
- •Глава 2старинные экономики с доминирующим городским центром в европе: до и после венеции
- •104 Глава 2. Старинные экономики... До и после венеции_______________________
- •XII в. Но в XV в. Каким другим названием обозначить тот мир, что проступает наружу в
- •116 Глава 2. Старинные экономики... До и после венеции________________________
- •128 Глава 2. Старинные экономики... До и после венеции________________________
- •XVI век надвое: Франция Генриха II — это уже не залитая солнцем Франция Франциска I;
104 Глава 2. Старинные экономики... До и после венеции_______________________
Но не было ли одновременно с французской экономикой выведено из игры и территориальное
государство — и задолго до спада, что совпадает с так называемой Столетней войной? Если бы
Французское королевство сохранило свою силу и сплоченность, итальянский капитализм,
вероятно, не располагал бы такой свободой рук. И наоборот: новые кругообороты капитализма
означали такую монопольную мощь к выгоде итальянских городов-государств и Нидерландов, что
зарождавшиеся территориальные государства в Англии, Франции или в Испании, неизбежно
испытывали последствия этого.ЗАПОЗДАЛОЕ ПРЕВОСХОДСТВО ВЕНЕЦИИ
В Шампани Франция «потеряла меч». А кто подхватил его? Не ярмарки Фландрии и не Брюгге (в
противоположность тому, что утверждает Ламберто Инкарнати'
19
), невзирая на создание
прославленной биржи этого города в 1309 г. Как мы говорили, корабли, негоцианты, дорого-
стоящие товары, деньги, кредит приходили туда главным образом с юга. Как заметил и сам
Ламберто Инкарнати
120
, «профессионалы кредитных операций были там в значительной части
итальянцами». И вплоть до конца XV в., да и позднее, платежный баланс Нидерландов будет
оставаться выгодным для южан
121
.
Если бы центр тяжести оставался на полпути между Адриатикой и Северным морем, он мог бы
утвердиться, например, в Нюрнберге, где сходилась дюжина больших дорог, или в Кёльне —
самом крупном из немецких городов. И если Брюгге, срединный центр, аналогичный центру
ярмарок Шампани, не одержал верх, то произошло это, быть может, из-за того, что у Италии не
было больше такой нужды направляться на север теперь, когда она создала свои собственные
промышленные центры во Флоренции, Милане и других местах, до которых ее купцам было рукой
подать. Флоренция, ремесленная деятельность которой до сего времени была посвящена в
основном крашению суровых сукон с Севера, перешла от Апе di Calimala (красильного ремесла) к
Arte delta Lana (шерстяному производству), и ее промышленное развитие было быстрым и
эффектным.
Имел значение также и тот регресс, который еще за годы до наступления апокалиптической
Черной смерти подготовлял почву для нее и для фантастического экономического спада, который
за ней последует. Мы видели
122
: кризис и обращение вспять ведущих тенденций развития
способствовали деградации существующих систем, устраняли слабейших, усиливали
относительное превосходство сильнейших, даже если кризис и не миновал их. По всей Италии
тоже прокатилась буря и потрясла ее; достижения, успехи сделались там редки. Но замк-
ЗАПОЗДДЛОЕ ПРЕВОСХОДСТВО ВЕНЕЦИИ 105
нуться в себе означало сосредоточиться на Средиземноморье, остававшемся наиболее активной
зоной и центром самой прибыльной международной торговли. Посреди всеобщего упадка Запада
Италия оказалась, как говорят экономисты, «защищенной зоной»: за ней сохранилась самая
лучшая часть торговых операций; ей благоприятствовали игра на золоте
123
, ее опыт в денежных и
кредитных делах; ее города-государства, механизмы, гораздо легче управляемые, нежели
громоздкие территориальные государства, могли жить широко и в такой стесненной конъюнктуре.
Трудности оставались на долю других, в частности крупных территориальных государств,
которые страдали и разлаживались. Средиземноморье и активная часть Европы более чем когда-
либо свелись к архипелагу городов.
Итак, не было ничего удивительного в том, что при смешении центра в зарождавшейся
европейской экономике соперничество шло теперь только между итальянскими городами. И
особенно между Венецией и Генуей, которые во имя своих страстей и своих интересов будут
оспаривать друг у друга скипетр. И та и другая были вполне способны одержать верх. Так почему
же победа досталась Венеции?
ГЕНУЯ ПРОТИВ ВЕНЕЦИИ
В 1298 г. Генуя разгромила венецианский флот при острове Корчула (Курцола). Спустя
восемьдесят лет, в августе 1379 г., она овладела Кьоджей, маленькой рыбацкой гаванью, которая
господствует над одним из выходов из венецианской лагуны в Адриатику
124
. Казалось, гордый
город Св. Марка гибнет, но невероятным рывком он изменил ситуацию на противоположную: в
июне 1380 г. Веттор Пизани взял обратно Кьоджу и уничтожил генуэзский флот'
25
. Мир,
заключенный на следующий год в Турине, не давал никакой, определенного преимущества
Венеции
126
. Однако, то было началом отступления генуэзцев — они более не появятся в
Адриатическом море — и утверждения никем с того времени не оспаривавшегося венецианского
превосходства.
Понять это поражение, а затем этот триумф нелегко. К тому же после Кьоджи Генуя не была
вычеркнута из числа богатых могущественных городов. А тогда какова причина окончательного
прекращения борьбы на огромной арене Средиземноморья, где обе соперницы так долго могли
наносить друг другу удары, грабить побережье, захватывать конвои, уничтожать галеры,
действовать друг против друга с помощью государей — анжуйских или венгерских, Палеологов
или арагонцев?
Но может быть, именно продолжительное процветание, возраставший поток дел долгое время
делали возможными эти ожесточенные106 Глава 2. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... ДО И ПОСЛЕ ВЕНЕЦИИ
битвы, не приводившие на деле к смертельному исходу, как если бы всякий раз раны и рубцы
заживали сами по себе. Если Кьоджийская война ознаменовала разрыв, то не потому ли, что в эти
80-е годы XIV в. взлет долгого периода роста был остановлен, и на сей раз бесповоротно? Роскошь
малой или большой войны становилась теперь слишком дорогостоящей. Мирное сосуществование
делалось настоятельной необходимостью. Тем более что интересы Генуи и Венеции, держав
торговых и колониальных (а коль скоро колониальных, значит, достигших уже стадии развитого
капитализма), не велели им сражаться до полного уничтожения одной или другой из них:
капиталистическое соперничество всегда допускает определенную степень согласия даже между
ярыми соперниками.
Во всяком случае, я не думаю, что выдвижение Венеции зависело от примата ее капитализма,
который Оливер Кокс
127
приветствуем как рождение самобытной модели. Ибо никакой историк не
смог бы усомниться в раннем развитии Генуи, в ее уникальной современности на пути развития
капитализма. С такой точки зрения Генуя была куда современнее Венеции, и, может быть, как раз
в этой передовой позиции и заключалась для нее некоторая уязвимость. Возможно, одним из
преимуществ Венеции было именно то, что она была более благоразумна, меньше рисковала. А
географическое положение ей совершенно очевидно благоприятствовало. Выйти из лагуны
значило попасть в Адриатику, и для венецианца это означало все еще оставаться у себя дома. Для
генуэзца же покинуть свой город значило выйти в Тирренское море, слишком обширное, чтобы
можно было обеспечить эффективный присмотр за ним, и в действительности принадлежавшее
всем и каждому
128
. И покуда Восток будет главным источником богатств, преимущество будет за
Венецией с ее удобным путем на Восток благодаря ее островам. Когда около 40-х годов XIV в.
оборвался «монгольский путь», Венеция, опередив своих соперниц, первой явилась в 1343 г. к
воротам Сирии и Египта.и нашла их незапертыми
12
^ И разве же не Венеция была лучше любого
другого итальянского города связана с Германией и Центральной Европой, которые были самыми
надежными клиентами для закупки хлопка, перца и пряностей и излюбленным источником белого
металла, ключа к левантийской торговле?
МОГУЩЕСТВО ВЕНЕЦИИ
В конце XIV в. первенство Венеции уже не вызывало сомнений. В 1383 г. она заняла остров
Корфу, ключ на путях мореплавания в Адриатику и из нее. Без труда, хотя и с большими
затратами
130
, она с 1405 по 1427 г. овладела городами своих материковых земель (Terra Ferma):
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРЕВОСХОДСТВО ВЕНЕЦИИ 107
Падуей, Вероной, Брешией, Бергамо
131
. И вот она оказалась прикрыта со стороны Италии
гласисом из городов и территорий*. Овладение этой континентальной зоной, на которую
распространилась ее экономика, вписывалось к тому же в знаменательное общее движение: в эту
же пору Милан стал Ломбардией, Флоренция утвердилась над Тосканой и в 1405 г. захватила свою
соперницу Пизу; Генуе удалось расширить свое господство на обе свои «ривьеры», восточную и
западную, и засыпать гавань своей соперницы Савоны
132
. Наблюдалось усиление крупных
итальянских городов за счет городов меньшего веса, в общем процесс, принадлежащий к числу
самых классических.
И Венеция уже сумела гораздо раньше выкроить себе империю, скромную по размерам, но
имевшую поразительное стратегическое и торговое значение из-за ее расположения вдоль путей
на Левант. Империю дисперсную, напоминавшую заблаговременно {с учетом всех пропорций)
империи португальцев или, позднее, голландцев, разбросанные по всему Индийскому океану в
соответствии со схемой, которую англосаксонские авторы именуют империей торговых постов
(tradingposts Empire) — цепью торговых пунктов, образующих в совокупности длинную
капиталистическую антенну. Мы бы сказали — империю «по-финикийски».
Могущество и богатство приходят вместе. И это богатство (а следовательно, это могущество)
может быть подвергнуто испытанию на истинность на основе бюджетов Синьории, ее Bilanci
133
, и
знаменитой торжественной речи старого дожа Томмазо Мочениго, произнесенной в 1423 г.,
накануне его смерти.
В ту пору доходы города Венеции достигали 750 тыс. дукатов. Если коэффициенты, которые мы
используем в другом месте
134
— бюджет составлял бы от 5 до 10% национального дохода, —
применимы здесь, то валовой национальный доход города оказался бы между 7,5 млн и 15 млн
дукатов. Учитывая приписываемую Венеции и Догадо (Do-gado — предместья Венеции вплоть до
Кьоджи) численность населения самое большее в 150 тыс. жителей, доход на душу населения со-
ставил бы от 50 до 100 дукатов, что означает очень высокий уровень; даже в нижнюю границуверится с трудом.
Понять эту величину будет легче, если попытаться провести сравнение с другими экономиками
того времени. Один венецианский документ
135
как раз предлагает нам список европейских
бюджетов на начало XV в., цифры которого были использованы для составления карты,
приводимой на следующей странице. В то время как собственные поступления Венеции
оценивались в 750—800 тыс. дукатов,
* Гласис — пологая насыпь перед фронтом крепости, обеспечивающая удобство маскировки и обстрела противника. —
Примеч. пер.
108 Глава 2. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... ДО И ПОСЛЕ ВЕНЕЦИИ
для королевства Французского, правда пребывавшего тогда в жалком состоянии, приводится
цифра всего лишь в миллион дукатов; Венеция была на равных с Испанией (но какой Испанией?),
почти что на равных с Англией и намного превосходила прочие итальянские города, так сказать,
следовавшие за нею по пятам: Милан, Флоренцию, Геную. Правда, относительно этой последней
цифры бюджета говорят не слишком много, ибо частные интересы завладели к своей выгоде
огромной долей государственных доходов.
К тому же мы коснулись лишь Венеции и Догадо. К доходу Синьории (750 тыс. дукатов)
добавлялся доход материковых владений (Terra Ferma) (464 тыс.) и доход от империи, с «моря»
(376 тыс.). Общая сумма в 1615 тыс. дукатов выводила венецианский бюджет на первое место
среди всех бюджетов Европы. И даже в большей мере, чем это кажется. Потому что если
приписать всему венецианскому комплексу (Венеция плюс Terra Ferma плюс империя) население
в полтора миллиона человек (это максимальная цифра), а Франции Карла VI население в 15 млн
человек (для огрубленного и быстрого расчета), то эта Франция, имеющая в десять раз большее
население при равном богатстве, должна была бы иметь бюджет, вдесятеро превышающий
бюджет Синьории, т. е. 16 млн. Французский бюджет всего в один миллион подчеркивает
чудовищное превосходство городов-государств над «территориальными» экономиками и
побуждает задуматься над тем, что могла означать к выгоде одного города, т.е., в общем, горстки
людей, ранняя концентрация капитала. Еще одно интересное, если не категорическое сравнение:
наш документ бросает свет на сокращение бюджетов к XV в., к сожалению, не уточняя, с какого
именно года началось сказанное сокращение. По сравнению со старинной нормой английский
бюджет будто бы уменьшился на 65%, бюджет Испании (но какой Испании?) — на 73, а
сокращение бюджета Венеции составило только 27%.
Второй тест — знаменитая торжественная речь дожа Мочениго, бывшая одновременно
завещанием, статистическим отчетом и политической инвективой
136
. Перед самой смертью старый
дож предпринял отчаянное усилие, чтобы преградить путь стороннику военных решений
Франческо Фоскари, который станет его преемником 15 апреля 1423 г. и будет распоряжаться
судьбами Венеции до своего смещения 23 октября 1457 г. Старый дож объяснял тем, кто его
слушал, преимущества мира перед войной ради сохранения богатства государства и частных лиц.
«Если вы изберете Фоскари, — говорил он, — вы вскоре окажетесь в состоянии войны. Тот, у кого
будет 10 тыс. дукатов, окажется всего с одной тысячей; тот, у кого будет десять домов, останется
лишь с одним; имеющий десять одежд останется всего с одной; имеющий десять юбок или штанов
и рубашек с трудом сохранит одну,
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРЕВОСХОДСТВО ВЕНЕЦИИ 109
и таким же образом будет со всем прочим...» Напротив, если сохранится мир, «ежели последуете
вы моему совету, то увидите, что будете господами золота христиан».
И все же это язык, вызывающий удивление. Он предполагает, что люди того времени в Венеции
могли понять, что сберечь свои дукаты, свои дома и свои штаны — это путь к истинному
могуществу; что торговым оборотом, а не оружием, можно сделаться «господами золота
христиан», или, что то же самое, всей европейской экономики. По словам Мочениго (а его цифры,
вчера оспаривавшиеся, сегодня уже не оспариваются), капитал, который ежегодно инвестировался
в торговлю, составлял 10 млн дукатов. Эти 10 млн приносили, помимо 2 млн дохода на капитал, 2
млн торговой прибыли. Отметим эту манеру различать торговую прибыль и плату за
инвестируемый капитал, которые оба исчислялись в 20%. Таким образом, доходы от торговли на
дальние расстояния составляли в Венеции, по данным Мочениго, 40% — норму прибыли
баснословно высокую и объясняющую раннее великолепное здоровье венецианского капитализма.
Зомбарт мог обвинять в «ребячестве» того, кто осмеливался говорить о капитализме в Венеции в