Модель престижного потребления

Явная цель покупки товаров потребления — это, конечно, удов­летворение потребностей, для которых эти товары непосредственно предназначены. Так, автомобили явно предназначены для определен­ного вида перевозок; свечи — для освещения; деликатесы — для пита­ния; раритетные произведения искусства — для эстетического удоволь­ствия. Поскольку эти товары на самом деле имеют такое применение, в основном считали, что оно охватывает весь диапазон социально важ­ных функций. Веблен действительно полагает, что таковым было обыч­но преобладающее мнение (до эпохи Веблена, естественно): «Целью приобретения и накопления обычно считают потребление накоплен­ных товаров... Это по крайней мере осознают как экономически оп­равданную цель приобретения, учитывать которую как единствен­ную и вменяется в обязанности теории»™.

Хотя, в сущности, говорит Веблен, как социологи мы должны идти дальше и рассматривать латентные функции приобретения, накоп­ления и потребления, а они весьма далеки от явных. «Но лишь когда потребление товаров рассматривается в смысле, весьма далеком от его наивного значения [т.е. явной функции], можно сказать, что оно дает побудительную причину, которой неизменно обусловлено накопле­ние». И среди этих латентных функций, помогающих объяснить ус­тойчивость и социальную локализацию модели престижного потреб­ления, приводится та, которая символизирует «финансовую мощь и вследствие этого приобретение или сохранение репутации». Прояв­ление «щепетильного умения разбираться» в преимуществах «пищи, напитков, жилья, услуг, украшений, одежды, развлечений» вызывает не только непосредственное удовольствие от потребления «лучших» в отличие от «худших» товаров, но также приводит, что, как считает Веблен, гораздо важнее, кповышению или подтверждению социального статуса.

Парадокс Веблена заключается в том, что люди покупают доро­гие товары не столько потому, что они лучше, а потому, что они доро­гие. Ибо в своем функциональном анализе он выделяет именно ла-

⁸⁸ Veblen, Theory of Leisure Class, op. tit., стр. 25. — Примеч. автора.

168

тентную функцию («дорогая цена = знак более высокого обществен­ного положения»), а не явное тождество («дорогая цена = превосход­ство товаров»). Это не значит, что он вообще отказывает явным функ­циям в какой-либо роли в укреплении модели престижного потреб­ления. Они тоже срабатывают. «Только что сказанное нельзя воспри­нимать так, будто нет других стимулов к приобретению и накоплению, кроме этого желания превзойти в финансовой мощи и тем самым за­воевать уважение своих знакомых и вызвать у них зависть. Желание большего комфорта и стремление защитить себя от нужды присут­ствуют в качестве мотива на каждой стадии...» Или еще: «Было бы рискованно утверждать, что всегда в использовании любого товара или любых услуг отсутствует полезная цель, насколько бы ни была очевидной его первая задача и главный элемент — престижное расто­чительство» и вызванное им социальное уважение⁸⁹. Просто дело в том, что эти прямые, явные функции не объясняют в полной мере преоб­ладающие модели потребления. Выражаясь иначе, если удалить латен­тные функции укрепления или подтверждения статуса из моделей пре­стижного потребления, то эти модели подверглись бы таким серьезным изменениям, которые «обыкновенный» экономист не мог бы предвидеть. В этом отношении анализ латентных функций, осуществленный Вебленом, значительно отличается от представления, продиктован­ного здравым смыслом, что конечная цель потребления — это, «ко­нечно, непосредственное удовлетворение, которое оно дает»: «Люди едят икру потому, что хотят есть; покупают «кадиллак» потому, что хотят лучшую из возможных машин; обедают при свечах потому, что им нравится спокойная обстановка». Интерпретация, продиктован­ная здравым смыслом и основанная на выделеннии явных мотивов, уступает место в анализе Веблена дополнительным латентным функ­циям, которые тоже и, возможно, даже более значимо выполняют эти обычаи. Безусловно, за последние десятилетия анализ Веблена на­столько внедрился в общественное сознание, что теперь эти латент-

⁸⁹ Ibid., 32, 101. В дальнейшем повсюду будет отмечаться, что Веблен не любит строгой терминологии. В отмеченных отрывках (и периодически в других местах) он использует термины «стимул», «желание», «цель» и «функция» как взаимозаменяе­мые. Поскольку контекст обычно проясняет предметную отнесенность этих терми­нов, большого вреда в этом нет. Но ясно, что явно выраженные цели конформности культурной модели никоим образом не идентичны латентным функциям этой кон­формности. Веблен периодически признает это. Например, «строго говоря, в рязряд престижных трат нельзя включать ничего, кроме таких расходов, которые при срав­нении представляются возмутительной тратой денег. Но чтобы включить любой дан­ный элемент в этот разряд, не обязательно, чтобы его признавал как излишнюю трату ^в этом смысле тот человек, который несет расходы» (Ibid, 99; курсив мой). Ср. А.К. Davis, «Veblen on the decline of the Protestant Ethic», op. cil. — Примеч. автора.

169

ные функции являются общепризнанными. [В связи с этим возника­ет интересная проблема изменений, происходящих в преобладающей модели поведения, когда еелатентные функции получают общее при­знание (и таким образом перестают быть латентными). У нас не будет возможности обсудить эту интересную проблему в данной книге.]

Открытие латентных функций не только уточняет понятие функ­ций, выполняемых определенными социальными моделями (что про­исходит и при изучении явных функций), но и знаменует качествен­но иной этап познания.

Оно препятствует подмене социологического анализа наивными мо­ральными суждениями. Поскольку нравственные оценки в обществе обычно основаны на явных последствиях сложившихся обычаев или моральных норм, мы должны быть готовы к тому, что анализ, пост­роенный на латентных функциях, иногда может идти вразрез с пре­обладающими нравственными оценками. Ибо ниоткуда не следует, что латентные функции будут проявляться таким же образом, как яв­ные последствия, обычно лежащие в основе таких суждений. Так, во многих слоях американского общества политическую машину или «политические махинации» недвусмысленно оценивают как «плохие» или «нежелательные». Основания для такого нравственного сужде­ния бывают разными, но в основном при этом подчеркивают, что политические машины нарушают законы морали: политический пат­ронаж нарушает принципы подбора персонала, основанный на бес­пристрастной оценке квалификации, а не на преданности какой-то партии или взносах в партийную казну; институт местной политичес­кой власти нарушает ту норму, по которой голосование должно быть основано на индивидуальной оценке достоинств кандидатов и поли­тических программ, а не на постоянной преданности феодальному ли­деру; взяточничество и «честный подкуп» — явно недостойное приоб­ретение собственности; «покровительство» преступности безусловно нарушает закон и противоречит нравственным устоям и т.д.

В связи с тем, что деятельность политических организаций во многом, хотя и в разной степени, идет вразрез с нормами морали и иногда с законом, уместен вопрос, как им удается продолжать функ­ционировать. Знакомые «объяснения» сохранения политической ма­шины здесь нам не важны. Безусловно, вполне возможно, что если бы «уважаемые граждане» жили согласно своим политическим обя­зательствам; если бы электорат был бдительным и просвещенным; если бы число кандидатов было сокращено по сравнению с десятками и даже сотнями, которых приходится оценивать среднему избирателю в ходе городских, окружных выборов и выборов в штате и во всей стра­не; если бы избиратели прислушивались к мнению «богатых и обра-

170

зованных, без участия которых», как выражается не всегда демократи­чески настроенный Брайс, «наилучшим образом сформированное пра­вительство должно быстро деградировать», — если бы в политическую структуру были внесены эти и множество других сходных изменений, то, возможно, «злые духи» и были бы изгнаны из политической ма­шины⁹⁰. Но нужно отметить, что зачастую такие изменения не вно­сятся, что политические машины обладают способностью, подобно фениксу, возрождаться из пепла целыми и невредимыми, — короче говоря, эта структура проявляет замечательную жизнеспособность во многих областях американской политической жизни.

Поэтому, если исходить из функциональной точки зрения, соглас­но которой нам следует обычно (но не всегда) ожидать появления ус­тойчивых социальных моделей и социальных структур, выполняющих позитивные функции, которые в данное время неадекватно выполняют другие существующие модели и структуры, то возникает мысль, что, воз­можно, эта поносимая всеми организация удовлетворяет при данных условиях основным латентным функциям⁹¹. Краткий обзор современ­ного анализа структуры этого типа может также послужить примером дополнительных проблем функционального анализа.