Глава 15

ческих существ по жестким иерархическим рангам и на пред­мет организации большей части коллективного существова­ния в соответствии с данной классификацией. Его функция, если вы хотите ее так назвать, - интерпретативная: это про­чтение балийцами опыта балийцев, история, которую они рассказывают друг другу о самих себе.

Как говорить что-то о чем-то

Поставить вопрос таким образом - значит изменить фокус исследования в сторону некоторой доли метафоричности, поскольку это смещает анализ культурных форм от процеду­ры, подобной расчленению организма, диагностированию симптомов, расшифровыванию кода или упорядочиванию систем - именно такие аналогии преобладают в современной антропологии, — к процедуре, подобной проникновению в литературный текст. Если мы рассмотрим петушиный бой или любую другую коллективно создаваемую символическую структуру как средство «сказать что-то о чем-то» (если вспом­нить знаменитое аристотелевское выражение), то мы столк­немся с проблемой не социальной механики, а социальной семантики³⁶. Для антрополога, который стремится к форму­лированию социологических принципов, а не к рекламирова­нию или эстетическому созерцанию петушиных боев, вопрос состоит в следующем: что можно узнать о таких принципах, если рассматривать культуру как собрание текстов?

Такое расширение понятия «текст» за пределы письменно­го и даже вербального материала хотя и имеет метафорический характер, но уже, конечно, не является новым. Средневековая традиция interpretatio naturae¹²", которая достигла кульминации в работах Спинозы и в которой природа прочитывалась как Писание, ницшеанское стремление толковать системы ценно­стей как дающие комментарий к феномену воли к власти (или марксистское стремление толковать их как дающие коммен­тарий к отношениям собственности), а также фрейдистская попытка толковать загадочные тексты сновидений с точки зрения более ясных текстов бессознательного — все они дают нам разнообразные прецеденты (хотя, наверное, не каждый из них можно в равной мере порекомендовать вниманию иссле­дователя)³⁷. Но теоретически идея остается неразвитой; и ее важное (для антропологии) следствие, — что к культурным формам можно относиться как к текстам, как к творческим произведениям, созданным из социального материала, — еще предстоит систематически разрабатывать³⁸.

Глубокая игра: заметки о петушиных боях у балийцев

Внашем случае рассмотреть петушиный бой как текст -значит прежде всего высветить ту его черту (на мой взгляд, наиболее важную), которая при рассмотрении его как ритуа­ла или как развлечения — две самые очевидные альтернати­вы — оказывается сокрытой: задействование эмоций в познавательных целях. То, что петушиные бои говорят, они говорят на языке чувств - на языке трепета риска, отчаяния поражения, радости победы. И все же они говорят не просто о том, что риск волнует, поражение удручает, а триумф воз­награждает (банальные тавтологии), но о том, что именно с помощью этих эмоций - поставляющих, таким образом, сво­его рода наглядный пример - строится общество и индивиды соединяются воедино. Посещение петушиных боев и участие в них — это для балийцев своего рода воспитание чувств. Там балиец открывает для себя, как выглядят этос его культуры и его личные чувства (или, по крайней мере, некоторые из их проявлений), когда они произносятся «вслух» в коллективном тексте; он открывает для себя, что то и другое достаточно по­хожи, чтобы быть выраженными в символах одного и того же текста; и — взволновывающая часть — что текст, с помощью которого совершается это открытие, состоит из петуха, кото­рый бездумно рвет на части другого петуха.

Каждый народ, гласит пословица, любит свою собствен­ную форму насилия. В петушином бое балийцы видят отра­жение их формы: ее общих контуров, ее назначения, ее силы и ее притягательности. Затрагивая практически все уровни балийского опыта, петушиный бой сводит вместе разные темы — животную дикость, мужской нарциссизм, антаго­низм игры, соперничество статусов, возбуждение публики, кровавые жертвоприношения, - общим элементом в кото­рых является жестокость и страх перед жестокостью; и, впи­сывая эти темы в систему правил, которая одновременно является и сдерживающей, и легализующей, он выстраивает символическую структуру, с точки зрения которой роль этих тем в жизни может быть разумно воспринята. Если, по сло­вам Нортропа Фрая, мы идем смотреть «Макбета» для того, чтобы узнать, что чувствует человек, когда он добился вла­сти и потерял душу, то балийцы идут на петушиные бои, чтобы узнать, что чувствует обычно сдержанный, стороня­щийся общества и почти всецело погруженный в себя чело­век, — своего рода моральный микрокосм, — когда он, буду­чи подвергнут нападению, мукам, оскорблениям и в итоге приведен в состояние крайней ярости, либо добивается пол­ного триумфа, либо низко падает. Стоит процитировать весь этот отрывок, поскольку он вновь возвращает нас к Арис-

508

509