прагматика и медиа дискурс / ван дейк прагматика

309

противном случае (т. е. когда порядок восприятия нереле­вантен) эпистемический порядок совпадает с действитель­ным (который считается нормальным). Заметим, что уже на этом уровне мы должны четко разделять наше представ­ление о взаимосвязи фактов и представление о наших умо­заключениях, касающихся этой взаимосвязи.

Третий фактор, С, необходим, чтобы ввести ограничения на процесс передачи информации и знаний, определяющие успех иллокуционного акта высказывания утверждения. Допустим, что мы хотим, чтобы слушающий узнал о каких-то фактах или о нашей интерпретации этих фактов. Точ­нее, мы хотим передать ему наши непосредственные наб­людения над отношениями между фактами или наши умо­заключения о них. В такой коммуникативной ситуации, однако, может случиться, что слушающему известно об одном из фактов (о его существовании) или даже об обоих фактах и что говорящий в свою очередь знает о наличии у слушающего этой информации. Возникают три возмож­ности: (а) слушающий знает факт *р и говорящий хочет, чтобы он узнал факт *q и тот факт, что *q является следст­вием *р; (б) слушающий знает факт *q, и говорящий хочет, чтобы он узнал *р и тот факт, что *р — причина *q; (в) слушающий знает и *р, и *q, и говорящий хочет, чтобы он узнал, что *р является причиной *q или что *q является следствием *р. Знания слушающего могут в свою очередь быть основаны на непосредственном наблюдении, на умоза­ключении или быть получены посредством коммуникации, т. е. извлечены из предыдущих высказываний самого гово­рящего. Возможность (а) выражается схемой V, возмож­ность (б) — схемой VI, а возможность (в) — вариантами схем V и VI с ударением на because или другими средст­вами выделения. Один из вариантов возможности (б) — ситуация, когда слушающий знает *q и думает, что он знает, что *д — причина *р. В этом случае говорящий должен внести поправку в знания слушающего и использует для этого вариант схемы I с ударением на therefore (вместо so), а также схему V или VI с ударением на р или q. Для частей текста, соответствующих пресуппозиции и интродукту, тоже может быть выделен некоторый «нормальный» порядок, однако на этот раз он должен основываться не на порядке самих фактов или порядке их интерпретации говорящим, но на его представлениях о содержании системы знаний слушающего, а именно: первым говорится то, что слу-

310

шающему уже известно. В то же время сам факт появ­ления некоторой информации в придаточном предложе­нии указывает на то, что эта информация является пре-суппозицией. В соответствии с некоторыми другими прин­ципами, определяющими структуру предложения, мы будем считать нормальной для английского языка структуру с порядком подлежащее — сказуемое (NP—VP), который является поверхностным соответствием порядка логичес­кий субъект — логический предикат или тема — рема, принимая тем самым, что в нормальном случае референтом логического субъекта являются введенные ранее и, сле­довательно, уже известные слушающему объекты (предметы или факты), а референтом логического предиката — вновь вводимые свойства или отношения, а также, возможно, и вновь вводимые объекты. Таким образом, схема V является нормальной формой, а VI — маркированной (что может проявляться в специфическом ударении или интонации — таких, как те, что появляются при топикализации—переводе в тему, когда рема переводится в начальную позицию, свой­ственную теме). Есть и другая причина считать, что в схе­ме V представлен нормальный порядок для случая, когда пресуппозиция выражается придаточным предложением. В случае, когда порядок <*р, *^> является нормальным фактически, так сказать, естественным, представление ин­формации об этих фактах в системе знаний слушающего также будет нормальным. Так, в разговоре нормальной является ситуация, когда слушающий знает о факте *р, но не знает о его последствиях (которые будут сообщены ему далее), что соответствует тому нормальному представле­нию о фактах, которые дает ему говорящий. Однако из нормальности структуры не следует ее более частая встре­чаемость. Существуют ситуации такого типа, в которых более естественной и допустимой является схема VI, а именно ситуации объяснения (см. ниже), где гово­рящий объясняет некоторый факт, сообщая слушающему сведения о его причинах, например, в ответ на явный или неявный вопрос последнего. Для этого случая типичны вопросы слушающего о действиях (физических или иных) говорящего, которые он наблюдал и которые могут быть осмыслены им только после сообщения их причины — в форме оснований, желаний, целей и т. д. Для этих случаев в некотором смысле более естественной является схема VI, поскольку первыми в ней упоминаются события, уже так

911

или иначе известные слушающему, и лишь потом сообща­ется о фактах, информация о которых ему недоступна. Мы видим, таким образом, что фактор С имеет и «прагмати­ческий» вариант, при котором в тексте воспроизводится порядок восприятия и интерпретации фактов слушающим.

Последний из рассматриваемых факторов, D, отражает специфические свойства структуры последовательностей речевых актов при диалоге и потому может считаться преиму­щественно прагматическим. В то время как в предыдущих случаях речь шла о «влиянии» на структуру текста порядка сообщаемых фактов или порядка их восприятия и интер­претации говорящим и слушающим, здесь мы сталкиваемся с ограничениями, накладываемыми правилами коммуни­кативного взаимодействия. Семантические аспекты разго­вора отражает фактор С, определяющий способы указания того, какую часть своего сообщения говорящий предпола­гает известной слушающему, а какую — новой для него. Однако цель наших повседневных разговоров обычно не сводится к тому, чтобы просто сопоставить фактам пред­ставление на естественном языке или снабдить нашего со­беседника какой-то информацией; мы всегда имеем какие-то дополнительные цели и, следовательно, совершая акт го­ворения, одновременно совершаем какие-то акты более высокого порядка — иллокуционные акты, которыми мы хотим как-то повлиять на возможные будущие действия слушающего. В то же время мы можем хотеть, чтобы наше высказывание оказывало какое-то воздействие именно на данный акт коммуникации, т. е. чтобы производимые нами высказывания были релевантны для того контекста, в ко­тором они производятся. Этот контекст может, в частности, определяться предыдущими — но тоже целесообразными — иллокуционными актами говорящего и слушающего.

Однако, для того чтобы достичь поставленной цели, последовательности действий должны быть правильно скоор­динированы. А именно, в результате предыдущих действий должны создаваться адекватные начальные условия для последующих. В случае, если такие условия не осуществи­лись, мы должны повторить те предыдущие действия, следствием которых являются нужные условия. То же вер­но и для речевых действий. Одно из основных правил ре­чевого поведения, упомянутых выше, состоит в том, что вначале сообщается та информация, которая необходима для правильной интерпретации последующей. А именно,

т

при построении последовательности утверждений должно учитываться деление информации на старую (пресуппо-зицию) и новую (интродукт). Акт высказывания утвержде­ния не может быть успешным при отсутствии у говорящего и слушающего общей семантической базы, так как слу­шающий не будет понимать, о чем идет речь, относительно каких конкретных объектов и фактов делаются утвержде­ния, или ему просто будет не хватать какой-то нужной информации. Как для актов аргументации, так и вообще для всех иллокуционных актов верно, что заключи­тельному утверждению должны предшествовать необходи­мые для его понимания посылки, обоснования и мотивиров­ки. Факты, о которых сообщается в утверждении, будут «приняты» слушающим только в том случае, если в дальней­шем они разъясняются и уточняются, если сообщаются причины того, почему говорящий придает им такое значе­ние. Так, речевой акт обещания будет успешным (т. е. бу­дет правильно воспринят слушающим), только если другим своим речевым актом говорящий укажет, почему он считает, что у него есть определенные обязательства и что он вы­полнит — или сможет выполнить — свои предполагаемые действия. Акт предупреждения обычно сопровождается описанием причин тех событий, которые могут случиться, если не будет предпринято то действие, которое рекомен­дуется в этом предупреждении. То же самое верно для сове­тов и других речевых актов подобного типа. Просьбы также должны поддерживаться другими речевыми актами, на­пример утверждением о желаниях и стремлениях говоря­щего, сообщением о тех причинах, по которым он хочет изменить некоторое положение вещей, заявлением о не­возможности выполнения требуемого действия им самим или вопросом о возможностях или желании слушающего совершить данное действие. В этом плане можно говорить о вспомогательных и главных действиях — в зависимости от цели всего высказывания в целом. В других случаях один ре­чевой акт может быть выполнен только как последователь­ность его компонентов, причем выполнение каждого из них может представлять собой необходимое звено, как, например, при описании или аргументации.

Описанные здесь — правда, очень неформально — зако­номерности построения последовательностей речевых актов могут наряду с другими ограничениями оказывать влия­ние на структуру текста. Прежде всего, как было показано

313

ранее, в основе каждого иллокуционного акта обязательно лежит некоторое суждение. Эти суждения могут быть ком­плексными или составными, т. е. обозначать соответственно факты существования отношений между индивидуаль­ными объектами и фактами и факты существования отно­шений между фактами. Эти суждения выражаются в виде отдельных предложений. Соответственно последователь­ности речевых актов требуют для своего выражения последовательностей предложений и, следовательно, струк­тур типа I или II. Поскольку различные речевые акты не могут выполняться одновременно, для их выражения тре­буются различные предложения. Следовательно, даже если считать, что сочиненному компоненту сложносочиненного предложения соответствует отдельный речевой акт и, таким образом, произнесение сложносочиненного предложения есть совершение некоторой совокупности речевых актов, эту совокупность все-таки скорее следует представлять себе как один — составной или комплексный — речевой акт, внутри которого одни компоненты создают условия для успешного выполнения других, причем в большинстве слу­чаев при передаче информации, необходимой для созда­ния этих условий, используются утверждения.

Факторы А, В, С и D находятся в постоянном взаимо­действии. Предположим, что мы хотим сообщить о фактах и взаимоотношениях между ними, т. е. о последователь­ности <*р, *</>; в этом случае текст нашего сообщения должен иметь вид </?, ^>. Но в то же время мы, возможно, хотим указать, что факт *q наблюдался нами первым, а факт *р — вторым (или что информация о его существова­нии была выведена нами из наблюдения факта *р); для этого нам придется употребить в тексте порядок <^, р>. Далее, мы можем сообщать об этих фактах с различными целями и, следовательно, совершать различные речевые акты, что заставит нас использовать схему типа <[[ ] . I ]>; кроме того, некоторые из этих фактов могут быть уже известны слушающему, что в свою очередь наложит оп­ределенные ограничения на порядок и иерархическую струк­туру придаточных в нашем сложном предложении. И наобо­рот, порядок придаточных, их иерархическая структура, членение сложного предложения на простые, использова­ние разнообразных поверхностных форм одного и того же глубинного типа связи, ударение и интонация, точки, за­пятые, паузы и т. д. передадут слушающему при помощи

314

соответствующих конвенциональных знаков всю необходи­мую информацию не только об этих фактах, но также и об их взаимосвязи с другими, уже известными ему фактами, об отношении к данным фактам говорящего, о целях, кото­рые тот преследует в своем общении со слушающим, и, на­конец, о том, как должны быть связаны между собой его (говорящего) иллокуционные акты. Таким образом, важную прагматическую функцию выполняет не только внутренняя структура отдельного предложения, но и структура всей последовательности связного текста в целом.

4. ФОКУС, ПЕРСПЕКТИВА И СМЕЖНЫЕ ПОНЯТИЯ

4.1. В результате рассмотрения четырех факторов, влияющих на упорядочение информации в тексте, были выявлены некоторые закономерности структуры предло­жений и последовательностей предложений. Однако на­ряду с ними важную роль при построении текста играют и • некоторые другие закономерности, которых мы по разным поводам касались выше, но подробно не рассматривали. Мы имеем в виду такие понятия, как фокус, перспектива и т. п. Выяснения также требует вопрос, как именно эти понятия связаны с рассматривавшимися выше четырьмя факторами, а также с кратко затронутыми нами парами понятий пресуппозиция/интродукт и тема/рема.

4.2. Поскольку понятие фокуса трактуется различными исследователями по-разному, необходимо выяснить, могут ли какие-либо из имеющихся пониманий быть использо­ваны в теоретических и/или эмпирических целях, и если да, то какие их определения следует считать удовлетвори­тельными.

Прежде всего следует отметить, что у этого термина есть некоторый психологический смысл, который неявно содер­жится во всех остальных его пониманиях. В этом смысле под фокусом понимается акт «фокализации» (или объект этого акта), т. е. акт выбора объекта для того, что может быть названо «специальной обработкой» вниманием. Такой акт или процесс должен определяться в терминах теории обработки информации человеком ⁸, так как имеется в виду, что в процессе обработки информации некоторому объекту отводится особое, привилегированное место. В этом от­ношении объект, находящийся в фокусе, выделяется из

815

множества других объектов, образующих его «окружение» (environment) или «периферию» (fringe). Объекты, находя­щиеся в фокусе, обрабатываются человеком сознательно, в то время как для периферийных объектов это не так. Объек­ты, находящиеся в фокусе — точнее, их информационное представление,— меньше подвержены забыванию: они хранятся в долговременной памяти и лучше закреплены там, чем те объекты, восприятие которых происходило од­новременно с ними, но которые не находились при этом в фокусе. Хотя природа действующих здесь процессов еще недостаточно изучена, мы будем считать, что акт фокали-зации включает в себя не только выбор объектов для соз­нательного восприятия, но также и приписывание этим объектам некоторых свойств и/или установление между ними некоторых отношений. На уровне интеллектуальной обработки информации это равносильно образованию неко­торого суждения. Это может быть либо простое суждение о существовании («что объект А существует»), либо какое-то более сложное суждение («что объект А имеет свойство F» или «что объект А находится в отношении G с объектом В»). Таким образом, объектом фокализации может быть как объект сам по себе, так и свойство или отношение, заданное на одном или нескольких объектах. Процесс фокализации может быть обусловлен различными причинами: он может основываться на совпадении, или сходстве объектов (пред­метов или свойств), или на их контрасте, или на каких-то иных чертах их организации. Так, я могу фокусировать внимание на пепельнице на моем письменном столе по разным причинам, например потому, что она разбита, а я не замечал этого раньше, или потому, что она полна окурков и ее нужно вытряхнуть. В первом случае я «замечаю» пепель­ницу, поскольку она обрела свойство, которое до сих пор не входило в мое представление о ней (ashtray-frame)^e;

во втором случае я замечаю ее потому, что определенное положение вещей требует, чтобы в ходе моей дальнейшей деятельности эта пепельница стала объектом некоторого действия, т. e. стала частью моих кратко- или долговре­менных планов на будущее. Говоря формально, так пони­маемая фокализация есть не что иное, как функция выбора (selection function), имеющая своими аргументами реаль­ные состояния восприятия, знания, желания, интересов и т. п., причем как эти аргументы, так и их конкретные реа­лизации принимают значения w всей области восприни-

316

маемых и воображаемых/мыслимых фактов ¹⁰. Все это пред­ставляет собой еще довольно туманную картину и должно быть прояснено в результате экспериментов, которые уже отчасти проводятся в рамках так называемой теории вни­мания.

4.3. Однако привлечение психологических оснований для лингвистического исследования понятия фокуса, по-видимому, создает больше проблем, чем решает. А имен­но, как мы подчеркивали выше, в основе акта словесной коммуникации всегда лежит некоторое суждение. Тем са­мым референты предложений или последовательностей предложений по определению находятся в психологичес­ком фокусе. Действительно, говорение — это один из спосо­бов манифестации того, что мы «думаем о» каком-то конкрет­ном предмете, свойстве, отношении. Отсюда следует, что все референты предложения (или суждения, или акта ре­ференции) находятся в фокусе, что делает это понятие с линг­вистической точки зрения бессмысленным. Таким образом, необходимо как-то сузить это понятие.

Прежде всего, мы примем, что понятие фокуса должно быть «локализовано» на уровне референции и референциальных актов. В таком случае отсылка к объектам, находя­щимся «в фокусе», будет по крайней мере происходить в соответствии с уже известными нам принципами, сформули­рованными выше. А именно, мы не будем считать, что сам факт произнесения слова, словосочетания или предложения автоматически помещает их «в фокус». Фокус, следователь­но, не является ни морфологическим, ни синтаксическим понятием.

Однако, для того чтобы он мог стать полезным семантическим и/или прагматическим понятием, нужно сначала выяснить, каким образом акт фокализации влияет на акт референции. Здесь представляется несколько возможностей. Акт фокализации, который здесь рассматривается также и как особая функция выбора, предопределяет, что референтом может быть:

(а) объект, о котором говорится в тексте/разговоре в целом, т. e. тема разговора (topic of conversation), напри­мер, «Джон», «прошлые каникулы Джона», «внешняя поли­тика США в настоящий момент» и т. д.;

(б) объект, о котором идет речь в одном отдельно взятом предложении, т. e. логический субъект или тема;

317

(в) то, что утверждается о теме разговора или о теме предложения, т. е. соответственно утверждение или рема;

(г) только те объекты (предметы, свойства или отноше­ния) из множества референтов логического предиката/ ремы, которые в каком-то смысле «важны» или особенно «релевантны» в контексте данного разговора.

Этот список, вероятно, можно продолжить, однако уже сейчас ясно, что понятие фокуса, как бы его ни понимать, тесно связано с такими понятиями, как тема и рема, логи­ческий субъект и логический предикат, пресуппозиция и утверждение. Более того, не исключено, что понятие фокуса вообще есть не что иное, как обобщение понятий тема, логический субъект,.. или, наоборот, рема, логический предикат... и т. д. В большинстве случаев, однако, понятие фокуса, по-видимому, используется все же для обозначения выражений типа логический предикат/рема ^п. Мы, однако, не возьмемся здесь судить о правильности такого использо­вания и ограничимся рассмотрением понятия фокуса исклю­чительно на уровне референции. В таком случае часть пред­ложения как таковая не сможет рассматриваться как фо­кус; им может быть только акт референции (или часть этого акта), происходящий при произнесении предложения (или, соответственно, части предложения). Но, конечно, термины «логический предикат», «рема», «утверждение» и т. п. могут употребляться для обозначения частей того высказывания, в котором осуществляется данный акт фокализации, как на пропозициональном уровне, так и на собственно языковом.

В то время как случаям (б) и (в) из приведенных выше пониманий фокуса посвящена довольно значительная лите­ратура, так что они могут быть определены более или менее формально, о случаях (а) и (г) известно гораздо меньше, и определить их не так-то легко. Тем не менее по крайней мере для некоторых текстов и диалогических ситуаций ин­туитивно более или менее ясно, что они «о чем-то». В языке совершенно обычны и допустимы вопросы типа «О чем вы го­ворите?». В более ранней работе мы пытались показать, что такие понятия, как тема текста или разговора (theme или topic), должны рассматриваться только в рамках адекват­ной теории макроструктур ^1а.

В частности, под макроструктурой текста там понима­лось то значение — или пропозициональная структура,— которое является результатом применения к линейной (se-

318

quential) смысловой структуре текста серии отображений, «свертывающих» эту смысловую структуру в макрострук­туру, которая служит кратким выражением содержания текста. При таком понимании темой может быть любая часть макросуждения, аналогично тому, как это принято для уровня предложений. Например, если суждение «Джон сломал ногу» является макросуждением, «резюмирующим» длинное описание или повествование о том, как Джон сломал ногу, темой этого текста или разговора является, опять-таки, либо «Джон», либо «сломал ногу», либо все суждение целиком. Таким образом, на более абстрактном уровне семантического описания, где мы имеем дело с разно­образными макрооперациями над суждениями (такими, как выбор, абстракция, генерализация, интеграция/комбина­ция и т. д.), без которых невозможна переработка ин­формации, мы сталкиваемся с теми же трудностями, что и на уровне предложений.

Из всех приведенных выше значений семантического понятия фокуса наименее ясным является, пожалуй, зна­чение (г). Оно включает в себя измерение значимости рефе­рентов, измерение, которое, очевидно, не может входить в компетенцию лингвистики, хотя и может быть выражено словесно. Более того, здесь мы должны по меньшей мере уметь различать так называемые семантический фокус и прагматический фокус. Под прагматическим фокусом мы понимаем акт выбора, критерием для которого является успешность и эффективность коммуникации и взаимодей­ствия. Это значит, что при произнесении предложений или частей предложений происходит выбор тех объектов (раз­говора), которые говорящий считает наиболее важными для слушающего (и в дальнейшем для его действий). Семанти­ческий фокус, напротив, должен быть определен в терми­нах, не зависящих от контекста конкретного разговора, например в терминах отношений, существующих между фактами или объектами, т. е. на чисто онтологическом уров­не семантики. При таком подходе вспомогательному акту, как он был определен выше, должна быть приписана мень­шая значимость, чем главному, поскольку он может быть опущен или заменен каким-либо другим без особого ущерба для успеха главного акта. Аналогичным образом, акт, явля­ющийся компонентом некоторого другого акта, менее «ва­жен», чем весь акт в целом, поскольку акт в целом может иметь более широкие следствия, чем его компоненты по

319

отдельности. Это показывает нам, как — с точки зрения теории актов — понятие семантической и прагматиче­ской «важности» может служить основой для лингвисти­чески осмысленного определения понятия фокуса. Понятие «важности» может иметь и более широкое применение. Мы можем приписывать суждениям разные степени важности в зависимости от того, являются они пресуппозициями по отношению к остальному тексту или разговору или нет. Этот критерий по крайней мере является формально ясным и, по-видимому, имеет серьезные эмпирические основания, связанные с тем, как текст поддается запоминанию и пере­сказу. Оказывается, что суждения-пресуппозиции запоми­наются лучше и на более долгое время. Чем большее коли­чество суждений (в тексте) вытекает из такого суждения-пресуппозиции, тем выше степень важности этого суждения.

Для нас из всего этого следует, что в одном из своих значений понятие «фокус» может носить характер отноше­ния, а именно представлять собой функцию выбора из мно­жества утверждаемой/вновь вводимой информации. Хотя в предложении речь может идти о предметах и свойствах самого различного рода, лишь некоторые из них важны для дальнейшего развития разговора или текста. Поэтому те элементы информации, которые не включаются в пресуп-позицию для дальнейшего текста, могут быть названы «вспо­могательными»; они не являются необходимыми или суще­ственными элементами текстовой последовательности. За­метим, что так определенное понятие фокуса имеет про­позициональный характер: оно относится не к объектам, но к фактам. Это, пожалуй, именно то, что желательно с теоретической точки зрения: в фокус у нас попадает не просто конкретный объект «пепельница» или свойство «раз­битости» или «наполненности», а тот факт, «что пепельница разбита» или «что пепельница полна». Это согласуется с гипотезой, которую мы приняли выше,— что и восприятие, и интерпретация, и вообще вся дальнейшая обработка ин­формации человеком имеет дело с суждениями.

Из этого далее следует, что множество «фокализован-ных» элементов текста или разговора совпадает в его по­верхностной реализации с множеством явно выраженных в этом тексте пресуппозиций. Такое уточнение понятия фо­куса неудобно в одном отношении: для определения того, что является фокусом предложения — или компонента предложения,— оказывается необходимым анализ следую-

320

щих за ним предложений (или компонентов предложений). Не ясно также, существуют ли особые грамматические ха­рактеристики, выделяющие результат этого выбора из всей вновь вводимой информации, подобно тому, как это имеет место для пресуппозиций, которые нередко выделя­ются различными морфологическими и синтаксическими средствами. Так, определенное понятие фокуса (предло­жения) есть не что иное, как обращение отношения пре­суппозиций, и потому не может считаться самостоятельным понятием.

Есть, однако, причины, по которым понятие фокуса следует связывать с такими понятиями, как «логический предикат», «рема» и «интродукт», а не с такими, как «логи­ческий субъект» или «тема». Информация, выраженная в теме предложения, является пресуппозицией и зани­мает в линейном тексте этого предложения определен­ное, «связанное» положение. Интуитивно эта информация воспринимается как уже сообщавшаяся ранее и, следова­тельно, не может находиться в фокусе. Она служит как бы базой, «условием» для той информации, которая будет сообщена в предложении далее и которая явится сердце­виной всего производимого акта утверждения (или какого-нибудь другого речевого акта). Пользуясь понятиями, введенными выше, можно сказать, что логический субъект или тема предложения относится к периферии или к окру­жению того элемента, который располагается в фокусе. Более того, тема или логический субъект могут оставаться неизменными на протяжении нескольких предложений связного текста, как это, например, бывает при описании различных свойств одного и того же объекта. Если бы фокус представлял собой референциальный аналог темы или логи­ческого субъекта, то пришлось бы принять первое из упо­мянутых выше определений (определение (а)), а именно считать, что он совпадает с «темой разговора» (текста, отрезка текста). Однако при рассмотрении конкретного примера оказывается, что обычно факт существования Джо­на или вообще какого-то мальчика представляет для нас гораздо меньший интерес, чем тот факт, «что он выиграл первый приз», «что он опоздает» или «что он болен». Сам факт использования для обозначения объектов, входящих в пресуппозицию, местоименных элементов, по-видимому, служит поверхностным выражением их «пониженной» зна­чимости в предложении.