2. Две цивилизационные ветви
История человечества знает много цивилизаций, каждая из которых имеет целый комплекс своеобразных черт. Тем не менее цивилизации все же поддаются группировке. Одно из ее оснований – отношения государства и общества. По этому критерию можно выделить две идеальных ветви в развитии цивилизаций, каждой из которых соответствует и особый механизм формирования социального неравенства.
«Все существующее ныне в мире разнообразие линий общественного развития основывается на различиях двух доминирующих типов цивилизаций, которые условно можно именовать «европейским» и «азиатским» (Радаев и Шкаратан 1995: 196). Разумеется, географические ярлыки носят очень условный характер, что выявилось еще в период ранних дискуссий вокруг Марксовой идеи «азиатского способа производства».
Первая ветвь, зародившаяся в античном Средиземноморье, получила наиболее полное проявление в Западной Европе, а затем – и в Северной Америке. Один из этапов в ее развитии – это западный капитализм. Качественная ее особенность состоит в том, что государство создается обществом в лице разнообразных социальных субъектов (социальных институтов, групп, индивидов). Государство является лишь одним из важнейших социальных институтов.
В западной ветви цивилизации государство формируется и развивается как продукт хаотичного, противоречивого и конфликтного развития отношений между разного рода социальными общностями. Каждая их них преследует свои интересы и не хочет уступать другим. Поэтому государство как результат этой борьбы несет на себе более или менее явный отпечаток социального компромисса и не соответствует идеальной модели ни одной из групп. Эту ветвь цивилизации условно можно назвать гражданской, поскольку ее отличительная характеристика – власть, исходящая снизу, от граждан, хотя это не исключает того, что степень участия разных групп граждан в этом процессе различна, как и их влияние на него.
Часто эту цивилизацию называют западной. Это очень большая натяжка. Обозначение цивилизации в терминах реальной географии жестко привязывает идеальный тип к реальной истории, которая на Западе то и дело делала серьезные и длительные отступления в сторону иной цивилизации. Западное общество как реальная цивилизация наиболее близко в мировой истории подходит к идеальному типу гражданской цивилизации, но об их совпадении не может быть и речи. Явные признаки тенденции к доминированию государства над обществом прослеживались в истории позднего Рима, в европейском Средневековье, нацистская Германия и фашистская Италия характеризовались огромной ролью государства в социальном конструировании общества.
Для гражданской цивилизации характерен целый набор качественно важных признаков:
1. Гражданское общество.
2. «Спонтанный, самопроизвольный, «низовой» характер возникновения структурных единиц гражданского общества (семья, классы, профессиональные, творческие, территориально-поселенческие и прочие организации» (Стариков 1996: 30).
3. Государство, сформированное обществом и контролируемое им. Это обеспечивается устойчивой системой права, регулирующей отношения государства и общества. Государство является правовым. Одним из важнейших его характеристик является незыблемость права частной собственности, защищаемой от государственного произвола. В результате социальная структура, основывающаяся на отношениях собственности, имеет устойчивый характер, не зависит от отношений с государственной властью.
4. Частная собственность на средства производства и землю как основа хозяйственной самостоятельности социальных субъектов. На этой основе происходит формирование классовой структуры, завершившееся со становлением капитализма. При этом классы не формируются государством, а порождаются рынком труда и капиталов. Как верно отмечает Е.Стариков, «классовая структура – это органично, спонтанно прорастающее «снизу», из сферы базиса, образование» (1996: 82).
5. Социальный плюрализм, предполагающий конкурентную борьбу разных социальных общностей за свои интересы.
6. Политический плюрализм, проявляющийся в открытой и легальной борьбе части существующих в данном обществе социальных групп за контроль государственной власти, за ее использование для реализации своих интересов.
7. Идейный плюрализм (его проявления – отделение церкви от государства, свобода слова, печати и т.п.). В его основе – более или менее свободное, легальное выражение представлений социальных групп, их элит относительно своих социальных интересов (осознанных интересов) и оптимальный компромисс между ними.
8. Основой такого общества является товарообмен, зародившийся еще в первобытном и достигший расцвета в капиталистическом обществе, где он приобретает денежные формы, пронизывающие все поры социальной жизни. На поздних этапах развития этой ветви цивилизации в ней формируется рынок как универсальный и тотальный регулятор социального взаимодействия. В рыночный обмен включены самые разнообразные товары и услуги, в том числе и рабочая сила. В античном мире в качестве товара выступала прежде всего рабская рабочая сила, в средневековье – рабочая сила крепостного крестьянина, в эпоху капитализма – рабочая сила юридически свободного работника, добровольно продающего свою способность к труду. Одним из прямых результатов развития рынка рабочей силы является образование классовой структуры, возможной в строгом смысле только при наличии рынка труда и капитала. Однако влияние рынка не ограничивается формированием экономических классов. В той или иной мере он выступает в качестве одного из важнейших факторов формирования всех разновидностей социальных структур.
Вторая ветвь цивилизации характеризуется ключевой ролью государства, которое формирует общество и основные его социальные структуры.
К.Маркс подступил к анализу этого типа цивилизации, когда исследовал так называемый «азиатский способ производства». Конечно, как показало развитие исторической науки29[29], такой способ производства характерен не только для Азии, поэтому утвердилось более точное название: государственный способ производства. Однако способ производства – это лишь часть, хотя и важнейшая, цивилизации, включающей и иные атрибуты. На его основе сформировалась целая ветвь цивилизации, которую можно назвать этакратической (термин введен в научный оборот О.Шкаратаном и В.Радаевым применительно к советскому обществу (1991). Этакратизм – это самостоятельная социально-экономическая система в цивилизационной дихотомии «Запад – Восток» (Радаев и Шкаратан 1995: 196).
Этакратическое общество основывается на особом способе распределения – редистрибуции (от лат. redistributere – перераспределять). Это понятие было введено в научный оборот Карлом Поланьи. «Редистрибуция – натуральный неэквивалентный вертикальный продуктообмен в виде принудительного изъятия и концентрации центральной властью прибавочного (а иногда и части необходимого) продукта с целью его последующего натурального перераспределения» (Стариков 1996: 13).
Для такого общества характерны следующие основные признаки:
1. Государство структурирует, конструирует общество. «Подавляя тенденцию к спонтанной самоорганизации снизу, государство само «творит» социальную структуру общества». Результатом этого процесса является «искусственно сконструированное общество-машина» (Стариков 1996: 36, 83). В советских официальных документах и обществоведении прямо говорилось об «управлении социальной структурой».
2. Высокий уровень централизации и монополизации власти. В таком обществе нет плюрализма власти ни политической, ни экономической, ни духовной30[30].
3. Государственный способ производства, когда государство выступает как субъект хозяйственной деятельности.
4. Государственная собственность на ключевые ресурсы (землю, недра, население и т.д.). Собственность сливается с государственной властью. Л.С.Васильев назвал это «феноменом власти-собственности», которая представляла собой «альтернативу европейской античной, феодальной и буржуазной частной собственности» (1982; 1998: 69).
5. Многослойный характер собственности. Поскольку огромный масштаб государственной собственности делает невозможным отправление всех функций собственника из единого центра, происходит «расщепление» отношений собственности по нескольким этажам, находящимся в отношениях иерархической подчиненности друг другу, возникновение перекрывающих друг друга владельческих прав. При этом ни один из них не является полным субъектом собственности (см. Стариков 1996: 24-25; Васильев 1998: 70).
6. Второстепенная роль частной собственности. В таком обществе частная собственность, конечно, существует, как в легальной, так и нелегальных формах, но она не играет ключевой роли ни в производственных отношениях, ни в формировании каркаса социальной иерархии. Государство ее допускает в более или менее ограниченных масштабах, оставляя за собой право в случае необходимости ее конфисковать, обратить в государственную собственность, которая никак не защищена от произвола правителей, чиновников. Как отмечает Л.С. Васильев, в древневосточном обществе «собственники были подавлены и поставлены в зависимость от носителя власти, от произвола администрации, причем наиболее преуспевшие из них нередко расплачивались за это конфискацией имущества, а то и жизнью…» (1998: 81).
7. Подчинение религии, церкви государству, обожествление государственной власти и ее вождей. Превращение церкви в придаток государства или даже государственное ведомство31[31]. Светская религия в той или иной мере проявляется во всех обществах то в виде вкраплений в традиционные религии, то в качестве самостоятельного направления религиозной жизни. Но только в этакратическом обществе она становится доминирующей: либо путем подчинения себе традиционных религий (государь – наместник Бога на земле), либо путем превращения в самостоятельную государственную религию, которая вкрапливает в себя механизмы традиционных религий.
8. Основным критерием социальной стратификации выступает отношение подданных к государству, поэтому классической группой такого общества является сословие; такое общество носит бесклассовый характер. Как отмечал Л.С.Васильев, «весьма показательно, что именно Маркс, давший миру образец классового анализа, просто не применял понятия «класс» по отношению к восточным обществам» (Васильев 1982: 62). Поскольку главным критерием социальной стратификации является место в системе государственной власти, то все социальное поле делится на две крупные социальные общности: управляемые (производители) и управляющие (распределители произведенного). Это деление облекается в правовую форму, что превращает основные группы в разного рода сословия. Немецкий социолог Текенберг прямо назвал советское общество «сословным» (Teckenberg 1990: 24). При этом необходимо подчеркнуть, что правовой статус придается групповой позиции, а не индивидам. В этом качественное своеобразие сословия. Если последовательно четко развести статусную позицию и занимающих ее индивидов, то проблема наследования сословного статуса приобретает автономный характер. Сословная система может опираться на принцип наследования, исключать его или строиться на синтезе наследования и индивидуальной мобильности. В этом случае вопрос о наследуемости сословного статуса трансформируется в проблему устойчивости положения индивидов в рамках своего сословия, их возможностей мобильности в другие сословные группы. Это касается социально-правовых групп как древности и средних веков, так и советской эпохи.
9. Ключевым фактором, определяющим основные социальные индикаторы статусной позиции, является ее место в системе административной государственной власти. От места в государственной иерархии зависит объем не только власти, но и престижа, материального вознаграждения.
10. Этакратическое общество опирается на административный порядок, который поддерживается силой военного принуждения, заменяющей отсутствие индивидуальных экономических интересов во многих сферах общественной жизни. Поэтому здесь неизбежна милитаризация общественной жизни, предполагающая высокое место в социальной иерархии военного сословия или социально-отраслевых групп, обслуживающих армию и органы охраны правопорядка.
11. Социальная мобильность организуется сверху как селекция наиболее послушных и преданных системе людей (Радаев и Шкаратан 1995: 197).
12. Если в европейской модели уровень потребления ставится в прямую зависимость от сферы производства (наличие собственности или трудовое участие в производственном процессе), то в восточной модели потребление определяется местом в системе отношений власти (Стариков 1996: 25).
13. Субъектом распределения материального и морального вознаграждения выступает государство. Характерные для западной модели «горизонтальные» связи рыночного обмена между суверенными товаровладельцами отсутствуют, но доминируют вертикальные связи принудительного распределения. Обмен деятельностью осуществляется при посредстве бюрократа-распределителя, который излишен в рыночном обществе (Стариков 1996: 25-27). Для обозначения такого типа хозяйства используется понятие «раздаточной экономики» (см. Бессонова 1999).
Наиболее близки к этому обществу древневосточные и средневековые деспотии Азии, Северной Африки, частично Южной Америки, Московская Русь и Российская империя. К этому типу цивилизации по основным своим признакам относится и то общество, которое сформировалось в так называемых «социалистических странах», включая СССР. Резкий сдвиг к этатистскому обществу имел место в нацистской Германии, фашистской Италии.
Общество, которое сформировалось в СССР, являлось разновидностью этакратического общества32[32]. Представляется, что в силу его конструирования по классической социалистической модели и наличия традиции самоназвания, а также в силу ключевой роли государства такое общество правильно было бы назвать государственно-монополистическим социализмом.
Государственно-монополистический социализм – это индустриальное этакратическое общество. Оно обладает всеми основными признаками этакратической цивилизации, перечисленными выше. Правда, такое общество создавали и в сугубо аграрных странах, но там оно отличалось существенной спецификой и было нацелено в первую очередь на проведение индустриализации.
Если капиталистический способ производства нацелен на получение максимальной прибавочной стоимости, присваиваемой капиталом, то государственный способ производства имеет своей целью «максимизацию власти, т.е. увеличение военных и идеологических возможностей политического аппарата навязывать свои цели все большему числу субъектов на все более глубоком уровне их сознания» (Castells 1996: 16).
В таком обществе государство как агрегат административных практик и организационных рычагов становится ключевым агентом процесса производства, подменяя собой экономические механизмы и рыночные процедуры производства информации. Вместо рынка капиталов здесь действует административное распределение финансовых средств через бюджет и некоммерческие банки, распределение средств производства – вместо рынка средств производства, многоуровневый контроль, организационное давление и манипулирование системой наказаний и поощрений компенсируют отсутствие экономических интересов (Staniszkis 1989: 63).
Этакратическая и западная модели структурирования социального пространства – это идеальные типы, которые присутствуют в реальности как тенденции, как оазисы, вкрапленные в качественно иное социальное пространство. Так, редистрибутивный тип социальных отношений широко встречается и в рыночном обществе внутри фабрик, организаций, армии и других силовых структур, в госаппарате. В то же время рыночные социальные отношения существуют в этакратическом обществе в форме теневого рынка, формирующего теневую социальную структуру.
Предпосылки для двух тенденций в развитии социальных отношений дает производство. Так, крупное производство, основанное на простом труде, порождает тенденцию к редистрибутивным отношениям. При этом качественное содержание такого производства может быть существенно различным. В этом направлении толкали и строительство огромных ирригационных систем в странах Древнего Востока, и плантационная система в сельском хозяйстве, процветавшая в разные эпохи и в разных странах, вплоть до Северной Америки середины XIX в., и возникновение капиталистической мануфактуры и социалистической фабрики на ранних этапах индустриализации, и развитие массового поточного производства.
Помимо производства в сторону развития редистрибутивных социальных отношений толкала и внешняя угроза – реальная или мнимая. Она выступала как причина или повод для милитаризации всей общественной, хозяйственной жизни, что означало перенос редистрибутивных принципов армии на все части социального поля страны. Если же на вышеописанный тип производства «накладываются различные экстремальные состояния социума (война и т.д.) плюс наличие в обществе авторитарных и дотоварных традиций, то реанимация редистрибутивных структур гарантирована» (Стариков 1996: 21).
Этакратическая цивилизация качественно отлична от западной. Поэтому категориальный аппарат, разработанный в западном обществоведении на разных этапах его развития применительно прежде всего к капитализму, имеет очень ограниченное применение для анализа этакратического общества вообще и советского в частности. В силу этого классические концепции западной социологии в полном объеме к этой реальности неприменимы. Отсюда и парадокс: К. Маркс, возведенный в советском обществе в ранг святого, был там бесполезен. Лишь с развалом советского общества и появлением на его руинах фундамента капитализма снова приходит время читать К.Маркса.
Пути развития капитализма и постсоветская Россия
Капитализм – это самая обобщенная характеристика способа производства, в основе которого лежит рынок труда и частных капиталов, что порождает классовую структуру33[33]. Ключевой механизм структурирования социального пространства капиталистического общества – рыночный обмен, в отличие от этакратического, где эту функцию выполняет государственное перераспределение. При капитализме рабочая сила превращается в товар и включается в рыночный обмен, что является важнейшим источником структурирования социального пространства.
В рамках этого способа производства, как показала история, возможно достаточно большое количество своеобразных форм, путей развития.
Если взять за основу классификации уже использованный выше критерий соотношения роли рынка и государства в структурировании социального пространства, то можно выделить два идеальных типа современного капитализма.
(1) Способ производства, сохраняющий все качественные признаки капитализма при большой роли государства. Этот тип капитализма не сливается с государственным социализмом, поскольку в нем сохраняется частная собственность на средства производства, вообще частный капитал как экономическая основа общества. Экономика регулируется рынком, находящимся под сильным воздействием государства, которое без колебаний использует различные политические и административные рычаги для достижения своих экономических целей. При этом общегосударственные цели безусловно доминируют над целями частных фирм. Порою этот путь развития капитализма вслед за Лениным, говорившим, правда, о капиталистическом развитии сельского хозяйства, называют «прусским» (Криворотов 1989, 1990; Стариков 1996: 148-157). Эта историко-географическая привязка очень условна. Действительно, кайзеровская Германия быстро шла по пути огосударствления экономики, что позволяло В.Ленину видеть в ней контуры социализма. Нацистская Германия резко ускорила движение по этому пути, дойдя фактически до предела существования в рамках капиталистического качества. Однако очень четко контуры этой модели капитализма прослеживаются и в развитии ряда стран Восточной Азии.
(2) Капитализм, в котором интересы государства носят подчиненный характер по отношению к обществу, представленному прежде всего наиболее влиятельными социально-экономическими силами. Государство здесь выполняет служебную функцию по отношению к основным субъектам рынка. Часто, опять же вслед за В.Лениным, этот путь развития капитализма называют «американским».
Россия после разрушения политической системы КПСС оказалась на распутье. Некоторое время в ее руководстве видное место занимали либералы-романтики во главе с Е.Гайдаром, которые пытались максимально вывести государство из сферы экономики. Это отступление, верное по существу, было столь поспешным и непродуманным, что имело существенные разрушительные последствия, вызвавшие настоятельную необходимость отстранения либерального правительства от власти (шаг, одобренный как консервативными, так и реформаторскими политическими течениями). После этого стала резко возрастать роль государственных органов в регулировании едва народившегося рынка. Развитие России явно пошло по «прусскому» пути. Однако этот путь отличается огромным своеобразием: доминирующую роль в определении государственной политики играют интересы не государства в целом, а тех или иных групп высокопоставленных чиновников. Рынок проник в государственную машину, нелегально подвергшуюся существенной приватизации.
Другое основание классификации моделей капитализма – степень свободы рынка как социального регулятора. Классический капитализм основывается на свободном рынке с огромным количеством участников, ведущих конкурентную борьбу друг с другом. Другой вариант – капитализм, основывающийся на рынке с ограниченной конкуренцией. Здесь получила развитие тенденция к монополизации. Ее результатом стала олигополия: рынок поделен в основном между несколькими крупнейшими корпорациями, сконцентрировавшими в своих руках основную часть национального богатства. Для мелкого и среднего бизнеса оставлены менее эффективные ниши.
На первом этапе движения СССР, а затем и постсоветских государств к рынку четко прослеживалась идеологическая ориентация значительной части элиты на «народный» капитализм, опирающийся на свободный рынок. Реализацией этого проекта стало и развитие кооперативов, малая и ваучерная приватизация. Однако очень быстро это тенденция была переломлена. К середине 1990-х гг. ключевые позиции на рынке были захвачены небольшой группой крупнейших корпораций, выросших при мощной государственной поддержке. Таким образом, в постсоветской России обозначился процесс формирования олигархического капитализма, опирающегося на олигополию в экономике, сросшуюся с верхушкой государственного аппарата. Именно эта группа составила новую властвующую элиту.
Библиографический список
Бессонова О.Э. Раздаток. Институциональная теория хозяйственного развития России. Новосибирск: ИЭ и ОПП СО РАН, 1999.
Буравой М., Кротов П. Советский вариант перехода к социализму // Рубеж: Альманах социальных исследований. 1992. №4. С.107-139.
Васильев Л.С. Феномен власти-собственности // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982.
Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. М.: Высшая школа, 1998. Т.1.
Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: МП «Октябрь», «Советская Россия», 1991.
Восленский М. Феодальный социализм // Новый мир. 1991. № 9. С.184-201.
Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.
Кларк С. Классовая структура России в переходный период // Рубеж: Альманах социальных исследований. 1997. №10/11. С.66-86.
Ленин В.И. Государство и революция // Ленин В.И.. Полн. собр. соч. Т.33. С. 1-120.
Маркс К. Капитал. Т.1. // Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. М., 1987. Т.7.
Никифоров В.Н. Восток и всемирная история. М.,1977.
Радаев В.В., Шкаратан О.И. Власть и собственность // Социолог. исследования. 1991. № 1.
Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Наука, 1995.
Райт Э. Происхождение капитализма // // Рубеж: Альманах социальных исследований. 1996. №8/9. С.49-59.
Семенов Ю.И. Теория общественно-экономической формации и всемирная история // Общественно-экономическая формация. Проблемы теории. М., 1978.
Соловьев В. Византизм и Россия // В. Соловьев. Смысл любви: Избранные произведения. М.: Современник, 1991.
Стариков Е.Н. Общество казарма от фараонов до наших дней. Новосибирск, 1994.
Тер-Акопян Н.Б. Маркс и Энгельс об азиатском способе производства и земледельческой общине // Из истории марксизма и международного рабочего движения. М.,1973.
Шкаратан О.И. Социализм или этакратизм? // Бюрократизм и самоуправление / Под ред. В.И.Ильина. Сыктывкар, 1990.
Шкаратан О.И., Радаев В.В. Правда этакратизма против мифа о социализме // Квинтэссенция: Философский альманах. 1991. М.: Изд-во политической литературы, 1992.
Шпакова Р. Капитализм – взгляд из Германии начала ХХ века: Макс Вебер и Вернер Зомбарт // Рубеж: Альманах социальных исследований. 1992. №4. С.79-106.
Штанишкис Я. Онтология социализма // Рубеж: Альманах социальных исследований. 1992. №4. С.79-106.
Castells M. The Rise of the Network Society. Cambridge, Mass., 1996
Giddens A. The Nation-State and Violence. Volume Two of a Contemporary Critique of Historical Materialism. Cambridge: Polity Press, 1985.
Konrad G., Szelenyi I. The Intellectuals on the Road to Class Power. New York: Harcourt, Brace and Jovanovich, 1979/
Krader L. The Asiatic Mode of Production: Sources, Development and Critique in the Writing of Karl Marx. Assen, 1975.
Staniszkis J. Ontologia Socjalizmu. Warszawa, 1989.
Tokei F. Essays on the Asiatic mode of Production. Bdpst, 1979.
Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. London: Allen and Unwin, 1976.
Конец формы
1[1] К этой позиции близок номинализм, который, по определению П. Сорокина, утверждал: 1) единственно реальны индивиды, составляющие общество; 2) вне индивидов нет иной реальности; 3) нет общества как реальности ни в смысле физического тела, ни в смысле надындивидуального сознания (1991, II: 44).
2[2] Течение в обществоведении, утверждавшее, что общество есть реальность, независимая от составляющих ее индивидов, в свое время называли «реализмом». П. Сорокин поднимался над спором номиналистов и реалистов, утверждая, что общество как коллективное единство, отличное от простой суммы индивидов, существует, но оно существует не «вне» и «независимо» от индивидов, а только как система взаимодействующих единиц, то есть индивидов. Это, по сути дела, системный подход в рамках субстанционалистской традиции.
3[3] П.Штомпка (1996: 27) пишет, что «такая чисто динамическая или процессуальная установка изучать события, а не вещи, процессы, а не состояния, вскоре стала доминирующим подходом, тенденцией социальной науки». Такое утверждение мне представляется необоснованно поспешным не только для российской, но и для западной социологии.
4[4] Есть и иная традиция понимания социального пространства как социализированного физического пространства, территории, на которой разворачивается социальная практика (см., например, А. Филиппов (1996).
5[5] П. Сорокин эту многомерность описывал как многообразие «ипостасей социальной стратификации». Он их сводил к трем основным формам: экономической, политической и профессиональной (1992: 303). П. Бурдье для описания этого же свойства социального пространства использует понятие «поле». Критерием выделения полей у него являются «различные виды власти или капиталов» (1993: 56).
6[6] П.Бурдье: «Экономическое поле стремится навязать свою структуру другим полям» (1993: 57).
7[7] В структуралистcкой парадигме четко прослеживается тенденция к сближению понятий статусной позиции и роли вплоть до их неразличения. В результате в понятии роли особенно подчеркивается ее предписанный извне характер. Для Т. Парсонса роль – это нормативное понятие. Даже у И. Гоффмана «роль предполагает социальный детерминизм». В структуралистской традиции роль довольно жестко предопределяется позицией.
8[8] П. Бурдье описывает логику реального действия как «диалектику стремления к самовыражению и наличия институциональных средств (морфологических, синтаксических, лексических инструментов, литературных жанров и т.д.)». Он называет это «принципом регулируемых импровизаций» (1995: 22).
9[9] П.Сорокин: «Группа взаимодействующих индивидов образует коллективное единство или реальную совокупность» (1991, II: 53).
10[10] П.Бурдье говорит о «классах близких друг другу позиций» (1993: 56).
11[11] Есть «принципиально важные для жизни «узлы», комплексы, сплетения социальных отношений, которые мы научились вычленять и, говоря о которых, склонны прибегать к языку материализации: мы называем их группами, сообществами, организациями, национальным государством. То, что они существуют в качестве реального объекта – иллюзия. Реальные постоянные процессы группировки и перегруппировки, а не стабильные протяженности, именуемые группами; процессы организации и реорганизации, а не стабильные организации; процессы «структурирования», а не структуры; формирования, а не формы; изменчивые «фигуры», а не жесткие модели (Штомпка 1996: 28).
12[12] Утверждение, что Линтон был «первым», кто ввел в научный оборот эти понятия, будет одновременно и верным и ошибочным. Но остается фактом, что только после публикации его знаменитой 8-й главы в «The Study of Man» (New York: Appleton-Century, 1936) эти понятия стали систематически использоваться в теории социальной структуры.
13[13] Я опускаю анализ имеющих определений. Уже в начале 1950-х гг. их насчитали более 200. Даже беглое упоминание основных потребовало бы большого места и времени. В этом нет особой необходимости, поскольку данной проблеме посвящена довольно обширная литература (см. например, Kroeber & Kluckhohn 1952; Сuche 1996; Маркарян 1983; Лурье 1998; Белик 1999 и др.).
14[14] Культура, по словам Clifford Gueerz – это «машина, которую индивиды и группы индивидов используют для ориентации во внешнем мире, который иначе имел бы неопределенный характер» (1966: 5).
15[15] Социокультурное поле, как верно отмечает П.Штомпка, имеет несколько измерений. «Сплетение идей, правил, действий и интересов» – одно из них. «Взаимосвязанная сеть идей (верований, доказательств, дефиниций) составляет идеальное измерение поля, его «социальное сознание». Взаимосвязанные сети правил (норм, ценностей, предписаний, идеалов) образуют нормативное измерение поля, его «социальные инструкции». И идеал, и нормативное измерение вносят свой вклад в то, что традиционно рассматривается как культура» (1996: 29).
16[16] П.Сорокин дал такое определение социального неравенства в вертикальном измерении: «Социальная стратификация – это дифференциация некоей данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге. Она находит выражение в существовании высших и низших слоев. Ее основа и сущность – в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества» (1992: 302). Это типично субстанционалистский подход: иерархия предстает как иерархия людей, а не позиций.
17[17] П. Бурдье: «Только подумайте о преподавателе, в особенности о преподавателе философии, который своим тридцати или ста студентам в год предлагает свою продукцию, произведенную в почти исключительно монопольной позиции и распространяемую на маленьком защищенном рынке... Подобного рода механизмы могут лишь удвоить эффект символического принуждения некоего частного определения культуры и одновременно лишения всего того, что не входит в это определение» (1996: 14).
18[18] П. Бурдье: «Схоластический уклон переводится в интеллектуалистскую или интеллектуалоцентристскую ошибку, которая очень хорошо просматривается в социальных науках... Ученый вкладывает сознание ученого в голову изучаемого им агента, путая, как это говорил Маркс по поводу Гегеля, «вещи в логике с логикой вещей». Это выглядит так, как если бы у агента были мысли мыслителя...» (1996: 26).
19[19]М. Мамардашвили: «Отличение устанавливается мною, оно не дано в вещах. Оно независимо от меня не существует» (1997: 8).
20[20] П.Штомпка определяет время как «предшествование и следование друг за другом событий, связанных в единую цепь, или процесс» (1996: 67).
21[21] Идеи Э. Дюкргейма и его школы стали основой социологии времени. Именно у него впервые появилось понятие социального времени. Библиографию западной литературы по социологии времени см. в Pronovost 1989. Позднее П. Сорокин и Р. Мертон в конце 1930-х гг. развили эту идею: социальное время сильно связано с активностью, составляющей его; оно является также проявлением цикличного характера социальных групп
22[22] Еще ранее G. Gurvitch (1964) предложил классификацию социального времени, разведя «макросоциальное» и «микросоциальное» время, выделив такие уровни, как целое общество, институты, социальный класс, индивиды.
23[23] Эта диалектика времени и позиции в пространстве прекрасно представлена в классической миниатюре М. Жванецкого, описывающей размышления по поводу раков: «Вчера вот такие! … Но вчера. А сегодня всего лишь такие… Но сегодня». Об этом же поговорки «Кто рано встает, тому Бог дает», «Кто первый встал – того и тапочки». В наиболее ярком виде этот механизм связи места в социальном пространстве и времени проявляется в деятельности финансовых пирамид («МММ», «РДС», ГКО и т.п.): те, кто первыми включились в процесс вкладывания средств в удачные пирамиды, нередко получали огромную прибыль, а те, кто пришли позже часто теряли все, что вложили. Те, кто начал бизнес в России в эпоху перестройки, оказались в гораздо более выгодном соотношении позиции – времени, чем решившие заняться тем же бизнесом в середине 1990-х гг.
24[24] Старая советская шутка гласит: научная деятельность – это способ удовлетворять свой интерес за государственный счет.
25[25] В классическом марксизме и марксизме-ленинизме это называлось «превращением труда в первую жизненную потребность».
26[26] «Чтобы показать взаимозависимость действия и структуры, мы должны понять пространственно-временные отношения, присущие всякому социальному взаимодействию» (Giddens 1979: 3).
27[27] «С первого взгляда кажется, что нет ничего более банального и очевидного, чем утверждать, что социальная деятельность происходит во времени и пространстве. Однако ни время, ни пространство не находятся в центре социальной теории; они обычно рассматриваются скорее как «среда», в которой происходит социальное действие» (Giddens 1979:202).
28[28] «Поколение – это форма возрастной группы, состоящей из тех членов общества, которые родились примерно в одно и то же время» (Marshall 1996: 199).
29[29] Идеи Маркса об «азиатском способе» уже в ХХ веке вызвали оживленные дискуссии (см. Никифоров 1977; Тер-Акопян 1973; Семенов 1978; Krader 1975; Tokei 1979 и др.).
30[30] Как отмечал В.Соловьев, «в России не могло явиться западно-европейского понятия государства (Status) как равновесия самостоятельных и равносильных элементов. Самое слово государство = господарство в первоначальном своем значении указывает на домовладыку, который, конечно, не был представителем равновесия борющихся домочадцев, а был полновластным хозяином родового общества» (1991: 199). Даже феодальная междоусобица не противоречит этому определению: Великий Новгород «враждовал против московского монарха, а не против монархической идеи», а борьба Рязани или Твери против Москвы «была только соперничеством за обладание властью, а никак не принципиальным противодействием единодержавию».
31[31] Наличие в Византии и России патриаршества этому выводу не противоречит, поскольку патриархи целиком и полностью зависели от светской власти. Правда, в России XVII века власть патриархов Филарета и Никона соперничала с царской, но источник возможности такого соперничества был в близости к царской власти: Филарет был отцом царя Михаила Федоровича, а Никон – личным другом царя Алексея Михайловича, и, говоря словами В. Соловьева, «на этой почве он мог быть только если не верным, то мятежным подданным» (1991: 221),.
32[32] Имеется несколько подходов к определению сущности государственного социализма. 1) Государственный социализм = государственный капитализм. Исходная идея – сходство социализма и капитализма, сведение их различий к частностям: вместо буржуазии действует номенклатура как новый правящий класс, большую роль играют политические рычаги государства как совокупного капиталиста. 2) Государственный социализм = феодальный социализм. М.Джилас, бывший сторонником тезиса о государственно-капиталистической природе социализма, впоследствии стал развивать идею государственного феодализма. Эту же идею подхватил и М.Восленский (1991). 3) Социализм – это особая социально-экономическая формация, имеющая свое онтологическое качество, отличное от других формаций (Staniszkis 1989; Штанишкис 1992).
33[33] Имеются разные подходы к пониманию сущности капитализма. Чаще всего они вписываются в рамки марксистской и веберовской традиций. См., например, Буравой и Кротов (1992), Кларк (1997), Райт (1996), Шпакова (1992) и др.