Бабочки

      Они ехали из Мурманска во Владивосток. Где-то за Уралом потянулись бесконечные березовые перелески. Началась мокрая пурга, и скорость упала вместе с видимостью.

      Мощные лучи ксеноновых фар, отражаясь в роящихся клубах снега, слепили и без того красные глаза. И вдруг в этой круговерти они увидели стайку белых бабочек.

      Коллективную галлюцинацию немедленно обсудили по радио между машинами, но ответа не нашлось.

      Не доезжая бывшей колчаковской столицы — Омска, тормознули на санитарную остановку. Внезапно на колено Скрыннику приземлился сорванный ветром лепесток березовой коры. Все облегченно рассмеялись.

      Одного из них в новосибирском Академгородке ждала девушка. Когда уставшие товарищи попадали, он отправил ей sms:

      — Здесь все пахнет тобой, но я не помню дороги к твоему дому.

      — А ты по запаху, — ответила она.

      До утреннего старта оставалось три часа. Они так и не включили свет. Воск свечи стекал на рукав серой форменной флиски с оранжевым логотипом «Экспедиция» на спине.

      Перед уходом он рассказал ей забавную дневную историю.

      — Какой ты глупый, — ответила она и потрепала его по волосам. — То, что вы видели в свете фар, — это были настоящие бабочки. А то, что Скрыннику упал на колено кусочек березовой коры, ничего не значит.

Глава 15 Под парусами в лагерь пришел пират

      Как-то ночью к нам в лагерь пришел пират. Дело было в Сибири на фестивале авторской песни. Расшитый золотом камзол, белоснежная манишка, треуголка, харизматичная борода с проседью и горящие, как угли, глаза. В аутентичности гостя не чувствовалось ни капли фальши.

      Иногда опытные мужчины обнюхивают друг друга подобно животным. Я взял гитару и спел редкую песню Арика Круппа. Г ость ответил еще более редкой. Мы разговорились, и вскоре вся компания оказалась во власти очарования Анатолия Кулика. Человека, который сначала проектирует надувные парусные катамараны, а потом уходит на них в океан. К утру Василь Газизулин заказал наш первый оранжевый катамаран, позднее получивший имя «Сильная белка».

      Это словосочетание родилось так: в новом офисе управляющей компании поселили белку в клетке с колесом, через пару недель новобранец помер. Мы сперва погрустили, но кто-то вскоре сказал: «А зачем нам слабые белки?»

      После того как катамаран был готов, мечта Василя исполнилась. Мы оказались посреди океана.

Сейшельский дневник

      Серый московский снег. Солнце не пробивается через дымную шевелюру города. Пробки. Неприветливые лица людей, придавленных пиаром кризиса. И кажется, нет и не будет другой реальности…

      Простого ответа на вопрос, как и зачем мы оказались вне видимости берегов в Индийском океане, у меня нет. Может, чуть надоели оранжевые джипы «Экспедиции». Может, паруса всегда жили внутри нас как неотданная дань детским мечтам. Возможно, нас зажгла искра идеи, всегда считавшейся нереальной, — пройти Северный морской путь за одну навигацию, не будучи ледоколом. Такой вот апгрейд традиционной зимней сухопутной дорожки «Экспедиции-Трофи» Мурманск — Владивосток.

      В гавани корабли в безопасности, но их строят не для этого

      Группа в составе Василя Газизулина, Александра Като, Сергея Латынцева, Василия Мозжухина, Александра Кравцова ввязалась в школу парусного мастерства Анатолия Кулика.

      Сегодня, неделю спустя, я валяюсь в номере отеля на острове Виктория, где есть кондиционер и мини-бар. У меня состояние средней тяжести ожоговой болезни и недопонимание того, как описать все, что произошло со мной и товарищами до вчерашнего вечера. Как мы на днях выяснили, у русских хорошая генетическая память на то, как бороться с холодом. Кстати, коллектив по происхождению: Мурманск, Урал, Сибирь, Сахалин. А вот генетической памяти, что делать, когда от восхода до заката плюс 40 либо плюс 55 в термосе палатки, — нет. Чуть лучше в воде под катамараном, но там тебя с радостью сожрут акулы.

      Практически все собранное в Москве снаряжение, кроме белых костюмов пекаря, солнцеблокирующего крема и океанского спиннинга, не пригодилось.

      Быстро пришло осознание минимальности истинных человеческих потребностей: спиннинг исправно поставляет тунцов, крем частично спасает от ожогов, белая одежда помогает крему защищать кожу, а ночью не нужны даже набедренные повязки.

      Не хочется описывать содержание обучения и такой деятельности, как лавирование парусами, навигация, отработка спасработ, несение вахт и т. д. Кого гиком било по балде — тем это неинтересно, кого не било — тем непонятно. А вот ежевечерний гитарный концерт, когда палящее солнце тонет в океане и звезды застилают все «от самого горизонта», — это другое дело. Ну и, конечно, бытовые штуки, например отправление естественных физиологических потребностей (Тур Хейердал называл это «отдаванием дани морю»).

      Так получилось, что раньше никто из нас не бывал на Сейшелах. И почему-то представлялось, что острова находятся рядом друг с другом в непосредственной видимости. Оказалось же, что между разбросанными в океане кусочками суши десятки и сотни километров. Мы передвигались со скоростью от 8 до 22 км в час в зависимости от отношений между направлением ветра, нашим курсом и готовностью капитана рисковать парусным вооружением судна с неопытной командой. Хотя непарусный экспедиционный опыт у каждого за плечами был довольно солидный, тем не менее лишь к концу вторых суток разница между гротом и стакселем и командами «увались» и «приведись» стала создавать в коллективном сознании возможность дать капитану подрыхнуть пару-тройку часов, и чтобы судно при этом не теряло скорости. К вечеру второго дня мы достигли острова, известного самыми большими в мире кокосами, их вес достигает 40 килограммов.

      Берег с воды казался достаточно диким и пустынным. Но стоило судну ткнуться в песок, как из прибрежных пальмовых зарослей прибежали дружелюбные аборигены, которые помогли нам вытащить оранжевый катамаран, весящий около полутоны даже без скарба, на берег. Главный из них заявил, что он powerman, т. е. человек-батарейка, и, несмотря на слегка растаманский облик, дал понять, что пребывание на его территории для нас вполне безопасно. Почему-то запомнилась его белая юная любовница, держащаяся несколько в стороне и абсолютно не похожая на темно-шоколадных креолок, обычных для этих мест.

      Вообще, мы беззастенчиво пользовались тем, что судно пришло на Сейшелы от самой Индии, и умело примазались к славе нашего капитана. Обычно, услышав про Индию, до которой отсюда 3000 км, местные восхищенно цокали языком и старались оказать помощь, правда, с неизбежной медлительностью и разгильдяйством.

      Мы устроились на ночь прямо на песке под пальмами, которые, как быстро выяснилось, горят не хуже привычных сибирских сосен. Ром, звезды, крабы, добегающие от полосы прибоя до лежбища подгоревших котиков, практически полный шарман… Мурманские братья в какой-то момент решили найти дискотеку и удалились в ночь. Утром выяснилось, что они увязли в глубокой канаве, утопили там один тапок Като и до полного отчаяния ныряли в нечистоты, пытаясь этот тапок спасти…

      С рассвета опять началась пытка солнцем. Мы с Василем дрыхли на парусе, раскинутом на песке. Сначала солнце загнало меня под катамаран, но вскоре прозвучала команда к отплытию. Мы шли на остров Птичий. Дистанция — 102 километра по прямой против ветра. По слухам, там сохранились гигантские черепахи.

      В океане все время происходит какая-то живая движуха. Вот только пошел на твою блесну крупный тунец, как неожиданная акула его атакует. Тунец делает свечу из воды с выпученными глазищами, и легко различить его телепатический крик: «Братва, меня там чуть не сожрали!..»

      В какой-то момент мы поймали некрупную коралловую акулу. Забагрили, вытащили на борт, тут-то она и начала плясать нижний брейк-данс. Поскольку наши матросы постоянно зубоскалят, тут же звучит: «Чтобы тебе до конца дней только с акулами оральным сексом заниматься!» Зубастая тварь никак не унималась. В итоге к ней подкрался Като и долбанул по башке разделочной доской для рыбы с брендом «Экспедиции». Доска с треском развалилась надвое, акула умиротворенно закатила глазки, а мне пришлось в очередной раз выслушивать критику по поводу качества продукции. Можно подумать, мы только и выпускаем профессиональные биты для особо твердых голов — они бы еще черепаший панцирь попробовали этой доской расколоть!

      С наступлением темноты мы передвигаемся по судну только пристегнутыми страховочными карабинами. Никому не хочется повторить участь спасжилета, смытого случайным шквалом. Капитан считает, что, когда жилет прибьет к берегу, аборигены скажут: «Ага, допрыгались эти русские, понятно, что эта надувная игрушка не для океанской волны». Редкие крупные чайки в темноте принимают нас за остров и периодически пытаются сесть на блондинистую голову Мозжухина. Вася по-обезьяньи машет руками и грязно сквернословит.

      Интересно, что, несмотря на качку, никто не страдает от морской болезни. Только капитана однажды вырвало от вида протянутой ему бутылки виски.

      Ночь — время философского микрокосмоса. Вокруг темнота, пустота и шум волн. Вахтенный держит румпель, иногда сверяет по GPS курс и скорость. Подвахтенный (ночью это обычно я) следит за тем, чтобы вахтенный не уснул, и всячески его развлекает.

      Мы много обсуждаем возможность прохождения Севморпути. Конструкцию судов, составы экипажей, безопасность. С каждым днем вырастает объемное представление о грандиозности и сложности этого проекта и крепнет желание туда пойти. Возможно, еще и потому, что он ассоциируется со льдом и холодом, а у нас тут постоянно перегретые головы.

      Наутро на горизонте нарисовался небольшой остров с редкими пальмами. Прорываемся сквозь прибой и встаем на якорь в лагуне. Покачиваясь, выбираемся из воды на берег. Неимоверно много каких-то по-хичкоковски страшных птиц. Они просто везде. Орут, мечутся, снуют под ногами, облепляют пальмы, дерутся за территорию.

      Редкая пальмовая роща практически не дает тени. По узкой каменистой дорожке бредем вглубь острова. Солнце в зените и жарит нестерпимо. Кажется, еще несколько шагов — и ты просто упадешь в обморок.

      В конце концов, я так и сделал, предварительно отыскав место под пальмой с листвой погуще. Лег и «отрубился». Товарищи разбрелись по острову в поисках черепах. Какое-то время я был без сознания. Открыв глаза, обнаружил в паре метров от себя здоровенный булыжник гиперболической формы со странным орнаментом.

      Неожиданно булыжник выдвинул морщинистую лапу и потом другую. Так я приобрел славу лучшего охотника за черепахами, поскольку вернувшаяся братва их нигде не обнаружила.

      А в радиусе 15 метров от того места, где я свалился, «тортилл» оказалось около десятка. Иногда черепахи не то орут, не то мычат низким басовитым звуком, напоминающим то ли гудок парохода, то ли мычание быка-производителя. Вася Мозжухин (а это центнер!) встал на одну двумя ногами, и у черепахи хватило здоровья подняться на все четыре лапы и, покачнув панцирем, его сбросить. Вообще, они, похоже, очень древние и, кажется, воспринимают человечество как досадный, но преходящий эпизод в своей многотысячелетней истории.

      Мы закопали клад в расщелине дерева и вернулись на судно. Ветер теперь стал практически попутным, и появилась возможность поставить самый большой парус с благозвучным названием геннакер. Похоже, его объем в несколько раз превышает объем всего катамарана с нами и всем барахлом, вместе взятыми.

      Капитан принялся готовить ужин. Он не особо нас подпускает к ящику, где скомпонованы газовая плитка, посуда и специи. Думаю, по двум причинам. Первая — дольше объяснять, где что лежит и как что работает. Вторая — сам любит готовить. Отточенные движения Кулика практически иллюстрируют эргономику походного снаряжения. Сначала тесто для лепешек и картошка-гриль. Потом густой суп — каждый раз импровизация из индийских специй и всего остального, что содержит ящик.

      Океан дышит божественной прохладой, лениво перекатывая пологие валы. Опять виски. Опять концерт. Народ потихоньку укладывается в палатке. На вахте Василь. Он главный, пока капитан спит. Мы с Мозжухиным притулились на посудном ящике — единственное место у выхода из палатки, где можно ночью сидеть непристегнутым.

      На подвахтенного эти правила не распространяются, и Василь не очень вежливо дает нам пару минут, чтобы мы определились, кто должен надеть жилет — «паникерку» и пристегнуться. А ведь ему, единственному из нас, еще нет тридцати.

      Ночью, на затерянном в водной пустыне крохотном суденышке странным образом обостряется восприятие мира. Чувствуешь себя одновременно и в нем, и вне его. Тебя тут качают волны, а где-то обожравшееся фальшивыми потребностями человечество икает и блюет в шторме мирового кризиса. А ведь другой планеты, прямо говоря, нет.

      Мы уже несколько суток испытываем на себе одновременное сокращение потребления материального и увеличение духовного. Есть странная надежда, что это может понравиться многим из живых людей.

      Ближе к утру встречным курсом прошло многопалубное круизное судно. Издалека оно смахивало на что-то среднее между «Титаником» и новогодней елкой. Конечно, мы не слышали музыки и звона хрустальных бокалов, просто воображение тренированное.

      На рассвете подходим к острову Виктория. Несмотря на соблазн начать разборку судна, пока отлив и не жарко, арендуем лодку для фото и видеосессии и снова выходим в море. Соленые брызги летят в объектив и оставляют трудносмываемые пятна.

      Разборка заняла шесть часов.

      P. S. Крайний вечер на Сейшелах. Мы сидим на траве около бунгало Василя и Анатолия-капитана. Полчаса назад на бумаге родилось техзадание на постройку двух 20-ти футовых тримаранов для Северного морского пути. Они будут похожи на самолеты-разведчики «Стеле». Оборудованы ветряками и электромоторами. Также эти суда примут участие в заключительном аккорде «Экспедиции-Трофи» 2010 года в акватории Черного моря. Василь подыгрывает гитаре Кулика на губной гармонике.

      Март 2009 года.

      Остров Виктория, Индийский океан