Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

его. Пушкин так формулирует это дополнительное правило: «Стих: Два века ссорить не хочу критику показался неправильным. Что гласит грамматика? Что действительный глагол, управляемый отрицательною частицею, требует уже не винительного, а родительного падежа. Например: я не пишу стихов. Но в моем стихе глагол ссорить управляем не частицею не, а глаголом хочу. Ergo правило сюда нейдет. Возьмем, например, следующее предложение: Я не могу вам позволить начать писать...

стихи, а уж конечно не стихов. Неужто электрическая сила отрицательной частицы должна пройти сквозь всю эту цепь глаголов и отозваться в существительном? Не думаю»1.

Разумеется, необходимо строго различать исторический план проблемы развития синтаксической перспективы, когда человек в процессе развития своего мышления постепенно вырабатывал сложную структуру предложения, от случаев тех «бесперспективных» предложений, которые возникают порой в современном языке вследствие грамматической и стилистической неопытности тех или иных авторов2.

11.Прямая, косвенная

инесобственно-прямая речь

Для понимания строя предложения очень важны различия, существующие между прямой, косвенной и так называемой не- собственно-прямой речью.

Он сказал: Я не могу играть. В этом случае воспроизводят буквальные слова говорящего и создают прямую речь. Но в предложении Он сказал, что не может играть уже не воспроизводят

1 Пушкин А. Соч. Т. VII. М.; Л., 1949. С. 173.

2 О предложении и словосочетании см.: Ярцева В.Н. Предложение и словосочетание // Вопросы грамматического строя. М., 1955. С. 436–451; Ахманова О.С. Словосочетание // Там же. С. 452–460; Прокопович Н.Н. К вопросу о простых и сложных словосочетаниях // ВЯ. 1959. № 5. С. 21–31; Адмони В.Г. Развитие синтаксической теории на Западе в XX веке и структурализм // ВЯ. 1956. № 6. С. 48–64; Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса (от Ломоносова до Потебни и Фортунатова). М., 1958 (главы 22, 23 и 24); Попова И.А. Неполные предложения в современном русском языке // Тр. Института языкознания АН СССР. 1953. Т. II. С. 3–136; Мигирин В.Н. Разные виды трансформации придаточного и главного предложения // Изв. Крымского пединститута. 1954. Т. XIX. С. 17–32; Илия Л.И. Синтаксис современного французского языка. М., 1962. С. 7–23; Насилов В.М. Древнеуйгурский язык. М., 1963. С. 94–118; Ries J. Was ist ein Satz? Praga, 1931. S. 5–30; Drãganu N. Istoria sintaxei. Bucureºti, 1945 (в книге дан обзор истории европейских синтаксических учений); Mikus F. Quelle est en fin de compte la structure-type du langage // Lingua. 1953. N 4. S. 430–470.

буквальных слов 3-го лица, а лишь пересказывают его мысль и создают то, что обычно называется косвенной речью. Прямая речь существенно отличается от косвенной. Если, рассматривая картину какого-нибудь замечательного художника, воскликнуть:

Какая работа! Какое мастерство!, то перевод этих предложений в косвенную речь не может быть сведен к простой формальной транспозиции с союзом что: Он сказал, что это работа и мастерство. В этом случае прямая речь заключала в себе необычайно важную интонацию, которая совершенно пропадает при подобном механическом переложении. Прямая речь имеет свои особенности, свои средства выражения, свои закономерности. То же следует сказать и о косвенной речи.

Следовательно, обращение к прямой или косвенной речи связано с тем, чтó и кáк хочет передать человек, с тем, как он выражает свое отношение к тому или иному явлению, факту, событию. Конечно, своеобразие каждого вида речи вовсе не означает, что между ними не существует связи, но связь эта не сводится к механической «транспозиции» и обусловлена, как сейчас увидим, общим замыслом говорящего.

В«Детстве» М. Горький рассказывает: «Законоучитель, красивый и молодой, пышноволосый поп, не взлюбил меня за то, что у меня не было “Священной истории ветхого и нового завета”, и за то, что я передразнивал его манеру говорить. Являясь в класс, он первым делом спрашивал меня:

— Пешков, книгу принес или нет? Да. Книгу? Я отвечал:

— Нет. Не принес. Да.

— Что — да?

— Нет.

— Ну, и — ступай домой! Да. Домой. Ибо тебя учить я не намерен. Да. Не намерен» (гл. XII).

Здесь во второй части формально — диалог и, следовательно, прямая речь. Но спрашивающий не понимает и не слушает ответов, поэтому диалог фактически превращается в монолог спрашивающего плюс монолог отвечающего. Законоучитель настолько далек от своего ученика, настолько не способен понять мир его дум и переживаний, что даже тогда, когда он разговаривает

смальчиком, он слышит не мальчика, а себя. Диалог фактически распадается, причем этот распад оказывается обусловленным всей ситуацией, всем контекстом.

Влитературном произведении переход от прямой речи к косвенной и от косвенной к прямой очень часто дается автором

так, что прямая и косвенная речь переплетаются в органическое целое, образуя то, что обычно называют несобственно-пря- мой речью. Эта несобственно-прямая речь возникает тогда, когда по тому или иному вопросу автору нужно дать сразу множество точек зрения, когда он сам и выражает свои суждения, и передает одновременно суждения своих персонажей; поэтому обычная транспозиция прямой речи в косвенную при помощи что оказывается в этих случаях неуместной, а подчас и невозможной.

Вот, например, как изображает Н.Г. Чернышевский первую встречу Лопухова с Верой Павловной («Что делать?», гл. 2, 1): «На диване сидели лица знакомые: отец, мать ученика, подле матери, на стуле, ученик, а несколько поодаль лицо незнакомое — высокая стройная девушка, довольно смуглая, с черными волосами — “густые хорошие волосы” (автор как бы вставляет сюда мысли Лопухова. — Р.Б.) — с черными глазами — “глаза хорошие, даже очень хорошие” (опять автор переносит читателя к мыслям Лопухова. — Р.Б.) — с южным типом лица, — как будто из Малороссии; пожалуй, скорее даже кавказский тип; ничего, очень красивое лицо, только очень холодное, это уж не по-южному; здоровье хорошее: нас, медиков, поубавилось бы, если бы такой был народ! Да, румянец здоровый... Когда войдет в свет, будет производить эффект. А впрочем, не интересуюсь» (теперь уже не отдельные замечания Лопухова, а как бы рассказ с его позиций обо всем последующем). Таким образом, автор сперва сам начинает описывать встречу Лопухова с Верой Павловной, но ему сейчас же нужно подчеркнуть, какое впечатление эта встреча оказала на Лопухова, поэтому он одновременно вставляет в косвенную речь прямую, идущую как бы от самого Лопухова («густые хорошие волосы»). В дальнейшем, по мере развертывания всей ситуации, все более расширяются и углубляются раздумья и Лопухова, так что автор заканчивает свое предложение, уже целиком переходя на позиции Лопухова («как будто из Малороссии» и до конца фразы). Органический переход от косвенной речи к прямой и обратно оказывается здесь вовсе не простым экспериментом, а вызван всем замыслом автора, его стремлением не только изобразить происходящее, но и показать восприятие этих событий в сознании одного из героев романа.

Но если в этом отрывке сравнительно легко проследить, где оканчивается косвенная речь и где начинается прямая, то в ряде случаев автор создает своеобразный «сплав» из прямой и кос-

венной речи. Это бывает в тех случаях, когда размышления героев повествования как бы вклиниваются в изложение автора, когда автор и переходит на точку зрения своего персонажа и одновременно ее комментирует.

Так, В. Панова в конце своей повести «Спутники» (гл. 13) рассказывает о том, как Данилов впервые вернулся домой после многих лет странствований: «Данилов прошел в соседнюю комнату. И здесь все было на месте, но нет того блеска, той чистоты и нарядности, к которым он привык. Кровать вместо белого покрывала застелена грубым серым одеялом. На столе, около швейной машины, недоштопанный детский чулок, напяленный на деревянную ложку. В углу стоял трехколесный детский велосипед; одна педаль у велосипеда была обломана. Нет смысла починять этот велосипед. Сын вырос, ему теперь нужен двухколесный. Данилов вышел на крыльцо, сел на ступеньку и закурил». В начале отрывка повествование ведется как будто бы от 3-го лица (косвенная речь). Но затем, перечисляя то, что увидел Данилов дома, писательница не только сообщает об этом читателю, но одновременно изображает, как все это замечал и обозревал сам Данилов и какие мысли рождались у него при этом. Вот он увидел кровать с «грубым серым одеялом» вместо белого покрывала, затем детский велосипед... Данилов начинает думать о сыне. Так рождается прямая речь («Нет смысла починять этот велосипед. Сын вырос, ему теперь нужен двухколесный»), переходящая затем вновь в косвенную, так как писательница не только знакомит читателя с размышлениями своего героя, но и непрерывно развивает действие дальше («Данилов вышел на крыльцо...»).

Таким образом, переплетение прямой и косвенной речи в языке вообще, а в литературном в особенности, обусловлено своеобразием замысла, который возникает у говорящего или пишущего.

У писателей, в частности, это переплетение обычно вызывается стремлением активно вмешаться в ход изображаемых событий, оценить их, взвесить, определить свое отношение к ним. Многое зависит здесь от того, насколько точка зрения писателя близка или противоположна точке зрения персонажа. В зависимости от этого и переплетение прямой и косвенной речи может преследовать разные цели: в одном случае оно подчеркивает близость автора к герою, в другом, напротив того, введение авторских интонаций в реплики персонажа дает возможность писателю лишний раз показать несовпадение точек зрения и т.п.

Несобственно-прямая речь, как прямая и косвенная речь, — явление не только стилистическое. Оно обусловлено разнообразными условиями коммуникации и выступает поэтому как одно из свойств общенародного языка. Изучение несобствен- но-прямой речи представляет большой интерес для понимания типов коммуникации между людьми, для взаимоотношений между монологом и диалогом, между говорящими и слушающими.

В самой несобственно-прямой речи следует различать два плана — общеязыковой и стилистический. С одной стороны, возможность существования несобственно-прямой речи обусловлена особенностями общенародного языка, различными формами взаимодействия прямой и косвенной речи, многообразием синтаксических средств языка, с другой — несобственно-пря- мая речь таит в себе большую стилистическую выразительность

ипоэтому широко используется в языке художественной литературы самых различных народов.

Нельзя считать, что несобственно-прямая речь — это явление только языковое или только стилистическое, как это часто утверждают. В несобственно-прямой речи есть и то и другое. Все зависит от того, будем ли мы рассматривать особенности построения и функционирования несобственно-прямой речи в общенародном языке (синтаксический план исследования) или изучать, как используется несобственно-прямая речь в целях образной характеристики, или с другим эстетическим намерением писателем или даже целым литературным направлением (стилистический план исследования).

Когда Осип, слуга гоголевского Хлестакова, говорит своему хозяину «Трактирщик сказал, что не дам вам есть» («Ревизор», акт 2, сцена I), то в его реплике элементы косвенной речи (что) переплетаются с элементами прямой речи (дам — от лица трактирщика, а не от 3-го лица, требуемого косвенной речью). Осип

ине замечает, что он смешивает прямую и косвенную речь. Его невежество не дает ему возможности «вытянуть» цепочку слов, определяемых построением с что. Он лишь начинает конструкцию косвенной речи, а затем как бы вставляет в нее слова, непосредственно услышанные им из уст трактирщика: Не дам и баста! Заподозрить Осипа в эстетических намерениях невозможно. Просто условия общения неграмотного с грамотным создают подобное смешение.

Но вот совсем иной случай у Гончарова, когда он передает раздумье Райского: «Он ждал, не пройдет ли Марина по двору,

но и Марины не видать» (вместо ожидаемого «но и Марины не видно») (Гончаров. Обрыв, ч. III, гл. 9). Но и Марины не видать — это как бы мысль самого Райского, которая вклинивается во фразу автора, создавшего образ Райского. Здесь то же смешение, что и у Осипа. Но как непохожи эти два типа смешения! Они вызываются, казалось бы, сходными устремлениями — как можно скорее передать слова и мысли самого говорящего. Но у Осипа фраза получается неграмотная (это и нужно Гоголю для речевой характеристики слуги Хлестакова), тогда как у Гонча- рова-Райского фраза строится по законам тонкого стилистического артистизма (интонации живой речи вклиниваются в косвенную речь, слегка деформируя ее, но не нарушая законов грамматического целого).

Функции несобственно-прямой речи весьма многообразны1.

12.Предложение и суждение

Вучении о предложении трудным является вопрос о соотношении предложения и суждения. Вместе с тем вопрос этот представляется очень важным, так как при всем своем своеобразии грамматические категории соотносительны с категориями логики, а предложение, будучи главным средством формирования, выражения и сообщения мысли, постоянно взаимодействует с суждением. Можно сказать, что проблема предложения и суждения так же существенна для грамматики, как проблема значения слова в его взаимодействии с понятием — для лексикологии.

Суждение — это форма мысли, в которой что-либо утверждается или отрицается относительно предметов и их признаков.

1 О прямой, косвенной и несобственно-прямой речи см.: Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Л., 1930 (последняя глава посвящена несоб- ственно-прямой речи с обзором предшествующей литературы); Кодухов В.И. Прямая и косвенная речь в современном русском языке. Л., 1957; Lips M. Le style indirect libre. Paris, 1926 (все еще остается одной из основных работ о несобственно-прямой речи); Neubert A. Die Stilformen der Erlebten Rede im neueren englischen Roman. Halle (Saale), 1957; Herczeg G. Lo stile indiretto libero in italiano. Firenze, 1963 (глава 1 — в общенародном языке, главы 2 и 3 — в языке художественной литературы); Svennung J. Anredeformen. Vergleichende Forschungen. Uppsala, 1958 (формулы обращения одного лица к другим в различных языках мира). Тонкий анализ разнообразных стилистических осмыслений несобствен- но-прямой речи в языке романов Достоевского можно найти в кн.: Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. 2-е изд. М., 1963. О полемике с Бахтиным см.: Чичерин А.В. Идеи и стиль. М., 1988. С. 175–227.

Суждение — категория логическая, предложение — грамматическая. Вместе с тем суждение обычно выражается с помощью предложения, а разнообразные типы предложения (хотя и не все) передают те или иные суждения. Так возникает проблема: чтó сближает предложение и суждение и чтó составляет специфику одного в отличие от другого.

Предложение сближается с суждением, так как обычно не существует «пустых» предложений, как обычно не существует и «пустых» слов (основание, определяющее сближание слов и понятий). Предложение является важнейшим средством выражения мысли, как и суждения. Не только в утвердительных и отрицательных предложениях, но и в предложениях вопросительных передается определенная мысль, определенное отношение говорящего к явлениям окружающего мира или психической деятельности человека. Нельзя не отметить, что типы предложений, практически встречающиеся в разных языках, значительно многообразнее тех основных групп, которые устанавливаются в описательных грамматиках.

В предложении Если вы сегодня уедете, то когда же возвратитесь? в первой части нельзя не обнаружить условно-утверди- тельной интонации, тогда как во второй интонация вопросительная. Следовательно, предложение может одновременно передавать (разными своими частями) и вопрос и утверждение. Суждение заключается не только в утвердительных (Земля вращается вокруг Солнца) или отрицательных (Он этого не говорил) предложениях, но в известной мере и в предложениях вопросительных.

К этой группе относятся, например, предложения, заключающие в себе так называемый риторический вопрос (риторические вопросительные предложения), на который говорящий обычно и не ждет ответа. «Сестра, дорогая моя, — говорил я, — как исправиться, если я убежден, что поступаю по совести? Пойми» (Чехов. Моя жизнь). Выделенное предложение, несмотря на вопросительную форму, передает убеждение говорящего в его правоте. Но бывает и так, что предложение само по себе, непосредственно не выражает суждения, хотя и предполагает своеобразный контекст, заключающий в себе суждение. Таковы, например, восклицательные предложения типа Откройте окно! (суждение Окно закрыто) или вопросительные предложения типа Хорошо ли он поступил? (суждения Он хорошо поступил или Он не хорошо поступил).

Таким образом, самые разнообразные по строю предложения либо прямо передают суждения, либо опосредованно, обусловливая взаимодействие предложений и суждений1.

Итак, предложения и суждения выражают разнообразные мысли в самом широком смысле. Этим прежде всего определяется связь между ними. Далее, однако, начинаются расхождения.

Логический строй суждения интернационален. В основных своих чертах он является общим для самых разнообразных народов. Строй предложения, напротив того, в значительной степени национален, он определяется совокупностью грамматических особенностей, характерных для данного языка и отличающих его от других языков.

Разумеется, в строе предложения разных языков есть немало

иточек соприкосновения (например, различение подлежащего

исказуемого, некоторые особенности порядка слов, наличие объекта у переходных глаголов и т.д.). Однако как бы ни были существенны сами по себе эти точки соприкосновения, они не могут заслонить национальных расхождений, обусловливающих невозможность построения единой универсальной грамматики, годной для всех языков. Логика в своих основных начертаниях общечеловечна, грамматика национальна и определяется больше всего особенностями данного языка или данной группы языков. Этим прежде всего вызывается и различие между суждениями и предложениями: первые не изменяются от языка к языку, вторые изменяются, причем за пределами родственных языков обычно очень существенно. Ранее подчеркивалось, что структура предложения трансформируется в процессе развития самого языка. Далее будет показано, что структура предложения обусловливается самим грамматическим типом языка в отличие от других грамматических типов и других языков.

Водном предложении может заключаться целый комплекс суждений.

Впредложении Никто, кроме трудолюбивых, не заслуживает поощрения два суждения: трудолюбивые заслуживают поощрения

1 О соотношении грамматического и так называемого актуального членения предложения см.: Жинкин Н.И. Вопрос и вопросительное предложение // ВЯ. 1955. № 3. С. 23–34; Крушельницкая К.Г. К вопросу о смысловом членении предложения // ВЯ. 1956. № 5. С. 55–67; Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Рус. пер. М., 1955. С. 114–116; Милых М.К. Синтаксические особенности прямой речи в художественной прозе. Харьков, 1956. С. 3–22; Распопов И.П. Актуальное членение предложения. Уфа, 1961. С. 8–34; Boost K. Neue Untersuchungen zum Wesen und Struktur des deutschen Satzes. Berlin, 1955. S. 26–39.

инетрудолюбивые не заслуживают поощрения. Вместе с тем одно

ито же суждение часто передается разными предложениями:

Студенты филологического факультета занимаются очень успешно. Со студентами филологического факультета занятия проходят очень успешно. Эти два предложения с грамматической точки зрения различны: первое, в частности, начинается с подлежащего, второе — с предлога, которого совсем не оказывается в первом предложении. Суждение, выраженное в первом и во втором предложениях, одно и то же, хотя предложения различны. Следовательно, то, что существенно для предложения, может быть несущественно для суждения, как и обратно.

Суждение всегда трехчленно: оно имеет субъект, предикат и связку. Предложение, напротив того, вовсе не всегда является трехчленным: оно может быть и одночленным, и двучленным, и многочленным. Логический субъект, как и логический предикат суждения, часто не совпадают с подлежащим и сказуемым предложения. Так, в известных словах лермонтовского Демона —

Клянусь я первым днем творенья,

Клянусь его последним днем...

— логическим субъектом будет клянусь я, а логическим предикатом — все то, чем клянется Демон. С точки зрения грамматической монолог Демона членится иначе: я — подлежащее, клянусь — сказуемое.

В знаменитом диалоге Мефистофеля со Студентом в первой части «Фауста» Гёте Мефистофель на слова Студента о том, что он хочет посвятить себя медицине, замечает:

Теория, друг мой, седовласа,

Азолотое древо жизни зелено всегда1.

Слогической точки зрения теория седоволосой не бывает, как не может быть золотым дерево, которое зеленеет. Однако вследствие того, что словам не только поэтического, но и общенародного языка свойственна глубокая образность, лишь увеличивающаяся под пером великого мастера (о двух типах образности слова), логичность предложения не во всем и не всегда совпадает с логичностью суждения.

Было бы ошибочно, однако, на этом основании совсем отказывать в логичности предложению, как это неоднократно дела-

1 Grau, teuer Freund, ist alle Theorie, Doch grün des Lebens goldner Baum.

ли раньше и, по другим соображениям, делают в наше время последовательные сторонники «чистых» принципов структурализма1.

Учитывая наличную и потенциальную образность слова, подобное предложение вполне логично в этом образном ряду значений. Подобно тому как в общенародном языке может бытовать седая старина истории, так на этой основе в языке поэтическом возникает новая, или вторичная, образность, приводящая к созданию таких, например, выражений, как седовласая теория. И в этом случае, как и всегда в языке, логическое и грамматическое не просто противоположны, но и связаны между собой. Различие между ними не только не исключает, но даже предполагает постоянное и глубокое внутреннее взаимодействие.

Итак, предложение — грамматическое понятие, суждение — логическое. Этим определяются все последующие различия.

Предложение отличается от суждения не только по своему объему (оно шире суждения), но и по своей структуре (внутреннее членение предложения часто не совпадает с внутренним членением суждения).

Хотя предложение как определенная грамматическая категория не должно изолироваться от суждения как категории логической, необходимо, с другой стороны, понимать специфику каждой из этих категорий. Именно в той мере, в какой грамматические категории, имея свою специфику, отличаются от категорий логических, грамматика имеет право на самостоятельное существование. При анализе категорий числа, рода, времени и других уже была дана возможность убедиться, насколько сложны отношения между грамматическими категориями, с одной стороны, и соответствующими логическими понятиями — с другой. Исследователь должен в одинаковой степени учитывать и широкое взаимодействие логических и грамматических категорий, и отличия между ними — своеобразие грамматического «ряда» по сравнению с «рядом» логическим.

1 См., например: Vossler K. Gesammelte Aufsätze zur Sprachphilosophie. München, 1923 (глава «Über grammatische und psychologische Sprachfoprmen»). Русский перевод этой главы из книги Фосслера дан в сборнике статей: Проблемы литературной формы. Л., 1928. С. 148–190. Из работ структуралистов: Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 336–343.