
Литература по Идеологии / Барышников (Идеология в мировой политике)
.docД. Н. Барышников
ИДЕОЛОГИЯ В МИРОВОЙ ПОЛИТИКЕ
ПОЛИТЭКС. – 2006. – № 4.
http://www.politex.info/content/view/301/30/
В разные периоды истории международных отношений идеологическое измерение международной политики обнаруживается с различной степенью достоверности. И проблема здесь кроется не только в специфике исторических периодов или отдельных регионов, но и в непростой эволюции самой категории «политическая идеология», ее адекватности при отражении того влияния, которое идеальные политические конструкты, овладевшие умами масс, оказывали на взаимоотношения между народами и государствами. Как известно, в значении, близком к современному, термин идеология стал употребляться со времен Великой французской революции. Именно тогда в рамках западноевропейского политического дискурса обозначилось не просто идейное размежевание между сторонниками отличных друг от друга взглядов на общество и государство, но появились инструменты, способные трансформировать идеи и настроения в реальный политический ресурс и конкретные политические институты. Собственно, классический период конкурентного сосуществования западных идеологических парадигм в политике начинается с противостояния либеральных, умеренно-консервативных и реакционно-монархических программ в условиях жестко и динамично развивающихся событий французской политической истории 1789–1799 гг.
Идейное наследие и опыт политической борьбы революционной Франции обозначили начало размежевания по идеологическому принципу и на уровне европейской системы межгосударственных отношений. Как известно, главной задачей антифранцузской коалиции 1793 г. в составе Англии, России, Австрии, Пруссии, Испании и других государств было не допустить распространения в Европе революционных идей и антимонархических настроений. В течение XIX в. идеологическая составляющая, представленная различными формами либерального и консервативного национализма, оказывала все большее влияние на отношения между государствами, приобретая все более изощренные концептуальные и пропагандистские формы.
Вместе с тем было бы неверно вести отсчет влияния идей на международную политику с конца XVIII–XIX вв. Более ранние периоды истории, в силу своего несоответствия представлениям о системе международных отношений как форме сосуществования суверенных государств и, как следствие, менее изученные с точки зрения интересующего нас предмета, дают богатый материал для изучения влияния идей на выработку политической стратегии и тактического маневра в условиях примитивно-монархической (монархии Древнего мира), полисной (Древняя Греция, средневековые колонии городов-государств), феодальной (средневековая Европа) политических систем. В контексте растущего влияния религиозных идеологий на политические процессы в различных регионах мира сегодня особый интерес для исследования представляла бы взаимосвязь вопросов веры, религии и политики в эпоху Крестовых походов и Религиозных войн в Европе.
Вместе с тем периодом определяющего влияния зрелых идеологических парадигм на международные политические процессы стал ХХ в. Действительно, начиная с Первой мировой войны как апофеоза государственного национализма в его либеральной, консервативно-милитаристской и имперско-мессианской формах, идеологическое размежевание играло ключевую, подчас решающую, роль в формировании миропорядка. Периодом господства наиболее жестких, тоталитарных идеологий (хоть и представляющих различные части идеологического спектра) стал период с 1917 по 1945 г. В мировом противостоянии Второй мировой войны, несмотря на сложные и противоречивые союзнические комбинации, отчетливо просматривается первостепенная забота об охране и чистоте собственных идеологических установок как фундамента политического режима и основы мобилизационного ресурса нации.
Окончание Второй мировой войны, когда в лице нацистской Германии, фашистской Италии, милитаристской Японии и их союзников из числа авторитарных государств-сателлитов крайне правые экстремистские идеологии потерпели историческое поражение, стало неизбежным, теперь уже в глобальном масштабе размежевание и конкурентная борьба между западным либерализмом в его разнообразных проявлениях и марксизмом, также весьма многоликом в своих конкретных государственно-идеологических ипостасях. Собственно, биполярная система международных отношений 1945–1991 гг. своим наименованием обязана не только и не столько двум сверхдержавам — полюсам влияния и центрам силы, — но тому «идеологическому обручу», который служил надежным фундаментом для поддержания образа врага и создания иллюзии некой наднациональной идентичности («социалистический лагерь», «свободный мир») народов и государств, находящихся в орбите влияния СССР и США.
Идеологическое измерение международных отношений и мировой политики в разной степени становилось объектом исследования в различных школах теории международных отношений. Поскольку последние развивались в период «холодной войны», совершенно естественными выглядели концептуальные построения и интерпретации политических реалий с идеолого-мировоззренческих позиций самих авторов. Разумеется, в отличие от своих коллег из социалистического лагеря, западные исследователи имели более широкий спектр теоретических оснований для концептуализации, тем не менее сам биполярный характер системы и выступал предопределяющим фактором для научного анализа политической идеологии и, как следствие, оценки действий противной стороны. Опираясь на тезис на конфронтации двух систем, оба лагеря делали идеологические расхождения основой для стратегического планирования и принятия решения в области внешней политики. Тем не менее можно говорить о различиях в оценке идеологического фактора применимо к международным отношениям и мировой политике в рамках основных теоретических школ в области международных отношений.
Классики политического реализма интерпретировали идеологию всего лишь как инструмент, используемый в борьбе за власть. Для реалистов политическая идеология как система ценностей сама по себе никакого значения не имеет и достойна внимания только в качестве инструмента достижения государством внешнеполитических целей.
В этом качестве любая идеологическая система может быть отнесена к одной из следующих категорий: а) так называемые идеологии status quo, призванные сохранить идеологические основы существующего режима; б) империалистические идеологии, используемые для морально-политического оправдания внешней экспансии; в) так называемые идеологии «двойного назначения», совмещающие в себе черты первых двух (Morgenthau, 1973, p. 96). Таким образом, в первую очередь признаются функциональные параметры политических идеологий в ущерб их ценностному наполнению. Вместе с тем реализм признает, что «чрезмерная опора на идеологию, не будучи ни необходимым, ни достаточным условием для активной внешней политики, ведет к внешнеполитической экспансии» (Evans, Newham, 1998, p. 237).
Неореализм, в первую очередь в версии К. Уолца, сохраняет сдержанную позицию в отношении идеологического измерения международных отношений, несмотря на то что последние не предстают более в качестве чистой борьбы за власть в анархическом пространстве, а испытывают влияние многих системных факторов (см.: Walz, 1979). Согласно К. Уолцу, и биполярная конфигурация международной системы остается ареной силовой конкуренции сверхдержав вне какого-либо серьезного влияния идеологического фактора (Roche, 1999, p. 85). Вместе с тем появление неореализма, как известно, стало ответом на вызов классической теории (политическому реализму) со стороны альтернативных международно-теоретических школ — плюрализма и неомарксизма. Их интерпретация роли идеологии в международных отношениях отличалась от реалистского и, в известной степени, оказала на него влияние.
Так, плюрализм, представленный разнообразными школами и течениями, как отдельное направление берет свое начало в западной либеральной традиции XIX в. Уже в силу этого обстоятельства, обретая определенное политико-идеологическое русло, плюралистские концепции исходят из тезиса о том, что любой актор, имеющий основание и волю для реализации собственной экономической и политической программы, является полноценным элементом системы международных отношений, а его деятельность соответствует ряду фундаментальных либеральных принципов.
Плюралистские концепции функционализма, нео-функционализма, федерализма или «школы взаимозависимости», появившиеся с начала 1960-х годов, так или иначе делали упор на деятельность нетрадиционных акторов и транснациональное сотрудничество в противовес «конфликтной» интерпретации международной среды со стороны реалистов, традиционно находящихся на консервативных позициях (см.: о функционализме и неофункционализме: Mitrany, 1966; Haas, 1968; о федерализме: Croisat, Quermonne, 1999; о концепции взаимозависиомости: Keohane, Nye, 1972).
Глобализм — еще одна большая теоретическая парадигма в теории международных отношений, известная под названием неомарксизма. В принципе, далеко не все представители глобализма находятся на марксистских позициях, однако они, очевидно, ассоциируют себя с идеологическими противниками реалистов и либералов в области практической политики. Категория актора не является ключевой для неомарксистского анализа. Большинство глобалистских концепций строятся на исследовании мировой экономической системы, контролируемой мировым капиталом, представленным сильнейшими государствами западного мира, транснациональными корпорациями и т. д. Объектами эксплуатации со стороны мировой капиталистической системы являются развивающиеся страны и регионы, в большинстве бывшие колонии, оказавшиеся на периферии этой системы без шансов стать частью так называемого «золотого миллиарда» (см.: Wallerstein, 1988; Amin, 1973).
Сегодня большинство теоретических школ рассматривают мировые политические процессы через призму глобализации. Действительно, уже в условиях биполярной системы можно говорить о первых признаках глобализации международной среды и усилении нетрадиционных акторов международных отношений. К концу 80-х годов XX в. уровень взаимозависимости или интеграции национальных экономик в странах Запада, развитие средств транспорта и высоких технологий создали условия для системного доминирования западной экономики и вместе с нею западных ценностей в случае образования идеологического вакуума на постсоветском пространстве.
Сегодня очевидно, что крах коммунистических режимов и распад СССР в большинстве государств «социалистического лагеря» оказались неожиданностью для политиков, дипломатов и экспертов. Казалось, что западный либерализм выиграл историческое соревнование с другими идеологиями. Не случайно Ф. Фукуяма в 1989 г. предположил «конец истории», который во многом означал конец эпохи идеологических конфликтов (см.: Fukuyama, 1992). Факт стремительной глобализации международной системы под знаменами экономического неолиберализма и вестернизации политических культур, казалось бы, подтверждал тезис американского политолога. Пример беспрецедентной взаимозависимости мировых рынков, соблазнительность западной модели мироустройства в ее материальном (в первую очередь, потребительском) выражении в условиях утраты собственной идентичности должны были привести или к ослаблению идеологической составляющей политики в мировом масштабе, или к ее радикальной трансформации.
Очевидно, что для межгосударственных отношений внутри западного мира доминирующей становится первая тенденция. Идеологическая составляющая межгосударственных отношений в минимальной степени характерна для взаимодействия большинства стран Европы и Северной Америки. Главным ориентиром становится интеграция в глобальное экономическое пространство, ориентация на региональную интеграцию с опорой на многостороннюю дипломатию в качестве ведущего инструмента внешней политики. Более того, стремительный скачок в развитии высоких технологий, средств массовой коммуникации, рост благосостояния в самих государствах Европы и Северной Америки привели к ситуации, когда идеологические основания и политические программы тех или иных общественных сил мало интересуют среднего гражданина. Расхождения по многим аспектам внутренней и внешней политики между политическими партиями или кандидатами в общенациональные лидеры порою столь незначительны, что избиратель не видит большой беды в случае своего пассивного отношения к политической жизни внутри страны.
Ярким примером такого отношения к идеологическим установкам, заключенным в предвыборные программы, в последнее время является итог президентских выборов в США в 2000 г., когда ни один из кандидатов не смог представить убедительных аргументов в свою пользу. Думается, что причиной этому минимальные различия в предвыборных программах Дж. Буша-младшего и А. Гора. В итоге страна и общество оказались на грани серьезного политического кризиса: как известно, победу Дж. Бушу обеспечили голоса 25 выборщиков из штата Флорида, в то время как, по общенациональным подсчетам, за А. Гора проголосовало большинство американцев. Победа Дж. Буша на президентских выбора 2004 г. хоть и не вызвала политического кризиса, но вновь продемонстрировала, как мало значат для американцев расхождения в программах республиканцев и демократов: действующий президент получил 50,73% голосов, а его оппонент Дж. Керри — 48,27%. Подобным же образом ситуация развивалась в Германии на парламентских выборах осенью 2005 г. Коалиция Христинско-демократического Союза и Христианско-социалистического Союза получила в общей сложности 35,3% голосов, а Социал-демократическая партия Германии — 34,2 %. В итоге и А. Меркель, и Г. Шредер объявили о своей победе, а кризис был разрешен в пользу ХДС/ХСС лишь три недели спустя. Говоря о других странах Европейского Союза, можно констатировать, что вне зависимости от того, кто находится у власти, система общеевропейских ценностей, а, главное, единый внешнеэкономический и в большинстве случаев политический курс единой Европы не претерпевает заметных изменений *.
* Самым заметным расхождением по проблемам мировой политики среди государств–членов ЕС стал иракский кризис 2003 г., когда некоторые страны выступили активными союзниками США в их военном вторжении на Ближний Восток, другие оказали столь же энергичное сопротивление планам Вашингтона. Но даже в этом случае говорить о размежевании по принципу «идеологического родства» не приходится.
Идеологические разногласия внутри государств с устоявшейся партийной системой обозначаются в основном в период предвыборной борьбы или во время кризисов действительно общенационального значения, как это было, например, в США в 1999 г. во время угрозы импичмента президенту Б. Клинтону в связи со скандалом по делу Левински. Таким образом, налицо тенденция к сглаживанию идеологических противоречий между ключевыми партийно-политическими игроками на уровне государств в Европе и Северной Америке. В этой связи в глазах остального мира Запад выглядит все более сплоченным с точки зрения идеологической составляющей политики ведущих государств. Большинство стран Запада, в той или иной степени, следуют в фарватере политики США по ключевым вопросам мирового развития. Действия же Запада в отношении других государств и регионов в последние годы приобретают очевидный односторонний, а порой агрессивный характер.
В этой связи можно говорить о формировании своеобразной коалиции государств-оппонентов Запада, объединенных лишь желанием противостоять гегемонии США и Запада во всех сферах международной политики. Большинство этих государств — члены Движения неприсоединения, и прошедший в сентябре 2006 г. XIV саммит этой международной организации лишний раз продемонстрировал решимость таких разных стран как, например, Куба, Иран или Северная Корея утвердить право суверенных государств на альтернативный западному путь развития и при этом иметь возможность для равноправного участия в мировых политических и экономических процессах. Иными словами, «антизападничество» и «антиамериканизм» выступают шатким с теоретической точки зрения, но действенным в сфере практической политики идеологическим мотивом для сближения государств «незападного» мира.
При обсуждении тенденции трансформации идеологической составляющей в политике в условиях глобализации приходится говорить о возрастающем влиянии альтернативных, то есть негосударственных акторов, и использовании ими постмодернистских, синтетических идеологических моделей. Наиболее успешно, хотя и бессистемно на сегодняшний день, идеологическую или, что чаще, псевдоидеологическую риторику используют формальные и неформальные группы-представители антиглобалистского фронта. Очевидно, что единым движением в политическом смысле антиглобализм на сегодняшний день не является. Главное, что объединяет общественные движения и неправительственные организации, выступающие под лозунгами антиглобализма, это неприятие процесса глобализации в целом или негативных аспектов ее экономического, социального и культурного измерения. Можно говорить о том, что в последние несколько лет организованное сопротивление мировой капиталистической системе усилилось, ряды антиглобалистов внутри государств и на международной арене укрепились и стали более многочисленными. Вместе с тем серьезные различия в исходных идеологических позициях и методах политической борьбы среди множества антиглобалистских движений пока не позволяют говорить о существовании законченной системы альтернатив современному глобализму.
Используя в качестве исходного пункта критику мировой капиталистической системы, теоретики антиглобализма и их последователи либо предлагают в качестве альтернативы систему политических и социальных ценностей, релевантных лишь для небольшого числа политически заинтересованных групп (феминизм, движения в защиту различных меньшинств), либо предлагают систему ультрарадикальных методов, использование которых изначально неприемлемо для большинства народов и государств (расизм, религиозный фундаментализм), либо критикуют систему с целым рядом оговорок, которые, в результате, мало что меняют в складывающейся системе диктатуры глобального рынка и западных ценностей (умеренный социал-демократизм). Множество трактовок понятия «глобализация», разнообразие подходов и оценок негативных последствий этого феномена затрудняют изучение не только самих глобальных явлений, но и процессов, очевидно противостоящих им. Тем не менее представляется, что изучение идеологических основ различных направлений в антиглобалистском движении необходимо, так как оно позволит более адекватно оценить их возможности в поиске реальных путей по преодолению негативных последствий глобализации. Сегодня глобальная экологическая угроза, негативные социальные явления, связанные с социальной незащищенностью многих категорий населения западных стран, стремительное обнищание стран бывшего «Третьего мира», проблемы незаконной миграции, транснациональной преступности обретают зримые черты в качестве общемировых проблем и потому вызывают особую озабоченность. Различные течения в современном антиглобализме заявляют о собственном пути разрешения глобальных проблем человечества при использовании разнообразного идеологического инструментария. Однако прежде чем рассмотреть идеологические основы наиболее заметных направлений антиглобалистского движения, необходимо вернуться к политико-философским истокам политического антиглобализма в целом.
Очевидно, что философия постмодернизма с ее эклектичностью и способностью объединять совершенно разнородные субъекты в единое социальное целое является основой мировоззренческого базиса для большинства антиглобалистских групп. Одним из свидетельств этому является сам факт появления социальных групп с нетрадиционными идеологическими установками и моделями политического поведения. Различные феминистские и экологические организации, еще совсем недавно бывшие на периферии социально-политических процессов, сегодня играют все более заметную роль, в том числе и в антиглобалистском движении. Установить критерии для выделения различных направлений антиглобализма, исходя из их идеологической ориентации, весьма проблематично. И если понятия религиозный и светский антиглобализм (Bendle, http://www.questia.com) подходят для того, чтобы условно различать «западные» и «незападные» версии антиглобалистских идеологий, рассмотрение идеологической составляющей светского антиглобализма потребует более сложного анализа.
Итак, религиозный антиглобализм представляет собой особый тип сопротивления глобальной реальности. Идеологическое измерение различных религиозных систем приобрело особое значение в качестве альтернативы космополитизму и глобальному контролируемому неравенству. Известные попытки Католической и Русской Православной церквей сформулировать собственное отношение к глобализации в ходе многочисленных конференций и дебатов по этому вопросу в целом подтвердили их консервативную позицию, укрепили опору на традиционные ценности и заставили убедиться в том, что «в глобализации Богу места нет». Вместе с тем официальные западные церкви вольно или невольно оказываются активными участниками процесса глобализации, так как являются институтами, имеющими множество общих интересов (в том числе экономических) как с государствами, так и с негосударственными акторами. По мнению некоторых авторов, Католической церкви особенно трудно идти с антиглобалистами «до конца», так как она сама является частью системы либерального капитализма и во многом зависит от него».
Собственно религиозную антиглобалистскую позицию занимают представители радикального исламизма. Этим понятием чаще всего обозначают сегодня идеологическую базу мусульманских фундаменталистских группировок, в основе деятельности которых лежит сопротивление западной культуре и неприятие западных ценностей как главных причин возникновения глобализации и ее негативных последствий для государств и народов незападного мира. При этом различаются Ислам как религия — путь познания Бога и служения Богу — и исламский фундаментализм, представляющий собой религиозно-политическую идеологию радикального толка или «политико-культурное движение, которое обосновывает качественное противоречие между западной цивилизацией и исламской религией» (Choueri, 1997, p. 123). В представлении идеологов радикального исламизма ислам представляет собой цельное трансцендентное мировоззрение, исключающее значимость других систем ценностей, в то время как исламизм подается в качестве своеобразной идеологии модернизации, «способной воспринять научные и технические достижения (Запада, – Д. Б.), не поддаваясь влиянию их философского субстрата» (Ibid.). В этом плане радикальный исламизм использует возможности самой глобализации для борьбы с ней: стремясь подорвать процесс модернизации и разрушить американскую гегемонию, он нацелен на распространение «философии всеисламского возрождения» в мировом масштабе. Идея «исламского возрождения» сама по себе не нова и не является продуктом постмодернистских идеологических трансформаций. На протяжении XVIII–XX вв. пути возрождения исламского мира в условиях господства западной цивилизации искали А. Ала Маудуди, Х. Аль Банна, С. Кутб, аятолла Хомейни и др. Самое радикальное крыло исламских идеологов утверждает, что антиглобализм в любом его светском варианте не может являться альтернативой глобализации, так как «это всего лишь постмодернистское диссидентское движение … и подобный антиглобализм может породить только вторичный антиглобализм» *.
* Материалы международной конференции «Исламская угроза или угроза исламу?» (2001 г., 28 июня, Москва) (цит. по: Бобков, Иванов, Свечников, Чаплинский, 2003, с. 201).
Светский антиглобализм представляет собой совокупность западных идеологических учений, общественно-политических движений и их программ, объединенных стремлением снизить негативные последствия глобализациии мировой экономики, противостоять распространению неолиберальных социальных норм и культурных ценностей Западного общества в мировом масштабе. Именно эти общественно-политические силы и их идеологи ассоциируются в массовом сознании с движением антиглобализма как таковым. Идеологические установки, институциональная база и методы политической борьбы различных течений современного антиглобализма весьма разнообразны. Тем не менее представляется возможным выделение следующих идеологических параметров, в которые вписывается большинство активно действующих антиглобалистских групп.
Новые левые. Марксистские и социалистические идеи в период после окончания «холодной войны» получают новый импульс и перспективы реализации в различных политических процессах именно благодаря активности светского антиглобализма. Безусловное доминирование в мире рыночных экономических отношений и западных ценностей в их неолиберальной версии вызывает наиболее последовательную критику с теоретических позиций и успешное противостояние в области практической политики именно со стороны так называемых новых левых идеологий и движений. Многие активные антиглобалистские организаций и профсоюзные движения на Западе открыто ассоциируют себя с социалистическими идеями.
Кроме того, «генетическая» предрасположенность социалистического и марксистского дискурса к противостоянию с либерализмом, его «испытанность» в политических баталиях прошлых эпох все чаще являются причиной для такого явления, как «полевение» или даже серьезная трансформация многих антизападных и антилиберальных идеологий в сторону социал-демократизма или даже коммунизма. Постмодернистская интеллектуальная атмосфера и соответствующие социальные условия в большинстве развитых регионов мира только способствуют этому.
Например, национализм — очень гибкая, способная к мимикрии идеология. Его антиглобалистское измерение неизбежно связано с протестом народов или этнических групп против унифицирующего эффекта глобализации, прежде всего в области культуры, традиций и языка. Но, поскольку культурное измерение глобализации есть продолжение ее экономической сущности, а народы или этнические группы — участники глобальных экономических процессов, борьба за права нации на самоопределение неизбежно приобретает черты борьбы с глобальным неолиберализмом. Наиболее показательным примером в этом отношении является деятельность Сапатистской армии национального освобождения (САНА) в мексиканском штате Чьяпас под руководством суб-комманданте Маркоса. Заявив о себе в январе 1994 г. как о движении в защиту прав коренных жителей Мексики, САНА очень быстро приобрела сторонников среди представителей других антиглобалистских групп. Как заявил Маркос в одном из своих интервью, человечество находится в состоянии «четвертой мировой войны» между мировым капиталом и всеми, кто противостоит ему, и САНА солидарна с политическими и социальными группами расовых, национальных, сексуальных и других меньшинств, страдающих от глобализации во всем мире.