Георгий Касьянов Глава 2
Национализация истории и поиск себя между Востоком и Западом:
Украина и Беларусь, 1990-е – начало 2000-х
Основная тема данной главы — история (как форма современных упорядоченных представлений о прошлом, проецируемая на это прошлое) в процессах становления национальной идентичности и построения национального государства в Украине и Беларуси после распада Советского Союза, в 1990-е – 2000-е годы. Процессы включения истории в формирование национальной идентичности, легитимации новых государств и их политических элит, использование истории для выработки некой единой формы гражданского самосознания, для масштабной индоктринации и формирования лояльных граждан неизбежно предполагали выяснение образа собственного коллективного, в данном случае — национального «Я», и сопоставления его с воображаемым «Другим».
В пространственной системе координат это была идентификация места своей нации1 в цивилизационных системах, в самом общем плане — в рамках метафорической дихотомии «Восток» — «Запад», где под первым разумелись культурные, государственные, экономические и социально-психологические формы, связанные с культурной и экономической отсталостью, подчинением индивида коллективу и государству, деспотией и авторитаризмом; а под вторым — индивидуализм, демократия, свободный рынок, разнообразие культурных форм, идеологический плюрализм и свобода личности.
В обеих странах это позиционирование было тесно связано с реализацией так называемого «национального проекта»2 — как на уровне интеллектуальных, академических или общественных дискуссий, так и на уровне государственной политики (образовательной или политики памяти). Этот проект в обоих случаях в соответствии со сложившимися в эпоху национализма алгоритмом и логикой предполагал «национализацию истории», — отделение, суверенизацию «собственной» истории от ранее считавшегося общим культурно-исторического пространства — он был центральным элементом процесса формирования коллективной идентичности, по привычке или в силу интеллектуальной и политической традиции именуемой национальной. Отделение «своей» истории, ее эмансипация, неизбежно провоцировало практически одновременный процесс самоидентификации уже в новой ситуации присутствия своей нации как субъекта, а не объекта истории.
Поскольку отделение и в украинском и в беларуском случае происходило как отчуждение от империй, располагавшихся как на «Западе», так и на «Востоке», неизбежным было противопоставление «отделившейся» национальной истории ранее общему пространству, сопровождавшееся попытками интеграции (часто понимаемой как реинтеграция) в другое общее пространство, представляемое как желанная и оптимальная альтернатива. Историческим воображаемым пространством, из которого нужно было уйти в конвенциональном, стандартном восточноевропейском национальном проекте, размуеется, представали «Восток»/Россия3, а тем, куда нужно было попасть/вернуться был воображаемый «Запад», или «Европа».
Процесс «национализации» истории предполагал не только изменение представлений о «своем» прошлом на уровне публицистики и популярных идеологических форм с соответствующими изменениями в профессиональном историописании, но и трансляцию этих этих представлений в общество с утилитарно-идеологическими и политическими мотивами (динамика их взаимодействия имела и обратную связь — когда транслированные в общество новые идеологические формы начинали довлеть над их создателями и пропагандистами).
Первый этап «национализации» истории в обоих случаях (Украина и Беларуь) состоялся в конце 19 – начале 20 века. Украинцы «успели» создать свой национальный гранд-нарратив (М. Грушевский), у беларусов он также сложился в своих основных чертах, однако не настолько фундаментально в академическом смысле. В обоих случаях он был транслирован в более широкие слои активной общественности через доступные каналы массовой комуникации (просветительные и образовательные учреждения, пресса) и стал одним из факторов массовой мобилизации в рамках соответствующих национальных движений. В обоих случаях первая попытка трансляции своей «национализированной» истории в мобилизующие идеологические символы и мифы и политические практики, попытка трансформации двух «неисторических» наций в «исторические» (государственные) закончилась относительной неудачей в борьбе с альтернативным вариантом — коммунистическим. Возвращение состоялось спустя семь десятилетий — в период краха коммунистической идеологии, политической системы и легитимирующих их исторических схем.