Вся философия одним фаилом / Пигров Социальная философия

ем (Fiihlen), осознание микрокосмических напряжений — ощущением (Enipfinden)»113. Мы живем поэтому в двух хронотопах, касающихся ««общерастительной» и «исключительно животной» сторон жизни, или «родовой (половой) жизни» (Geschlechtsleben) и «чувственной жизни» (Sinnenleben). Geschlechtsleben несет в себе момент периодичности, так^а. Она созвучна с великим кругообращением небесных тел, указывает на связь женской природы с Луной. Sinnenleben образована напряжениями: свет и освещаемое, познание и познанное, боль и орудие, ее причинившее114. Если Geschlechtsleben задает хронотоп с акцентом ьа время, то Sinnenleben задает хронотоп с акцентом на пространство. «То, что мы... называем в общем смысле осязанием... есть, в сущности, простейшее обозначение подвижности существа и возникающей отсюда необходимости непрерывно определять свое положение по отношению к окружающему. Однако определить положение — значит установить место в пространстве. Поэтому все чувства... являются, собственно говоря, пространственными чувствами»115.

«Космический такт — это все, что описывается направлением, временем, ритмом, судьбой, стремлением: от цокота копыт упряжки рысаков и мерной поступи воодушевленной армии до безмолвного взаимопонимания влюбленных, до такта благородного общества, внятного одному только чувству»116.

И далее описывается единство этих двух времен — времени-такта и времени-напряжения:

«Всякая свобода движений микрокосма в пространстве — продолжение жизни и дыхания такта космических кругообращений, который время от времени разряжает напряжение всех бодрствующих единичных существ в едином, даваемом в ощущениях, мощном созвучии... В этом смысл военных и любовных танцев у людей и животных; так сплавляется в одно целое полк, идущий в атаку под вражеским огнем, так взбудораженная толпа сплачивается в единое тело, которое мыслит и действует резко, слепо и непостижимо, а через несколько мгновений может распасться вновь. Микрокосмические границы оказываются снесенными. Здесь ревет и грозит, здесь рвется и ломится, здесь летит, поворачивает и раскачивается оно. Тела сливаются, все идут в ногу, один крик рвется из всех глоток, одна судьба ожидает всех»117. И. И. Маханьков делает к этому фрагменту примечание, что данное рассуждение О. Шпенглера — вполне в духе коллективной психологии Густава Ле Бона.

Сегодня проблемы социального пространства-времени в рамках натуралистической модели принимают экологическую форму. Скажем, уже до войны Парк и Бёрджес в своей социальной экологии показали формы развития современного города. В этом же плане могут быть использованы термодинамические метафоры. Они описывают структуру

120

пространства с точки зрения центра и периферии. В центре энтропия падает, на периферии — возрастает. Некоторые считают, что в последние годы вся Россия попала в ту часть пространства, где энтропия растет.

4-2.8. ИСТОЧНИКИ ЗЛА В НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ

Натуралистический дискурс прежде всего готов отказаться от самой идеи добра и зла, от самой идеи морали. Натуралистическая модель, как это было осознано еще в XVIII в., вступает в вековечную тяжбу с воспитанием. С одной стороны, корень всего —природа, следовательно, надо бы отказаться от воспитания. Но в этом случае благодетельными оказываются и пороки. С другой стороны, если воспитание считать более сильным фактором, то на что оно должно ориентироваться118?

Исчерпывающую аналитику зла с натуралистической позиции дал Д. А. Ф.де Сад в своей «Философии в будуаре». Де Сад отправляется от тезиса, что не существует никакой морали. Должен править факт. Нет ценностей, а есть только данности, данности же не требуют оправдания по определению. Природе таким парадоксальным образом возвращается нормативный характер. Однако все заканчивается низвержением самой природы как начала, которое не может нести в себе элемента созидательности. Переход от чувственно воспринимаемой природы к такой природе, которая отождествляется де Садом с абсолютным отрицанием и постигается метафизически, и приводит к абсолютной ценности абсолютного ничто119.

Культура. Говоря несколько упрощенно, в определенном модусе натуралистического видения все хорошее —от натуры, а все плохое — от культуры. Поэтому, например, волки никогда не убивают друг друга, а люди — убивают (см. цитированного выше К. Лоренца). При всей парадоксальности и «каннибализме» формулировки «человек не должен убивать других людей больше, чем он может съесть» она предстает намного более «гуманистичной», чем нынешние реалии оружия массового поражения.

Правда, зло может возникнуть в случае, если в человеческом обществе вдруг столкнутся стихии, в природе естественным образом изолированные. Так, Б. А. Диденко полагает, что человечество — это не один биологический вид, а семейство, где есть хищные и нехищные. Кровавость человеческой истории объясняется этим противоестественным, «артефактным» столкновением хищного и нехищного начал120.

Человеческая деятельность немыслима без создания некоторых материальных средств. Но, созданные как средства для некоторых целей, эти образования по причине самой своей вещественности оказы-

121

ваются способными порождать и некоторые такие следствия, которых никто не хотел121. Они предстают как артефакты. Вот эти артефакты и выступают источником зла в натуралистическом видении социума.

Скажем, гонка вооружений может преследовать самые разные цели: занять какой-либо деятельностью активное население, отвлечь от беспорядков и т. д. Но когда оружие накоплено в больших количествах, оно начинает диктовать логику поведения уже как бы само122.

Ханна Арендт, анализируя тоталитаризм, приходит к выводу, что

1 94

природа социального зла — в «неестественном росте естественного» . В частности, такое социальное зло, как тоталитаризм, есть безграничная гордыня убеждения, что «все возможно», соединенная с ускорени-

1 94

ем псевдоестественных сил и принесением этому псевдоестественному в жертву всего истинно человеческого (стабильности, спонтанности, множественности)125. Пагубная тенденция модерности состоит в том, что люди, вместо того чтобы использовать свою свободу для ограничения разрушительных природных процессов, ускорили их, утрати-

1 96

ли над ними контроль .

В конечном счете такая позиция приводит к осуждению «неестественного», т. е. технического. Техника как имитированные и усиленные естественные процессы — это мир, независимый от мира природы. В результате люди «спустили с цепи собственные естественные процессы, которые никогда бы не произошли без нас, и, вместо того чтобы осторожно защитить человечество от элементарных сил природы, удерживая их как можно дальше от человеком созданного мира, мы

1 27

направили эти силы вместе с их элементарной властью на сам мир» . Очевидно, что если культура есть зло, без которого человек, однако,

не может обойтись, то необходимо минимизировать ее. Следует, например, вернуться к простоте предков. Однако и натура не дает радикального спасения.

Натура. Натуралистическая модель в других модификациях (связанных глубинным образом с гностическим видением человека и общества), напротив, видит сам источник зла в природе. Скажем, тоталитарная государственность и тоталитарное лидерство рассматриваются в качестве объективации и институционализации — политического оформления — тех инфантильных и архаистических стихий, которые действуют в недрах индивидуального и коллективного бессознательного или полусознания, выплескиваясь наружу и «овладевая массами» во времена исторических потрясений. Демократические же веяния объективно означают стремление огромных пластов общества оградить и обезопасить себя от засилья этих стихий, стремление поставить

агрессии бессознательного какие-то заслоны рациональности и права128.

122

* * *

В натуралистических моделях социальности есть то несомненное достоинство, что они напоминают нам о том, сколь малую часть человечество занимает во Вселенной. Подчас оно мнит себя источником глобальных перемен, в то время как оно всего лишь присутствует при них. Мы же готовы в этом отношении взять вину на себя129. С помощью социобиологических, натуралистических представлений эффективно осмысляется ряд социальных проблем, например проблема адаптации130.

Хотя натуралистический дискурс несомненно эвристичен131, натуралистическое видение социального мира имеет существенные ограничения. Понятие человеческого общества подразумевает сумму понятий, которые логически несовместимы с типами объяснения, предлагаемыми в естественных науках. Хотя человеческие реакции значительно более сложны, чем реакции других существ, они не просто «значительно сложнее». То, что, с одной стороны, предстает изменением в степени, с другой стороны, есть различие по виду: понятия, которые применяются для описания более сложного поведения, логически отличаются от тех, которые применяются для менее сложных. В то время как человек учится понимать правило, собака учится реагировать определенным способом. Различие между этими данностями происходит из-за отличия в сложности реакций, но не может быть объяснено в количественных понятиях. Понимание укоренено в социальном контексте, в котором собака вообще не принимает участия, в отличие от человека132. Там, где на первый план выходят феномены духа, натуралистический дискурс оказывается беспомощным.

4.3. ДЕЯТЕЛЬНОСТНАЯ МОДЕЛЬ

Деятельностная (или прагматическая) модель близка натуралистической, они возникли примерно в одно и то же время. Но, в противоположность натуралистической, деятельностная модель не сводит общество к функционированию популяции человека как биологического вида. Постулирует'ся, что источник общественных изменений — в самом обществе, т. е. люди в процессе своей общественной жизни сами создают основы для ее изменения133. Новую реальность, специфическую, принципиально неприродную и сверхприродную, создает именно человеческая деятельность. Поэтому реальность здесь предстает как действительность. Она фиксирует, подчеркивает, акцентирует два момента: во-первых-—активизм, роль перемещения, во-вторых — конструктивизм.

В противоположность реалистической модели здесь в тени остается вопрос о трансцендентной природе социального. Для деятель-

123

ностного дискурса органична трансцендентальная установка жесткого противопоставления субъекта и объекта. «Диалог» с объектом здесь возможен лишь «с позиции силы».

В мире есть сторона, момент непрерывного движения, непрерывного изменения. Он и выражается категорией действительности. Дей- ствительность—это действительное бытие сущего, т.е. это бытие сущего в действии. Именно так реальное бытие себя и обнаруживает. Социальная действительность — это созидаемая, конструируемая, практическая реальность, всегда содержащая в себе момент, сформированный искусственно. Мифореальность социального всегда в той или иной мере культивируется. В этом своем культивируемом качестве социальная действительность всегда есть рефлексия — она содержит реализацию той или иной формы рациональности. Поэтому культивируемая социальная действительность вступает в конфликт со стихийностью мифореальности социального бытия. Проще говоря, культивированная действительность разрушает мифореальность социального бытия, что обнаруживается, например, в так называемом расколдовании мира, характерном для новоевропейской цивилизации.

Энергийный аспект действительности находит наиболее полное выражение в протестантском мировидении, в немецкой классической философии, в марксистской диалектике (роль труда, общественно-исто- рической практики), в феноменологии.

В деятельностной модели существенно разделение социального бытия на реальное и идеальное13*. Реальное бытие —мир существования. Идеальное бытие — мир сущностей. Идеальное бытие — вне простран- ства-времени, оно неизменно, вечно, ему не свойственно быть фактом. Это бытие идеи (например, идея демократии, порядка, самого социума), бытие ценности. Реальное бытие имеет пространственно-временной характер. Оно индивидуально, неповторимо. В реальном бытии, следовательно, роль времени становится более значимой по сравнению с ролью времени в идеальном бытии. Социальное бытие всегда содержит в себе начало идеального бытия, оно супранатурально, т.е. оно — мифореальность. Последнее понятие, может быть, наиболее точно раскрывает суть идеи бытия социального.

Время в категории действительности — на первом и главном месте. Оно оказывается самым существенным для деятельностной модели, поскольку деятельность — это своеобразная субстанция, существующая принципиально во временном измерении. Общество, создающее себя собственной деятельностью, рождает образ серфинга, скольжения по временной волне. Деятельностная модель в этом смысле всегда

историческая.

Деятельность в своей структуре предполагает цель, средство и результат130. Философский поворот вопроса о целях и средствах в де-

124

ятельности подчеркивает то обстоятельство, что цели сами по себе в длинных опосредствованных целесредственных цепях136 вынуждены становиться средствами, а средства в них же становятся самоцелями. Вопрос в том, в какой мере абсолютны и непреложны цели человеческой деятельности в социуме и в какой мере средства сами по себе приемлемы и способны стать целями и даже самоцелями.

Если говорить о третьем члене в этой триаде, т.е. о результате, то самый существенный модус результата состоит в успешности и неуспешности. Средство, будучи необходимым условием реализации, осуществления цели, в то же время накладывает на результат и свою необходимую и неизгладимую печать. Цель поэтому далеко не всегда реализуется в результате так, как она была задумана. В средствах, поскольку они не полностью подчиняются воле деятеля, например по причине своей материальности, коренится источник социальной стихии.

Успех или неуспех зависит, естественно, от средств, а также от того, как была сформулирована, задана цель. Успешность или неуспешность во многом зависит от случая. Это означает, что средства не представляют собой целиком заданные деятелем условия. В них входит и стихия внешнего, беспредельный универсум, которым деятель не владеет. Если успешности или неуспешности способствует случай, причем деятель это явно осознает, мы имеем дело с удачей или, наоборот, неудачей. Если успеху (или неуспеху) приписывается в той или иной форме сакральный смысл, то мы имеем дело с победой (или — с поражением). Успешный результат, удача, победа под воздействием средств может «превосходить ожидания», содержавшиеся в цели, и может «не оправдывать ожиданий». Иными словами, результат может быть «выше» и «ниже» задуманной цели.

4.3.1. МОМЕНТЫ ИСТОРИИ

Принцип действия, дела, поступка пришел к нам из античной Греции. Хитроумный Одиссей, этот прообраз новоевропейского человека, воплотил в себе позицию деятельного активизма. В греческом языке различались два оттенка понятия деятельности: с одной стороны, poiesis

— «творение», с другой, praxis — «делание» (с акцентом на инструментальность). Для Аристотеля поэзис есть техника, а праксис — господство нравственной мудрости137. Аристотель сближает энергию и энтелехию, т. е. (в упрощенном истолковании) сближает движение и сущность138. Иначе говоря, уже в Античности мы можем найти некоторые предпосылки деятельностной модели.

Но в своем наиболее развернутом виде деятельностная модель обнаруживается в новоевропейском видении мира. Наша цивилизация

125

додумала эту идею до конца. Деятельностное видение определенно выразил Н. Макиавелли в своем «законе силы», который описал и конституировал условия политической борьбы вообще. Для Макиавелли, как и для Дж. Вико, существенно, что люди сами делают свою историю. Открытие Дж. Вико состоит в «принципе конверсии истинного и сделанного»139. Б.Кроче в этой связи противопоставляет активистскую позицию Дж. Вико созерцательной традиции Р.Декарта140. У Вико взаимообратимость сделанного и истинного относится к социуму в его изменении: человек способен полностью постичь социум именно потому, что он «сделан» им.

В главе о методе мы обозначили альтернативу естественнонаучного и гуманитарного понимания социума. Однако Вико находит здесь, в духе своего времени, третий путь. Бог создал мир, а потому Он обладает совершенным знанием о мире. Мы сами созданы, и потому наше знание о мире принципиально неполно. Мы можем постичь только то, что можем создать. Мы сами создали математику, и потому наше знание здесь совершенно. Общество, хотя бы частично, есть нами сконструированный объект; оно созидается, в частности, нашими целесообразными действиями, а потому его следует понимать не так, как природу, но и не так, как мир идеального. Общество, стало быть, можно познать лучше, чем природу141. Это «лучше» означает, в частности, что общество схватывается практически, т.е. эмоционально, как практичная, необходимая нам «вещь», как искусственная система, как «машина» нашей жизни.

Существенная роль в конституировании деятельностной модели социальной реальности принадлежит протестантской трудовой этике, рационализованной в немецкой классической философии. Сама идея экономики может появиться лишь в рамках деятельностной модели. И. Кант заменил картезианское cogito идеей априорного синтеза, что явилось той же конверсией истинного и сделанного, только в другом

142

аспекте .

Вцелом как философское основание деятельностной модели можно рассмотреть «механицизм»143. Предполагается, что люди, производя средства к жизни, вступают в некоторые особые экономические отношения (например, отношения купли-продажи) и эти отношения конституируют в конечном счете социум.

Вразвитом виде деятельностные модели социальной реальности появились в середине XIX в., когда в сознание новоевропейской цивилизации активно вторглись политэкономические идеи. Деятельность предстала в конкретной форме —как труд. Это не только марксистский тезис. Марксизм — лишь одна из вариаций этой важной идеи

новоевропейской трудовой этики. Кроме К. Маркса здесь приложили руку и М.Вебер, и польская школа праксеологии144, и американский

126

прагматизм, и мн. др. Идее деятельности большое внимание уделяли и в советской философии145.

4.3.2. ПРИНЦИПЫ ДЕЯТЕЛЫЮСТНОЙ МОДЕЛИ

4.3.2.1. РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

Деятелыгостная модель имплицитно предполагает, что с помощью рациональных научных методов общество может быть адекватно постигнуто и потому сделано управляемым. Соответственно в деятельностном дискурсе высока роль математики. Рациональность деятельностной модели базируется на калькуляции146.

4.3.2.2. ТЕХНОМОРФНОСТЬ

Деятельностные модели сразу выдают себя техническими метафорами, они пгехноморфны. Социальная технология строится по типу технологии в материальном производстве; возможность технологизировать любой социальный процесс предполагается в самой структуре человеческой деятельности147. Люди строят социум как мегамашину, которая, раз возникнув, начинает определять их дальнейшую материальную и духовную активность. Говорят о социальной инженерии, об образовательных или электоральных технологиях.

Техноморфность деятельностной модели раскрывается через понятия

опредмечивания и распредмечивания, пришедшие в современную социальную философию из гегелевского лексикона и особенно в марксизме продемонстрировавшие свою эффективность и гибкость.

Наиболее характерная модификация деятельности для рассматриваемого дискурса —это труд и творчество. Труд предстает прежде всего в сфере индустрии, а творчество в таком видении есть техническое творчество по преимуществу. Все виды деятельности даются по образцу индустриальной фабрикации и технической инновации148. В скрытой форме активистская идея о возможности создавать и пересоздавать мир обнаруживается практически во всех концепциях Нового и Новейшего времени, а не только в ярко выраженных деятельностных моделях. Дж. Ролз, человек безусловно далекий от философии техники, в своей «Теории справедливости» мыслит вполне техноморфно149.

Техника и наука в новоевропейской цивилизации теснейшим образом связаны. Однако между ними все же есть существенное отличие. Техника исходит из идеи, что «все можно сделать лучше», а наука в своей активности исходит из «попечения о сохранности бытия». Если теория не сходится с практикой у физика, он изменяет теорию, если же теория не сходится с практикой у инженера, то он изменяет практику, например — переделывает машину, которая не работает150. Не только

127

практически действующий политик, но и социальный философ скорее напоминает инженера, чем исследователя-физика. Философ, смотрящий на мир с позиций деятельностного дискурса, если его теория «не сходится» с социальной реальностью, предъявляет требования к самой реальности и призывает изменить ее151. Отсюда и активизм деятельностного взгляда на общественное бытие, предстающее как социальная действительность.

4.3.2.3. ИДЕЯ СЛОЖНОСТИ

Современные достижения технического знания, новая специфическая терминология в деятельностной модели тут же переносятся на сферу познания общества. Идея множественности социума раскрывается как структуралистичностъ. Поэтому естественно, что деятель-ностная модель широко использует аппарат системного анализа, рассматривая общество как большую или как сложную (очень сложную) систему152, как отношение сложности и простоты153. Особо подчеркивается такая особенность современной эпохи (т. е. современного общества), как небывалое возрастание сложности во всех сферах человеческой жизни154.

4.3.2.4. ВЕРОЯТНОСТНЫЕ ПРИНЦИПЫ

Сложность раскрывается в связи с ролью вероятностных принципов в осмыслении общества. В рамках деятельностного дискурса органичным представляется и синергетический подход155. Социальная философия в таком видении «синергетична» по сути. Ведь, по слову основателя синергетики Германа Хакена, синергетика выражает совместную деятельность156.

В сложных, вероятностных системах обнаруживаются многофакторность и многоцелевой характер тех моделей, которые направлены на получение сведений о будущем, т. е. прогностических моделей. Такого рода модели не имеют оптимальных решений, и здесь необходимо использовать теорию нечетких множеств157.

Деятельностная модель осмысляет социальное в терминах статистической термодинамики (в частности — социальный хаос как состояние максимальной энтропии). Здесь же коренится и идея вероятностной природы социального, без чего не может быть в этой модели помыслена свобода158, предстающая как форма обнаружения вероятностной природы социума.

К ярко выраженной деятельностной методологии, подчеркивающей вероятностный момент, можно отнести критику историцизма у К. Поппера159. Поппер главную роль социальности видит в деятельности, причем особенно в той духовной деятельности, которая приводит к развитию человеческого знания.

128

4.3.2.5. ИЕРАРХИЯ

Иерархия в деятельностной модели — это принцип структурной организации систем, преодолевающий их сложность и вероятностность. Данный принцип обозначает проблему управления в системах, где получают, перерабатывают и используют большое количество информации. Принцип иерархии состоит в упорядочивании взаимодействий между уровнями в порядке от высшего к низшему. Так вводится понятие уровня системы. Уровни разделяются как по структурному, так и по функциональному принципу. Каждый уровень специализируется на выполнении определенных функций. Уровень системы — управляющий по отношению к нижележащему и управляемый, подчиненный по отношению к вышележащим. На более высоких уровнях преобладают функции согласования и интеграции. Число уровней в иерархизированной системе может быть различным и зависит от многих обстоятельств, хотя есть попытки вывести их количество из общих соображений160.

4.3.2.6. СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

Иерархизированный социальный порядок предстает в качестве социального института, точнее, как система социальных институтов. Социальный институт выступает активной силой, организующей общество, которая во многом парадоксальна. Достаточно, например, сказать, что, в соответствии с исследованиями М. Фуко, социальный институт психиатрических клиник не столько позволил преодолеть сумасшествие или облегчить страдания больных, сколько, напротив, в известном смысле породил безумие в новоевропейской цивилизации, культивируя его.

4.3.3. ДЕЯТЕЛЬНОСТНАЯ МОДЕЛЬ И ИДЕОЛОГИЯ

Поскольку для деятельностной модели социального духовный мир представляет собой «только отблеск, только тени» от мира материального, необходимо указать форму, в которой этот «отблеск» и существует. Эта форма — идеология. Идеология, рассматриваемая ретроспективно, может принимать самые разные формы — мифологическую, религиозную, художественную, юридическую, философскую, но аутентичное ее выражение в конечном счете научно и сводится к трем моментам.

Всякая идеология содержит в себе, во-первых, проект желаемого будущего для социума, базирующийся на более или менее эксплицированной системе ценностей. Во-вторых, идеология включает в себя описание наличного бытия социума, где особенный акцент делается

129