культурная антропология / кула

Описав таким образом место действия и актеров, перейдем те­перь к самому представлению, кула — это форма обмена, ко­торой присуще широкое межплеменное распространение; она осуществляется теми сообществами, которые населяют обширное кольцо образующих замкнутый круг островов. Этот круг можно видеть на карте V, где он обозначен линиями, соеди­няющими острова к северу и к востоку от восточной оконечности Но­вой Гвинеи. По этому маршруту постоянно и в противоположных на­правлениях перевозятся два и только два вида товаров: по часовой стрелке постоянно переправляется одна из этих разновидностей това­ров — называемые соулава длинные ожерелья из красных раковин (снимки XVIII и XIX). В противоположном направлении переправля­ются товары другого рода - называемые мвали браслеты из белых ра­ковин (снимки XVI и XVII). Каждый из этих товаров, переправляемый по замкнутому кругу в собственном направлении, встречает на пути товары второго вида и постоянно на них обменивается. Каждое дви­жение товаров кула, каждая деталь сделок фиксированы и регулируют­ся совокупностью традиционных правил и соглашений, а некоторые акты кула сопровождаются разработанными магическими обрядами и публичными церемониями.

На каждом острове и в каждой деревне в обмене кула принимают участие более или менее ограниченное число людей, то есть они по­лучают эти предметы, держат их в течение короткого времени при себе, а затем передают дальше. Поэтому каждый участвующий в кула мужчина получает один или несколько мвали (наручные браслеты) или же соулава (ожерелья из дисков красной раковины), которые затем он должен передать одному из своих партнеров, получая от него взамен противоположный предмет обмена. Таким образом, ни один из видов товара никогда не находится в чьей-либо собственности сколько-ни­будь долго. Одна сделка не завершает отношения кула: здесь действу­ет принцип «один раз в кула — всегда в кула», а партнерство между двумя людьми постоянно и длится всю жизнь. Аналогично каждый мвали или соулава всегда находятся в движении и постоянно меняет владельцев; тут даже и не встает вопроса о том, чтобы товар задержи-

99

Карта 5. Кольцо кула

вался в одном месте, поскольку принцип «один раз в кула — всегда в кула» относится также и к самим ценностям.

Церемониальный обмен двух товаров является главным, фунда­ментальным аспектом кула. Однако в связи с ним и под его прикры­тием совершается множество вторичных действий. Так, например, наряду с ритуальным обменом браслетами и ожерельями туземцы ве­дут и обычную торговлю, и между отдельными островами происходит обмен множества предметов потребления, которых зачастую не дос­тать в том районе, в который они импортируются, но там необходи­мых. Кроме того, совершаются другие действия, которые или предва­ряют кула или связаны с ней - такие как строительство мореходных лодок для дальних путешествий, некоторые формы крупных траурных церемоний и подготовительных табу.

Таким образом, кула является очень большим и сложным институ­том — как по своему географическому охвату, так и по многообразию составляющих ее мероприятий. Она объединяет между собой значи­тельное число племен, охватывает широкий спектр действий, которые друг с другом связаны и влияют друг на друга так, что составляют еди­ное органическое целое.

Следует помнить: то, что представляется нам в виде всеохватыва­ющего, сложного и вместе с тем упорядоченного института, является результатом многих действий и намерений, осуществленных дикаря-

ми, не имеющими ни писаных законов, ни явно выраженных целей, ни определенно изложенных пунктов законодательства. Им неведома целостная картина какой-либо из их социальных структур. Они зна­ют свои собственные мотивы, знают цели индивидуальных действий и те правила, которые к ним применяются, но то, каким образом на их основе образуется весь коллективный институт — этого им уже не постичь. Даже и самый умный абориген не имеет ясного представле­ния ни об обмене кула как о большой и организованной социальной конструкции, ни, тем более, о ее социологических функциях и компо­нентах. Если его спросить, что такое кула, то он сообщил бы некото­рые детали, скорее всего поделясь своим личным опытом и изложив субъективное мнение о кула, но не дал бы то определение, которое хоть отдаленно напоминало бы наше. Он не дал бы даже и частично логичного представления о ней. Ведь общей картины в его сознании не существует: он включен в кула и не может видеть ее в целом со сто­роны.

Соединение всех наблюдаемых деталей, создание социологическо­го синтеза всех разнородных, но существенных проявлений и являет­ся задачей этнографа. Прежде всего он должен обратить внимание на то, что некоторые действия, которые на первый взгляд могут показать­ся обособленными и между собой не связанными, имеют определен­ный смысл. Затем он должен установить, что в этих действиях являет­ся постоянным и существенным, а что в них случайно и несуществен­но, то есть открыть законы и правила всех этих сделок. Далее, этног­раф должен построить картину большого института подобно тому, как физик строит теорию на основании тех экспериментальных данных, которые всегда были доступны всякому, но требовали соответствую­щей интерпретации. Этого методического момента я уже касался во Введении (разделы V и VI), но повторю это здесь еще раз, поскольку необходимо осмыслить его со всей четкостью для того, чтобы не утра­тить правильной перспективы условий в том виде, в каком они суще­ствуют среди туземцев.

II

Приведя выше абстрактное и сжатое определение, я вынужден был повести исследования в обратном порядке, что в полевой этнографи­ческой работе делается всегда, когда наиболее общие выводы получа­ют в результате долгих исследований и кропотливых обобщений. Об­щее определение кула послужит нам своего рода планом или эскизом для наших дальнейших конкретных и детальных описаний. Это тем более необходимо, что кула связана с обменом ценностями и предме­тами потребления и, следовательно, является экономическим инсти­тутом. Нет другого такого аспекта первобытной жизни, наше знание о котором было бы таким же скудным, а наше понимание таким же поверхностным, как в сфере экономики. Поэтому неверных представ-

100

101

лений здесь как нигде много, и оттого нам следует вначале расчистить почву, предваряя наше рассмотрение какой-либо экономической темы.

Во введении мы назвали кула «формой торговли» и отнесли ее к числу других систем обмена. Это совершенно справедливо в том слу­чае, если мы достаточно широко интерпретируем слово «торговля» и подразумеваем под ним всякий обмен благами. Однако слово «торгов­ля» в современной этнографии и экономической литературе включа­ет в себя так много различных значений, что для правильного пони­мания фактов следовало бы отмести целый ряд неверно истолкован­ных, предвзятых представлений. Так, расхожее априорное понятие о «первобытной торговле» подразумевает передачу необходимых или полезных товаров, совершаемую без особых церемоний или правил в силу необходимости, под страхом смерти, время от времени, нерегу­лярно. Такая передача совершается либо путем прямого натурально­го обмена, при котором каждый зорко следит за тем, чтобы его не ли­шили положенного, или же, если дикари слишком запуганы и недо­верчивы, чтобы входить в прямой контакт, происходит посредством определенных традиционных установлений, причем соблюдение при­нятых или навязанных обязательств обеспечивается страхом наложе­ния суровых наказаний¹.

Оставляя пока в стороне вопрос, правильна ли вообще вся эта кон­цепция - если нет (по моему мнению, она совершенно ошибочна), мы должны четко себе представить, что кула почти в каждом пункте противоречит данному выше определению «торговли дикарей». Она показывает нам первобытный обмен в совершенно ином свете.

кула не является подпольной или искаженной формой обмена. Со­всем наоборот, она укоренена в мифе, основана на традиционном за­коне и окружена магическими ритуалами. Все основные ее операции носят публичный и обрядовый характер и проводятся в соответствии с определенными правилами. Она совершается не под влиянием ми­нуты, но периодически, в установленные заранее сроки и проходит по определенным торговым маршрутам, которые должны вести в строго установленные места. С социологической точки зрения, хотя обмен и совершается между племенами, различающимися по языку, культуре, и, возможно, расами — он основан на установленном и постоянном порядке, на партнерстве, связывающем попарно несколько тысяч лю­дей. Это партнерство пожизненно и предполагает определенные вза­имные обязательства и привилегии, составляя определенный тип меж­племенных отношений огромного масштаба. Экономический же ме­ханизм сделок основан на специфической форме кредита, предпола­гающей высокую степень взаимного доверия и торговой честности. Это касается также и вспомогательной, не такой важной торговли, ко­торая сопровождает сам по себе обмен кула. И наконец, обмен кула не совершается под давлением какой-либо потребности, поскольку его главной целью является обмен теми товарами, которые не имеют ни­какого практического применения.

Из приведенного в начале этой главы краткого определения мы видим, что по сути, если снять с него все украшения и аксессуары, кула является очень простым делом, которое на первый взгляд может показаться неинтересным и неромантичным. В конце концов это все­го лишь бесконечно повторяемый обмен двумя предназначенными для украшения предметами, хотя даже для этих целей они использу­ются не в полной мере. И все-таки этому простому действию — пере­даче из рук в руки двух бессмысленных и совершенно бесполезных предметов - каким-то образом удалось стать основанием большого межплеменного института, соединенным со многими другими дей­ствиями. Миф, магия и традиция создали вокруг него определенные обрядовые и церемониальные формы, окружили его в сознании або­ригенов ореолом романтики и особенной ценности, пробудили в серд­цах настоящую страсть, объектом которой стал этот простой обмен.

Теперь мы должны расширить краткое определение кула и описать одну за одной ее фундаментальные характеристики и главные прави­ла так, чтобы стало совершенно понятно, каким образом простой об­мен двумя товарами разрастается в столь большой, сложный и глубо­ко укорененный в жизни туземцев институт.

III

Прежде всего следует сказать несколько слов о двух основных предметах обмена - браслетах (мвали) и ожерельях (соулава). Брасле­ты изготавливают, отламывая верхушку и узкий конец большой кону­сообразной раковины (Conus millepunctatus), а затем полируя остающе­еся кольцо. Этими браслетами мечтают владеть все папуо-меланезий-цы Новой Гвинеи²; они распространены даже и в чисто папуасском районе Ново-Гвинейского залива. Способ ношения браслетов проил­люстрирован на снимке XVII: мужчины надели их специально, чтобы их сфотографировали.

Использование маленьких дисков из красных раковин спондилуса, из которых делаются соулава, также очень широко распространено. Центром их изготовления является одна из деревень в Порт Морсби, а также некоторые местности на востоке Новой Гвинеи — в особенно­сти на острове Россел и на Тробрианских островах. Я намеренно упот­ребил здесь слово «использование», поскольку эти маленькие бусины, каждая из которых представляет собой плоский круглый диск с дыроч­кой в центре, бусины, окрашенные в разные цвета от грязно-коричне­вого до карминово-красного, по-разному используются для украше­ний. В основном они используются как один из элементов сережек, выполненных из колечек из черепахового панциря и пристегнутых к мочке уха. А к ним прикрепляются грозди из дисков, сделанных из раковин. Ношение этих сережек очень распространено (особенно сре­ди массим); их можно увидеть в ушах каждого второго мужчины или женщины, тогда как другие довольствуются одним только колечком из

102

103

черепахового панциря, не украшенным дисками из раковин. Другим повседневным украшением, которое часто встречается (особенно его носят молодые девушки и юноши) является плотно прилегающее к шее короткое ожерелье, сделанное из красных дисков спондилуса, с одним или двумя подвесками из раковины каури. Эти диски из рако­вин могут использоваться и используются для изготовления разного рода более сложных украшений, надеваемых исключительно во время празднеств. Однако в данном случае нас особенно интересуют очень длинные (от двух до пяти метров) ожерелья из дисков спондилуса, из­вестные в двух главных вариантах: во-первых, более изысканные, с большой подвеской из раковины, и, во-вторых, изготавливаемые из больших по размеру дисков, в центре которых расположены несколько раковин каури или черные семена банана (см. снимок XVIII).

И браслеты, и длинные бусы из раковин спондилуса — два главных товара кула — являются прежде всего украшениями. В этом качестве их надевают лишь в сочетании с самым изысканным танцевальным нарядом в очень торжественных случаях, как-то: большие обрядовые танцы, большие пиры, большие собрания, которые представлены не­сколькими деревнями, что можно видеть на снимке VI. Их никогда нельзя использовать в качестве повседневных украшений или во вре­мя менее важных случаев - таких как малые деревенские танцы, праз­дники урожая, любовные путешествия. В этих случаях раскрашивают лица, украшают себя цветами и надевают не такие пышные, хотя и не совсем будничные украшения (снимки XII и XIII). Хотя эти украше­ния и можно носить (и их действительно иногда носят), однако их главная функция состоит не в этом. Например, вождь может иметь в своей собственности несколько таких бус из раковин и несколько та­ких браслетов. Допустим, что в его собственной или в соседней дерев­не происходят большие танцевальные торжества. Вождь, если он со­бирается на них присутствовать, эти украшения на себя не наденет, но сделает это только в том случае, если намеревается танцевать и укра­шать себя. Однако любой из его родственников, детей, друзей и даже подчиненных может, если попросит, ими воспользоваться. Если вы собираетесь пировать или танцевать там, где имеется некоторое коли­чество носящих подобные украшения людей, и если вы наугад спро­сите кого-нибудь из них, кому они принадлежат, то есть шанс, что больше половины из них ответят, что не являются их владельцами сами, но что эти украшения были им одолжены. Этими вещами вла­деют не для того, чтобы ими пользоваться: привилегия украшать себя ими не является подлинной целью обладания.

В сущности - и это весьма знаменательно - значительное боль­шинство браслетов (по крайней мере, процентов девяносто) слишком невелики по размеру для того, чтобы их могли носить даже молодые юноши и девушки. Некоторые же столь велики и ценны, что их не носят вообще, за исключением одного раза в десять лет, когда их на­девает особо важное лицо в очень торжественный день. Хотя все оже­релья из раковин и можно носить, но некоторые из них также счита-

ются настолько ценными и вместе с тем настолько неудобными для частого использования, что их надевают лишь в очень исключитель­ных случаях.

Это негативное описание ставит перед нами такие вопросы: «По­чему же этим предметам приписывается такая ценность и каким це­лям они служат?» Полный ответ на этот вопрос мы получим только из всего содержащегося в дальнейших главах рассказа, однако приблизи­тельное представление необходимо дать сразу же. Поскольку всегда лучше познавать неизвестное через известное, задумаемся же на мгно­вение, нет ли и у нас той разновидности предметов, которые бы игра­ли подобную роль и которыми пользуются и обладают подобным об­разом. Когда после шестилетнего пребывания на островах Южных Морей и в Австралии я вернулся в Европу, первым делом я осмотрел Эдинбургский замок, там мне показывали королевские сокровища. Хранитель рассказывал мне много историй о том, как их носили тот или иной король или королева в таких-то и таких-то случаях, как не­которые из них были перевезены в Лондон к великому и справедли­вому возмущению всего шотландского народа, как они потом были возвращены и как теперь каждый может этому радоваться, потому что они заперты в надежном месте и теперь никто не может к ним притро­нуться. Когда я разглядывал их и думал о том, какими уродливыми, бесполезными, неизящными и даже безвкусными они являются, у меня появилось ощущение, что о чем-то подобном мне рассказывали недавно и что я видел много других предметов этого типа, которые произвели на меня подобное впечатление.

Тут же мне привиделась туземная деревня на коралловой почве и маленький шаткий временный помост под навесом из листьев панда­нуса в окружении нескольких голых людей с коричневой кожей. Один из них показывает мне длинные тонкие красные бусы и большие бе­лые побывавшие в употреблении предметы, грубо сработанные на вид и засаленные наощупь. Этот человек с почтением называл их и рас- , сказывал их истории: кто и когда их носил, как они переходили из рук в руки и как временное обладание ими было великим признаком пре­стижа и славы деревни. Аналогия между европейскими и тробрианс-кими ваигу 'а (драгоценностями) должна быть установлена как можно точнее. Ведь и королевские сокровища, и всякие фамильные ценнос­ти - слишком дорогие и слишком неудобные для того, чтобы их но­сить — представляют собой тот же тип, что и ваигу'а, потому, что ими только обладают ради самого обладания, и собственность на них с вы- , текающей отсюда славой является главным источником их ценности. Как фамильные драгоценности, так и ваигу'а, так бережно хранятся ради той исторической памяти, которая их окружает. Каким бы урод­ливым, бесполезным, и, согласно принятым стандартам, малоценным ни был бы предмет, если он фигурировал в исторических событиях и бывал в руках исторических личностей, то уже благодаря этому он не­изменно будет пробуждать важные ассоциации чувств, и не может не казаться нам драгоценным. Этот исторический сентиментализм, кото-

104

105

рый и впрямь играет очень существенную роль в нашем интересе при исследовании событий прошлого, существует также на островах Юж­ных Морей. Каждый по-настоящему хороший товар кула имеет свое индивидуальное название, овеянное своего рода историей и роман­тичностью в традициях туземцев. Королевские сокровища и фамиль­ные ценности являются знаками ранга и символами богатства соответ­ственно, а у нас в старину (на Новой Гвинее же еще несколько лет на­зад) ранг и богатство шли бок о бок. Главное различие состоит толь­ко в том, что предметы кула находятся в собственности только неко­торое время, тогда как европейские сокровища должны, чтобы быть по-настоящему ценными, находиться в чьей-то собственности посто­янно.

Рассматривая этот вопрос в более широком этнографическом ра­курсе, мы можем отнести драгоценности кула к многочисленным «це­ремониальным» объектам богатства. Сюда относятся: огромных разме­ров оружие, украшенное резьбой и декорированное, каменные орудия, предметы домашнего обихода и ремесленные инструменты, также слишком богато украшенные и неудобные для употребления. Такие вещи часто называют «церемониальными», но, судя по всему, это оп­ределение содержит в себе столь много смыслов, что лишается всякого смысла вообще. Действительно, очень часто, а особенно на музейных ярлыках, вещь именуется «церемониальной» просто потому, что о ее использовании и общей природе ничего не известно. Говоря лишь о музейных экспонатах из Новой Гвинеи, я могу сказать, что многие так называемые «церемониальные» предметы — это просто предметы пользования, как бы переросшие свое предназначение, предметы, ко­торые были изготовлены из дорогих материалов и над которыми так долго трудились, что это превратило их в резервы концентрированной экономической ценности. Другие же предметы используются в торже­ственных случаях, но не играют никакой роли в обрядах и церемони­ях, а служат только для украшения, так что их можно было назвать «парадными» предметами (ср. главу VI, часть I). И, наконец, некоторое количество этих объектов актуально выполняет функцию инструмен­тов магического или религиозного обрядов и принадлежат к числу не­пременного инструментария церемонии. Такие и только такие пред­меты могут быть по праву названы «церемониальными». Во время боль­ших пиршеств Со 'и у южных массим женщины, носящие полирован­ные топорики с изысканно-резными рукоятями, ритмически прито­пывая в такт барабанам, сопровождают внесение в деревню свиней и саженцев манго (см. снимки V и VI). Поскольку это является частью церемонии, а топорики служат непременными аксессуарами, их ис­пользование в этом случае может быть по праву названо «церемони­альным». Подобным образом это представлено и в некоторых маги­ческих церемониях тробрианцев, когда товоси (огородный маг) дол­жен нести на плече топорик, которым он наносит ритуальный удар по огородному ограждению, называемому камкокола (см. снимок LIX; ср. главу II, раздел IV).

Ваигу 'а — драгоценности кула — в одном из своих аспектов являют­ся предметами потребления, переросшими свою утилитарную функ­цию. Однако вместе с тем они являются и церемониальными предмета­ми в узком и правильном значении этого слова. Это станет еще более ясным после того, как мы прочтем следующие страницы; к этому воп­росу мы еще обратимся в последней главе.

Стоит помнить, что здесь мы пытаемся получить четкое и живое представление о том, чем являются для туземцев драгоценности кула, а не дать их детальное и обстоятельное описание и дать им точное определение. Сравнение с европейскими фамильными драгоценнос­тями или королевскими сокровищами было сделано для того, чтобы показать, что этот вид собственности не является лишь фантастичес­ким обычаем островитян Южных Морей, который-де несовместим с нашими представлениями. Приведенное мною сравнение — и это я бы хотел подчеркнуть — сделано не на основе чисто внешнего, поверхно­стного сходства. Действующие здесь психологические и социологичес­кие факторы остаются такими же: тут и впрямь действуют те же моти­вы — и тогда, когда мы оцениваем наши семейные реликвии, и тогда, когда туземцы Новой Гвинеи оценивают свои ваигу 'а.

IV

Обмен этими двумя видами ваигу'а, браслетами и ожерельями, состав­ляет главное действо кула. Обмен совершается не произвольно, не в каком угодно направлении, в зависимости от представившейся воз­можности или по чьей-либо прихоти. Он подчинен строгим правилам и ограничениям. Одно из этих правил относится к социологическому аспекту обмена и предполагает, что сделки кула могут совершаться только между партнерами. Человек, который включен в кула (посколь­ку не каждый житель данного района удостоен этого), может иметь дело лишь с ограниченным числом партнеров. Партнерские отноше­ния завязываются определенным образом, при условии выполнения ряда формальностей, и продолжаются всю жизнь. Число партнеров зависит от ранга и значимости участника. Простой член племени на Тробрианах будет иметь только несколько партнеров, тогда как у вож­дя их могут быть сотни. Нет никакого специального социального ме­ханизма, который ограничивал бы участие одних и расширял бы его для других, хотя каждому должно быть и так ясно, какое именно чис­ло партнеров позволено ему иметь в соответствии с его рангом и по­ложением. Кроме того, ориентиром ему всегда будет служить пример его непосредственных предков. В других племенах, где различие в ранге не столь очевидно, старый человек с положением или староста деревни также будут иметь по несколько сот партнеров, тогда как че­ловек низкого социального положения — всего несколько.

Два партнера кула должны совершать между собой обмены кула, а кроме того, время от времени обмениваться другими подарками; они ве­дут себя как друзья и имеют друг перед другом ряд взаимных обязанно-

106

107

стей и обязательств, различающихся в зависимости от расстояния меж­ду их деревнями и социальным положением их обоих. Рядовой человек имеет в ближайшем районе нескольких партнеров (как правило, это его родственники и свойственники по линии жены и друзья); с ними он, как правило, находится в весьма дружеских отношениях. Партнерство в кула — это одна из тех особых связей, которые соединяют двух людей в постоянные отношения взаимного обмена дарами и услугами, столь ха­рактерные для этих аборигенов. Кроме того, у простого человека есть один или два вождя в своем или соседнем районе, с которыми он совер­шает обмены кула. В таком случае он будет обязан помогать им и оказы­вать им разного рода услуги и даже подносить им самые ценные ваигу 'а в тот момент, когда они до него дойдут. С другой стороны, он может рас­считывать на то, что вождь будет к нему особенно великодушен.

В то же время партнер с далеких заморских островов является для него хозяином, опекуном и союзником в чужом краю, где грозит опас­ность и не чувствуешь себя защищенным. Теперь, хотя это чувство опасности все еще сохраняется и аборигены в чужой стране никогда не чувствуют себя комфортно и безопасно, эта опасность воспринима­ется скорее как магическая и является скорее страхом перед действи­ем чужого колдовства. В давние времена опасности были более осяза­емыми, и потому партнер выступал главным гарантом безопасности. Он также снабжал провизией, подносил подарки, а его дом, хоть в нем никогда и не спят, является местом встречи гостя с людьми во время пребывания в чужой деревне. Таким образом, партнерство в кула обес­печивает каждого из его участников несколькими друзьями из бли­жайшего района и несколькими дружественными союзниками в дале­ких, опасных и чужих районах. Они всего лишь относятся к числу тех людей, с которыми можно совершать обмен кула, хотя, конечно, сре­ди всех своих партнеров человек волен свободно выбирать того, кого он одарит тем или иным предметом.

Попробуем теперь дать общий анализ того совокупного воздействия, которое оказывают правила партнерства. Мы видим, что вся совокуп­ность кула окружена сетью отношений, которые образуют некоторое переплетение. Люди, живущие друг от друга на расстоянии сотен мор­ских миль, соединены прямым или промежуточным партнерством, они друг с другом обмениваются, знают друг друга и в определенных случа­ях встречаются на больших межплеменных сходках (см. снимок XX). Предметы, подаренные одним участником, через некоторое время до­стаются тому или другому далекому партнеру через многих посредни­ков, причем это не только те предметы, которые связаны с кула, но и разного рода домашний инвентарь и более мелкие подарки. Легко уви­деть, что со временем не только предметы материальной культуры, но также и обычаи, песни, художественные мотивы и общие культурные влияния следуют маршрутами кула. Это - широкая межплеменная сеть отношений, это большой институт, охватывающий тысячи людей, при­чем все они связаны общей великой страстью к обмену кула и, во вто­рую очередь, многими узами и интересами.