Орлов. ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТ-РА
.docВыше я привел сравнение богатырей Мстислава со львами и медведями (Никон, лет., 1216 г.; ПСРЛ. Т. 10. С. 71). В параллель к нему вспомним известную характеристику Романа Галицкого: «устремил бо ся бяше на поганыя, яко и лев, сердит же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и коркодил, и прехожаше землю их, яко и орел, храбор бо бе, яко и тур», Ипат. лет., 1201 г., 479—480; ср. Святослав — пардус, там же, 964 г., 41. На сближение с этой характеристикой напрашивается начало речи турок в Повести об Азовском осадном сидении: «Вы людие божие царя небеснаго, казачество волное и свирепое, никим вы в пустыни не водими и посылаеми, аки сизы орли по разшему (?) воздуху летаете, или лютые звери лви по темнымь лесам рыскаете» ... Очень своеобразно охарактеризован царевич Иоанн Иоаннович во Временнике дьяка Ивана Тимофеева, представляющем квинтэссенцию вырождающейся книжности: «Явлен по отцы воста (младый инорог на противныя, яко же от востока даже и 'к западу на нечествующих, иже земли его преседящих, яростным оком на ня взирая, врящею юностию ретяся
------------------------------------------------------------
6. Не следует ли считать отражением старинного поэтического оборота, вроде «(Олгово хороброе гнездо) далече залетело» Сл. о. п. И. выражение Никон, летописи под 1216 г.: «и сего не весте... яко далече естя зашли, яко овцы ко лвом и т. д.»—ПСРЛ. Т. 10. С. 71.
и, яко некий невседомен жребец и неприступен обуздоватися, не повинуя никому же, свободне отекая, пасяше верных толико стадо, люте на оны дыша огнем ярости своея, пламенны искры на тыя, отрыгая, пущаше, соседствующим варваром земля своея бывшую ми обиду иногда той плотский инорог самошественне вскоре тех, яко овца, поразити хотя о бозе уповав» ...
Теперь перейдем к тем случаям, когда рассматриваемая группа образов служит для выражения предзнаменований (7).
Крик птиц и зверей, понимаемый как знамение, находим в Слове о полку Игореве, отражение его — в Задонщине, Поведании о Мамаевом побоище и в Слове о ж. Дим. Ив. Из последних произведений изображение этого знамения зашло и в Сказание об Азовском осадном сидении, см. Смирнов «О Сл. о п. И.», 144, 145, 1848. Ср. Ипат. лет., 1097 г.; «и въстав Боняк, отъеха от рати и поча выти волъчъски, и отвыся ему волк, и начаша мнози волцы выти; Боняк же приеха, поведа Давыдови, яко победа ны есть на Угры»...
Играние и крик птиц: «не дошедшим же воемь рекы Сяну, соседшим же на поли вооружиться, и бывшу знамению сице над полком: пришедшим орлом и многим вороном, яко оболоку велику; играющим же птицам, орлом же клекьщущим и плавающим криломы своими и воспрометающимся на воздусе, яко же иногда и николи же не бе; и се знамение на добро бысть» Ипат. лет., 1249 г., с. 532—533; ср.: «и бысть велик трепет птицам, прелетающим от места на место, аки горам играюще» и т. д. Повед. о поб. Дим. Ив., Снегирева 46.
----------------------------------------
7. Участие зверей и птиц для некоторых из предзнаменований объясняется связью их с символом победы и поражения — трупами. Характерными представителями этой группы животных являются, конечно, вороны (ср. «ласкосерьдствующе на златоимание, яко же врани на труп» И. Флавия, Барсов I, 247) и орлы, «яко же писано: где трупи, там и орли». — ПСРЛ. Т. 6. С. 94. Куликов, битва.
8. Отражение указанного предзнаменования Сл. о п. И. сказалось не только на соответствующей картине Задонщины, но и породило ничего не знаменующее сравнение [монголо-]татар с волками, воющими на реке Мечи. К числу образов, возникших под влиянием художественных картин предзнаменований, не следует ли отнести и плач Пскова: «прилетел бо на мя многокрылатый орел» и т. д. — ПСРЛ. Т. 4; 1510 г., 287? Что касается до самого образа орла с многими крыльями, исполненными львиных когтей, то здесь можно предположить влияние рисунка грифа новгородско-псковского орнамента.
Бой животных: «змий внезапу вышед из норы, потече по месту (избранному для основания Царьграда) и абие свыше орел спад, змия похвати и полете на высоту, а змий начат укреплятись въкруг орла... Орел же возлетев из очью на долг час и паки явися низле-тающь и паде с змием на тож место, понеже одолен бысть отъ змия» и т. д. Книжники и мудрецы объяснили цесарю: «орел знамение крестьянское, а змий знаменье бесерменское» — исход борьбы их предвещает временную победу над христианами. Исканд. 3.
Помощь небесной силы
Помощь и заступление небесной силы — эпизод, весьма распространенный в боевых описаниях. Это, конечно, находится в связи с характерной для Древней Руси идеей, воплотившейся в таких словах Галицко-Волынской летописи: «яко не отъ помощи человеком победа, но от бога» Ипат. лет., 1249 г., с. 532.
Рассматриваемый эпизод имел несколько схем — то очень кратких и общих по выражению, то представляющих собой картину, обильную художественными подробностями. И тот и другой вид существовали с древнего времени, особенного же развития схема такого содержания достигла со времени [монголо-] татарского нашествия.
Прежде всего приведу примеры, представляющие зародыш выражения заступничества небесной силы. Самым обычным оборотом в данном случае является — «гоними гневом божиим» ...
Теперь перейдем к схеме, в которой помощь небесных сил выражена в более или менее определенных образах. Основой ее является видение ангелов, святых и богородицы.
В. Ипат. списке летописи находится целое рассуждение, посвященное объяснению ангельской помощи. Значительную часть его занимают библейские ее примеры. «Ангелы бо, глаголю, наша поборники на противныя силы воюющим», «таковии же убо и тации (ангелы библии) на врага преизяществуют» 1111 г., 194.
Самая краткая форма выражения ангельской помощи такова: «и мнози видеху ангела, помагающа Ярославу» Паремия св. Б. и Гл. по сп. Барсова I, 254; «мнози же достовернии видяхю ангелы божия, помагающа крестьяном» Сл. о ж. и о прест, в. к. Дм. Ив., Снегирева 87.
Помощь ангелов и т. д. обычно выражается в каком-либо действии, хотя есть примеры в виде простого видения: «показася им сила велика и страшна зело, яко тысящь за пять и боле... показа имъ (бог) свою страшную невидимую силу, идущу... в помощь благоверному царю» Ин. сказ., 106.
Группа образов и их выражений, приведенная мной, далеко не исчерпывает всех сторон литературной схемы повестей, посвященных изображению битв, войн, нашествий. Да и те черты схемы, которые вошли в сделанный мною обзор, извлечены не из всех памятников этого типа. Настоящая статья есть лишь попытка разобрать и классифицировать художественный материал повествовательных произведений известного рода. Что касается до способа классификации, то он довольно механичен, и в некоторых ее частях замечается искусственность подбора. Начиная работу, я хотел исполнить ее по более широкому плану, например—она должна была представить источники приведенных образов. Но, по мере хода труда, я убедился, что первоначальный его план требует особого исследования иноязычных памятников и их славянских переводов, а это по многим условиям я не могу исполнить в настоящее время. <...>
Обзор привлеченных мною образов и выражений показывает, что схемы и формулы повестей воинского типа немногосложны и что развитие их шло довольно медленно. Многие из них пережили 6—7 веков почти без всякого изменения. Однообразное повторение и незначительность видоизменения повествовательного шаблона не может, однако, свидетельствовать о скудости поэтического творчества в древней письменности. В настоящее время, когда способы выражения человеческой мысли так умножились и развились в связи с изменением, культуры, мы имеем больший запас слов, выражений и образов, новые идеи дали жизнь новому литературному стилю. В средние века русской письменности внешность ее произведений была менее богата, мы имели меньше материала для выражения и поэтому дорожили им — отсюда повторение и некоторое однообразие схем и формул. Вообще я думаю, что пользование стереотипным шаблоном, довольно ограниченным в объеме и реальным только в первых своих проявлениях, есть общее свойство средних веков. Только одни национальности быстрее развивали внешность своих литературных произведений, другие медленнее отвыкали от привычных традиций. Медлительный характер жизни рассматриваемой литературной формы зависел отчасти от условий русской жизни до ее решительной европеизации в XVIII веке. Жизнь народа за эти века отличалась строгой консервативностью — все строилось по обычаю и преданиям старины, влагалось в выработанные ею рамки, чему способствовала национальная и религиозная исключительность Руси «старозаветной». Такой характер русской жизни отразился и на литературном творчестве в разнообразных его видах. Чисто внешней причиной стереотипирования форм является то обстоятельство, что большинство письменных памятников было в старину расклассифицировано по родству типов в сборниках определенного состава. Эти кодексы служили образцом литературной манеры для книжников, дополнявших их состав и подражавших им в новой работе. К ним относились как к сводам узаконенных литературных приемов.
Что касается степени художественности схемы воинских повестей, то многие ее образы были созданы с истинным драматизмом и чувством меры. Особенно это можно сказать о характерной части этой схемы — о картине боя. Композиция ее не сложна, образов немного—но все они сделаны эпиграфически. Стиль ее — стиль надписи на древнем памятнике; краткая и сильная, передает она в немногих словах целую повесть человеческих волнений и страданий.
Орлов А. С. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в). М., 1902. С. 1 — 11, 28—50.