культурная антропология / Ч1Морган

Открытия Моргана теперь признаны или, вернее, присвоены всеми исследователя

XV

первобытной истории даже и в Англии. Но почти ни у одного из них мы не найдем от крытого признания, что именно Моргану обязаны мы этой революцией во взглядах. В Ан глии его книга, по возможности, замалчивается, а на долю его самого достается лишь снисходительная похвала за его прежние труды; усердно придираются к отдельным частностям его изложения, а его действительно великие открытия упорно замалчивают. Первого-американского издания "Ancient Society" нет в продаже; в Америке для таких вещей нет надлежащего сбыта; в Англии книгу, по-видимому, систематически затирали, и единственное . издание этого сделавшего эпоху труда, еще обращающееся в книжной торговле, это — немецкий перевод.

Откуда же эта холодность, в которой трудно не видеть заговора молчания, особенно если иметь в виду многочисленные цитаты, приводимые лишь из вежливости, и другие доказательства товарищеских чувств, которыми пестрят писания наших признанных исследователей первобытной истории? Уже не оттого ли, что Морган — американец, а для английских исследователей первобытной истории весьма огорчительно, что при всем своем в высшей степени почтенном усердии в собирании материала, по части общих взглядов, не обходимых для сводки и группирования этого материала, словом, по части идей, они вынуждены опираться на двух гениальных иностранцев — Бахофена и Моргана? С немцем еще можно было бы помириться, но с американцем! По отношению к американцу каждый англичанин становится патриотом, чему я видел в Соединенных Штатах забавные - примеры. Сюда присоединяется еще и то обстоятельство, что Мак Леннан был, так сказать, официально признанным основателем и вождем английской доисторической школы; что стала до некоторой степени хорошим доисторическим тоном говорить не иначе, как с величайшим почтением о его искусственных исторических построениях, ведущих от детоубийства через многомужество и хищнический брак к материнско-правовой семье; что малейшее сомнение в существовании абсолютно исключающих друг друга экзогамных и эндогамных "племен" считалось дерзкой ересью; что, следовательно, Морган, рассеявший все эти освященные дог­маты, как дым, совершил нечто вроде святотатства. К тому же он рассеял их такими аргумен­тами, которые достаточно было высказать, чтобы они стали очевидными для всех; так что беспомощно шатавшиеся до сих пор между экзогамией и эндогамией почитатели Мак Леннала должны были чуть ли не ударить себя по лбу и воскликнуть: как могли мы быть так: глупы, что сами давно не заметили этого!

Не довольствуясь этим преступлением, которого одного было достаточно, чтобы офи­циальная школа замалчивала его, Морган переполнил чашу тем, что не только подверг цивилизацию, общество товарного производства, основную форму нашего современного общества, критике, напоминающей критику Фурье, но и говорил о будущем переустройстве этого общества стопами, которые мог бы сказать Карл Маркс. Он вполне заслужил поэтому, чтобы Мак-Лекнан с возмущением упрекал его в том, что «исторический метод ему совершенно антипатичен», и чтобы женевский господин профессор Жиро-Тэлон подтвердил этот упрек еще в 1884 г. Ведь бродил же этот самый господин Жиро-Тэлон еще в 1374 г. („Origines de la famllle") беспомощно в лабиринте макленнановской экзогамии, откуда только Морган вывел его!

Дальнейших успехов, которыми первобытная история обязана Моргану, я не могу - здесь касаться; в моей работе отмечается все необходимое. Четырнадцать лет, истекшие со времени появления его главного труда, сильно обогатили наш материал по истории первобытных человеческих обществ; к антропологам, путешественникам и профессионалам - исследователям первобытной истории присоединились представители сравнительной юриспруденции, которые дали частью новый материал, частью новые точки зрения. Некоторые частные гипотезы Моргана были тем самым поколеблены и даже опровергнуты. Но нигде вновь собранный материал не заставил заменить его основные, главные взгляды другими.

В основных чертах внесенный им в первобытную историю порядок остается в силе и до сих пор. Можно даже сказать, что он все более и более завоевывает всеобщее признание в такой же мере, в какой скрывают его авторские права на этот великий шаг вперед науки¹.

Лондон, 16 июня 1891 г..

Ha обратном пути из Нью-Йорка, в сентябре 1888 г., я встретился с бывшим депутатом конгресса от Рочестерского избирательного округа, знавшим Лькжса Моргана. К сожалению, он не много мог рассказать о нем. Морган жил в Рочестере в качестве частного лица, занятого лишь своей научной работой. Браг его, полковник, служил в Вашингтоне в военном министерстве; при помощи этого брата ему удалось заинтересовать правительство своим исследованиями и издать несколько работ на государственные средства; собеседник: мои во время своего депутатства также неоднократно хлопотал об этом.