
Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003
.pdf
456 |
Глава V. Язык и языки |
распространился так называемый уэссексский диалект, на котором и были написаны древние рукописи. В XV в. решающее влияние приобрел лондонский диалект, оттеснивший уэссексский. Сложное выдвижение то одной, то другой группы диалектов долго наблюдалось в Германии.
Соотношение диалектов и литературного языка осложняется и по другим причинам.
Дело в том, что в истории целого ряда языков бывали периоды, когда литературным языком народа являлся другой, чужой язык. Известны примеры подобного рода: латинский письменный язык был литературным языком средневековой Европы, аналогичную функцию выполнял старославянский письменный язык у восточных и южных славян, арабский письменный язык у многих народов Востока, так называемый вэньянь в Китае, Корее и Японии и т.д. Подобные литературные языки непонятны народу и бывают достоянием лишь «избранных» — писателей, ученых, государственных деятелей.
Литературные языки такого рода не имеют общекоммуникативной функции. Они приобретают своеобразный наддиалектный характер. В этих случаях взаимодействие между диалектами и литературным языком осложняется. По отношению к диалектам литературный язык оказывается посторонним образованием. Если в приведенных ранее исторических примерах один из диалектов или группа диалектов выступает как основа для литературного языка, то в странах, в которых литературный язык чужой, соотношение иное: литературный язык находится за пределами диалектов1.
Следует, однако, иметь в виду — это, к сожалению, не всегда учитывается, — что литературные языки, чужие по отношению к диалектам народного языка, в конце концов оказываются в изоляции и вытесняются по мере того, как выдвигаются свои литературные языки, базирующиеся на народной диалектной основе. Правда, чужие литературные языки могут господствовать в сфере науки и литературы на протяжении целых столетий, но существенно то, что рано или поздно народные языки всем ходом своего исторического развития восстают против них и постепенно вытесняют или оттесняют эти языки.
Так было, например, с латынью как литературным языком средневековой Европы, на котором писались все научные сочи-
1 См.: Болдырев А.Н. Некоторые вопросы становления и развития письменных языков в условиях феодального общества // ВЯ. 1956. № 4. С. 31.

3. Литературные и национальные языки. Диалекты |
457 |
нения, составлялись юридические акты и государственные законы. Борьба народных языков с латынью проходила в острой форме и знала немало драматических эпизодов1. Эта борьба усиливалась по мере приближения к новому времени. С защитой народных языков и их прав на господство не только в повседневном быту, но и в науке и литературе выступали в разное время и в разных странах такие писатели, как Данте (1265– 1321), Лютер (1483–1546), Ронсар (1524–1585), Монтень (1533– 1592) и многие другие.
Интересна в этом отношении борьба чешского народа за независимость своей национальной культуры и против ее «онемечивания» в конце XVIII и в начале XIX в. Эта борьба проходила под девизом восстановления прав чешского литературного языка. Немецкий язык и латынь оказывали настолько сильное «давление» на чешский язык в сфере науки и государственного законодательства, что даже такой выдающийся деятель Чехии, как И. Добровский (1753–1829), писал свои сочинения по истории и филологии не на чешском языке, а на латинском и на немецком.
Как неоднократно отмечали историки чешского языка, все это не прошло для языка бесследно: ощущается различие между письменным и разговорным языковыми стилями в пределах единого чешского языка2.
Для понимания соотношения литературных языков и диалектов важно учитывать неравномерность развития языков.
В VI в. до нашей эры персидский язык имел еще очень архаический вид, а в I в. нашей эры он приобрел вид, уже близкий к современному. С тех пор прошло много веков, а персидский язык изменился сравнительно мало (разумеется, кроме лексики). Глубокие изменения, определившие превращение древнеармянского языка в новоармянский язык, проходили с V по X в. нашей эры. После этого развитие армянского языка протекало медленно. Можно привести немало примеров подобного рода. В каждом отдельном случае имеются свои причины, определяющие большую или меньшую изменчивость языка. То же следует сказать и о диалектах: в определенный период жизни
1 См.: Ольшки Л. История научной литературы на новых языках / Рус. пер. М.; Л., 1934 (в частности вторая и третья главы второго тома — «Латынь как научный язык в эпоху Возрождения» и «Борьба против латыни»).
2 См.: Широкова А.Г. К вопросу о различии между чешским литературным языком и народно-разговорной речью // Славянская филология. Вып. 2. М., 1955. С. 3–37.

458 |
Глава V. Язык и языки |
языка процесс формирования диалектов может совершаться очень интенсивно, тогда как в другие периоды движение внутри диалектов едва заметно.
Вэпоху феодализма, с его замкнутым и разобщенным натуральным хозяйством, препятствий на пути развития единого языка было еще немало. Феодализм благоприятствовал развитию устойчивых местных диалектов. Лишь постепенно создаются условия для преодоления известной замкнутости диалектов. Но диалекты все же продолжают сохранять свои особенности.
Степень большей или меньшей устойчивости диалектов в разных странах объясняется конкретно-историческими условиями. В Италии, например, вследствие позднего национального объединения страны, лишь во второй половине XIX столетия, диалекты и в наши дни успешно конкурируют с литературным языком не только в деревне, но и в городе. Больше того, в Италии до сих пор издаются книги не только на литературном языке, но и на диалектах. Некоторые итальянские прозаики, драматурги и поэты пишут и на литературном языке, и на своем родном диалекте. На сицилийском диалекте сочинял некоторые свои пьесы виднейший драматург Л. Пиранделло (1867–1936). Неаполитанский диалект
широко использован писателем и режиссером Эдуардо де Филиппо1.
Вистории русского языка выделяют большую группу севернорусских диалектов в отличие от большой группы южнорусских диалектов. Сколько-нибудь резких отличий друг от друга эти группы не имеют. Различия между ними сводятся лишь к некоторым частным, но характерным и устойчивым явлениям, которые относятся больше всего к фонетике, затем к лексике и лишь
вочень небольшой степени к грамматике.
Говорящие на севернорусских диалектах легко понимают южан, как и последние — представителей севера. И все же изучение отличий между северными и южными диалектами представляет большой лингвистический и исторический интерес.
Отметим здесь лишь некоторые особенности севернорусской группы диалектов в отличие от особенностей южных диалектов.
Для севернорусских диалектов характерно так называемое оканье, т.е. отчетливое сохранение в произношении неударяемых гласных звуков о и а (например, трава произносится как травá, а вода
1 См.: Касаткин А.А. Язык и диалект в современной Италии // Вопросы романского языкознания. Кишинев, 1963. С. 126–134.

3. Литературные и национальные языки. Диалекты |
459 |
как водá, а не как вадá)1. В этих же диалектах имеется взрывной звук г, которому на юге соответствует так называемый фрикативный γ (город, гора, а не γород, γара). «Он [Григорий] выехал со взводом в разведку, подъехал по теклине буерачка к развилку и тут вдруг услышал окающую русскую речь на жесткое “г”, сыпкий шорох шагов» (Шолохов М. Тихий Дон, кн. 3, ч. 6, гл. IX).
Своеобразной северной диалектной особенностью являются и так называемые цоканье и чоканье, т.е. неразличение ц и ч. Может быть не только ц’ай, ц’истый, но и овч’а, курич’а. Цоканье в русском языке возникло очень давно, оно уже отмечено в новгородских памятниках XI в.
У Сумарокова в комедии «Опекун» в конце пьесы появляется старая крестьянка, говорящая на цокающем севернорусском диалекте: «Ах, цесный господин, как ты поседел! А был как наливное яблоцко!» Так писательница В. Панова сообщает об одной своей героине: «Она была пермячка, до тридцати лет жила в деревне и вместо ч говорила ц: сейцас» («Кружилиха», гл. 3). У М. Шолохова читаем об особой разновидности цоканья: «Григорий сидел возле стола, щелкая тыквенные семечки. Рядом с ним — рослый сибиряк, пулеметчик. Он морщил ребячески-округлое лицо, говорил мягко, сглаживая шипящие, вместо “ц” произносил “с”: селый полк, месяс выходил у него» («Тихий Дон», кн. 3, ч. 6, гл. XVII).
В области грамматического строя севернорусских диалектов отметим такие факты, как употребление дательного падежа множественного числа в функции творительного (с голубым глазам, т.е. «с голубыми глазами», пойти в лес за грибам, т.е. «за грибами»), или такие, как так называемый постпозитивный артикль: обычно за именем существительным следует особая частица в функции своеобразного артикля («крик-от какой!», «дело-то это замечательное!)». Не перечисляя здесь других особенностей севернорусских диалектов в отличие от диалектов южнорусских, в отличие от общенационального языка2, обратим внимание на то, как в истории языка протекает процесс некоторого сглаживания диалектных расхождений.
Процесс слияния местных диалектов с общенациональным языком обычно оказывается процессом длительным, сложным
ипротиворечивым.
1 В противоположность оканью в южнорусских диалектах отмечается аканье: вадá, дамá. Аканье — это неразличение гласных звуков о и а в первом предударном слоге после твердых согласных и произношение на их месте од-
ного звука а.
2 См.: Иванов В.В. Русские народные говоры. М., 1956.

460 |
Глава V. Язык и языки |
Из множества возможных иллюстраций, подтверждающих историческую сложность этого процесса, приведем лишь такой пример.
В связи с влиянием литературного языка на местные диалекты явление цоканья в севернорусских диалектах стало как будто бы суживать сферу своего распространения. Местные грамотные люди замечали, что в ряде случаев нужно произносить не ц, а ч. Но, исправляя одни слова, они стали бессознательно для себе переносить эти исправления и на другие слова, в которых ц было, однако, вполне закономерным и правильным. Так, выправляя цай и цистый на чай и чистый, местные грамотеи стали переносить звук ч и на такие слова, в которых звук ц был вовсе не диалектным явлением. Так возникли улича и яйчо вместо правильных улица и яйцо. Следовательно, уничтожая диалектное произношение в одних случаях и приближая слова к литературному произношению, говорящие стали создавать новые диалектные отклонения в других случаях. Таким образом, процесс вытеснения цоканья оказался сложным. Он шел не к прямому вытеснению цоканья, а через смешение цоканья и чоканья к созданию новых отклонений от литературного языка. Эти новые отклонения, вторично преломляясь сквозь призму литературного языка, вновь выравниваются и приближаются к литературной норме. Следовательно, волна сперва как бы перехлестывает через край, прежде чем улечься в свои берега, в свое русло.
Исследователь русских диалектов Д.К. Зеленин рассказывал: однажды мать одного молодого крестьянина Вятской губернии (дело происходило в 1910 г.) в разговоре с Зелениным в присутствии сына произнесла слово корцага (т.е. корчага — «большой глиняный сосуд»). «После ее ухода сын, как бы извиняясь, заметил: “Знает, что нужно говорить с ц, только не знает, где его ставить, вот и бухнет иной раз корцага”»1. Так, особенности местных диалектов оказываются настолько устойчивыми, что пережиточно существуют в речи северян до сих пор.
Интересна и лексическая дифференциация диалектов. Сравним, например:
Севернорусские слова |
Южнорусские слова |
орáть |
пахáть |
петýх |
кóчет |
волк |
бирюáк |
1 Зеленин Д.К. Великорусские говоры. СПб., 1913. С. 386.

3. Литературные и национальные языки. Диалекты |
461 |
|
криáнка |
махóтка |
|
тропиáнка |
стёжка |
|
вóлосы |
вискиá |
|
баскóй |
красиáвый |
|
В процессе исторического развития словарь русского литературного языка пополнялся за счет лексических ресурсов диалектов. «Такие привычные литературные слова, как земляника, клубника, паук, цапля, пахарь, вспашка, верховье, задор, такие, как улыбаться, хилый, напускной, назойливый, огорошить, чепуха, очень, прикорнуть, попрошайка, очуметь, гуртом, кулак, батрак, мироед, наобум, неуклюжий, мямлить и т.д., по своему происхождению являются областными... выражениями»1.
Хрестоматийные, литературные примеры подкрепим еще одним живым наблюдением из журналистской работы В. Пескова (1978 г.). В путешествиях по вятской земле произошла встреча с охотником. В речи, неторопливой и обстоятельной, множество местных вятских словечек... с полуслова, впрочем, понимаемых за столом. На языке этом заяц не бежит, а летит, а утки весною, над Вяткой не летят, а идут... Когда зашел разговор о лосях, старик примолкнул, послушал охотников помоложе. А потом и сказал такое суждение: «Лось — она хламина нотная, она, мотри, паря, тово»... В приблизительном переводе с вятского это вот что: «Лось, скажу тебе, зверь не простой, от него смотри, парень, можно ждать всякого...»
Многие слова, бытующие сейчас в национальном русском языке, могут быть осмыслены только на фоне взаимодействия национального языка и местных диалектов.
Так, например, прилагательное безалаберный становится понятным при привлечении областного тверского существительного алáбор, что значит «порядок», «устройство» (см. в «Словаре» Даля не только алабор, но и алаборить — «ворочать делами», «приводить в порядок»). Если диалектное алабор значит «порядок», то понятно, почему слово безалаберный, существующее в литературном языке, означает «бестолковый», «беспорядочный». Следовательно, без привлечения диалектного слова алабор у нас
1 Виноградов В.В. Великий русский язык. М., 1945. С. 78; см. также: Его же. Из истории лексических взаимоотношений между русскими диалектами и литературным языком; Его же. Бюллетени диалектологического сектора Института русского языка (начиная с первого выпуска 1947 г.); Гринкова Н.П. Об областных словах в современном русском литературном языке // Уч. зап. Ленинградского пединститута им. Герцена. 1956. Т. 122. С. 139–183.

462 Глава V. Язык и языки
будет недоставать важного звена для осмысления литературного слова безалаберный.
Отличия местных диалектов от литературного языка в области лексики иногда бывают и более заметными. В рассказе «Друзья детства» Мамин-Сибиряк сообщает:
«Взять Авдея Семеновича — совсем он отстал от своего-то родного и даже разговорного нашего сибирского не понимает.
—Ну, это уж ты напрасно! — обиделся Авдей Семенович.
—А вот и не понимаешь! — спорил Окатов. — Вот переведика на свой питерский язык:
—Лонись мы с братаном сундулей тенигусом хлыном хлыняли...
Ха-ха!
—Да, пожалуй, и не понимаю! — согласился Авдей Семенович. — Мудрено что-то...
—А дело очень простое: недавно мы с двоюродным братом вдвоем ехали на лошади в гору...
Сибирский язык произвел впечатление, и все громко смеялись...»1.
Сравнивая подобные диалектные явления с литературными, мы убеждаемся, что местные диалекты иногда существенно отличаются от литературного языка. Вместе с тем, переплавляясь
вединый язык в процессе развития общенациональной языковой нормы, часть диалектных явлений (особенно в области лексики) входит в национальный язык, а другая часть постепенно вытесняется. Однако в целом фонетические, словарные и грамматические особенности местных диалектов оказываются все же устойчивыми.
Можно привести разнообразные примеры, подтверждающие, насколько устойчивыми оказываются диалектные явления и в области фонетики.
Наполеон, корсиканец по происхождению, оказавшись в
Париже, долго не мог отвыкнуть от своего корсиканского выговора2.
Молодой Шиллер очень страдал от своего швабского произношения. Исследователи предполагают, что это произношение
1 Ряд наблюдений над сибирским диалектом сделал в бытность свою в Сибири А.П. Чехов. В частности, он отметил, что бежать и ходить употребляются в Сибири не так, как в литературном языке. «Здесь, — писал он, — клопы и тараканы не ползают, а ходят. Путешественники не едут, а бегут. Спрашивают: куда, ваше благородие, бежишь? — Это значит “куда едешь”? Глагол реветь значит “звать”. “Эй, ребята, заревите старосту”» (Чехов А.П. Из Сибири, гл. 2).
2 См.: Тарле Е.В. Наполеон. М., 1957. С. 13.

3. Литературные и национальные языки. Диалекты |
463 |
способствовало провалу его трагедии «Заговор Фиеско», которую впервые прочитал сам автор в кружке образованных аристократов, руководителей «национального театра» в Мангейме1. Ф.И. Шаляпин вспоминал впоследствии, как в начале творческого пути его окающее произношение чуть не погубило всю его карьеру2.
Область языкознания, специально изучающая диалекты, называется диалектологией. Для чего же нужно изучать диалекты? Ответ на этот вопрос отчасти следует из всего только что рассказанного.
Изучать диалекты необходимо: 1) для понимания процесса исторического развития языка: в диалектах часто сохраняются архаизмы, необходимые для воссоздания широкого языкового движения; 2) для понимания путей формирования литературного языка на основе того или иного диалекта или целой группы диалектов; 3) для установления взаимоотношений между историей языка и историей народа, так как диалектные факты часто дают возможность проследить, как передвигались племена и народы в период глубокой древности (выдвижение или оттеснение определенного диалекта связано с соответствующими процессами в экономической и политической истории рода, племени, народности, нации); 4) для понимания многообразия слова, звуков и форм современного языка, для практического учета особенностей местной речи и т.д.
Исследование диалектов не сводится, однако, к механической регистрации тех или иных «отклонений». Диалектология — сложная и интересная наука. Она требует от специалиста разнообразных знаний, точной методики, умения строить выводы на основе, казалось бы, разрозненных, а подчас и противоречивых фактов.
Трудности изучения диалектов заключаются прежде всего в том, что границы отдельных диалектных явлений обычно не совпадают друг с другом, а сами явления имеют не всегда один и тот же характер на всей территории распространения диалекта.
Так, перечисленные особенности севернорусских диалектов не целиком совпадают с границами самих этих диалектов. Употребление, например, постпозитивной частицы то, та наблюдается не только на севере, но кое-где и на юге. Неразличение ц и ч в
1 Funke E. Schiller als Sprecher // Publications of the Modern Language Association of America. 1948. 63. 1. S. 184.
2 См.: Шаляпин Ф.И. Страницы моей жизни. М., 1926. С. 103.

464 |
Глава V. Язык и языки |
цокающих диалектах осложняется отдельными случаями их различения в говорах, тоже относящихся к севернорусским, и т.д.
Эти и подобные им осложнения иногда приводили к тому, что некоторые лингвисты даже стали отрицать реальность существования диалектов, уподобляя диалектную карту всякого языка пестрому ковру, прихотливый узор которого будто бы не дает возможности разобраться, где начинается один рисунок (диалект) и где кончается другой (иной диалект). Диалекты, согласно этой концепции, являются фикцией1.
Такая точка зрения несостоятельна; трудности разграничения объекта изучения отнюдь не означают, что сам объект не существует. Диалекты — продукт исторического развития языка в конкретных условиях страны, народа и всей его культуры.
Диалектолог должен не только констатировать и описывать те или иные особенности диалектов, но, по возможности, и объяснять их. Эти задачи диалектологии, как и лингвистики вообще, сложны.
Возвращаясь, например, к явлению цоканья, можно вслед за Р.И. Аванесовым предположить2, что отсутствие противопоставления фонем ц и ч в русском языке (цех — чех — почти единичный пример) способствовало их взаимной заменяемости в некоторых русских говорах. Фонологически не осмысленное, противопоставление делается слабым и легко подвергается всевозможного рода ударам и ограничениям, легко поддается иноземному воздействию.
Французские диалектологи в свое время установили точную границу распространения южнофранцузского диалектного слова moure — «доить». Было показано, что граница распространения этого слова проходит через ту территорию, за пределами которой moure по законам фонетики центральных диалектов должно было дать форму moudre и тем самым совпасть с другим глаголом: moudre — «молоть». Но такие омонимы, оба имеющие «хозяйственное значение», мешали бы друг другу. Поэтому moure останавливается у границы, за пределами которой это слово должно было получить форму moudre. А по ту сторону границы глагол доить стал передаваться совсем другим словом — traire3.
1 См., в частности: Paris G. Mélanges linguistiques. Vol. II. Paris, 1907. P. 432– 448; Schuchardt H. Brevier. Halle, 1928. S. 166–188.
2 См. статью Р.И. Аванесова (Материалы и исследования по русской диалектологии. Т. I. М., 1949. С. 226–230).
3Dauzat A. La géographie linguistique. 2 éd. Paris, 1943. Аналогичные явления
ванглийском: Williams E. The Conflict of Homonyms in English. L., 1944.

4. Литературные языки и жаргоны |
465 |
Как ни устойчивы сами по себе диалекты, все же распространение грамотности и книги не может не влиять на них. В условиях современной деревни молодежь, приобщаясь к литературному языку, постепенно отходит от родного диалекта. Обычно процесс этот протекает медленно. Часто создаются своеобразные «промежуточные формы»: диалектная фонетика сочетается с лексикой литературного языка (радио, кино, клуб, лектор, бригада и т.д.)1.
4. Литературные языки и жаргоны
Следует строго различать диалекты и жаргоны. Их происхождение, природа и функция совершенно несходны. Современные диалекты — понятие прежде всего территориально-лин- гвистическое, жаргоны — понятие социально-лингвистическое. Жаргоны (или арго) — это своеобразные «языки», не связанные с какой-либо территорией, но возникающие в среде различных социальных прослоек, находящихся в сходных профессиональных и бытовых условиях.
Известны самые разнообразные жаргоны: странствующих актеров, базарных торговцев, нищих, воров и т.д. С позиции литературного языка жаргоны всегда кажутся отрицательным и грубым явлением. Между тем в действительности природа жаргонов иногда бывает более сложной. В условиях классового общества они часто ассоциируются с «языком бедноты»,
1 Из литературы о диалектах и диалектологии, литературных и национальных языках см.: Вопросы теории лингвистической географии. М., 1962. С. 7–27; Жирмунский В.М. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936. С. 5– 71; Его же. Проблемы социальной диалектологии // Изв. АН СССР. Отделение литературы и языка. 1964. № 2. С. 99–112; История русской диалектологии. М., 1961. С. 30–97 (основные направления развития диалектологических исследований в нашей стране); Макаев Э.А. Проблемы индоевропейской ареальной лингвистики. М.; Л., 1964. С. 3–25; Вопросы формирования и развития национальных языков. М., 1960 (на материале языков: английского, испанского, итальянского, немецкого, нидерландского, арабского, узбекского, японского, армянского и других); Дешириев Ю.Д. Развитие младописьменных языков народов СССР. М., 1958. С. 228–260; Гухман М.М. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. Ч. 1. М., 1955; Ч. 2, 1959; Касаткин А.А. История языка и история права // Изв. АН СССР. Отделение литературы и языка. 1964. № 2. С. 118–128; Будагов Р.А. Проблемы изучения романских литературных языков. М., 1961. С. 1–37; Bottiglioni G. Linguistic Geography: Achievements, Methods and Orientations // Word. 1954. N 2–3. P. 375–387; Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. М., 1964.