История немецкой литературы. Том 3

Между реакцией и прогрессом

дящимся удавалось отстоять. Положение трудящихся заметно улучшилось по сравнению с нищетою военных и первых послевоенных лет. А внедрение фордовской конвейерной системы и многочисленные роскошные универмаги создавали впечатление того, что капитализм «рационализировался», вступил тем самым в бескризисную фазу, в которой революционные выступления стали бессмысленными. СДПГ превратилась в реформистскую партию, после­ довательно проводящую антисоветский курс.

Над этими годами до сих пор остался ореол «золотых двадцатых». После долгих лет нужды и бедствий искала свой выход потребность в развлечениях, накопившаяся у широких народных масс. Чтобы удовлетворить эту потреб­ ность, коммерциализированная индустрия развлечений — особенно в условиях крупного города — пользовалась множеством технических новинок.

Кино, грампластинки, радио содействовали интернационализации «рынка культуры», что определялось необходимостью быстрой смены продуктов «культурного ширпотреба» и диктовалось модой, покорявшей одновременно многие страны мира. Достаточно вспомнить эпидемии увлечений чарльстоном или фокстротом. Так в 20-е годы зародилась пестрая «массовая культура» — технизированное искусство с лихорадочной погоней за переменчивой модой, беззастенчиво обнаруживающее свою природу в качестве рыночного товара.

Деятели культуры, подобные Бертольту Брехту, видели в этом не только регрессивные, но и прогрессивные тенденции, «при условии, что прогресс по­ нимается как непрекращающееся движение вперед, то есть при условии, что товарная фаза будет преодолена дальнейшим поступательным движением» 62. И действительно, коммерциализация искусства разрушила традиционное представление о «святилище муз». В «массовой культуре» 20-х годов нали­ чествовали определенные продуктивные элементы, отражавшие динамику но­ вого ритма жизни, новое восприятие мира, новую эстетику.

Действенность массового искусства, его интернационализм, техническая новизна произвели сильное впечатление на многих деятелей культуры: влияние гротескового немого кино, ревю, джаза, зонгов неизменно ощутимы в музыке и литературе 20-х годов. Гениальное произведение этого периода — «Трегрошовая опера» Бертольта Брехта и Курта Вейля.

...и «черные» тридцатые годы

Но «золотые» двадцатые вели к «черным» тридцатым и сороковым годам. В 1929 году в США разразился экономический кризис, парализовавший всю мировую капиталистическую экономику. В Германии кризис оставил без работы 7 миллионов человек. Вслед за кризисом экономическим пришел кризис политический. Уже в начале 30-х годов наступил конец буржуазного парла­ ментаризма: в Берлине кабинеты министров сменяли друг друга, издавая чрезвычайные законы. Национал-социалистская партия, которая не играла сколько-нибудь заметной роли в середине 20-х годов, набирала теперь силу, черпая ее из утраты массами веры в парламентаризм и из надежд, возлагав­ шихся крупным капиталом на хорошо организованную партию правых радика­ лов. Она представлялась крупному капиталу последним средством для того, чтобы помешать революционному решению проблем кризисной ситуации.

Немецкие коммунисты ставили своей целью революционные преобразова­ ния, ликвидацию империалистической системы и построение социализма. К концу 20-х годов КПГ стала уже массовой революционной партией. На

89

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

выборах 1932 года она получила пять миллионов голосов. КПГ призывала трудящихся протестовать против последствий капиталистической рационали­ зации производства. Важнейшим вкладом в дело пролетарского интернациона­ лизма она считала борьбу с антисоветской истерией.

В этот период со всей убедительностью заявила о себе историческая пра­ вильность нового пути общественного развития. В годы затяжного кризиса капиталистической системы была спланирована и выполнена первая советская пятилетка (1928—1933). Ликвидированы безграмотность и безработица. Была сломлена дипломатическая изоляция Советского Союза. Советское искусство получило международное признание. Широкий интерес во всем мире привле­ кали к себе кинофильмы Эйзенштейна и Пудовкина, книги Гладкова «Цемент», Бабеля «Конармия», произведения Маяковского, Серафимовича и Фадеева, театральные работы Мейерхольда и Таирова, агитационные выступления «синеблузников».

Наступление национал-социализма превратило Германию в арену все­ мирно-исторической схватки между силами капитализма и социализма, силами войны и мира. Единый антифашистский фронт все еще обладал достаточной мощью, чтобы сдерживать нацистов. Многократные усилия КПГ по обеспече­ нию единства действий с рабочими из социал-демократической партии стал­ кивались с противодействием верхушки СДПГ. 30 января 1933 года Гитлер пришел к власти. Армия безработных уменьшилась, зато выросла армия нового вермахта. Экономика Германии была «реформирована» в том смысле, что интересы монополий еще больше сблизились с интересами государства. Гитлер развязал вторую мировую войну. Некоторое время казалось, будто новый рейх несокрушим. Для победы над фашизмом потребовались невероят­ ные усилия и огромные жертвы.

К началу «черных тридцатых» годов стало ясно, что, какие бы тенденции ни навязывала литературе «индустрия развлечений», глубинные литературные процессы все же определялись иными, более долговременными факторами. Та политизация искусства, которая началась в годы перед первой мировой вой­ ной, продолжалась и в других условиях, более того — она привела к невидан­ ной поляризации среди деятелей культуры. Наиболее показательными были перемены в характере новых художественных течений.

Вместе с экспрессионизмом закончилась эра литературных «измов». Симпа­ тии и антипатии в искусстве возникали теперь не в спорах по вопросам эсте­ тики, и речь отныне шла не о «революции в искусстве». Становилось все очевиднее, что симпатии и антипатии писателя диктовались его политической позицией, которую он занимал в исторических битвах современности. Не случайно для характеристики литературной платформы того или иного автора все чаще использовались понятия, свидетельствующие о его политических взглядах и идейной направленности его мировоззрения. В литературных дискуссиях стали чаще говорить о «почвенниках», о «левых», «революцион­ ных», «левобуржуазных» писателях.

Процесс политизации и поляризации литературной жизни обнажал основ­ ные противоречия империалистического общества. В. И. Ленин писал в своих работах, что развитие монополий ведет в политике к устранению буржуазной демократии. В культурной жизни эта тенденция оформилась в виде течения, видевшего свою цель в непримиримой борьбе против демократии и социализма. Фашистская культурная политика мобилизовала большие средства для орга­ низации этой борьбы.

Вполне закономерно, что это течение имело свою противоположность.

90

Между реакцией и прогрессом

В культурной жизни все сильнее активизировались те силы, которые не только отстаивали демократические завоевания Ноябрьской революции, но и пони­ мали, что разрешить противоречия капиталистической системы можно, лишь заменив ее социалистическим общественным строем. Обострение противо­ речий капитализма осознавалось широкими народными массами, и никто, в том числе буржуазный писатель, не мог закрывать глаза на это обстоятельство. Ведь писатель в любом случае был свидетелем классовых боев современности, а нередко и их участником. Кроме того, перемены в социально-экономической системе касались писателя и как производителя литературной продукции. Яснее, чем прежде, он ощущал себя объектом капиталистической эксплуата­ ции. В 1919 году был организован «Союз защиты авторских прав немецких писателей» (СЗАПНП), именовавший себя также «Профсоюзом немецких пи­ сателей», что было весьма симптоматично для перемен в отношении писателей к своему положению. Председатель СЗАПНП Альфред Дёблин заявил в 1925 году, что писатель должен воспринимать политику как неотъемлемую часть духовной жизни. И действительно, группе писателей-коммунистов не­ редко удавалось побудить многих членов СЗАПНП, не разделявших коммуни­ стических убеждений, к единым действиям в защиту демократических прав

Ответ Бехера на обвинение в государственной измене («Ротер штерн», 1928)

91

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

По выражению Т. Манна, лучшее перо обычно служит прогрессу. Поэтому не случайно, что и в наши дни не утратило живительной силы творческое наследие именно тех писателей, кто содержанием своих произведений, та­ лантом, самобытностью, смелым поиском ратовал за идеалы демократии и социализма.

«Наступление национализма»

Так называлась книга Эрнста Юнгера, вышедшая в 1926 году. В том же году был опубликован роман Ганса Гримма «Народ без пространства». К на­ чалу 30-х годов хлынула целая волна романов с подобными названиями-ло­ зунгами — «Новый рейх» (Отто Гмелин, 1930), «Вера в Германию» (Ганс Цёберляйн, 1931), «Суровый род» (Вилль Веспер, 1931). Наступление фа­ шистской литературы шло полным ходом.

Не приходилось говорить о единстве фашистской литературы. Лишь не­ многие из писателей были членами НСДАП. Однако отдельных литераторов, группы и группировки объединяло общее неприятие Версальского мира, не­ приятие исторических перемен, связанных с Великой Октябрьской революцией. Стремление повернуть ход событий вспять стало общим знаменателем для различных, порой враждующих между собой реакционных течений в об­ ласти культуры.

Начиная с 1918 года силам реакции и впрямь приходилось лишь «реаги­ ровать» на факты политической жизни, то есть сопротивляться тому, что уже наличествовало в обществе и властно заявляло о себе. Реакция не могла до­ вольствоваться охранительной ролью, события неотвратимо толкали ее к контр­ революции, причем такой, которая демагогически позволила бы ей восполь­ зоваться самим словом «революция».

К «консервативной революции» примкнули ветераны почвеннического «на­ родного искусства», рядом с которыми появилось и несколько новых имен (Э. Г. Кольбенхейер, 1878—1962; Г. Ф. Блунк, 1888—1961; В. Веспер, 1882— 1962; Б. Брем, 1892—1974; В. Шефер, 1888—1952). Их сферой оставался псев­ доисторический роман, манифестировавший мистическую связь человека с «на­ родом», «землею», «расой» или «вечным рейхом». Беллетристика «крови и почвы» — которую небольшая кучка творческой интеллигенции, оставшаяся независимой, но беспомощной, язвительно именовала «блюбо» (аббревиатура немецких слов «блют унд боден») — являлась наиболее надежной опорой реакционной литературы.

С другой стороны, литературную реакцию поддерживали наиболее эзоте­ рические писатели, которые в лучшем случае лишь иронизировали над вульгарностью романов «крови и почвы». Однако презрение к веку «массы», культ аристократического вождя привели и Стефана Георге, а также некото­ рых поэтов-экспрессионистов, например Ганса Йоста и (на некоторое время) Готфрида Бенна, в те же ряды, где они с удивлением увидели около себя «немецких рабочих поэтов» М. Бертеля, К. Брёгера, Г. Лерша, превозносимых фашистским литературоведением за то, что они «подняли рабочих над лживым евангелием классового учения» и «вернули их благодаря страстной любви к на­ роду и отечеству на путь, ведущий к нации» 63.

Другие литераторы обосновывали необходимость «консервативной револю­ ции», обращаясь к военной теме. А поскольку воспоминания о войне были живы у очень многих, то довольно большой интерес вызывали и эти книги, например роман В. Боймельбурга «Заградительный огонь вокруг Германии» (1929), ро-

92

Между реакцией и прогрессом

Прибыль от войны (К. Рёссинг)

ман Ф. Шаувекера «Национальный подъем» (1930), трилогия Э. Двингера «Не­ мецкая страсть» (1929—1932). Здесь со всею очевидностью речь шла о духов­ ной мобилизации. Ужасы «битвы материала» не отрицались, но романтизиро­ вались и представлялись в качестве «героических событий» и «жертв во имя Германии».

Литература этого направления началась с романа Эрнста Юнгера (род. в 1895 году) «В стальных грозах» (1920). В нем декларировалось извращенное представление о войне как о «наиболее соразмерном с немцем» средстве само­ выражения, а кроме того, война якобы служит прекрасной моделью для совершенствования империалистической системы. В своей работе «Тотальная мобилизация» (1930) он писал, что советская пятилетка «впервые показывает миру возможность объединить все усилия великой державы, направив их в единое русло». Немцы же должны ответить на это организацией общества на военный лад, руководствуясь примером войны и в целях ведения войны.

Вместе с тем этот технократический национализм не был чужд иррацио­ нальности, на которой базировалась вся фашистская идеология. Выступая против Анри Барбюса и антивоенной литературы, Юнгер заявлял: «В недрах своего кратера война имеет смысл, недоступный самым искусным расчетам». Смысл этот заключается «в обретении глубинной Германии», в освобождении «немецкого демона». Эти «натурально-революционные» настроения оказались заразительными для ряда молодых талантливых писателей (Эрнст фон Заломон, 1902—1972; роман «Затравленные», 1931; роман «Кадеты», 1933; Арнольт Броннен, 1895—1959; «O. S.», 1931), которые — так же, как и Юнгер, — порвали с национал-социализмом после прихода фашистов к власти.

Но в первый период фашистской культурной политике удалось без особого труда подчинить своим интересам указанные группировки. В 1927 году главный

93

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

идеолог национал-социалистской партии А. Розенберг организовал «Националсоциалистское общество немецкой литературы» (позднее оно стало называть­ ся «Союзом борьбы за немецкую культуру»). Его программной целью объяв­ лялась «консолидация всех сил против властвующей ныне стихии разложения». Для борьбы с этим «разложением» выдумывался бесконечный ряд словлозунгов, бессмысленных и злобных. Велись яростные атаки на «выродившее­ ся искусство», на «искусство, чуждое народу», на «еврейско-негритянское искусство», на «асфальтовую литературу» и на «культурбольшевизм» в первую очередь.

Наступление нацистской пропаганды, проводившееся всеми средствами публицистического, да и физического террора, было направлено против социа­ листического и демократического искусства в целом. Но оно было направле­ но и против «буржуазных» писателей, если это понятие вообще приложимо к писателям, которые отнюдь не выступали в защиту буржуазии и буржуазного господства.

Герман Гессе и «Путь внутрь»

Среди массы немецких литераторов («Немецкий литературный календарь Кюршнера» называет в 1932 году около девяти тысяч имен) выделялась группа писателей, которые не закрывали глаза на нерешенные проблемы современного общества и сознавали, чем грозит их решение на фашистский лад. Они не занимали ни «левых», ни «правых» позиций, поэтому слово «буржуазный» слабо характеризует этих писателей, если учесть их значи­ тельные мировоззренческие различия. Эти писатели не представляли собою какого-либо единого литературного течения. То общее, что связывало их, Т. Манн выразил следующим образом: это были писатели, которые под влия­ нием пережитой войны, послевоенных лет и не в последнюю очередь под влиянием событий, связанных с итальянским и немецким фашизмом, почув­ ствовали своим долгом «не прятать отныне голову перед лицом насущней­ ших требований реальности, общественной коллективной жизни в песок не­ бесных сфер, а сражаться на стороне тех, кто хочет придать земле смысл, человеческий смысл» 64.

Такому пониманию миссии художника противостоял более или менее осознанный отказ от социальной ответственности и уход в новую «духов­ ность». Австрийский писатель Франц Верфель (1880—1945), прежде экспрес­ сионист, высмеивал в своем эссе «Реализм и духовность» (1931) «агентов социальности, снобов протеста и франтов деловитости». По его мнению, необходимо не столько активное участие в решении проблем социальной действительности (о чем раньше говорилось, например, в его романе «Од­ нокашники», 1929, или в новелле «Смерть обывателя», 1927), сколько «обогащение и интенсификация внутренней, духовной жизни». В романе Верфеля «Барбара, или Благочестие» (1929) в качестве «подлинного человека» выведена женщина, которая находит спасение от суетного света в душевном покое и нравственном самосовершенствовании. Зато роман «Сорок дней Муса-Дага» (1933), повествующий об истреблении армян режимом младо­ турок в годы первой мировой войны, стал наиболее значительным художест­ венным произведением Верфеля именно потому, что в нем убедительно показано, как религиозные и расовые преследования рождают волю к со­ противлению. В последующем творчестве Верфеля тема «духовности» вопло-

94

довоенные романы «Петер Каменцинд» (1904) и «Под колесом» (1906) повествуют о впечатлительных молодых людях, сломленных бесчеловечной системой буржуазного воспитания или не нашедших себя в пустой суете больших городов. Стихам Германа Гессе («Романтические песни», 1899), отличающимся песенной простотой, свойственна та же чуткость по отноше­ нию к современности, которая заставила Гессе в годы первой мировой войны протестовать против этой кровавой бессмыслицы.

Однако Гессе был разочарован в послевоенной Европе. Его романтический антикапитализм радикализировался до полного отрицания политики и об­ щества. Он искал выхода в психоанализе и индийской мудрости («Сидхарта», 1922; «Паломничество в страну Востока», 1932).

Искусство, критикующее современность, помогающее жить, «открывающее свой смысл и назначение в том, чтобы показать нам возможность более прекрасной, подлинной и благородной жизни» 65, стало ведущей темой рома­ нов «Демиан» (1919) и «Степной волк» (1927). Однако критика ненавистной писателю «буржуазности» била мимо реальных целей современности; «буржуазность» он отождествляет просто с филистерством, «с вечно су­ ществующим человеческим состоянием». Против этого протестует Гарри Галлер, «степной волк», отчаявшийся аутсайдер, который по воле автора пы­ тается преодолеть свою внутреннюю раздвоенность поисками иного отноше­ ния к жизни.

Танец, эротика и наркотики освобождают закабаленную телесность. Они представляются средством для приведения к внутренней гармонии внешних и неустранимых противоречий. Галлер должен войти в «третье царство», в «мнимый, но суверенный мир юмора». В романе остается не­ известным, удается ли это Галлеру. В романе «Нарцисс и Гольдмунд» (1930)

95

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

действие происходит в сказочном средневековье, где Гессе резко противо­ поставляет представителей «чистой духовности» и «художников», две искусст­ венные антитезы, подлежащие примирению.

Магнетическое воздействие Гессе на послевоенную буржуазную молодежь объясняется соединением субъективистски-радикальной критики современ­ ности с поисками внутренней гармонии по другую сторону классовых про­ тиворечий. Это воздействие вновь заявило о себе с прежней силой, когда в 60-е годы в США появилось поколение молодых «хиппи», которым была также ненавистна окружающая их действительность и которые также стре­ мились бежать от нее. Новому поколению молодых людей казалось, что книги Гессе дадут ответы на их вопросы. Но гуманистическое содержание произведений Гессе заключается скорее не в предлагаемых им ответах, а в той искренности, с какою сам он ставит вопросы. Именно это качество делает наиболее зрелым произведением Германа Гессе его утопический роман «Игра в бисер» (1943).

Из XXII века глядит рассказчик на современность, на «фельетонический век»: эпоху войн, неразберихи, унизительного для «духа» бессмысленного времяпрепровождения.

Чтобы воспрепятствовать этому, касталийский орден, элита интеллектуа­ лов и художников, создает «игру в бисер», с помощью которой можно при­ вести в гармонию «все ценности нашей культуры». Ведущая реформаторская роль отведена «духу», однако вершиной жизни магистра Йозефа Кнехта становится тот момент, когда он ставит под сомнение «педагогическую элиту», оторванную от народа. Йозеф Кнехт уходит из ордена в «простую» жизнь, чтобы... погибнуть на следующий же день. В этом наиболее зрелом произведении Германа Гессе часто отмечалась настойчивая перекличка с ро­ маном Гёте «Годы странствия Вильгельма Мейстера», с гётевской идеей смерти и возрождения, нашедшей прекрасное выражение в стихотворении Гессе «Ступени», включенном в его роман.

Демократическая литература

Выступление в защиту буржуазной демократии, предпринятое в основном писателями старшего поколения, считавшими Веймарскую республику поло­ жительным фактором, дало литературе весьма значительные произведения.

Важной мировоззренческой проблемой стало осязаемое противоречие между демократическими общественными идеалами и таким государственным строем, который хотя формально и дает своим гражданам основные права, однако оставляет нерешенными даже самые насущные социальные проблемы. Внутренний кризис многих писателей объяснялся их привязанностью к бур­ жуазным представлениям о жизни и отчетливым сознанием того, что «век буржуазии» подошел к своему концу. Они чувствовали, что далеки от про­ летариата, а поэтому «дух» становился для них последней опорой. Писатель считал себя носителем духовного начала в обществе или даже видел себя стоящим над обществом в качестве общественной совести.

Долг писателя состоит в том, чтобы «искать истину независимо от ее полезности или вредности, добиваться справедливости, даже если это будет неразумно с практической точки зрения» 66.

Такое понимание задач писателя, как и защита буржуазной демократии,

96

Между реакцией и прогрессом

имело определенные положительные последствия. Оно обусловливало оппози­ цию писателей фашизму, что все чаще означало необходимость выхода из сфе­ ры чисто художественной в сферу политическую. Публичные выступления, по­ литические статьи, эссе о вопросах политики и культуры стали важной частью

тех, кто первым начал литературное наступление на международный фа­ шизм. Кроме того, эти писатели были вынуждены пересмотреть прежние представления о демократии. Уже в 1925 году Г. Манн провел различие между существующей «консервативной» демократией и «радикальной» де­ мократией; по его мнению, следует добиваться «радикальной» демократии. «Республика стала свершившимся фактом, она существует как выражение трудящихся масс, которые верят в справедливость и убеждены в силе разу­ ма» 67. Семь лет спустя его брат Т. Манн заявил о своем полном недоверии «буржуазной республике, которая делает европейскую буржуазию неспособ­ ной к государственно-экономическому переходу в новый мир» 68, что Т. Манн считал необходимым условием прогрессивного исторического развития.

Даже чисто духовные устремления этих писателей к реальной демократии неизбежно определяли их более продуктивное отношение к теории и практике социализма. Когда нацисты обвиняли их в «культурбольшевизме», то верным тут было по крайней мере правильное понимание этими писателями всемир­ но-исторического значения Великой Октябрьской социалистической рево­ люции, которое не позволяло участвовать им в антикоммунистических про­ пагандистских кампаниях. Такие писатели, как Б. Келлерман, А. Дёблин, Т. Манн, вступили в «Общество друзей новой России», образованное в 1923 го-

К. Осецкий в концлагере Зонненбург (1934)

97

7—1233

Литература и литературная борьба в первой половине XX века

уважения В. И. Ленину и Октябрьской революции в публичных выступлениях. Стефан Цвейг, который не был политически активен, совершил в 1928 году поездку в Советский Союз и поддерживал дружескую переписку с Максимом Горьким.

Наиболее авторитетным и боевым органом печати, выступавшим в защиту подлинной демократии, был журнал «Ди Вельтбюне». Первоначально он был основан Зигфридом Якобсоном как театральный журнал «Шаубюне» (1905), но с годами он все в большей мере становился трибуной «для всех левых сил Германии в самом широком значении этих слов». Журнал собрал вокруг себя «левобуржуазных» писателей, среди которых были К. Тухольский, В. Меринг, А. Цвейг, Э. Кестнер. Главным редактором журнала стал с 1926 го­ да Карл фон Осецкий (1889—1938). В своем последнем публичном выступле­ нии, состоявшемся в январе 1933 года, он выразил мысль, подведшую итог исканиям буржуазно-демократической литературы за последние годы сущест­ вования республики: «Я не принадлежу ни к какой партии. Я боролся с разными силами, больше с правыми, но и с левыми тоже. Однако сегодня мы должны понять, что слева от нас находятся только союзники. Флаг, который я считаю своим, — отнюдь не черно-красно-золотой флаг этой выродившейся респуб­ лики, а знамя объединенного антифашистского движения» 69.

Осецкий был арестован в 1933 году и заключен в концлагерь, где его истя­ зали. В 1936 году ему была присуждена Нобелевская премия мира. Этот демонстративный акт антифашистской мировой общественности освободил Осецкого из концлагеря, но не смог спасти его жизни. Осецкий умер от

98