Вся философия одним фаилом / Пигров Социальная философия

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Головной СОВЕТ «ФИЛОСОФИЯ» МИНИСТЕРСТВА ОБРАЗОВАНИЯ Российской ФЕДЕРАЦИИ

К.С.ПИГРОВ

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Учебник

Рекомендовано Северо-Западным отделением Российской Академии образования в качестве

учебника для гуманитарных вузов

ИЗДАТЕЛЬСТВО С.-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2005

ББК 87.6 П32

Рецензенты: д-р филос. наук проф. К. В. Султанов (Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена), канд. филос. наук Д. Л. Гущин (С.-Петерб. гос. ун-т)

Печатается по постановлению Ученого совета философского факультета

С.-Петербургского государственного университета

Пигров К. С. П32 Социальная философия: Учебник. — СПб.: Изд-

во С.-Петерб. ун-та, 2005.-296 с. ISBN 5-288-03703-5

В учебнике представлен современный взгляд на основные проблемы социальной философии. Автор подводит итоги чтения курса лекций на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета более чем за десять лет. Форма учебника позволяет построить социальную философию как систему на основе глубокого анализа существующей литературы и обобщения многолетнего педагогического опыта. В книге — в отличие от других учебников и учебных пособий — представлен развитый научный аппарат, который дает возможность использовать ее в дальнейших самостоятельных исследованиях по заданной теме. Охват тем и их разработка полностью соответствуют требованиям действующего Государственного образовательного стандарта РФ и базовой федеральной программе по специальности «Философия» в части социальной философии. Учебник, написанный живым, образным языком, в то же время нигде не идет на недопустимое упрощение и обращается к творческим, мыслящим людям.

Для студентов и аспирантов философских факультетов университетов, для социологов и обществоведов, а также для всех интересующихся современной социальной философией и социальной теорией.

ББК 87.6

ПРЕДИСЛОВИЕ

Если и пишут предисловие к учебникам, то делают это, как правило, сами авторы. В данном случае авторская позиция выражена во введении. Кроме того, работа представлена читателю человеком со стороны. Получается вступительная часть, которая как-то подготовит читателя, приступающего к изучению социальной философии, к восприятию данной работы.

Социальная философия в ней рассматривается как философская наука, содержание которой зависит не только от ее предмета, но и от субъекта — социального философа, специалиста, что открывает для последнего возможность свободной творческой деятельности в плане постановки и трактовки ее проблем. И автор этим широко пользуется. По ряду показателей он отступает от обязательных для учебного издания академических канонов. Подобная установка отвечает духу переживаемой Россией эпохи.

В Советском Союзе политическая монополия Компартии была неразрывно связана с идеологической монополией марксизма-ленинизма, включавшего в себя марксистскую философию как единственно научное мировоззрение. В этом ключе она изучалась во всех вузах страны. Функцию социальной философии выполнял исторический материализм, который по ряду причин оказался, пожалуй, самым догматизированным разделом марксистской философии.

Потеря Компартией руководящей роли в российском обществе открыла для отечественных философов легальную возможность критического переосмысления теории марксизма, а распад СССР, изменение политического режима и экономического строя для многих обесценили прежние идеалы, породили идейный вакуум, вызвали болезненную смену мировоззренческих ориентиров. Для России наступило время духовного поиска, который непосредственно затрагивает и поколения молодежи.

Ей близки и для нее важны проблемы общественного устройства, социальной справедливости, социально-нравственной оценки происхо-

3

дящего, прогнозы будущего страны и мира, а также социокультурные и экзистенциальные смысложизненные проблемы личного существования. Вопросы, ответы на которые ранее, в условиях относительно стабильного состояния общества, были, казалось бы, определены, выглядят сейчас совершенно по-иному. И к ним требуется философский подход. Книга дает знания по социальной философии, позволяющие рассуждать о подобных проблемах па должном уровне философской культуры.

В советские времена философские учебники создавались по одной схеме с научными. Было принято всю философию критически оценивать с позиций марксизма. Автор далеко ушел от этой схемы, но не уподобляется и тем, кто проклинает все, чему поклонялись раньше, и не сдает в архив социальную философию марксизма.

Философия отличается от конкретной науки своей плюралистичностью, т. е. в ней на равных правах существуют различные и противостоящие друг другу системы взглядов и имеется возможность выбора собственной мировоззренческой позиции. Эта специфика философского сознания отражена в данной работе.

Привлекает в ней стиль изложения — свободный, раскованный, с массой неожиданных ассоциаций, сопоставлений, утверждений, иногда смелых настолько, что они ставят читателя в тупик: неясно, как к ним относиться. Так, в главе «Метод социальной философии» имеются параграфы «Терпение», «Смех», «Музыка». И тут же, рядом традиционные для социальной философии темы: «Естественнонаучный и гуманитарный подходы», «Идеальный тип» и т. д. Или, например, множественность объявляется источником зла (видимо, подразумевается, что Единое есть источник добра), а европейская культура— «номади-ческой», поскольку европейцы склонны к путешествиям.

Заслуживают внимания имеющиеся в работе концептуальные построения. Читателю есть над чем подумать. К одному построению мне хотелось бы выразить и свое отношение. Речь идет о 4-й главе— «Дискурсы социального», которая является философским стержнем книги: здесь автор формулирует свое кредо. Он считает, что проблемное поле социальной философии делят между собой четыре основные модели социальной реальности: реалистическая (идеалистическая, признающая реальное самостоятельное существование общего), натуралистическая, деятельностная и феноменологическая. Каждая модель реализует определенный метод. И это верно, поскольку именно от метода зависит то или иное «видение» реальности, задающее контуры ее модели.

Автор широкими мазками живописует названные модели, красочно рассказывает об их разнообразных модификациях, т. е. конкретных лицах и направлениях, например фрейдизме, социобиологии, геополи-

4

тике в рамках натуралистической модели или марксизме, техницизме в рамках деятельностной модели, ориентированной на активное созидание социальной действительности. Таким образом, он выделяет, систематизирует и описывает основные направления и представляющие их концепции в области социальной философии.

Из всех моделей автор отдает предпочтение феноменологической, причем преимущественно из нравственных соображений: только эта модель не ставит человека в зависимость от внешних детерминант, феноменология «последовательно проводит установку на свободу человеческого бытия». Но, даже определив систему взглядов, признаваемую им преимущественной, он не делает ее единственной основой трактовки иных взглядов и анализа социума в целом. Во всех моделях, сопоставляя их, автор находит сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки. И феноменологическую модель он принимает не потому, что она «наиболее удовлетворительна», а потому, что «наименее неудовлетворительна» — и, кроме того, современна (феноменология Гуссерля появилась в начале XX в.). И такое «мягкое» принятие феноменологической модели неслучайно. Автор вовсе не стремится выстроить модели социальной реальности как исторические ступеньки развития социальной философии. Все четыре модели, по его словам, представляют собой единое целое, и нельзя без ущерба для понимания социума отказаться ни от одной из них.

Эта идея, очевидно, означает, что каждая модель отражает определенный аспект социума и лишь все вместе могут дать о нем целостное представление. Казалось бы, здесь можно поставить точку. Но точка не получается, ибо каждая модель — это и определенная теопети-ческая позиция со своими принципами и системой понятий. Модели противостоят друг другу, а их принципы подчас несовместимы. В итоге социум в целом будет рассматриваться с четырех различных точек зрения, противоречащих одна другой. Получается совмещение несовместимого.

Масса вопросов возникает также, если использовать эти модели при изучении самой социальной реальности. Ведь если пределы «компетенции» каждой модели ограничены, значит, ее можно использовать для изучения какого-то фрагмента реальности, какой-то группы проблем, например религии в рамках реалистической модели, производства в рамках деятельностного направления и т. д.

Если же каждую модель использовать как метод исследования социума в целом, то получится не одна, а множество реальностей. С феноменологической точки зрения это допустимо, ибо реальность совпадает с представлением о ней. Никакого затруднения в рамках этой модели не возникает. Но тогда и «единого целого» из разных моделей не получается. Позиция автора в данном случае весьма спорна, проти-

5

воречива и уязвима, так как не дает ответа на возникающие вопросы и возражения.

Основная и непреодолимая трудность предлагаемого автором синтеза кроется в невозможности сочетания феноменологии с признанием объективного характера социальной реальности. Автор предвидел это возражение и с ним не согласился. Но говорить можно все, а опыт между тем свидетельствует об ином. В свое время М. Мерло-Понти и Ж.-П. Сартр предприняли попытку соединить экзистенциализм с марксизмом. Сартр также считал, что сознание свободно, если оно ничем не определяется: его не устраивала марксистская идея об определяющей роли бытия по отношению к сознанию. Тогда он и пожелал исходя из субъекта реинтерпретировать марксизм. Результатом явилась, по словам Р. Арона, «схема упрощенного и вульгаризированного Гегеля». Этот опыт следует учитывать, чтобы не повторять тупиковых ходов мысли.

Еще в одном пункте автор отошел от канонов учебной литературы. Авторы учебных изданий обычно стараются ограничиваться ссылками на цитируемые источники с добавлением списка рекомендуемой литературы. Такой список приложен и к данной работе — наряду с огромным ссылочным аппаратом, включающим не только фамилии авторов и названия работ, но и цитаты, дополнения, пояснения, что приближает издание к формату монографического исследования. Конечно, это усложняет изучение текста, занимает дополнительное время, и потому указанный прием следует применять с большой осторожностью и только тогда, когда он действительно оправдан.

В заключение следует отметить главное достоинство данной работы: она не только дает знания о предмете — социальной философии, но и содержит значительный материал для размышления, а также стимулирует его.

Проф. В. Ж. Келле

ВВЕДЕНИЕ. ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ВЕРТИКАЛЬ

О смертной мысли водомет, О водомет неистощимый! Какой закон непостижимый Тебя стремит, тебя мятет? Как жадно к небу рвешься ты!..

Ф. И. Тютчев

Человек — существо принципиально интенционалъное. В нем по-

стулируется устремленность от внутреннего, имманентного1 мира к трансцендентному . Так задается видение «вертикального строения мира» (К. Ясперс). Если символически выразить идею самой философии, то она предстанет в виде вертикали, устремленной «вверх».

То видение философии, которое развернуто в этой книге, мыслит ее как занятую предельными вопросами3 — предельными основаниями бытия и мышления. Как любовь к мудрости «она есть наука о последних целях человеческого разума»5, она всегда имеет своим предметом всеобщее6, или Абсолют. Экзистенциальной стороной порыва к всеобщему оказывается поиск человеческой индивидуальностью смысла жизни7.

Осмысление социальной философии заставляет нас снова продумать

место философии вообще среди других форм знания. Гегель видел философию как завершение форм абсолютного духа, вырастающее на базе искусства и религии откровения, в единстве с ними. XX в., подводя итоги утверждению галилеевой науки в новоевропейской цивилизации, в это триединство («искусство —религия —философия») привнес еще и вычленившуюся в самостоятельное целое —по существу, в отдельную субкультуру, в мощный институт, по образу и подобию которого строятся ныне другие институты, — положительную науку, прежде всего естествознание. Данная тетрада выглядит теперь так: «искусство — религия —философия —положительная наука». Речь, вопреки Гегелю, не идет о том, что философия «выше» всех

7

других сфер духа, речь не идет об их иерархичности или линейной взаиморасположенности. Эта тетрада символизируется скорее окружностью, разбитой на квадранты8. Можно начать с любого квадранта. Например, для художника эта последовательность выстраивается так: «искусство — положительная наука — религия —философия»; ученый начинает со своего призвания, также проходя в конечном счете все измерения духа: «положительная наука — искусство — религия — философия».

Положительная наука, искусство, религия дополнительны, комплементарны философии. Все четыре проявления духа обнаруживают различные стороны реальности. Философия нуждается во всех своих «духовных сестрах». Искусство учит философов культуре метафоры и культуре эмоционального постижения индивидуального, наука — культуре рациональности, религия — культуре веры.

Для нашей ментальности, пережившей длительное внедрение материализма и атеизма, роль религии необходимо подчеркнуть особо. Прав был Б. Кроче, когда говорил, что «радикальное отрицание религии и мифических богов не пугало только популярных писателей, натуралистов и сенсуалистов, не подозревавших о тяжести нерешенных проблем относительно материи и спекулятивного мышления»9.

Любят повторять, что время систем «прошло»10 и уж тем более постмодерн как метод постижения постсовременности лежит по ту сторону систем11. Однако «свертывание информации», т.е. превращение информации в знание, немыслимо без систематизирования. Систематическое изложение по-прежнему жизненно необходимо для целей научного исследования и для преподавания. Форма учебника в этом смысле органична: автор, в конце концов, пытается научить социальной философии сам себя и приглашает к сотрудничеству читателей12.

Социальная философия — это и «культура», и «дисциплина» в кантовском смысле13. В качестве культуры социальная философия представляет собой систему некоторых интеллектуальных и — шире —ду- ховных навыков, которые, не устраняя уже существующего знания, определяют возможность дальнейшего постижения мира. В качестве дисциплины социальная философия ограничивает постоянную склонность к отступлению от правил строгого социально-философского мышления. Речь в конечном счете идет о дисциплине сознания, о преодолении стихийного дрейфа по волнам социально-политических, популистских или элитаристских страстей и предубеждений, столь характерных для нашего времени, когда на Россию так «внезапно» обрушились свобода совести и свобода слова.

Социальная философия как философская дисциплина «состоит» из понятий. Она, стало быть, во-первых, дело семантики; мы должны прояснить смысл отдельных понятий. Но, во-вторых, нам необходи-

8

мо выявить и основные отношения между понятиями, необходимо постичь их единство, т. е. в известном смысле эксплицировать синтаксис данной философской науки. Наконец, в-третьих, следует осмыслить систему прагматики, т. е. установить связь выстроенных таким образом семантико-синтаксических структур с так или иначе понимаемой реальностью. В единстве этих трех моментов имеет смысл говорить о специфическом социально-философском дискурсе. Его основания мы и пытаемся наметить в данной работе. Нашей точкой отсчета в этом деле будет корпус классических текстов — работ, которые служат общепризнанными ориентирами в бурном и обширном море социальных рефлексий.

* * *

Я считаю своим долгом выразить благодарность всем тем, кто ознакомился с текстом учебника в рукописи и своими замечаниями помог мне усовершенствовать текст, особенно проф. К. В. Султанову, доц. Д. А. Гущину, проф. Т. А. Апинян. Я признателен декану философского факультета СПбГУ проф. Ю. Н. Солонину, который при всей своей занятости нашел возможность ознакомиться с рукописью и высказать ряд существенных для автора замечаний. Я признателен проф. В.Ж.Келле, автору широко известных учебников по историческому материализму, который доброжелательно прочел рукопись моей книги и согласился написать предисловие к ней, обозначив терпимость и возможность преемственности на самых разных путях изучения социальной философии в нашей стране. Особое спасибо Елене Константиновне Краснухиной и Александру Анатольевичу Погребняку, глубокие замечания и конструктивные советы которых я еще не смог реализовать полностью, хотя не оставляю надежды воплотить их в дальнейшем.

Я благодарен коллективу Издательства Санкт-Петербургского университета: многолетнее сотрудничество с замечательными его редакторами было для меня полезной, хотя и не всегда легкой, школой.

Большое спасибо нескольким поколениям студентов философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, которые терпеливо и доброжелательно слушали мои лекции по социальной философии и своими репликами, вопросами сделали эту книгу вообще возможной. Их живые, взыскующие Истины глаза заставляли меня читать лекции лучше, продумывать их содержание глубже, чем я делал бы это без них. Аудитория философского факультета — лучшая из возможных.

9