи родственникам экипажа АПРК «Курск» позволяет сделать ряд выводов.

1. В сложных современных условиях вероятность ситуации, при которой возникает необходимость оказания массовой социально-психологической помощи, очень высока, - профессиональный психолог-практик должен иметь соответствующую подготовку для работы в подобных условиях. Для этого представляется целесообразным ввести в систему подготовки психологов курс «Психологическое обеспечение деятельности в экстремальных условиях», предусмотрев в рамках этого курса раздел «Оказание первой доврачебной помощи в чрезвычайных ситуациях».

2. В случае возникновения подобной чрезвычайной ситуации (стихийного бедствия, технологической катастрофы и т. п.) профессиональный психолог должен входить в состав комиссии по ликвидации ее последствий. Поскольку, как показывает опыт работы в подобных ситуациях, в структуре и характере проводимых мероприятий подчас не учитываются социально- психологические аспекты, возникает предпосылка к возрастанию психологической напряженности среди участников этой ситуации.

3. Нецелесообразно концентрировать на сравнительно малой территории значительное количество людей, по воле случая оказавшихся в чрезвычайной ситуации. Наиболее оптимальным является объединение пострадавших (или их родственников) в группы до 50-60 человек. При этом с каждой группой должны работать не менее двух специалистов (психолог, врач- психофизиолог или психиатр).

4. Опыт, полученный при оказании медико- психологической помощи родственникам членов экипажа АПРК «Курск», позволяет говорить, что в подобных ситуациях эффективность работы специалиста-психолога или врача-психиатра ограничена временными рамками. В условиях чрезвычайной ситуации работа специалиста наиболее продуктивна в течение трех- пяти суток, затем ее эффективность снижается. Поэтому в случае, если возникшая чрезвычайная ситуация будет носить затяжной характер, целесообразно предусматривать смену специалистов- психологов (врачей-психиатров).

Обучение военных психологов, проходящих службу на Северном Кавказе

Н.В. Владиславова

'Моя работа психологом в Чечне во время так называемой «первой войны» была регламентирована международной гуманитарной организацией «Врачи Мира»: я обучала медиков нейро-лингвистическому программированию (НЛП), а кроме того оказывала психотерапевтическую помощь пострадавшим жителям. Сотрудникам миссии запрещалось общаться с военными: гуманитарные организации должны быть «вне политики». Поэтому делала то, что могла: раздавала солдатам листовки с информацией о Лаборатории психологии посттравматического стресса и психотерапии Института психологии РАН под руководством Н.В. Тарабриной, куда они могли обратиться потом.

¹ В данной статье используются материалы доклада на IV Международной научно-практической конференции «Психотерапия на рубеже тысячелетий: опыт прошлого - взгляд в будущее», Подмосковье, 11-13 апреля 2000 г. (полностью опубликован в виде статьи «Русское боевое НЛП в Чечне-2: Об опыте преподавания экстремальной психотерапии военным психологам, проходящим службу на Северном Кавказе» в «Московском психиатрическом журнале», № 2. - 2000).

116

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

117

Между тем на войне проблема психологической поддержки тех, кто непосредственно участвует в боевых действиях, особенно молодых ребят, чрезвычайно остра. Часто они гибнут из-за «неосторожного обращения с оружием» (очень сомнительный диагноз), из-за пьянства, наркомании и их последствий - от конфликтов между собой, приводящих, порой, к убийству, суициду. Случаются также и не объяснимые никакой логикой побеги из расположения части. Это не дезертирство и, конечно, не попытка сдаться в плен: солдат бежит неизвестно куда, и ему безразлично, что он одинок и беспомощен на чужой территории.

Отметим и иную психологическую особенность, которая проявляется в действующей армии. В прошлую чеченскую кампанию в войсках возник массовый индуцированный психоз. Так, среди призывников распространилось поверье: если напишешь домой, то погибнешь. Матери не получали писем по несколько месяцев и в отчаянии пытались выяснить, живы ли их дети. С той психической эпидемией не смогли справиться. Она прекратилась сама и только с окончанием боевых действий и демобилизацией солдат срочной службы... Чем опасен массовый психоз? Эффектом реальности: боец на самом деле может погибнуть, написав домой. Очаги массового помешательства необходимо тушить в зародыше. Это известно, кстати, опытным спортивным тренерам: если они замечают у подопечного некий странный ритуал перед соревнованиями (типа тройного завязывания и развязывания шнурков, избегания взгляда стариков и т. п.), то мгновенно удаляют его из команды, т. к. подобное поведение может охватить остальных.

Другой особенностью армейских коллективов является необычайно острая реакция солдат на любое известие из дома, из жизни, воспоминания и мечты о которых согревают их в окопах. Например, типичное сообщение, что девушка его «не дождалась», воспринимается как крушение вселенной, хотя на гражданке он, вероятно, даже и не задумывался, любит ли ее. На почве «предательств» близких тоже случаются попытки суицида. Военные психологи рассказывали, как им трудно вызвать на откровенный разговор такого солдата. А ведь это необходимо, т. к. нет уверенности, что молодой человек, решившись уйти из жизни однажды, не сделает этого еще раз.

Между тем возникает вопрос: а кто же они сами, эти специалисты, служебная обязанность которых - спасать других? Ответ неутешителен. Часто - переученные политруки и воспитатели. Об их профессиональной подготовке говорить не буду. Отмечу другое: им ведь тоже нужна психологическая помощь. Они сами не выходят из экстремальной ситуации и точно так же воюют, как и их клиенты. В силу недостаточности образования и опыта им сложно добиваться результатов, которых от них требуют, - зато легко услышать в свой адрес такие претензии своего командира: «Ты почему возишься с каждым по полчаса? Не умеешь работать? Я тебя научу лечить любого за пять минут\». Начальство на местах пока еще не «дозрело», чтобы относиться к военным психологам с должным пониманием и уважением. Случается, их направляют в штаб за пишущую машинку или на перевозку «груза 200», а помещение для работы отбирают под хозяйственные нужды. В таких вот условиях, на грани нервного срыва, действуют наши коллеги.

Очевидно, им остро необходим профессиональный инструментарий, конкретный набор психологических техник, чтобы с их помощью они могли бы поддерживать окружающих и себя. К тому же требуется, чтобы эти техники были точными и быстрыми. И, наконец, ясно, что психолог на войне должен овладеть ими в максимально короткий срок.

Именно поэтому мы с Владимиром Федякиным, как сотрудники НПЦ «АРИАДНА», приняли решение провести серию семинаров-тренингов по НЛП для военных. Уже состоялись три таких семинара для психологов Минобороны России, большинство из которых прибыло прямо из зоны боевых действий (10 дней по 10 часов), для врачей и оперативников Московской Службы спасения, участвовавших в ликвидации последствий террактов в столице (5 дней по 10 часов), и для психологов МВД РФ, откомандированных на Северный Кавказ сразу же после окончания курса (10 дней по 10 часов). И теперь мне хотелось бы поделиться своими наблюдениями и мыслями, возникшими в процессе этой работы, сделать определенные обобщения по поводу применения техник НЛП уже не только в терапии мирных жителей на военной территории, но и в терапии самих военных, прямо вовлеченных в конфликт.

Семинары по НЛП отвечают перечисленным требованиям подготовки психологических кадров для армии и правоохранительных структур как нельзя лучше. При условии, что участники таких семинаров действительно хотят учиться и

118

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

119

напряженно работать, овладеть основами метода можно и не имея базового высшего образования. Да, у одних способностей больше, у других - меньше. Но не это главное. Главное, чтобы, помимо техник, наш слушатель усвоил принцип: не навреди.

Вот почему в фокусе программы специализированного семинара для военных психологов - калибровка и раппорт², которые осваиваются в самых разных вариантах. Калибруя, слушатели должны выработать в себе навык внимания к невербальным реакциям партнера, замечать происходящие изменения по его микромимике и микрожестам, глазодвигательным реакциям, динамике мышечного тонуса, ритму и глубине дыхания и т. п. Упражняясь в раппорте, участники семинара неизбежно приходят к выводу, что когда обеспечено доверие партнера на бессознательном уровне, даже простой разговор или молчание могут быть эффективной терапией. Когда же контакта нет, то ни одна чудодейственная техника не будет работать. Калибровка и раппорт -тот краеугольный камень, на котором можно строить любую психотерапевтическую конструкцию.

Осознав это, военные психологи ринулись в освоение раппорта как в бой. Тренировка в полном копировании партнера требовала пространства и частично проходила вне аудитории. Курсанты Военного университета не понимали, что происходит, когда видели, например, как друг за другом, нога в ногу шли два полковника: в руках у первого из них была папка, а второй держал руки точно так же, но... пустые! К первому обратились, спросив, который час, и оба, синхронно взглянув на часы, тут же сообщили время одинаковым голосом и с одинаковой интонацией. Или еще типичная сцена: два слушателя в абсолютном раппорте стоят в месте для курения - только один курит, а некурящий повторяет его движения. К ним с удивлением присматривается курсант и, наконец решившись, робко подходит и просит огня. К его сигарете одновременно тянутся две руки, но одна из них с зажигалкой, а другая... Словом, посторонние люди косились на нас с опаской.

ВНЛП «раппорт» - установление контакта с партнером (клиентом) на бессознательном уровне; «калибровка» - тонкая «настройка» психолога на невербальные реакции клиента. -Прим. авт.

Мы, тренеры, впервые столкнулись с такой дисциплиной и с таким самоотверженным отношением к учебе, как у военных психологов. Им было совершенно все равно, как они выглядят, солидны или смешны: они, профессионалы, получали задание и выполняли его с полной отдачей. При обсуждении результатов в круге мы, конечно, могли все вместе похохотать над казусами, но в сам момент упражнения слушатели сохраняли полную серьезность, и их не сбивали чужие озадаченные взгляды или вопросы.

Кстати говоря, раппорт ведущего с такой группой - дело тоже весьма тонкое. Хорошо привыкать к семинарам, куда приходят по собственному желанию, заплатив солидные деньги. Здесь же ребята собраны по приказу, многих из них вытащили буквально с передовой, они давно не видели жен, но в течение десяти дней даже прогуляться по Москве у них, оказывается, не будет времени. Учеба с утра до вечера без выходных. Опаздывать нельзя, выпивка исключается. Никто из них не имел понятия, что такое НЛП, что семинар посвящен не столько теории, сколько реальной практике. При этом все участники - боевые офицеры.

Для ведущего семинара первый день - самый тяжелый. Уже во время знакомства некоторые, особенно молодые, слушатели заявляют, что хотят только одного: встретиться со своим начальством и немедленно вернуться в боевую часть, т. к. не желают адаптироваться снова. Понять их можно. Но не дай Бог проявить слабину! Приходится реагировать адекватно ситуации: например, твердо предложить немедленно встать и покинуть аудиторию тем, кто уже все умеет и кому курс НЛП-терапии ни к чему. Да, полезно объяснить: этот семинар - бесплатный для них и ведомства - стоит больших денег, но тренеры работают здесь не за материальные блага и им неинтересно общаться с людьми, безразличными к своей профессии. Если после этих слов никто не уходит, значит, начало раппорта положено.

Однако уже к концу первого дня у нас обычно складывается добрая атмосфера, появляются удивление и заинтересованность, особенно после демонстраций эффектных приемов - например, быстрого снятия болевого синдрома. На второй день группа уже осваивает материал, внимательно записывая и выполняя упражнения, но еще существует некоторое напряжение - ряд участников продолжают присматриваться к ведущим. И только к концу третьего дня все они начинают раскрываться. Это факт, что в

120

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

121

каждом офицере живет авантюрный и бесхитростный подросток, готовый со страстью отдаться новому увлечению. Их уже приходится уговаривать хотя бы иногда спать по ночам, а не отрабатывать техники. Слушатели из Минобороны приходили по своей инициативе за час до занятий, чтобы еще лучше отшлифовать навыки в парах. А по ночам они работали с соседями по гостинице, которые стали обращаться со своими проблемами. Еще бы, получить бесплатную профессиональную помощь! К психологам чуть ли не в очередь записывались. Им приходилось работать с разными случаями, среди которых было и изнасилование. Уже по одному этому можно судить, насколько ребята овладели раппортом - способностью мгновенно вызывать к себе доверие совершенно незнакомых людей.

Великолепным подарком для более глубокого усвоения калибровки и раппорта стало упражнение новосибирского психолога Юрия Чекчурина, много работающего с посттравматиками. Схема такая. Партнер А входит в определенное состояние, а партнер Б, произнося какую-нибудь нейтральную фразу, пытается «попасть голосом» в состояние партнера А. При этом тот дает указания третьему - В, например: говори на тон выше или ниже, медленнее или быстрее, больше интонируй или произноси звуки монотонно, потише или погромче, энергичнее или спокойнее. В результате А должен поймать на чувственном уровне момент «попадания» голоса в его состояние. Часто это бывает приятное ощущение по линии плеч или в солнечном сплетении, но случаются и другие варианты. Упражнение дает возможность, во-первых, выработать навык следовать за партнером и уделять внимание тому, чего ему хочется, во-вторых, обнаружить такие возможности своего голоса, каких раньше не осознавал, и, в-третьих, научиться управлять своим голосом как одним из важнейших психотерапевтических инструментов.

НЛП-тренер из Москвы Андрей Виноградов перенес это упражнение в кинестетическую модальность. Партнер В на этот раз прикосновением пытается попасть в состояние партнера А, в то время как тот высказывает пожелания, например: дотронься не до плеча, а спины, нажми сильнее или слабее, руку держи дольше или отпускай быстрее. Участникам упражнения предоставляется возможность выработать в себе лучшее чувствование партнера на телесном уровне, большую свободу в общении прикосновением.

Отличная прелюдия перед знакомством с техниками «якорения». После нее слушатели легко осваивают их и с удовольствием ставят друг другу «волшебные кнопки» доступа к нужному комфортному состоянию. Излишне говорить, что быстрые и мощные «якоря» выручают их потом в экстремальных ситуациях.

В завершение для закрепления навыков раппорта я даю упражнение, позаимствованное в мастерской профессора Ф.Е. Василюка. Оно также выполняется в парах. «Клиент» должен выбрать какую-то значимую для себя проблему. Он может сказать о ней «терапевту», говорить вслух, а может и молчать. Задача клиента

- интенсивно искать внутри себя пути ее решения. Задача терапевта

- быть вместе с клиентом. В его арсенале есть для этого все возможности, кроме одной - он не имеет права произнести ни слова. Он может кивать, качать головой, улыбаться, делать какие-то жесты, прикоснуться к клиенту - словом, допускаются практически любые формы контакта, кроме вербальных. Через семь минут коллеги меняются местами. Время структурируется тихим голосом ведущего: «Две минуты истекли, пошли следующие две минуты...».

Суть этого упражнения в том, что терапевт не может спрятаться за привычные лингвистические формулы, за логические уловки, за социально принятые способы реагирования. И в результате он приобретает опыт интенсивного проживания проблемы совместно с клиентом в строго отведенное время сессии. Без объяснений становится понятно, как важно не бросить человека, пока процесс переживания не подошел к концу, дожить рядом с ним еще хоть сколько-нибудь после проведения техники, помогая клиенту завершить внутреннюю работу и вернуться к реальности. Упражнение «на молчание», как правило, приводит участников семинара к неожиданным озарениям как по поводу их конкретных проблем, так и по поводу жизни вообще. Вот, например, характерная реакция одной женщины: «Я только теперь поняла, что имеет в виду муж, когда, возвращаясь поздно домой с работы, просит просто побыть с ним рядом».

Обычно на семинарах объяснение техники ввода клиента в «контекст согласия» проходит как-то между прочим (нужно получить в ответ на три вопроса однозначные «да» для достижения эффекта бессознательного согласия со следующей за этим командой). Но для экстрем ал ьщи ков важна глубокая проработка этого лингвистического приема, свободное владение им. Итак, идет

122

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

123

показ техники (демонстрация, естественно, спонтанная, когда группа не ожидает подвоха), затем объясняется механизм ее действия, структура и правила выполнения. Приведу несколько случаев использования «контекста согласия» в Чечне нашими слушателями - психологами из Минобороны.

Перед боевым дежурством, чтобы часовой не заснул:

- Рядовой Ильин? Заступаешь на третий пост? О случаях нападения на пост слышал? Значит, службу будешь нести бдительно.

• Видел падающие звезды? Успел загадать желание? Хочешь поскорее вернуться домой? Будешь внимательно наблюдать за противником.

Перед боем:

-Ты- солдат? Ты в Чечне? Автомат заряжен? Значит, к бою готов.

Перед первым прыжком с парашютом:

- Служишь в ВДВ? Подготовку проходил? Парашют укладывал сам? Отлично прыгнешь.

Начало разговора с солдатом после попытки суицида:

- У тебя накопилось много проблем? Совсем плохо было? Думал, это единственный выход? Поговорим?

Врач из Службы Спасения использовал «контекст согласия» во время ночного выезда. Девочке после попытки суицида:

- Катюша, ты меня слышишь? Плохо себя чувствуешь? Красное вино было? (Пустая бутылка - около кровати.) Будем мыть желудок.

А вот примеры из опыта психологов МВД. Подследственному:

- Сидоров? Сидел за кражу? Минимальный срок получить хочешь? Тогда поможешь следствию.

В подразделениях внутренних войск на Северном Кавказе:

• В Чечне первый раз? О боевиках слышал? Автомат пристрелян? Значит, втянешься быстро.

• Одет нормально? Оружие проверил? Друзья в роте есть? Молодец. Поставленную задачу выполнишь.

• Дома ждут? Там все нормально? Стрелять научился? Вернешься живой.

- Утром кормили? Домой хочется? Ремень кожаный? (Это значит. что демобилизация близко.) До дембеля продержишься.

В последних двух примерах участники семинара затронули особенно важную тему: формирования установки на возвращение и, соответственно, на выживание. Солдаты, которые не представляют себе свое возвращение домой и не планируют будущего после демобилизации, находятся в группе риска. У некоторых из них возникает ощущение, что все происходящее - сон, но проснуться никак не получается. Или прошлое воспринимается как сон, а настоящее - как некая замкнутая в себе реальность без предыстории и продолжения. Безвременье. И психологу нужно помочь им восстановить связь с собой прошлым и собой будущим, ввести нынешнее существование в контекст всей остальной жизни, как период, закономерно вытекающий из предыдущего и естественным образом переходящий в новый, мирный этап после возвращения с войны. Иначе «разрыв» целостности жизненного пути -бессознательный защитный и, в целом, полезный механизм -обязательно окажется тормозом, когда потребуется быстрая ориентация в критической ситуации, адекватная реакция и даже, возможно, нечеловеческие усилия, чтобы выстоять. Вот почему военным психологам полезно знать техники работы на «линии времени».

Одна из них - «четко сформированный результат». Для солдата надо «простроить» по всем модальностям и с максимальным количеством деталей его будущее после возвращения домой, сам светлый момент возвращения, разные эпизоды на пути к окончанию службы со всеми специфическими их атрибутами - кожаным ремнем, дембельским альбомом и т. п. Думается, это самая действенная техника работы с будущим. А что же с прошлым?

Случается, наша память хранит и совсем некстати извлекает из своих кладовых не самый ресурсный опыт: «Вспоминать не хочетсяЬ. Недавняя психическая травма способна заслонить собой всю жизнь - и вчерашнюю, и сегодняшнюю, и завтрашнюю. Или другое: пребывание в экстремальных, фронтовых условиях уже само по себе может разбередить застарелую психическую травму. Собственно, для чего человек вновь и вновь возвращается мыслями в травмирующую его ситуацию и вновь ее переживает? Дело в том, что это - метафорическая попытка что-то исправить, изменить в

124

И.В. Владиславова

Обучение военных психологов

125

своем прошлом, возможно, повести себя там как-то по-другому. Но лишь только актуализируется тяжелый опыт - человека опять захлестывают прежние, парализующие аффекты, перед которыми он вновь оказывается бессилен. И травмирующий опыт проживается вновь... Заколдованный круг.

...Александр лежал у края поля. После внезапного взрыва сознание медленно возвращалось, но пошевелиться он еще не мог. Все ближе и ближе в темноте раздавался топот ног нескольких боевиков. Искали его. "Одын тут, точно!". Он вдавился в землю, что было сил. Но тут откуда-то возник рев прорвавшегося танка, и преследователи бросились в ту сторону. Уходящий звук мотора, стрельба, сполохи огня... Вскоре офицера накрыла тишина. И бессилие было в этой тишине. И смертельный ужас.

Такая картина вставала перед глазами участника семинара всякий раз, когда он вспоминал тот бой, где был контужен и чудом не попал в плен. И всякий раз он переживал все заново. Воспоминания мучили редко - плохо было то, что приходили они вдруг, неожиданно, когда Александр меньше всего был к этому готов. И он цепенел. И опять вжимался в межу, боясь не то, что застонать, - задышать. Столбняк отпускал только через несколько минут. Но в такие минуты он не жил.

Для этой тупиковой ситуации Владимир Федякин, с которым мы вели семинар, выбрал «выход в третью позицию». Техника достаточно простая. Помочь клиенту увидеть себя в болезненной ситуации со стороны, глазами стороннего наблюдателя. Попросить описать, что там видит и слышит «тот Саша» и мысленно послать ему в подарок такие качества, что позволят ему чувствовать себя в прошлом если не комфортно, то хотя бы нормально.

- Что ты сейчас видишь? - спросил терапевт, как только они послали «подарки». - Как там Саша?

- А его уже нет. Уполз. Я ведь добрался тогда до своих... Вот так. В бессознательном опыте офицера есть все - и как

он лежит в ожидании мучительной смерти, и как, собрав в кулак последние силы, все-таки вырывается из ее лап. Но вспоминается, как правило, только самое ужасное. И мешает жить. Теперь же в Сашиной памяти встает спасение, его победа, наполненная силой и верой. И это жить помогает.

Как мы видим, одного только восстановления целостности восприятия жизни в этом случае оказалось бы мало, и это даже могло быть опасно. Была необходима психическая интервенция с целью изменить личностную историю клиента. Именно - изменить, перемоделировать, а не крушить безоглядно какой бы то ни было опыт без учета его важной и ценной для психики функции, как это делают сегодня некоторые наши коллеги. В литературе по НЛП встречаешь иногда настолько неэкологичные техники, что только диву даешься. Например, предлагается «прожечь плохую картинку лучом прожектора», «разорвать ее и выбросить». Авторы будто и не слышали ни о технике «путешествие к глубинному ядру», ни о позитивном намерении любого поведения, к которому мы, специалисты в области НЛП, причисляем страх, болезнь, горе... При работе с проекциями прошлого абсолютно ничего нельзя жечь, выбрасывать, стирать или уничтожать другим способом - если, конечно, не хочешь травмировать клиента еще больше.

Вот почему, приводя в порядок «линию времени», надо прежде всего открыть клиенту доступ к роли стороннего наблюдателя, предоставить ему выбор между отстраненным, но реалистичным восприятием окружающего в экстремальной ситуации, и полным включением, когда, пусть временно, он вновь окажется в безопасности. «Третья позиция» на войне совершенно незаменима. Психолог должен быть способен научить мгновенному выходу в нее того, кто собирается завтра в бой.

На одном из занятий я демонстрировала эту технику с Леонидом, «взяв» его состояние в бою. Он послал «тому Леониду» из третьей позиции в виде конкретных образов такие качества: обостренное внимание, спокойствие, настороженность, а также мгновенную реакцию. Было замечено: до начала нашей работы он мог лишь слегка коснуться ногой зоны первой позиции (позиции «сам в себе»). После же добавления в нее ресурсов Леонид смог уже почти спокойно ассоциироваться с самим собой в ситуации боя. Он отметил, что чувствует себя нормально, - только чуть участилось дыхание, сердце бьется быстрее, образы приобрели четкость, и тело стало упругим, «как пружина».

Некоторые от природы обладают особым талантом выходить в третью позицию. Они изначально способны увидеть ситуацию «со стороны» и при этом сохранить четкий контроль за своими действиями - так, как если бы держали в руках пульт

126

Н.В. Владиславова

управления собой. Для третьей позиции характерно панорамное видение ситуации и панорамное слышание звуков. Это дает возможность спокойно отслеживать как свое поведение, так и окружающую обстановку, и соответственно, адекватно реагировать на перемены. В третьей позиции не ведаешь ни страха, ни сострадания, ни агрессии. Это - кольчуга профессионала в экстремальных ситуациях.

На обсуждении из группы был задан вопрос: что делать, если клиент захочет послать в ситуацию не «демонстрационные» ресурсные качества, а, например, жестокость, кровожадность, ярость и безжалостность? Наши участники в тот момент еще не успели испытать эту технику и не сумели прочувствовать на себе, что из точно выстроенной позиции наблюдателя просто не может возникнуть демонических желаний. Для третьей позиции характерно чувство равновесия. Она сама стремится уравновесить первую и вторую позиции. Эмоциональные аномалии может давать только плохо осознаваемая вторая позиция («сам в другом»), т. е., в случае с военными, - вживание в позицию врага и в стиль его предполагаемого поведения.

Дело в том, что постоянно оставаться самим собой, сохранять полную самоидентификацию нерасчетливо, а иногда и просто невозможно. Солдат на передовой, ощущая свою уязвимость перед лицом грозного противника, в порядке психической самозащиты вынужден порой буквально выходить из себя и принимать воображаемый образ своего неприятеля: сильного и кровавого. В бою выбора нет: убивай или умирай. И, периодически входя в позицию агрессора, он делает с врагом то, что, по его представлению, тот сделал бы с ним. (В роли агрессора, кстати, в ином, воспаленном страхом, воображении может выступать как отдельный боевик, так и целый народ, единственная «вина» которого в том, что этот боевик с ним одной крови.) Собственной, порой немотивированной, жестокостью он бессознательно пытается уничтожить или хотя бы запугать противостоящее ему чудовище и, таким образом, перестать его бояться. Если это удается, то фиксируется в памяти как способ поведения, который помог ему выжить. В дальнейшем такой человек будет применять найденную стратегию автоматически. А у окружающих может сработать врожденная склонность к имитации чужого «успешного» поведения, позволяющего сражаться и при этом уцелеть.

Обучение военных психологов 127

Следует, однако, признать: смещение в позицию агрессора не всегда связано с жестокостью. Давно известен психологический феномен, когда заложники полностью оправдывают своих тюремщиков, даже испытывают симпатию к тем, кто лишил их свободы (стокгольмский синдром. - Прим. ред.). Или, скажем, во время войны мне довелось поработать с 13-летним мальчиком-чеченцем из детского дома, перенесшим сексуальное насилие от нескольких русских военных. После травмы он какое-то время даже называл себя «русским», кроя последними словами соотечественников, вставал на колени и крестился, за что бывал бит своими же детдомовскими товарищами. Такая пассивная, не связанная с нападением и насилием вторая позиция, позволяет как бы спрятаться под заимствованной у другого, чужой маской от собственного чувства ужаса и бессилия. Поскольку в указанных случаях агрессор изначально сильнее, то жертва, перенесясь на его место, особенно остро ощущает свое ничтожество и поэтому благодарна уже за то, что ее не убивают сразу, а даже дают что-то поесть - как в ситуации с заложниками - или даже отпускают, не убив, - как во втором случае. Мальчик «застрял» в позиции насильников, поскольку, как это ни странно, только в ней оказался... защищенным. От себя самого.

Итак, психологу на войне важно уметь грамотно определить позицию, в которой преимущественно находится его клиент, научить его видеть мир с иных точек зрения, по возможности отдавая себе отчет в их различиях, и не спонтанно, как раньше, а сознательно использовать достоинства каждой позиции, в которую ему доведется попасть по собственному решению или в силу

обстоятельств.

«Работа со смертью» тоже входит в программу обучения на семинаре. Об этом я довольно детально писала в статье о Чечне. Здесь же подробнее остановлюсь на чувстве вины, которое возникает у оставшегося в живых, - особенно, если это старший по званию или должности, и он казнит себя за гибель того, за кого

считал себя в ответе.

... У боевого офицера и начинающего психолога Константина два года назад погиб лучший друг Павел. За несколько месяцев до смерти тот был ранен и отправлен в госпиталь на лечение. Павел быстро встал на ноги и вернул былую физическую форму, но у него возник страх. После ранения ему предлагали

128

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

129

остаться служить в родном городе, но он не мог смириться с тем, что друзья остались в Чечне рисковать жизнью, а его там нет. Павел принял решение вернуться в часть, никому не рассказав о своем состоянии кроме лучшего друга Константина. И в первый же день после возвращения он настоял на том, чтобы участвовать наравне со всеми в разведке боем, и - погиб. Константин боялся брать друга на операцию, которой он руководил. Но Павел спросил: «Ты что, мне больше не веришь?» «Верю»,- ответил он.

Павлу было жизненно важно доказать себе и другим, что он победил свой страх. Ему было важно доказать друзьям, что он такой же, как и раньше, и на него можно положиться. Когда разведчики подходили к месту, Константин заметил, что движения у друга странные, пригибаться он забывает... Что делать? Возвращаться поздно. Приставил к нему бойца, чтобы тот следил за Павлом и сам пригибал его. Отряд нарвался на засаду. Многие погибли. Павел погиб первым. Нескольким бойцам, в том числе и Косте, чудом удалось вырваться.

Такая история.

Павел поступил как герой: он схватился в поединке со своим страхом и погиб, но страх погиб вместе с ним. Если бы по возвращении его в часть с ним поработал опытный психотерапевт, этот офицер, возможно, остался бы жив.

Вернусь к Константину. Мы столкнулись с его глубоким и застарелым чувством вины. Понятно, что здесь «картинки», «линия жизни» или третья позиция бесполезны. Мы с ним просто говорили. Константин - скромный и молчаливый человек, поэтому этот диалог трудно назвать разговором: терапевт задавал вопросы, а клиент отвечал. В данном случае сложно сказать, в какой технике велась работа. Рефрейминг? Да. Но этого мало, хотя терапия базировалась на нем. Общение шло на «понятийном» уровне мастерской Ф.Е. Василюка и заключалось, скорее, во всестороннем, объемном анализе ситуации, вычленении из нее того смысла, который был тогда полезнее для человека, оставшегося в живых, когда его друг погиб. Кстати, Павел иногда снился Константину и говорил: «Да брось ты, Костик! Ты тут ни при чем». Но после таких снов на душе становилось только тягостнее.

Приведу в укороченном варианте сессию с Костей, длившуюся около часа. Сокращены только те моменты, когда он рассказывал о своем друге.

Т.: Если я правильно понимаю, Павел, как и ты, был офицером с большим военным опытом. К: Да.

Т.: А скажи, когда в часть возвращается человек примерно в такай состоянии, в каком вернулся Паша, есть ли у него шанс прийти в норму, если он не участвует в боевых заданиях, а просто слушает рассказы своих товарищей, возвращающихся с передовой? Есть ли у него шанс перестать бояться таким образом?

К.: Нет.

Т.: Как опытный военный Павел это понимал? К.: Да, конечно.

Т.: Так значит, ты все равно не помог бы ему прийти в норму, даже если бы не взял его с вами в тот раз? К.: Нет.

Т.: У людей в таком состоянии обычно сколько еще боев? Один, два?

К.: Не больше. Убьют.

Т.: Значит, если бы Паша не пошел тогда в разведку, ему осталось бы жить максимум один-два боя? К.: Да, наверное...

Т.: А если бы он сумел уже в тот раз справиться со своим состоянием, то стал бы сразу гораздо более жизнеспособным? К.: Да.

Т.: Значит ли это, что единственным для него шансом снова встать в строй было включиться в вашу жизнь сразу же, с первого раза? К.. Да.

Т.: Как опытный военный он это понимал? К Да.

Т.: Если бы ты все же запретил ему идти на задание, помогло бы или помешало ему это справиться со своим состоянием в следующем бою?

К.: Конечно, помешало бы.

Т.: Похоже, ты сделал единственно возможный выбор, чтобы дать ему шанс преодолеть свой страх? К: Да...

Т.: Значит, ты дал ему единственную возможность остаться в живых?

130

Кб. Владиславова

Обучение военных психологов

131

К.. Да...

Долгая пауза.

Т.: Если я правильно понимаю, уберечь его от будущих заданий ты бы уже не смог?

К.: Нет, не смог бы.

Т.: Я предполагаю, что единственный способ, которым ты, психолог, мог оставить его тогда в живых, - это написать рапорт, что твой друг Павел психически нестабилен, и что его пора удалять из зоны боевых действий.

К.: Да... Только так.

Т.: Теперь поменяйся на секунду с ним местами. Ты возвращаешься вопреки всему на передовую, чтобы быть рядом со своими товарищами и разделить с ними опасность. А твой лучший друг Костя, с которым ты до этого побывал в самых разных ситуациях, с которым вы вместе столько прошли, не верит тебе и пишет рапорт о твоей непригодности к службе...

У К. покраснение, напряжение мышц, делает резкий выдох.

Т.: Что бы ты, как Павел, сделал после этого?

К.: Застрелился.

Т.: Можно было бы уберечь его после такого твоего удара?

К.: Нет.

Т.: Опять получается, как ни крути, что ты своим согласием на его участие в той операции дал ему единственный шанс выжить.

К.: Да...

Т.: Скажи, Костя, для Павла были важны понятия долга и чести?

К: Да.

Т.: Кто-нибудь, кроме тебя, знал, что он боялся?

К: Нет.

Т.: И ты, конечно, никогда и никому об этом не скажешь?

К Нет.

Т.: А если бы ты все же запретил ему идти в ту разведку, могло бы появиться у сослуживцев сомнение в том, что он в порядке?

К.: Однозначно появилось бы.

Т.: Если бы ты все же оставил его в тот раз, а взял бы на следующее задание, - и он, как ты понимаешь, был бы неадекватен, но, предположим, чудом остался жив, полагались бы на него товарищи так, как и прежде?

К.: Нет.

Т.: Как я понимаю, пойти бы за спиной разговоры, что Павел не в себе, что ему надо домой... Узнав об этом, он, скорее всего, поступил бы так, как ты мне уже сказал. Или погиб в следующем бою, но о нем бы все равно говорили, что в последнее время у Паши что-то были проблемы...

К. кивает.

Т.: А, пойдя с вами в тот бой, когда никто, кроме тебя, не знал о его страхе, он полностью сохранил в глазах друзей свою репутацию и честь?

К,: Да.

Т.: И не только в глазах других, Костя. За несколько часов до своей гибели Паша понял, что ты в него по-прежнему веришь. И это тоже было его победой в собственных глазах.

К: Да.

Т.: Ты сделал все для того, чтобы он выжил, ты сделал все, чтобы не пострадача иго честь и он чувствовал себя победителем. И это мог сделать для него только ты, его лучший друг, потому что ты любил и чувствовал его, как никто другой. И ты не побоялся подставить себя под удар, понимая, что в случае, если с ним что-то случится, вся боль и ответственность падут на тебя. Ты помог ему ценой собственных страданий в течение двух лет.

К. кивает.

Т.: Ты лучше меня знаешь, как сильна твоя боль... Сколько же в ней энергии! У пего есть семья, дети?...

Дальше я плавно меняю, тему разтвора: как часто Константин будет видеть детей погибшего друга, что будет рассказывать им об их отце, как важно им осознавать, что они - дети героя, как необходимо ставить сыну Павла в пример отца... Собственно, мы уже заняты переформированием боли в созидающую силу, помогающую быть нужным и полезным живым людям, являющим собой как бы продолжение ушедшего...

В этой работе структурно можно различить три «витка». Первый из них: выявление в трагическом событии иного смысла на уровне поведения и способностей, второй «виток» - на уровне ценностей дружбы, и третий - на уровне ценностей долга и чести. Важно, чтобы этот новый, обретенный в общении с психологом смысл был не разрушительным, а творческим, побуждал к адекватным реакциям и благородным поступкам.

132

Н.В. Владиславоеа

Обучение военных психологов

133

Конечно, НЛП не единственное направление психотерапии, которое позволяет добиться быстрых, стабильных результатов. Оказывать помощь можно, применяя любой метод. Каждый выбирает себе ту психотерапию, в какой нуждается. Кому-то хочется поглубже заглянуть в себя, не торопясь проанализировать жизнь с самого детства, разобравшись во всех причинах и следствиях, рассмотреть боль души своей со всех сторон... И тогда тихо, но надежно пойдет процесс личностного роста. НЛП не для этих клиентов.

Говорят, одна девушка обиделась на работавшего с ней моего коллегу за то, что ее депрессия от неразделенной любви «вылечилась всего за один сеанс», хотя до этого она «страдала и мучилась два года!». Я, к сожалению, не знаю того специалиста. Похоже, он упустил один чрезвычайно важный момент: не убедил клиентку, что терапевт тут не причем, что эта серьезная внутренняя работа была проделана исключительно ею самой, а быстрота и блеск результата - всего лишь показатели глубины, на которую ей удалось проникнуть, вероятно, вследствие необычайной силы былых чувств. И, скорее всего, изначально не была запрограммирована жизнь клиентки без «страданий, мучений, депрессии», не было найдено позитивное намерение проблемного состояния, в результате чего девушка просто была не готова оказаться без него, вдруг перед образовавшейся пустотой.

Я согласна с НЛП-мастером Ириной Морозовской, которая однажды точно заметила: НЛП достаточно безжалостно для того, чтобы быстро решать проблемы. Конечно, это так, но нам, людям, все же должны быть присущи и жалось, и сострадание. Холодные «фокусники» по большому счету не имеют к методу никакого отношения, поскольку не соблюдают его основного принципа -экологичности работы. Клиент в их не знающих сомнений руках чувствует себя жалким объектом манипуляции, чувствами которого можно жонглировать.

С приведенной в пример девушкой поработали как раз так -грубо. Ей можно было аккуратно помочь, это уже вопрос личного мастерства, но, правда, клиентка была «не наша» изначально. А самые что ни на есть «наши» - это те, кому некогда и не по нраву заниматься бесплодным самокопанием, кто хочет активно жить и действовать, а проблемы разрешать «в рабочем порядке», не тратя на них слишком много драгоценного времени. Или это люди,

которые в глубине души верят в чудо и готовы, что оно произойдет, - для них оно и в самом деле происходит. Или это те, для кого уже само по себе обращение к психотерапевту - поступок, и они заранее настроены, что будут вознаграждены быстрыми изменениями в себе и, соответственно, в своей жизни. Наконец, не забудем о клиентах, не имеющих возможности оплачивать долгосрочную терапию, а таких у нас в стране, к сожалению, большинство. И еще, конечно, о детишках: им еще не успели внушить, что психолог - «это долго», поэтому они излечиваются быстрее всех.

На войне (и в других экстремальных условиях) долгосрочные методы работы малоэффективны или попросту неприменимы. Это справедливо и для послевоенного периода, когда речь идет о реабилитации после травмы. НЛП уже доказало свою незаменимость в этих случаях. Ведь симптом надо выявлять и переформировывать, пока он еще не оброс комом «вторичных выгод», не стал триггером и оправданием новых проблем: алкоголизма, наркомании, депрессии, сложных взаимоотношений в семье и пассивной жизненной позиции.

В заключение хочу привести кое-какие факты, прозвучавшие в начале года в Новосибирске на круглом столе «Чудо психотерапии и вера». В нем принял участие известный ученый, доктор биологических наук профессор СВ. Сперанский. Первый факт был сообщен им также газете «Совершенно секретно» (2000, № 1), поэтому цитирую по ней:

«В клинике ХМ. Алиева, друга и коллеги Сперанского, исследователя регуляторных функций человеческого организма, в течение длительного времени применялось лечение электросном. Вскоре, после того как на аппарате зажигалась сигнальная лампочка, группа мирно засыпала. Так продолжалось довольно долго. Пока случайно не выяснилось, что генератор давно списан по неисправности, и у него работает только лампочка. Проверили. Все подтвердилось. На летучке врачу сказали: «Все дело в тебе! Это ты усыпляешь пациентов. Продолжай в том же духе». Врач согласился. Однако никто из его пациентов больше не засыпал. Вывод напрашивается сам: эффект пропал от того, что врач перестал верить в действие прибора».

На круглом столе ученый рассказывал, как мыши в его лаборатории долго демонстрировали именно то поведение, какое от них требовалось в соответствии с гипотезой о возможности

134

Н.В. Владиславова

Обучение военных психологов

135

телепатического общения в популяциях живых существ. Однако с появлением в Новосибирске другого видного биолога, усомнившегося в результатах этих исследований, уверенность профессора в своей гипотезе дала трещину, и подопытные мыши перестали вести себя так, как раньше. Однако именно этот печальный факт послужил поводом для другого, более важного открытия СВ. Сперанского: мыши действуют заданным образом постольку, поскольку человек верит, что они должны вести себя именно так! Оказывается, тема влияния веры на то, что происходит вокруг нас, давно волнует отечественных и зарубежных ученых. Норберт Винер даже считал: без веры, что природа подчинена хоть каким-то законам, науки вообще не было бы.

Какое отношение имеет новосибирская дискуссия к обучению НЛП психологов-экстремалыдиков? Самое прямое. Дело не в «натаскивании» участников семинара на определенные симптомы и техники. Главное - внушить им веру, что «метод действительно работает». Как? Делами, вера без дел мертва. Яркими демонстрациями, убедительными комментариями и личной убежденностью ведущего. Грамотной организацией обучения, в ходе которого слушатели должны обрести не только знания, но и навыки НЛП-терапии и обязательно испытать гордость от первых реальных побед. Так ли уж важно, что у кого-то из военных психологов пока нет высшего психологического образования? Сегодня у них в руках инструмент, в силе, точности и действенности которого нет сомнений. Уверенность в методе позволит нашим начинающим коллегам не бояться самим идти к человеку, которому нужна их помощь. А в работе появится уже собственный опыт, и вера в «магию» техник НЛП укрепится опорой на собственные силы.

Мне хорошо знакомо это состояние: в самом начале практики, будучи начинающим специалистом, я справлялась с довольно сложными случаями. Как теперь понимаю - чудом. Выручала... неопытность, простое незнание, что таких клиентов мастера избегают, но, главное, моя вера: «Если грамотно применяешь НЛП, обязательно получится». Крепкий в вере терапевт уже одной только своей установкой на положительный результат оказывается в состоянии воздействовать на процессы, происходящие в психике клиента.

Со временем становится ясно, что дело не в конкретных приемах, а в самой философии метода. Инструменты становятся подспорьем, отнюдь не всегда необходимым. Основа работы тоже меняется. Сначала, повторю, это вера в силу техник, после того -уже вера в собственные силы, а также в силы того, кто пришел к тебе за поддержкой, пытаясь найти в самом себе пути и ресурсы для разрешения проблемы. Ну, а сегодня я уже знаю силу веры терапевта в то, что у клиента все будет хорошо, верю в созидающую мощь веры терапевта в успех человека, с которым он работает. И тогда в душе клиента обязательно рождается отклик. Чудеса ведь происходят именно на пересечении, и во взаимодействии двух вер: терапевта и клиента.

Психологическая работа с клиентами на войне

137

Психологическая работа с клиентами на войне и в послевоенный период

Н.В. Владиславова

С 1995 г. на территории Чечни и Ингушетии была открыта миссия Международной гуманитарной организации «Врачи Мира» по психологической реабилитации мирного населения, пострадавшего от войны. Эта миссия существует и сейчас, но уже без иностранных и русских специалистов: в данный момент работают только чеченцы. Одной из главных задач миссии была профессиональная поддержка местных психиатрических структур, в том числе проведение обучающих семинаров для врачей. Понятно, что приезжие специалисты не могут оказать психологическую помощь всему мирному населению, а своих психиатров и психологов в Чечне и Ингушетии крайне мало, буквально, единицы. Французские психиатры читали лекции о посттравматическом синдроме, а французские психологи проводили занятия по

Вданной статье используются материалы доклада на Первой конференции«Многомерный мир. НЛП: методология и моделирование». Санкт-Петербург, 26-27 июня 1999 г. (полностью опубликован под названием «Русское боевое НЛП в Чечне: Об опыте подготовки гражданских специалистов и работы с клиентами на войне и в послевоенный период» в «Московском психиатрическом журнале», № I - 2000),

психоанализу. Именно в рамках этой программы я, единственный в миссии русский психолог, проводила обучающие семинары по нейро-лингвистическому программированию (НЛП), методу, позволяющему психологу в короткие сроки произвести устойчивые изменения в психике человека благодаря знанию структуры его опыта и переживаний.

Правда, французы, приверженцы классической психотерапии, не знали, что такое НЛП. Им просто было известно, что я владею какими-то техниками, которые позволяют быстро оказывать реальную помощь людям, перенесшим травмы. Наверное поэтому было решено обучить таким техникам и местных врачей. Я проводила классические обучающие семинары «НЛП-практик» для медиков с девяти до трех часов дня. Потом в больницу приходили пациенты, которым требовалась срочная психотерапевтическая помощь, и работа проводилась с ними.

В первую очередь сами местные врачи были травмированы, поэтому уже в процессе работы в парах во время семинара они получали помощь в решении проблем, типичных для той ситуации. Через какое-то время самые «продвинутые» участники семинара начинали работать с пациентами в присутствии супервизора. А чуть позже некоторых из них уже можно было направлять в отдаленные горные села, где после бомбежек людям требовалась помощь.

Французские психоаналитики читали лекции по психоанализу и, трудно сказать, могло ли это быть реальным обучением, однако людям во время войны важно само присутствие кого-то из приезжих специалистов, да и просто пришельцев из мирной жизни, приехавших к ним, когда другие бегут. Во время войны, как известно, в самом тяжелом положении оказываются мирные жители: кругом обстрелы, бомбежки, а уйти им некуда. Они начинают себя чувствовать изолированными от всего остального мира, кому-то кажется, что даже Бог отвернулся от них. И поэтому чрезвычайно значим сам факт того, что к ним приезжают, чтобы помочь.

Местным врачам, конечно, рассказывали на лекциях, в рамках психиатрии и психоанализа, что такое посттравматический синдром, как его распознать, как долго надо с ним работать, какие психотропные препараты можно применять. Но экстремальные условия на войне позволили реально сравнить действенность практической работы психиатров, психологов-теоретиков и

138

ИВ. Владиславова

Психологическая работа с клиентами на войне

139

специалистов НЛП. В рамках НЛП на территории Чечни также работала московская гуманитарная организация «Сострадание» под руководством врача и психолога Марины Берковской. У нее к тому времени уже был за спиной Карабах. Это были великолепные люди, профессионалы, предпочитавшие на деле прорабатывать психические травмы у как можно большего числа людей.

Психиатры лечили психотропными лекарствами. В основном, диазепамом и валеумом, детям давали детский валеум. В миссии работали специалисты. Они прописывали лекарство, человек становился более спокойным, у него улучшался сон. Я не наблюдала негативных эффектов, но споры с психиатрами периодически возникали. Они с трудом верили, что пациенту можно помочь без таблеток, а я считала, что чаще всего можно было бы обойтись без них, применяя техники НЛП.

Как известно, человек восстанавливается намного скорее, .если приписывает выздоровление своим собственным усилиям, а не лекарствам. Например, если курильщик прекратил курить сам по себе, а не от действия таблеток, то у него гораздо больше шансов не начать курить опять. То же самое и с любой другой болезнью: эффект несравненно сильнее, адаптация быстрее, и результат стабильнее, если выздоровление приписано человеком действию своих ресурсов, а не воздействию извне. Психиатры с их лекарствами невольно лишают пациента такой возможности.

Одним из важнейших условий адаптации после психической травмы является обретение чувства контроля над будущим, реального или иллюзорного контроля - абсолютно неважно. Во время войны это чувство у человека пропадает, он лишается также представления о своей защищенности. Они развеиваются, когда рядом кого-нибудь убили, особенно из родственников, друзей. Кошмар вокруг не прекращается, и сам человек ощущает себя просто игрушкой в руках неведомых сил.

Во время семинара по НЛП в Шатое, когда мы с врачами в конце курса «НЛП-практик» проходили «линию времени»¹ удалось выявить некоторые ее особенности у травмированных людей. Последняя, самая сильная бомбежка обрушилась на эти места за полгода до семинара. Остальные были уже не такие страшные -

проходили стороной, и таких многочисленных, как тогда, жертв уже не было. А за полгода до этого погибло очень много людей. Так, один из врачей, участников семинара, в одночасье лишился матери, брата и отца. Что же при этом происходит с «линией времени»? Выявилась одна закономерность: в памяти человека доступ к прошлому перекрыт неким заслоном. Получается, что он метафорически оторван от этого прошлого. Поскольку травматическое событие столь значимо, что перекрывает весь предшествующий опыт. Проблемы возникают также и с представлением о будущем. То есть, дальше, чем на месяц вперед человек планировать свою жизнь не может. И вот он оказывается в этом ограниченном отрезке времени, абсолютно вырванном из контекста жизни, где нет опоры ни на будущее, ни на прошлое.

В результате работы по корректировке «линии времени» у пациента открывался доступ к прошлому, возможность его представлять, состояние его заметно менялось. До начала работы симптоматичной была пассивность, т. к. ответственность за свою собственную жизнь переносилась на злой рок, вовне: «Я буду жить, если война кончится, а она, по-моему, никогда не кончится, этот кошмар никогда не прекратится. За чтоЪ. После корректировки появляются уже фразы такого типа: «Когда война кончится, я сделаю то-то и то-то». То есть война становится уже проходным этапом. Или: «Ну, не может же это вечно продолжаться...Вот кончится война, ребенок поступит в школу... Я отправлю племянницу в Грозный... Корову куплю...». Человек начинает реально планировать свои действия в будущем. А раз он способен планировать, то в нем вновь пробуждается активность. Очень важно, что при этом восстанавливается связь и с прошлым. Ведь именно прошлое, особенно детство, наполнено самыми мощными ресурсами психики. Вновь получив доступ к значимым воспоминаниям, человек возвращает себе целостное восприятие жизни.

Вообще во время войны, как правило, наиболее действенны самые простые техники: взмах, шестишаговый рефрейминг, «наложение якорей», «выход в третью позицию», генератор нового поведения, субмодальная работа с ощущениями и т. д. Калибровка и

«Линия времени» - техника выявления того, как у человека субмодально

организовано время, и его корректировка. - Прим. авт.

140

И.В. Владиславова

Психологическая работа с клиентами на войне

141

раппорт¹ должны быть особенно качественными, «ювелирными», т. к. в селах женщины и детишки практически не понимают русского языка, и общаться с ними приходилось в основном инфинитивами и междометиями.

В целом же НЛП необычайно эффективно при работе с психическими травмами военного и ближайшего послевоенного периода. Когда симптом еще не успел обрасти позитивными намерениями, техники срабатывают практически мгновенно.

Поведение и состояние человека меняются. Прежде всего, он становится просто спокойнее, и поэтому в критической ситуации способен реагировать адекватно. Известно метафорическое сравнение психики с поверхностью озера: когда озеро спокойно, оно способно верно отражать реальность. Если же на озере волны, то реальность отражается уже искаженно, и понятно, что реакция на нее тоже не может быть адекватной. Хорошо «работает» установка: «Чем спокойнее ты будешь, тем больше шансов у тебя выжить и помочь выжить твоим близким». А ведь так оно и есть. По мере приобретения равновесного состояния исчезают кошмары, восстанавливается нормальный сон, у детишек прекращается энурез. Уходит изматывающее чувство тревожности, лишающее сна и аппетита.

В самом начале работы на войне передо мной остро встал этический вопрос: мы меняем субъективную реальность пациента, но объективная ситуация вокруг при этом не меняется, война не становится более доброй, пули остаются пулями, и бомбы -бомбами. Меня поддерживало убеждение в том, что человеку дается возможность передохнуть и восстановиться до следующей критической ситуации. У спокойного, уравновешенного организма шансов выжить намного больше, чем у истерзанного кошмарами и бессонницей. Особенно поддерживало меня как психолога то, что если меняется субъективная реальность человека, реально меняется и его жизнь, даже когда ситуация вокруг, казалось бы, остается прежней. Но подробнее на этом я остановлюсь позднее.

Несмотря на разнообразие уже существующих в НЛП техник, несмотря на возможность изобретать новые, все же основным условием успешной работы являются филигранные калибровка и раппорт. Даже одного этого часто бывает вполне достаточно для позитивных изменений.

¹ В НЛП «якорь» - стимул, запускающий некую реакцию; «рефрейминг» -техника, позволяющая придать опыту клиента новый, позитивный смысл; «взмах» - работа с нежелательным поведением клиента на визуальном, аудиальном уровне. - Прим. авт.

Дыхательный раппорт сам по себе тоже способен творить чудеса. Так, иногда истерическая слепота снималась исключительно калибровкой и раппортом, оставалось только давать инструкции типа: «Смотри на свою руку и внимательно следи, что происходит с твоими глазами...». Всего у меня было четыре случая истерической слепоты: два в довольно слабой форме: песок, туман перед глазами, - два других посложнее. В последних случаях глаза застилал «черный туман», они практически не видели.

С одной женщиной мы сначала просто какое-то время сидели в раппорте. Затем за ее плечом было помещено большое мощное солнце, но пока закрытое шторками. При заранее установленном ресурсном якоре женщине было предложено подумать, что там, у противоположной стены, находится картинка с бомбежкой, после которой пациентка и стала слепнуть. Итак, шторки задернуты. «Держа» ресурсный якорь, я говорю: «Бомбежка - это там, впереди, далеко-далеко, а мы с тобой пока здесь и от нее отделены. И сейчас я скажу тебе «раз-два-три!», и на слове «три» шторки раздвинутся, и свет пойдет туда мощнейшим потоком, а ты в это время будешь внимательно следить за тем, что происходит». Так мы и делаем. Свет идет на страшную картинку. «Еще свети, еще свети...». При этом, естественно, я активно «помогаю» рукой свету идти в нужном направлении. Через двадцать минут зрение восстановилось.

Со второй женщиной примерно с такими же симптомами помог тот факт, что она была уже подготовлена слухами о «чуде» с предыдущей пациенткой. Мы с ней какое-то время молча посидели в глубоком раппорте, потом перед ее лицом я поставила ее оке руку и предложила тщательно ощупать буквально каждую впадинку, каждую выемку и морщинку, думая о том, как эта рука выглядит. «Теперь смотри на руку... внимательнее...еще внимательнее... и следи, что происходит с глазами...». Минут через десять женщина сказала: «Правый глаз уже видит». -«Хорошо, умница, теперь внимательно следи, что происходит с левым глазом». Еще через какое-то небольшое время левый глаз тоже стал видеть.

Кстати, в этих двух случаях слепота наблюдалась и прогрессировала в течение года. То есть, она наступила не сразу, просто зрение ухудшалось и ухудшалось, окулисты пытались лечить глаза какими-то мазями, но ничего не помогало. При помощи НЛП женщинам удалось помочь за один сеанс. Стабильность результата наблюдалась год, дальше - не знаю.

142

Н.В. Владислаеова

Психологическая работа с клиентами на войне

143

Говоря об особенностях применения техник НЛП на войне, неизбежно приходится затронуть тему личности психолога. Существуют условия, которые необходимо ему соблюдать.

Первое из них - присутствие на месте, рядом: таким образом мы исключаем отношение к себе вроде «тебя там не было, тебе этого не понять». Устраняется переживание пациентом собственной исключительности. Психолог находится там же, где и его клиент, подвергается точно такой же опасности и точно так же хочет жить.

Второе условие - полнейшее спокойствие в любых обстоятельствах. Причем речь здесь идет не о тщательно скрываемом страхе, но об истинном спокойствии, которое сравнимо разве что с состоянием, необходимым беременной женщине, - ведь если спокойствие показное, это неизбежно отразится на плоде. Военная реальность - это в любом случае абсурд. И к ней надо относиться спокойно, вернее, не «надо», а это просто профессиональный долг. Иначе никакие методы и техники не помогут. Не дай Бог психотерапевту хоть чуть-чуть дернуться на звук выстрела или мины (а такое случалось) - и ни о какой дальнейшей работе с клиентом и его знакомыми уже не может быть и речи.

Отправляясь в зону военных действий, человек обязан реально оценить свои возможности. Клиенту мы даем иллюзию контроля над будущим, над ситуацией, иллюзию возможности на нее воздействовать, в результате чего меняется его поведение. Но такая внутренняя позиция и у самого психотерапевта должна быть чрезвычайно сильна. Здесь, скорее, идет речь об особенностях нервной системы, которые позволяют работать в экстремальных условиях. Известно, например, что если спокоен терапевт, то спокоен и его клиент. Ресурсным якорем, который необходим в начале любой работы, может послужить просто полуобъятие клиента. Если же специалист трясется, его руки потные и холодные, вряд ли его работа будет результативной.

Отношения психолога и клиента близки к модели отношений матери и ребенка. Известно, что, работая с травмированным ребенком, необходимо также поработать с его мамой, если она есть. Встречались села, которые были задеты бомбежками только краешком, и человеческих жертв там не было. Но ребенок из такого села мог оказаться более травмированным,

чем беспризорник (приходилось работать и в детских домах), ставший непосредственным участником драматических событий и видевший изуродованные трупы. Почему? Потому что мама привыкла рвать на себе волосы и голосить. И противоположный пример: женщина вывела двоих малолетних детей из-под обстрела спокойно и по-деловому. Малыши после этого были абсолютно уравновешены. То, что творилось тогда вокруг них, они восприняли скорее как интересное приключение, лично им ничем не угрожавшее. То есть восприятие ребенком событий почти полностью идет через призму поведения матери.

Психолог и клиент находятся в таком же тончайшем раппорте. Клиент невольно начинает воспринимать события через призму невербального отношения к ним психолога. И чем тот спокойнее (а его спокойствие, безусловно, должно опираться на его личную веру), чем глубже он верит, что все есть и будет хорошо, тем больше у него шансов оказать клиенту эффективную помощь.

Иногда случалось работать с совсем маленькими детишками, лет четырех, которые к тому же почти не понимали русского языка. С ними приходилось, идя от калибровки, пользоваться ресурсами, находящимися непосредственно вокруг: «А ну-ка, посмотри в окошечко, видишь, какое ласковое доброе солнышко, а? (Дальше шепотом). Как хорошо...» - «заякорили» состояние. «А откуда тебе бывает страшно? (откалибровали направление взгляда). Ах, вот откуда! Давай мы это отодвинем подальше-подальше-подальше...(помогаем руками). А теперь берем из окна солнышко (делаем хватательные движения пальцами) и отправляем его туда, где было страшно. Вот так...так...». И по невербальным признакам видно, какие с ребеночком идут изменения. Даже практически без языка можно работать, применяя совершенно элементарные техники.

У детей часто травматическое событие закодировано в аудиальной системе. Тогда эффективен аудиальный «взмах».

Например, девочку восьми лет постоянно преследует звук самолета. Взрослые - родители и врачи - уже успели изрядно измучить ее, убеждая, что все это ей кажется, но для девочки это реальность. Она плачет: «Получается, я сумасшедшая, раз мне все это кажется?» Понятно, что здесь первым делом надо ребенка успокоить, сказав: «Конечно, это тебе не кажется. Просто твои ушки стали гораздо лучше слышать и теперь улавливают звук.

144

И.В. Владиславова

Психологическая работа с клиентами на войне

145

который где-то очень-очень далеко. Поблагодари же скорее за это свои ушки». Девочка сразу же успокаивается, значит 80 % работы уже сделано: контакт с симптомам найден. А дальше ей говоришь: «Ведь у тебя есть любимая мелодия, правда? Давай-ка ее послушаем». Она начинает слушать и говорит: «Звук самолета все равно есть». «Конечно, есть. Поблагодари его за то, что он есть, мы с ним еще обязательно пообщаемся, а сейчас попроси его подождать только одну секундочку, а потом пусть опять возвращается». По калибровке отслеживаем ту секунду, когда девочка слышит только мелодию, и мгновенно ловим этот момент на якорь.

• Ой, не слышу самолета...

• Конечно, не слышишь. А сейчас - слышишь (отпускаю якорь).

• Слышу...

• А сейчас - опять не слышишь (возобновляю якорь).

• Не слышу...

• А теперь - опять слышишь, а теперь - опять не слышишь, а теперь...и т. д.

Якорь то отпускается, то возобновляется, и девочка, соответственно, то слышит звук, то не слышит. Она вдруг понимает, что с этим звуком можно играть, он ей уже не страшен, он стал партнером по игре, девочка смеется. Дальше ей говорим: «А теперь мы познакомим твою любимую мелодию с этим звуком. Сейчас, пока я тебе объясняю, ничего не делай, но как только я скажу «раз-два-ТРИ!», - мелодия станет громкой-громкой и полетит туда, к тому звуку, обнимет его, закроет, познакомится с ним». Делаем это. На счет «три» я, естественно, возобновляю якорь.

• Ну-ка, вернись сюда. Как там поживает наш звук? Послушай-ка его.

• Он что-то далеко, и его плохо слышно.

• Да что ты говоришь! А ну-ка, давай его тогда догоним и еще раз обнимем. Раз-два-ТРИ - полетели!.. Ну, как он?

• А его нет...

- Нет? Значит, он отправился куда-то путешествовать далеко-далеко. Давай пожелаем ему счастливого пути...

Мы не ссоримся с симптомом, мы с ним обращаемся очень нежно и ласково, мы его приручаем, а затем с ним работаем.

В конце необходима экологическая проверка - слышит ли ребенок реальный звук самолета? Вскоре пролетает самолет, девочка его слышит, значит все в порядке, и этого ребенка можно отпускать.

Это был пример аудиального «взмаха», один из возможных вариантов техники «взмах», только перенесенный в аудиальную систему. И вся сессия, естественно, строится на рефрейминге. Рефрейминг перед началом сессии, рефрейминг в ее начале, по ходу и в конце. И не только в этой работе, а во всех. Так, мальчикам прежде всего приходилось «напоминать», что самая большая смелость - это честно сказать, чего ты боишься. После этого они сразу же «смелели» и выкладывали свои страхи начистоту.

Совершенно необходимо сочетание техник с сохранением чувства реальности. Как-то раз мы с малышом на лавочке в чудесном садике работали с боязнью чистого голубого неба. Но когда страх прошел, над нашей головой пролетела шальная пуля и сбила ветку на яблоне. Прошла она выше нас сантиметров на 30-50. Такое нередко случается, но надо как-то реагировать. Говорю ему: «Видишь, как удачно пулька пролетела, видишь, как веточку высоко сбилаЪ. - «Вижу». - «Здорово. А если бы пулька пролетела ниже, что бы мы с тобой сделали!». - «А ты не знаешь!». - «Нет, покажи». Он показывает, и мы с ним начинаем ползти, и ползем, ползем, ползем в укрытие. Таким образом мальчик безболезненно для себя проигрывает возможную в будущем опасную ситуацию, реагируя на нее спокойно и адекватно.

Или у ребенка наблюдается агрессивность: колотит двухлетнюю сестренку, на маму может руку поднять, хотя в чеченском менталитете это совершенно недопустимо. Когда ко мне в первый раз обратились с таким случаем, в голове всплыла фраза из учебника психиатрии о том, что если у ребенка гиперактивность с дефицитом внимания, значит у него проблемы с тормозными функциями. Это привело к идее развить тормозные функции метафорически. Мальчику дается метафора машинки - у нее пять скоростей, газ и тормоз. У меня - другая метафорическая машина. Ребенку предлагается играть: сначала будет первая скорость, вторая, затем третья, четвертая и-ТОРМОЗ! Команды дает психолог. Затем добавляются повороты направо, налево, развороты, все это перемежается с переключением скоростей. В любой момент я могу сказать ему «ТОРМОЗЬ, и он должен сразу же затормозить. Вначале я его дублирую со своей машиной, подстраховывая и приучая к

146

Н.В. Владиславова

Психологическая работа с клиентами на войне

147

точности выполнения команд. И так мы увлеченно управляем своими машинами минут пятнадцать. Затем уже он сам дает мне команды, дублируя меня, приучаясь быть внимательным к партнеру и одновременно осваивая метафорический взгляд на себя из третьей позиции. Я побуждаю его говорить мне «ТОРМО31» как можно неожиданнее. Когда мальчик достаточно хорошо освоил этот второй этап, ему предлагается давать команды себе самому: «Вторая, разворот, третья - ТОРМОЗ*.». Опять же поощряется неожиданное резкое торможение на полной скорости: «Ты должен обмануть меня и скомандовать себе «ТОРМОЗ!», когда я этого совсем не ожидаю». Эффект от техники был очень быстрым. Уже в следующий раз его мама пришла и сказала, что сестренка стала капризничать, но наш мальчик, вместо того, чтобы треснуть ее, как бывало, стал ей говорить: «Ну пожалуйста, ну давай...». О том, чтобы поднять руку на маму, уже и речи быть не могло.

Вообще метафора замечательно работает с детьми, особенно активно проживаемая метафора. Если, например, мальчика мучает постоянный кошмар с горящим домом и доносящимися оттуда криками людей, мы, для начала подстраховывая ребенка ресурсным якорем, воспроизводим страшный образ на расстоянии и запускаем туда неизвестного друга, который ловок, неуязвим, бесстрашен. И вот тот уже тушит пожар из огнетушителя, начинает вытаскивать из дома раненых людей. Как только по калибровке становится понятно, что мальчик уже сам готов войти внутрь и начать помогать своему другу, надо немедленно предложить ему это сделать. Если так и оставить его в третьей позиции, кошмар, конечно, прекратится, но, дав ребенку самому «прожить» ситуацию по всем трем системам - визуальной, аудиальной и кинестетической, мы поможем ему приобрести необычайно ресурсный опыт активного преобразования действительности. И вот друзья помогли людям выбраться из дома, вот они уже поймали машину Красного Креста, и раненых увозят в больницу. Пока люди лечатся, друзья строят им новый дом, обсаживают его садом. Для этого мальчика сильным ресурсом были помидоры, и он все вокруг дома засадил помидорами. И, наконец, семья заселяется в новый дом. После такой работы, проделанной самим ребенком, повторение кошмара невозможно. Он уже не может восстановить первоначальную картинку.

Техника активно проживаемой метафоры хорошо работает как с детьми, так и с взрослыми, в частности, когда речь идет о работе со смертью.

Во время войны часто в памяти остается изуродованное тело друга или близкого родственника. Человек просит: ((Помоги забыть». На что необходимо сразу же сделать рефрейминг: «Память - прекрасное свойство человеческой души. Только помнить можно по-разному. Ты хочешь вспоминать о близком тебе человеке так, чтобы ему от этого было хорошо там, а тебе -здесь? Мы это сделаем, но работать будешь ты».

Сначала упиедшего надо похоронить, потому что, очевидно, на уровне бессознательного этого еще не сделано. Клиент сам выбирает место для могилы (лес, поле, берег моря). Пейзаж должен быть очень спокойным. Клиент окружает могилу по своему усмотрению: деревья, птицы, цветы, время года. Похоронили. Затем предлагаем ему увидеть ушедшего таким, каким тот был при жизни, в привычной обстановке, за привычным делом (мытье посуды, рубка дров). В этот момент обычно наблюдается бурная эмоциональная реакция. Ничего, пусть, до буйства никогда не доходило. Психолог контролирует ситуацию, следит за происходящим, возможно, мягко поглаживает по спине. Когда основные эмоции изольются, говорим клиенту, что сейчас у него есть возможность сказать близкому человеку, вслух или про себя, все, что он чувствует к нему и в связи с его уходом. Часто при этом завязывается диалог, ушедший начинает отвечать, причем ни разу не было случая, чтобы он оттуда, где он сейчас, сказал что-нибудь ((не то». Психолог дает диалогу спокойно течь, потихоньку направляя его и подводя к моменту ответственности живого перед ушедшим, которую первый готов на себя взять (это хорошая страховка от суицида): «Что ты можешь сделать, чтобы там ему было хорошо и спокойно?». Так, если погиб взрослый сын, мать берет на себя ответственность воспитывать его детей так, как это делал бы он. Часто ушедший дает понять, вербально или невербально, что ему это нравится. Потом посылаем ему ресурсы. И обязательно надо воплощать слова в конкретные образы. Например:

- Что бы ты сейчас хотел ему туда послать вместе со своей любовью?

148

Н.В. Владислаеова

Психологическая работа с клиентами на войне

149

• Вечность...

• Вечность... В виде чего?

• В виде Млечного пути...

После этого нужно проводить близкого человека. Обычно он уходит сам, но иногда надо мягко помочь клиенту отпустить его, используя пресубпозицию, подразумевающую уход: «Посвети ему вослед... Освети его путь...Свети ему, пока он еще нам отсюда виден...Когда он уходит, ты, наверное, начинаешь понимать или уже понял, что чем дальше он уходит, тем ближе он становится, как Бог, который, казалось бы, так далеко, и в то же время нет никого, Кто был бы к тебе ближе...».

Как такая работа влияет на поведение человека? Теперь, вспоминая о погибших, клиент видит не изуродованные трупы, как раньше, а голубое небо, звезды или белый свет и говорит об этих близких людях, улыбаясь.

Описанная техника занимает от полутора до трех часов, и одного сеанса обычно бывает достаточно. На этой почве поначалу случались стычки с психиатрами. Например, один раз я работала с женщиной, у которой на глазах расстреляли в упор сына. Это была хозяйка дома, в котором располагалась наша миссия. Работали мы с Тамарой очень серьезно около двух с половиной часов, после чего она вышла подавать ужин, впервые за все это время улыбаясь и разговаривая (до этого она была полгода в депрессии). Психиатры сказали: «Отлично. Теперь возьми диазепам и пусть она некоторое время его принимает». Я, конечно, возмутилась: «Какой диазепам?! Она проделала колоссальную работу, и результат налицо, неужели вы хотите все это угробить таблетками?». - «Но ты же провела с ней только один сеанс\». - «Один раз, но это были два с половиной часа интенсивной работы». - «Мы, конечно, верим в твои таланты, но не до такой же степени¹.».

Конечно, я вежливо обещаю, что если через неделю будет ухудшение, я сама попрошу диазепам. Потом они убедятся, что ухудшения нет, что состояние женщины становится только лучше, в ней все больше просыпается активность и общительность. Кстати говоря, психиатры скрупулезно следили за стабильностью моих результатов. Но все было хорошо. Как уже говорилось, если психическую травму начать прорабатывать в техниках НЛП своевременно, эффект наступает очень быстро и держится стабильно.

До сих пор речь шла о конкретной работе в техниках НЛП. Сейчас мне хотелось бы немного поменять язык описания и рассказать о четырех моделях взаимодействия терапевта и пациента, которые выявил психолог из Витебска, кандидат наук Андрей Дорожевец. Они описаны в его докладе на международной конференции, посвященной работе с жертвами техногенных и природных катастроф. Доклад назывался «Когнитивные модели преодоления кризисных ситуаций».

Первая - «моральная модель». Позиция клиента: «Я слаб. Но я готов сам решать свои проблемы. Другие должны лишь подбодрить и поддержать меня». В этой модели поощряется активное участие в собственной жизни. В ней работают гуманистические психологи.

Вторая модель называется «компенсаторная». Позиция клиента: «Я - жертва. Со мной произошли события, не зависящие от меня, пусть другие меня научат, как с ними справиться, и я также буду что-то делать сам». Это модель бихевиористов.

Третья модель - «просветительская». В ней работают анонимные алкоголики и секты. Там изначальная позиция: «Я виновен. Другие должны направлять меня, контролировать, говорить, что делать». Преимущество этой модели в том, что только что вступившие на путь освобождения от зависимости алкоголики, например, находятся рядом с теми, кто уже идет по этому пути довольно давно, но есть опасность возникновения культа.

Четвертая модель - «медицинская». Позиция клиента - «Я болен, ответственности не несу, лечите меня». Это психоаналитическая модель.

Каждая из моделей сама по себе ни хороша и ни плоха, в каждой есть свои плюсы и минусы. Например, моральная модель, поощряющая активное участие в собственной жизни, тоже имеет свои ограничения, если речь идет о раке, изнасиловании и бомбежках. Вариант «Хочешь быть счастливым - будь им» на войне не годится. Однако психологу хорошо бы осознавать, в какой модели находится он сам, строя свои взаимоотношения с клиентом, и в какой модели изначально находится его клиент. Диалога не выйдет, если клиент «говорит» из медицинской модели, а психолог «отвечает» ему из моральной (типичный случай общения с

150

Н.В. Владиславова

Психологическая работа с клиентами на войне

151

беженцами). В то же время если и клиенту, и психологу достаточно удобно в медицинской модели, от клиента сложно будет добиться проявления жизненной активности.

НЛП дает возможность психологу проявить поведенческую гибкость и, лингвистически «пристроившись» к изначальной модели клиента, мягко перевести его в другую, более ресурсную. Допустим, клиент в позиции «Я больной, лечи меня». Что можно ему на это ответить? «Ты хочешь, чтобы тебя вылечили, значит хочешь выздороветь, поэтому мы будем сотрудничать, но главное делать будешь ты сам». Применив «контекст согласия», психолог перемещает клиента ближе к моральной модели, когда на самом клиенте лежит ответственность за изменение своего состояния. Иначе говоря, далеко не всегда возможно сразу начинать работать в моральной модели, но практически всегда нужно клиента в нее перевести, оттолкнувшись от его первоначальной позиции.

Если во время войны психолог работает в основном в метапрограмме «Возможности», то после войны он должен резко сместиться в «Процедуры».

В военное время люди живут единственной мечтой «когда все это кончится», с этим временем связывается все будущее и все надежды. Война, какой бы она страшной ни была, мобилизует. В ней есть движение, борьба за выживание, сильные эмоции. Когда же война заканчивается, люди остаются среди разрушенных домов, потеряв родственников и друзей, без денег, без работы и без перспектив. И человек, не зная, что теперь ему делать, оказывается в растерянности. Если типичные проблемы военного периода -страхи, фобии, флэшбэки, навязчивые звуки, галлюцинации, иллюзии, то в послевоенный период характерно угнетенное, подавленное состояние, депрессия, нежелание жить, опустошенность, проблемы в семье. В это время начинают активно проявляться психосоматические нарушения: псориаз, экзема, колиты, язва, невралгия.

Структура жизни до этого диктовалась самой войной, а теперь люди остались между небом и землей или брошенными в стоячем болоте. Поэтому специфика работы в послевоенный период иная. Я бы сравнила ее с психологической помощью человеку, который решил избавиться от наркотической зависимости, уже прошел период «ломок» и теперь столкнулся с тем, что жизнь его

больше не структурирована моментами принятия «дозы». Нужна совершенно новая структура, и она «простраивается» с помощью психолога, причем максимально конкретно, подробно и процедурно.

Как обычно, переводим клиента из медицинской модели в моральную: «Войну пережил? Выжил? Хочешь изменений? Значит, ты уже вступил в принципиально новый период своей жизни и сейчас сам поймешь, как дальше надо действовать. Работать будем вместе, но главное делать будешь ты сам*».

Затем, замотивировав клиента на желаемые изменения, проводим технику «формирование результата», «простраивая» путь к нему, буквально, по шагам. Особенно четко, прямо по часам, «простраивается» сегодняшний и завтрашний день, вплоть до того, на какое время поставить будильник и что съесть на завтрак перед тем, как предпринимать следующие активные действия. Естественно, что свой результат, так же, как и каждый шаг к нему, клиент должен во время сеанса «прожить» во всех трех репрезентативных системах.

После этого проводится обычная работа по очистке «линии жизни»: «отпускаем» погибших родственников и друзей, прорабатываем тяжелые воспоминания и т. д. И только потом переходим к работе с заявленными в начале сессии проблемами, которых, кстати, уже может и не оказаться. И все это вновь «закольцовывается» на результате, чтобы закрепить достигнутое.

Почему работа на войне всегда остается особой темой?

Как-то один человек попросил благословения Будды, отправляясь в далекое путешествие. Благословив его, Будда сказал: «Помни о бренности жизни». Человек путешествовал на корабле, в море начался шторм, ломались мачты, рвались паруса, корабль мотало как щепку, матросы в панике метались, а наш герой, держась за какую-то перекладину, все это время смотрел в одну точку в состоянии полной отрешенности. И потом, когда опасность миновала, его спросили: «Мы все боролись, твоя жизнь тоже висела на волоске, а ты стоял как истукан, почему?». На что он им ответил: «Ведь на суше - то же самое».

Да, в мирной жизни, по сути, происходит то же самое, что и на войне. Чувство контроля над будущим всегда иллюзорно, и особенно ясно это видно во время катаклизмов. Тем не менее мы можем помочь человеку создать новую субъективную реальность, и это влечет реальное изменение жизни в нем и вокруг него. Если есть

152

Н.В. Владиславова

иллюзия, которая репрезентирована в тебе не в форме догм, а в виде чувственного опыта - образов, звуков и ощущений, то именно она является для тебя подлинной реальностью. И тогда эта иллюзия, или субъективная реальность, как угодно, называется Верой. Вера, основанная на подлинном чувственном опыте, это и есть то, что созидает реальность. Поэтому в процессе работы родилось новое определение НЛП: «Это способ научить человека по-настоящему верить, грамотно верить». Мы помогаем человеку, обучая его вере в необходимое, психологу нужно только это услышать в его сообщении.

И еще один важный момент: метод обычно срабатывает настолько, насколько сам специалист, использующий его, верит, что он сработает. Поэтому наше лечение, наша работа настолько успешны, насколько в нас самих сильна вера в подлинность этой субъективной реальности, которую мы создаем.

Посттравматический стресс: спасательные команды и добровольцы

Франк Паркинсон Накопленный стресс

Накопленный стресс - это стресс, который копится в течение долгого времени, до нескольких месяцев или даже лет. Он может быть обнаружен у тех, кто работает в службе неотложной помощи или на работе, связанной с риском, у персонала, который носит с собой оружие на службу, у докторов и медицинских сестер, социальных работников и т. д. Он также может развиваться у других людей в различных ситуациях: учителей, духовенства, работников воздушных сообщений, у тех, кто работает за границей как доброволец, во время или после продолжительного физического или сексуального насилия, в запугивающих и трудных отношениях, от давления или напряжения на любой работе и в других ситуациях. Все это может повлечь за собой реакцию, которую можно охарактеризовать как накопленный стресс.

Такие реакции как шок, оцепенение, отрицание, гнев, подавление чувств и эмоций, горечь, вина и депрессия, которые наблюдаются после кратковременных стрессогенных происшествий, являются типичными, но интенсивными. Многие из тех, кто

Перевод с английского М.Е. Дашкиной.

154

Франк Паркинсон

Посттравматический стресс: спасательные команды 155

столкнулись с накопленным стрессом, справляются с ним довольно успешно, без особых осложнений. Например, полицейский, пожарный или офицер, подвергающие свою жизнь опасности, могут хорошо справляться со стрессом многие годы до тех пор, пока они получают поддержку и защиту от своей организации: товарищество, имидж мужественного человека, дружба с коллегами, униформа, чувство важности профессии, прилив адреналина, достойная зарплата и высокая должность, - все это помогает «выживанию».

Проблемы могут возникать постепенно, симптомы -развиваться незаметно, иногда они «лежат и ждут» долгое время до момента, когда в жизни произойдут большие изменения. Перемена работы, супружеские неурядицы или трудности во взаимоотношениях, переживание утраты, проблемы со здоровьем или выход на пенсию могут повлечь за собой взрывные реакции. Эти реакции могут постепенно развиться в посттравматическое расстройство и/или присутствовать в виде посттравматического стресса (ПТС). Одно из его определений следующее: «ПТС - это развитие характерных симптомов, следующих за психологическим стрессовым происшествием, которое выходит за рамки нормального человеческого опыта».

Реакции накопленного стресса

Подавление и вытеснение реакций

Реакции могут быть подавлены, вытеснены и находиться глубоко внутри человека. Некоторые люди будут утверждать, что с ними «все в порядке» и «ничего не случилось». Они могут отказываться от предложенной помощи, не реагировать на сочувствие, а их любые физические или эмоциональные реакции становятся ослабленными. Другие - неспособны плакать или выражать свои чувства, третьи проявляют холодность и отдаленность по отношению к людям. Они могут быть замкнутыми и нечувствительными к реакциям, чувствам и проблемам окружающих и быть неспособными выражать любовь и привязанность к своим партнерам или членам семьи.

Изоляция

Иногда люди становятся все более изолированными, одинокими, уходят в себя и утверждают, что никому нет дела до них и их проблем. Они могут работать в одиночестве, практически не посещая собраний и вечеринок, не вступая в разговоры и совместную деятельность.

Гнев

Могут наблюдаться реакции гнева и агрессии, проявляющиеся дома или на работе на какие-либо обстоятельства и происшествия, которые в обычной ситуации рассматривались бы как незначительные. Это может проявляться в виде неожиданной или даже жестокой вспышки гнева, фрустрации, крика, вопля или визга. Возможна раздражительность и обидчивость; иногда появляется критичность по отношению к окружающим, которая причиняет им боль. Одни люди обвиняют себя, тогда как другие винят коллег, организацию или кого-либо еще. Очень трудно работать со старшим сотрудником, супервизором или менеджером, который находится под давлением накопленного стресса. Такой человек может сделать жизнь даже непереносимой для своих сотрудников, не верящих или не осознающих, что что-то не в порядке.

Депрессия

Существуют особые приметы депрессии; при этом человек верит, что в работе и в семейной жизни очень мало смысла и значения. Те, кто не видят смысла в работе, становятся настолько подвержены депрессии, что отказываются от должности, начинают болеть или на долгое время оставляют работу из-за невозможности справляться со стрессами. Становятся возможны попытки суицида.

Бежать или сражаться

Некоторые люди неспособны справиться с давлением стресса и будут реагировать способом «бежать или сражаться», т. е. либо отступать и физически и эмоционально избегать ситуаций, либо реагировать на ситуацию агрессивно, проявляя гнев, фрустрацию и слезы. Фрустрация и гнев либо вытесняются и контролируются, либо проявляются деструктивно и неадекватны ситуации.

Неспособность слушать, слышать или понимать

У некоторых людей развивается неспособность сфокусироваться на том, что происходит: они не слышат или не понимают того, что им говорят. Даже несложные инструкции или попытки привлечения внимания со стороны окружающих могут быть истолкованы неверно или восприниматься как недоброжелательные. Возможны трудности с концентрацией или принятием решений.

156

Франк Паркинсон

Физические реакции

Физические реакции являются обычным явлением в стрессовых ситуациях, особенно характерно чувство сильнейшей усталости и апатии. Это может проявляться в постоянной сонливости, неспособности делать что-либо и отдохнуть или расслабиться в периоды гиперактивности. Характерные психосоматические реакции: головные боли, тяжесть в области грудной клетки, боли в желудке, расстройство сна, учащенный пульс.

Все вышеперечисленные реакции могут вызывать трудности не только у индивида, но и у его коллег по работе, партнеров, членов семей и друзей. Партнеры и члены семей могут нуждаться в помощи для того, чтобы научиться правильно реагировать на их проявления у человека.

Посттравматический стресс

Члены спасательной команды и добровольцы обычно знают, что будут вовлечены в ситуации, связанные с психологическими трудностями, даже болезненными и сопровождающимися сильными стрессами, но они не застрахованы от появления у них возможных реакций. Любой человек, вовлеченный в травматическую ситуацию, будь то непосредственная жертва, член спасательной команды, или наблюдатель, может испытать множество сложных реакций, как физических, так и эмоциональных. Большинство из них являются нормальными и естественными. Благодаря им люди справляются с ситуацией и выживают, но некоторые реакции могут продолжаться много дней, а в некоторых случаях и значительно дольше. Если реакции продолжают тревожить, настойчиво повторяться или их интенсивность не снижается более четырех-шести недель, следует обратиться за помощью.

Возможные реакции до травмирующей ситуации, а также во время и после нее

Контроль за чувствами и эмоциями

Для того чтобы справиться с тревогой и боязнью показаться слабым или неадекватным перед своими коллегами, руководителями, членами семьи, человек пытается контролировать свои чувства и эмоциональные реакции путем подавления или вытеснения.

Посттравматический стресс: спасательные команды 157

Отрицание

Отрицание чувств и контроль над ними являются позитивными и необходимыми защитными механизмами, которые работают для того, чтобы справиться с ситуацией. Особенно это актуально для членов спасательных команд и добровольцев. Однако некоторые люди могут утверждать, что «происходящее меня не трогает» или «все происходило/происходит как во сне», «этого не могло случиться, особенно со мной».

Рационализация

Во время травмирующей ситуации и после нее люди обычно стараются внести смысл в то, что с ними происходит. Они могут искать причину или говорить: «эти вещи происходят сами по себе». Некоторые из них верят, что все вокруг является знаком судьбы, кармы или чего-то неизвестного. Тем не менее, может возникнуть гнев из-за чувства глубокой несправедливости.

Неспособность сочувствовать другим

Эта реакция проявляется в нетерпимости к тому, что субъективно представляется второстепенным, суетным или неважным, в невозможности сочувствовать или сопереживать проблемам или заботам других.

Неспособность или отказ говорить о пережитом опыте

Необходимо уважать позицию отказа или нежелания человека говорить о своем участии в инциденте, а также о реакциях на происшедшее. Обсуждение не всегда помогает, а в некоторых случаях может нанести дополнительную психическую травму и ухудшить состояние.

Навязчивая идея об инциденте

Эта реакция проявляется в бесконечных разговорах без всякой необходимости и при любом удобном случае. Членам семьи, коллегам и друзьям быстро становится скучно, при этом следует их естественная реакция отдаления от пострадавшего. Это может послужить причиной изоляции пережившего травму и вызвать у него чувство, что никто не заинтересован в нем или никто не понимает, что произошло.

Пострадавшие могут собирать фотографии, газетные статьи или делать коллажи об инциденте. Кто-то замыкается и не хочет говорить.

158

Франк Паркинсон

Посттравматический стресс: спасательные команды 159

Изоляция

Изоляция обнаруживает себя, если человек имеет трудности в общении, избегает общественные собрания, вовлекается в общение лишь на короткое время, а затем уходит от социальных контактов. У него может возникать чувство, что его никто не понимает, он боится показаться слабым, ему кажется, что любой контакт принесет только болезненные воспоминания о происшедшем и негативные эмоции.

Неспособность выражать чувство любви и привязанности

Человек может стать холодным и замкнутым, его чувства будут притуплены или вытеснены, что ведет к возникновению барьеров в проявлении любви и привязанности к партнерам, детям или друзьям.

Раздражительность

Реакция проявляется в неожиданных вспышках гнева, жестокости, несдержанности, раздражении от вещей, которые считаются незначительными.

Неспособность концентрироваться и трудности в принятии решений

Возможно появление рассеянности, гнева при

необходимости принимать решения. Может быть утеряна

способность выполнять такие действия как: написание или печатание текста, вождение автомобиля и проч. Обычно такие реакции непродолжительны.

Чувство тревоги и уязвимости

Все воспринимается очень близко к сердцу и заметна острая реакция на необоснованную, с точки зрения другого человека, критику. Могут всплыть ранее волновавшие или скрытые проблемы: например, телефонный звонок или другой резкий звук вызывает неадекватный отклик.

Неспособность расслабиться или «отключиться»

Эта реакция проявляется в состоянии постоянного напряжения: неспособность уснуть, несмотря на истощение, частая смена деятельности, взлеты и падения, повторяющиеся сны и ночные кошмары, в которых человек оказывается в ситуациях, где не может контролировать то, что с ним происходит, возможны приступы паники и сильное потоотделение.

Переоценка ценностей, убеждений, стиля жизни и взаимоотношений

Перемены в работе, отношениях, личной жизни, по отношению к самому себе и проч. часто происходят не всегда в лучшую сторону: появляется неудовлетворенность работой, браком, собой и другими. Некоторые люди могут утрачивать установки, которых они придерживались ранее, открывают для себя новые интересы, расставляют новые приоритеты.

Гипер-осторожност ь

Жизнь превращается в ожидание чего-то ужасного, пропадает надежда на будущее. Развивается повышенная реакция к неожиданным звукам или происшествиям.

Другие реакции

Шок, вопросы: «почему я/он/она/мы?», депрессия: «почему все это происходит таким образомЪ>, печаль, фрустрация, агрессия, жестокость по отношению к людям, объектам, возбужденность и стремление к спорам, дискуссиям, чувство стыда и вины (комплекс вины выжившего), отстранение и чувство, что «никому до меня нет дела», «единственные люди, которые меня понимали - те, кого больше нет».

Здесь приведена только часть возможных реакций. Также могут проявляться физические реакции, такие как головные боли, тяжесть в груди, трудности с дыханием, слишком сильное насыщение крови кислородом, обильное потоотделение и дрожь.

Положительные эффекты

В зависимости от природы происшествия и степени вовлеченности реакции могут быть позитивными. Например, когда обретается новый смысл и целей жизни, появляется более глубокий подход к жизни в целом. Также могут стать более значимыми отношения с людьми: партнерами, детьми, семьей, работой и друзьями. Кроме того, повышается чувство удовлетворения от способности справиться с ситуацией и повышение чувства уверенности в себе и в других.

Очень важно, чтобы реакции на ситуацию воспринимались как нормальные и естественные, а не как проявление слабости или неадекватности.

160

Франк Паркинсон

Стресс следует за травматической ситуацией, это касается как незначительных происшествий, так и более серьезных событий, включая опыт войны и пребывания в зоне боевых действий. Стрессу могут быть подвержены жертвы, а также члены спасательной команды и добровольцы, непосредственные и отстраненные наблюдатели или вовлеченные работники: полиция, пожарные и члены спасательной команды, социальные работники, волонтеры и люди, оказывающие поддержку. Также это может касаться членов семей пострадавших, их друзей и коллег по работе. Симптомы стресса могут проявляться в типичных реакциях на травматические события, и это состояние известно как посттравматический стресс. Реакции ПТС являются естественными реакциями нормальных людей на ненормальные обстоятельства жизни, хотя не все испытывают эти симптомы. Это может распространяться на чувства человека, которые он испытывает по отношению к себе и другим. Пострадавшие, их партнеры, члены семей могут измениться под влиянием опыта, и это, в свою очередь, может вызвать проблемы на работе, в браке и других отношениях, а также трудности со здоровьем. В некоторых случаях возможно развитие более глубоких и разрушительных симптомов, особенно когда они продолжаются более месяца. В последнем случае говорят о расстройстве на почве ПТС.

Симптомы ПТС и расстройства, им вызванные, могут проявляться спустя недели, месяцы и даже годы, особенно под влиянием жизненных перемен таких, как выход на пенсию, в отставку. Интенсивность симптомов может варьироваться от средней тяжести до невыносимой. Если расстройства на почве ПТС проявляются в течение месяца, их называют острым стрессовым расстройством или посттравматическим синдромом (ПТСР).

и посттравматического

Характеристики ПТС расстройства (ПТР)

Пересмотр опыта

Реакции и чувства от происшествия могут заново переживаться спустя дни, месяцы и даже годы. Они могут проявляться от следующих раздражителей:

зрительных: телепередачи, видео, фотографии, публикации в прессе, люди, вещи или места;

Посттравматический стресс: спасательные команды 1 б 1

звуковых: сирены полиции, пожарной охраны или неотложной помощи, голоса, резкие звуки и шум;

запахов: бензин, дизельное топливо, резина, средства дезинфекции, сладости, еда, пыль и пр.;

вкусовых: еда, вода, алкоголь, сладости, сухость во рту;

тактильных: кожа, резина, металл, руль автомобиля и пр.;

событий: годовщины, дни рождения, времена года и

другие памятные даты.

Реакции могут возникнуть дома, на работе, на улице, во время похода по магазинам, отдыха, после сна и т. п. Из-за неожиданности они могут быть очень пугающими и иногда подавляющими.

Избегающее поведение

Те люди, которые были вовлечены в ситуацию, могут пытаться избегать всего, что может напомнить им о происшествии: авиаперелетов или вождения автомобиля, поездов или прогулок верхом, определенных мест, старых компаний, годовщин или дней рождений, членов семьи или друзей. Они могут пытаться избегать мыслей, чувств или ситуаций. Это может проявляться в потере концентрации внимания или в потере приобретенных или выученных навыков, неспособности выражать чувства любви и привязанности* в избегании мыслей о будущем и, иногда, в ожидании скорой кончины из-за невозможности жить с чувствами обреченности, расстройства и депрессии.

Возбуждение

Может возрасти чувствительность к шуму: от негромких звуков человек становится способен нервно вздрагивать. Реакции могут привести к неспособности воспринимать обычные происшествия, окружающую среду, работу, дом, семью или друзей. Играющие дети, разговоры партнеров или друзей, - все это может привести к неожиданным вспышкам гнева или даже жестокости.

Также возможна бессонница или трудности с засыпанием, концентрацией, принятием решений. Некоторые люди становятся гипербдительными, ожидая, что в любой момент и без предупреждения произойдет что-либо разрушительное.

162

Франк Паркинсон

Активность

Время структурируется таким образом, чтобы практически не оставалось свободного.

Основные симптомы ПТС и ПТР

Для диагностики посттравматического расстройства у клиента/пациента ориентируйтесь на перечисленные ниже симптомы, которые могут проявляться у него до инцидента, а также во время него и позже.

Отрицание может быть очень сильным, особенно у мужчин, что способствует уклонению от предложений помощи: «со мной все в порядке, спасибо». Такое заявление иногда звучит очень уверенно и является правдой, но также может служить защитой для тех, кто действительно нуждается в помощи, но по каким-то причинам не может просить о ней.

а) Состояния и чувства:

бессмысленности: «зачем беспокоиться? Ничто больше не имеет значения»;

уязвимости и возрастающей тревоги;

депрессии и печали;

стыда, гнева, растерянности, горечи;

вины выжившего: «почему выжил я, а не они? Я должен был умереть»;

изоляции: «никто меня не понимает, и никому нет дела до меня. В чем смысл всего!»;

идентификации с другими жертвами: «они -единственные, кто меня понимает»;

страха открытого или закрытого пространства;

страха того, что случится то же, что уже происходило;

страха толпы или отдельных людей/группы людей;

неспособность понимать свои чувства (чувства «заперты»);

стокгольмский синдром.

б) Поведение:

неспособность концентрироваться или принимать решения;

назойливые мысли и представления;

импульсивные действия или действия, не свойственные и не проявлявшиеся ранее;

Посттравматический стресс: спасательные команды 163

изменение стиля жизни, имиджа, работы;

ненужные траты;

несдержанность, агрессивность, жестокость, обычно по отношению к вещам и объектам;

нарушения сна, ночные кошмары, где ситуация выходит из-под контроля;

стремление к изоляции, избегание людей и ситуаций;

бесконечные разговоры об инциденте или о реакции на него;

нежелание говорить о происшедшем.

в) Физические реакции.

головные боли, боли в животе, груди;

язвы, повышенное потоотделение, сердечные приступы;

апатия и постоянное чувство усталости - хроническая слабость;

возрастающая чувствительность к шуму, людям, работе, дому, партнеру, детям и пр.;

возбуждение и гиперактивность;

увеличение количества потребляемых сигарет, принятие наркотиков, алкоголя для того, чтобы притупить или ослабить реакции.

Также может быть изменение ценностей и убеждений, пересмотр отношений. Иногда возникает мысль: «...когда думаешь обо всем, что я пережил, то не находишь смысла в этом. Люди такие поверхностные, явления такие суетные, светские и ординарные по сравнению с тем, что мне пришлось пережить...». Возможны потери самоощущения и представлений о ценности вещей, имущества такого, как дома, дачи или других строений.

Почему эти реакции развиваются?

Влиять на возможность появления реакций могут различные факторы: особенности характера, личности и восприятия, интерпретация, стратегии реагирования, настоящий и предыдущий опыт человека, значимость события, степень его ожидаемости, его природа, испытанные при этом страх и ужас, оказанная поддержка. Считается, что некоторые реакции заложены генетически, но это не всегда верно. Так, например, Джаноф Будман считает, что поведение человека основано на трех жизненных установках, или «Жизненной вере»:

164

Франк Паркинсон

неуязвимость: это вера в то, что «все неприятные вещи происходят с другими людьми»; жизнь кажется достаточно безопасной, и мы думаем, что травматическое событие пройдет стороной, Мы знаем, что на нашем пути могут возникнуть сложности, но мысли о более серьезных вещах, которые могут произойти лично с нами, мы стараемся не допускать;

значение и цели в жизни: жизнь, как нам кажется, имеет цель, и мы связываем ее со своим домом, семьей, хобби, партнерами, друзьями и другими людьми, работой и имуществом. Иногда мы точно не представляем, в чем смысл нашей жизни, но нам нужна вера, а также эмоциональное и физическое подтверждение того, что все, что происходит с нами, имеет свой резон. Потеря смысла жизни или сомнение в ней могут быть

разрушительными;

самооценка и самоуважение: обычно мы верим в то, что в сущности являемся, более или менее, хорошими людьми, что в трудных ситуациях мы, скорее всего, будем делать то, что, по нашему мнению, является правильным. Это отражается на самооценке и самоуважении.

Когда мы имеем опыт кризиса или травмы, эта «жизненная вера» начинает колебаться или меняться в противоположном направлении. Позитивные реакции

Могут возникать позитивные реакции на травматическую ситуацию, но, как правило, они появляются намного позднее.

Возрастающее чувство благодарности

Некоторые люди приходят к тому, что начинают видеть в жизни все ее лучшие стороны, придавать ей больше значимости и ценить то, что живут на свете. Также они начинают чувствовать, что предыдущие или настоящие переживания и тревоги уже не имеют большого значения. Это часто приводит к миру с самим собой, удовлетворению и способности сопереживать другим.

Переоценка ценностей

Некоторые люди начинают больше ценить свою жизнь и любить ее с новым воодушевлением: партнеры, дети, друзья, коллеги и работа кажутся более значимыми и дорогими. У кого-то даже может вызвать чувство гнева тот факт, что другие не ценят свою жизнь так же высоко.

Посттравматический стресс: спасательные команды 165

Ощущение успеха

Это может быть чувство, что личные и внутренние ресурсы, а также сильные стороны начинают проявляться вместе с возрастающей уверенностью в себе и других людях. Некоторые описывают свое чувство уверенности и хорошего отношения к себе и к миру вокруг себя.

Юмор

Юмор является одним из позитивных путей к победе над травмой и шоком; его используют многие профессионалы..

Общение

Некоторые люди могут обнаружить, что им нужно разговаривать и делиться своими переживаниями с другими, как во время инцидента, так и после него.

Другие стратегии

К ним относятся различные упражнения, в том числе и на релаксацию, диеты, опробованные и проверенные стратегии (как человек справлялся с этим в прошлом) и пр.

Риск людей, оказывающих помощь

Люди, вовлеченные в процесс спасения и помощи во время и после травматических событий, могут, как и жертвы, испытывать реакции ПТР. Для них должна быть разработана система поддержки, которую должны осуществлять коллеги, менеджеры и руководители, члены спасательных команд, социальные работники и трудотерапевты, консультанты, психологи и многие другие. Тренинг, обучение и подготовка являются приоритетными направлениями данной программы. Сюда же требуется включить психологическую подготовку к возможным реакциям, а также знания о них. Простая разрядка и обсуждение ситуации должны стать неотъемлемой частью работы тех* кто предоставляет поддержку людям, пережившим экстремальную ситуацию.

Простая разрядка обычно происходит сразу или вскоре после инцидента. Это техника обычно занимает от 20 до 60 минут, проводится руководителем или коллегой. В ней принимают участие заинтересованные лица, которые неформально проводят беседу о том, какие реакции являются нормальными, а также о доступной поддержке.

166

Франк Паркинсон

Посттравматичвский стресс: спасательные команды 167

Обсуждение (психологическое) инцидента обычно проходит на второй-третий день или позже. Эту технику развивали доктор Дж. Мишелл в США и доктор А. Дирегров в Норвегии. Она может быть использована только специально обученными специалистами и применяться не ранее 26-48 часов после инцидента, а часто и намного позже. Дирегров описывал это так: «Групповая встреча, организованная для того, чтобы выразить эмоции и реакции, которые выжившие, потерявшие родственников или добровольцы испытывали во время или после критических происшествий или катастроф. Групповые цели заключаются в том, чтобы избежать ненужных психологических анти-эффектов».

Во время обсуждения у людей происходят процессы переструктурирования, осознания и эмоционального восприятия того, как внести больше смысла в то, что с ними произошло. Реакции, которые они испытывают, необходимо переструктурировать в жизненный опыт. Все начинается с описания ситуации, которая предшествовала трагическому событию, а затем плавно надо перейти к событию, используя структуру Факты -Чувства - Будущее: что произошло и чего люди ожидали, что испытывали, о чем думали, но не обратили внимания на чувства; затем надо перейти к тому, какие сенсорные впечатления были у человека, а также эмоциональные и физические реакции. После этого надо предоставить необходимую информацию о рассмотренных реакциях и вместе обратиться к поиску возможной помощи.

Техники переструктурирования

Переструктурирование - это умение, дающее возможность человеку, паре или группе людей по-новому взглянуть на происшедшее или оценить опыт, убеждения, мнения или формулировки с разных точек зрения. Изменение сути не является целью, но важно помочь человеку увидеть разные интерпретации того, что с ним произошло. При этом и реакции на происшествие могут измениться. С помощью переструктурирования можно изменить установки и подвести человека к лучшему пониманию себя и своего поведения, особенно в травматической ситуации.

Например, выражения «наполовину пустой» и «наполовину полный», по сути, означают одно и то же, но то, как они говорятся, имеет большое значение. Выражение «церковь наполовину пустая» означает разочарование и неуспех, тогда как фраза «церковь наполнена до половины» может выражать чувство успеха и надежды. В этой церкви находится определенное количество людей, и мы не можем изменить факты и суть, но можем изменить восприятие человека, повлияв на его чувства и реакции.

Часть проблемы состоит в том, что человек чаще интерпретирует ситуацию в свете своих чувств, чем в свете реальных фактов. Переструктурирование может помочь ему сложить все факты и чувства вместе и осознать как он реагирует и почему именно таким образом, а также найти оптимальный баланс между тем, что он думает и тем, что он чувствует (так называемый когнитивно-эмоциональный баланс).

1. Позвольте им (клиентам) разговаривать неформально: просто позвольте им говорить.

2. Побудите их рассказать историю.

Что случилось - Факты - Чувства - Реакции. До - Во время - После.

а) Определение реакции:

Определите эмоции и реакции: как они проявились в истории или происшествии.

б) Вызов состояний:

Осознайте чувства и реакции, но отмечайте нерациональные и нелогичные убеждения и состояния. Не спорьте.

в) Постановка вопросов: «почему?», «что?», «как?» Выясните, что вызвало реакции, как они происходили.

г) Обсуждение последствий:

Какие могут быть последствия возможных действий для себя и для других? Что невозможно?