Общие социологические выводы

Можно, по крайней мере до некоторой степени, при­вести в гармонию возникающие нарушения равновесия пу­тем конструктивного перераспределения людей и предме­тов. Но это все же лишь паллиативная мера. Истинным решением было бы спонтанное уравновешение всех этих факторов. Вопрос состоит в том, как будет выглядеть сле­дующая стадия в эволюции человеческого общества, какой вид общества, возможно, подкрепляемый в поиске своего пути социометрическими указателями, в конечном счете вы­кристаллизуется. Теоретически я предвижу три решения.

Первая возможность: человеческое общество, в кото­ром предпочтения вещей полностью превалируют над пред­почтениями людей, общество, в котором угасли все привя­занности к людям. Существуют только привязанности к вещам независимо от людей и к людям лишь как к носите­лям определенных вещей, поскольку оптимальное удовле­творение зависит только от вещей, и вещи бесконечно могут «замещаться » другими вещами. Отдельный человек мог бы достичь счастья и уравновешенности в неведомой для себя прежде степени. Это стало бы техногенной панацеей. Эмо­циональные потоки между людьми будут сведены к нулю. Некая разновидность любви еще играет какую-то роль, но не тот, кого любят; работа играет какую-то роль, но не тот, с кем работают; пища играет какую-то роль, но не тот, с кем едят; также и идеи имеют еще какое-то значение, но не тот, кто их воплощает. Возникнет общество, в котором индиви­ды станут символами, а вещи — единственной реальностью. С полным угасанием напряжений в межличностных отно­шениях будет достигнута высшая мера счастья. Отшельник, святой и шизофреник являются психологическими перво­открывателями этого пути. Чувства к вещам заменили чув-' ства к людям.

123

Второй возможностью будет человеческое общество, в котором привязанности к людям полностью превалируют над привязанностями к вещам; общество, в котором привя­занности к вещам как таковым угаснут. Существуют только привязанности к индивидам, а к вещам — лишь постольку, поскольку они репрезентируют индивидов: социальная или личная панацея.

Третьей возможностью будет человеческое общество, в котором устранены как привязанности к индивидам, так и при­вязанности к вещам. Совершенно не важно, кого человек лю­бит или что ест. Все привязанности угаснут: панацея буддизма.

124

9.СОЦИАЛЬНЫЙ АТОМ И СМЕРТЬ ( 1947)

Боги и бессмертные, почитавшиеся на протяжении ты­сячелетий, во многом утратили то величие и значение, кото­рые им приписывались людьми. Является ли представление о бессмертии чистым изобретением человеческого ума? Я по­лагаю, что в будущем оно снова станет модным и найдет отклик у философов и мечтателей. Мы изгнаны из рая и прилагаем все усилия, чтобы удержаться на полпути между раем и адом.

Все мы знаем, что понятие социального атома является одним из гла вных понятий, разработанных социометрией. («Атом » является производным от греческого слова «йтоцее» наименьший, неделимый элемент. Это понятие было введено в научный язык Демокритом. Он использовал его для обо­значения самой малой частицы в физической вселенной. Тем не менее физики не имеют привилегии на это слово. Многие слова, которые были введены философами прошлого И кото­рые описывают физические феномены, такие, как сила тя­жести, атом, притяжение, насыщение, имеют иоэтико-сим-волический характер. Они являются метафорами для выражения психосоциального опыта и по праву входят в наш обществоведческий лексикон, из которого они заимст­вованы.)

Долгое время социологи использовали понятие «соци­ум»-весьма неопределенно. Оно никогда не означало нечто специфическое, пока социометрия не раскрыла и не опре­делила его как социальный атом. Люди привыкли считать индивида центром социальной вселенной, семью — следую-

124

щей более крупной единицей, за ней следовали соседи, де­ревня и т. д. С точки зрения поверхностного опыта, социоло­ги молчаливо приняли шкалу, начинающуюся с индивидуума и заканчивающуюся всей вселенной. Мы, социометристы, поставили это представление под сомнение. Для нас наимень­шей единицей является не индивид, а социальный атом¹.

Социальный атом охватывает индивида и людей (близ­ких или далеких), с которыми он в данный момент эмоцио­нально связан. Нами показано, что эти конфигурации функ­ционируют как единство. Это не обязательно одни и те же люди, с которыми человек находится в официальных отно­шениях и которые со своей стороны находятся с ним в офи­циальных отношениях, но это всегда люди, с которыми он поддерживаетэмоциональные отношения. Социальный атом подобен ауре притяжений и отталкиваний, которые от него исходят и к нему направляются. Эти социальные атомы из­меняются со временем по своему составу, но его структура, подобно структуре нашего скелета, обладает определенным постоянством. В 1931 году, когда я впервые «увидел» пси­хологическую географию всего сообщества, я предсказал, что такое постоянство будет касаться социального атома. Социометрические данные подтвердили это предположе­ние. Индивид рождается уже в определенной структуре отношений, которая состоит из матери, отца, бабушки и так далее. По мере нашего развития объем социального атома постоянно увеличивается; в нем наша жизнь приобретает свое наиболее конкретное выражение.

Теперь я подхожу к теме, которую я хотел обсудить в этой статье: когда мы стареем, то изменяется и постоянст­во социального атома, особенно его способность возме­щать потерю членов. Однако социальный атом способен меняться на какое-то время, когда мы молоды и более гиб­ки; если один член покидает его, то на смену ему приходит другой индивид, получающий сходную роль. Как только уходит один друг, он заменяется новым. Социальная реге­нерация происходит чуть ли не автоматически. Но если пропадает индивид, выполняющий определенную функ­цию, то редко бывает, что его заменяет более чем один человек. Такое впечатление, что центральный индивид не может поддерживать отношения с двумя или тремя людь-

¹ См. (iPsychadramatic Shock Therapy», Psych od ra ma Monograph, № 5, Beacon House, New York, p. 29. С филогенетической точ­ки зрения, «индииид» Представляется более поздним образо­ванием, чем агрегат индивидов.

125

ми одного типа, несущими для него одну и ту же миссию. Одновременно существует постоянно исходящая от мил­лионов других социальных атомов, которые также стре­мятся к возмещению, сила притяжения. В конечном итоге создается эффективная эмоциональная экономика, дей­ствующая в соответствии с бессознательным постулатом, а именно сохранять социальные атомы в равновесии, что было названо мною «социостазом ». Поэтому всегда суще­ствует и остается относительно постоянным определенное пространство эмоциональных контактов. Частота социаль­ных обменов имеет тенденцию к равновесию. Поэтому то, что я назвал «эмоциональной притягательностью»¹ инди­вида, можно измерить (1934, стр. 73 и 134).

Но когда мы становимся старше, нам все труднее заме­нять утраченных членов, которые играли существенную роль, так же, кактрудно нам сделать замену в нашем физическом организме. Речь идет о феномене «социальной» смерти, то есть не о смерти тела или психики в индивидуальном смысле и не о смерти изнутри, а о смерти извне. Мужчина (или жен­щина) шестидесяти лет может быть связан с двенадцатью или пятнадцатью индивидами, женщинами имужчинами разного возраста, с разными интересами, в разных ролях. Социаль­ная смерть бросает на него свою тень задолго до его физиче­ской или духовной смерти. Распад социального атома инди­вида может начаться по разным причинам: а) из-за утраты любви, б) замены утраченного человека менее подходящим и в) смерти. Смерть отдельного члена социального атома озна­чает обычно долговременную потерю; потрясение, которое она вызывает, редко оценивается во всех последствиях.

Если мы остаемся жить после смерти тех, кого любим или ненавидим, отчасти мы умираем вместе с ними, посколь­ку ощущаем тень смерти, которая распространяется от од­ного человека из нашего социального атома на другого. Люди, которые занимают их место, не всегда восполняют утрату, даже сам факт замены представляет собой опреде­ленную утрату. Поэтому мы с детства ощущаем через сети нашего социального атома значение смерти, задолго до того как она фактически наступает с признаками физической и умственной слабости. Возможно, мы, социометристы, об­наружим причины социальной смерти, синдром, который

■' Необходимо помнить о том, что понятие эмоциональной привле­кательности вжлючает в себя не только «положительные», но и ■ ((отрицательные* выборы, что в любом случае означает привлече­ние внимания. —■ Прим. ред.

126

существенно отличается от того, о чем говорят врачи и пси­хиатры. Мы должны быть готовы к смерти людей, которых мы любили или ненавидели, или которые нас любили или ненавидели. Быть может, это позволит нам найти средство от шока социальной смерти.

Вполне вероятно, что сравнительно небольшие потря­сения, вызванные переживанием социальной смерти, ведут к преждевременной старости, возрастным болезням и к физической смерти. Старикам следует научиться не подда­ваться этому проклятию. Им необходимо обрести друзей, тех, кого они снова могут любить. Они должны прежде все­го попытаться восстановить молодость своего социального атома. Пожалуй, гораздо проще посредством социатриче-ского вмешательства лечить нарушения социального атома, чем лечить физические и психические недуги. Представле­ние, что любовь и спонтанность положены только молодым людям и что пожилые должны готовиться к смерти, явля­ется устаревшей жестокостью. Знание о том, что мы живем не только в внутри нашего Я, что имеется и внешнее Я, ко­торое имеет ел ожную структуру и реагирует на рост и спад, должно дать гериатрии, науке о старости, новый проблеск надежды. Смерть — это функция жизни; она же есть и со­циальная реальность. Смерть человека связана со смертью многих других. Наш последний социальный атом состоит из людей, к смерти которых мы сенсибилизированы и которые сенсибилизированы к нашей смерти. Все мы постоянно ок­ружены людьми, с которыми вместе мы умираем. Физиче­ская смерть —■ это нечто негативное, мы не переживаем ее, она переживается только близкими, членами нашего соци­ального атома. Социальная смерть — сила позитивная. По­добно рождению, смерть также находится среди нас. Как младенец — до определенной степени — проталкивается к рождению, так и мы часто проталкиваемся сами и толкаем друг друга к преждевременной смерти. Подобно тому, как фактор спонтанности (фактор S) действует во время бере­менности по направлению к рождению, он разжигает ис­кры страха в социальном атоме и подталкивает его членов к смерти. Мы видим, как во время беременности развивается жизнь от момента зачатия до родов.

Аналогичным образом мы видим так же, как прогрес­сирует смерть с момента ее возникновения в социальном атоме: от пережитых нами смертей ближайших людей до сравнительно небольших потрясений, которые она нам при­чинила. Если мы больше узнаем о процессах, которые ра-

127

зыгрываются в социальном атоме индивидов, мы сможем найти средство для устранения этих нарушений. Со време­нем, наверное, появится новая профессиональная группа, социатры¹, которые среди прочего будутзаниматьсясоцио-атомарныминарушениями.

Я вспоминаю случай с двенадцатью людьми, которые очень остро ощущали ожидание смерти каждого из них и заражали этим друг друга. Они принадлежали к одной про­фессиональной группе, все они были врачами, и их социаль­ные атомы перекрещивались и перекрывали друг друга. Один из них умер от коронарного тромбоза. Другие пятеро из этой группы умерли от той же болезни, остальные шестеро жили в страхе. К моменту написания данной работы два человека умерли от той же болезни, трое после перенесенного при­ступа выздоровели; равновесие группы оказалось сущест­венно нарушенным. В газетах они в первую очередь читают объявления о смерти и очень часто проходят контрольное медицинское обследование. Мы, социометристы, понима­ем, что психосоциальные сети важнее печатных коммуни­каций, по которым распространяются новости, в том числе и сообщения о смерти. Если Вы не страдаете коронарным тромбозом или другой физической или психической болез­нью, которая подчиняет Вас своей власти, поскольку она уже подчинила своей власти членов Вашего социального атома, то тогда шок социальной смерти может Вас мино­вать. Другой же человекможст быть чувствителен к подоб­ным сообщениям и спровоцировать заболевание, разумеет­ся, при условии, что имеются способствующие этому соматические предпосылки. Мне приходилось работать с людьми на психодраматической сцене, которые были свя­заны друг с другом взаимной любовью и страхом смерти. Некоторые индивиды знали друг друга только через третье лицо, но испытывали Друг к Другу большое уважение. К сво­ему удивлению, они обнаружили во времл работы на сцене, что все, что происходило с одним, очень многое значило для другого. Работа на сцене, по-видимому, принесла им облег­чение, нечто вроде катарсиса смерти. Отражение страха смерти друг у друга пробудило их чувство юмора.

Другой случай касается восьми летчиков. Субъектом эксперимента являлся девятый. Когда он играл на сцене

¹ Социатрия — так Морено назвал социально-психологическую медицину, то есть дисциплину, которая занимается заболева­ниями психосоциальных сетей, социального атома, предотвра­щением войн и пр. — Прим. ред.

128

шоки, вызванные переживанием смерти, ему внезапно вспомнилась сцена, которая произвела на него большее впе­чатление,чем смерть его дедушки и младшего брата. Он про­ходил медицинское обследование совместно с другими во­семью кандидатами для служб ы^в воздушном флоте. Все были приняты, кроме него: он не прошел. В первый раз он увидел их в комнате, где проходил медицинский осмотр. Перед тем как разойтись, они условились не терять Друг друга из виду. Он писал им, и они отвечали. Но со временем его письма к каждому из них возвратились со штампом «по­гиб в бою ». Эти новые и сравнительно случайные члены его социального атома, по-видимому, умерли. Когда он повтор­но играл эту ситуацию на сцене, то сказал: «И вот по мило­сти Божией я еще здесь ft.

Эти восемь человек еще не были вполне мертвыми, они звали его последовать за ними. Жизнь людей простирается связями их социальных атомов за пределы физической смерти. Человек продолжает жить посредством своего со­циального атома после физической смерти. Человек уми­рает, когда умирает его социальный атом. Физическая и индивидуальная смерть не являются прекращением жиз­ни, их можно понимать как функции того, что прежде было единым, а именно социоатомарных процессов, в которые они включены.

129

23.ТРИ ИЗМЕРЕНИЯ ОБЩЕСТВА: ВНЕШНЕЕ ОБЩЕСТВО, СОЦИОМЕТРИЧЕСКАЯ МАТРИЦА И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ (I949)

Разделение социальной вселенной на три тенденции или измерения — на внешнее общество, социометрическую матрицу и социальную реальность — имеет эвристическую ценность. Под внешним обществом я понимаю все ощути­мые и зримые группировки, большие или маленькие, фор­мальные или неформальные, из которых состоит человече­ское общество. Под социометрической матрицей я понимаю все социометрические структуры, которые невидимы для макроскопического глаза, но становятся очевидными в про­цессе социометрического анализа. Под социальной реаль­ность я понимаю динамический синтез и взаимное проник­новение того и другого. Очевидно, что ни матрица, ни внешнее общество не являются реальными и не могут суще­ствовать сами по себе, одно является функцией другого. В качестве диалектических противоположностей они долж­ны быть каким-то образом слиты друг с другом, чтобы про­изводить действительный, событийный процесс социальной жизни.

Динамическая причина этого расщепления заключена в скрытом существовании бесчисленных созвездий(кон-стелляций), которые постоянно воздействуют на внешнее общество, отчасти стремясь его разложить, отчасти стре­мясь реализоваться, и, наконец, но не в последнюю оче­редь, в сопротивлении, которое внешнее общество оказы­вает попыткам его устранить или изменить. Поскольку глубокий и хронический конфликт между этими двумя тен-

198

денциями никогда нельзя полностью разрешить, это при­водит к компромиссу в форме так называемой «социаль­ной реальности».

До тех пор пока этого нельзя опровергнуть, точка зре­ния, что официальное (внешнее) общество и социометриче­ская (внутренняя) матрица не тождественны, является для социометриста аксиомой. Первую можно постичь органами чувств, она является макроскопической, другая невидима, она является микроскопической. В соответствии с этой ди­хотомией все группировки — будь то жестко формализо­ванные и коллективизированные, например армия или цер­ковь, или случайные и временные, например встреча людей на улице, — если рассматривать их невооруженным макро­скопическим глазом, принадлежат, по крайней мере пока они видимы невооруженному макроскопическому глазу, к обществу со внешней структурой. Нельзя предполагать за­ранее, что официальная структура армейского взвода, строго предписанная солдатам, или социограммы случайного ско­пления людей тождественны или приблизительно соответ­ствуют фактически наблюдаемой формации. Весьма воз­можно, что в некоторых культурах, сильно отличающихся от нашей, социограмма застывшего социального института тождественна ее действительной социальной структуре на уровне реальности (см. Danielsson, 1949). Поэтому в мето­дическом отношении необычайно важно не смешивать со­циометрическую позицию, которая является нейтральной (или, скажем, по возможности нейтральной), с существую­щим или временным социальным порядком. Социометрия в равной степени применима к любой общественной форма­ции, которая возникла в прошлом или может возникнуть в

будущем.

Описать структуру внешнего общества сравнительно просто. Она состоит из зримых, осязаемых и доступных наблюдению групп. Она состоит из всех групп, которые признаются социальным порядком легитимными, из всех групп, которые отвергаются социальным порядком как не­легитимные, а также из всех нейтральных групп, которые разрешены, хотя и не являются классифицированными и организованными. Самый быстрый способ получить пред­ставление о легитимных группах — это использовать в ка­честве руководства систему господствующую в данном обществе социального устройства. Получить представле­ние об асоциальных группировках можно, окунувшись в теневой мир, в андеграунд и в мир преступности. Приме-

199

рами легитимных групп являются семья, армия или цер­ковь. Примерами неофициальных и нелегитимных групп являются случайная встреча двух людей, толпа, масса, сборище людей, уличные шайки или преступные группи­ровки.

Структуру социометрической матрицы определить сложнее. Чтобы ее выяснить, необходимы специальные ме­тоды, которые называются социометрическими. Посколь­ку матрица подвержена постоянному динамическому из­менению, методы должны использоваться в регулярных интервалах времени, чтобы определить каждый раз по-но­вому проявляющиеся социальные констелляции. Социо­метрическая матрица состоит из различных констелляций: теле, атома, сверхатома или молекулы (нескольких свя­занных друг с другом атомов), «социоида », которого мож­но определить как пучок атомов, связанных с другими пуч­ками атомов межличностными цепями или сетями. Социоид является социометрическим аналогом внешней структуры социальной группы; он редко идентичен внешней форме проявления социальной группы, поскольку части его со­циальных атомов и цепей могут простираться на другой социоид. С другой стороны, с точки зрения конфигура­ции, часть внешней структуры определенной социальной группы данного социоида может не иметь никакого смыс­ла в качестве самостоятельной части. Но эта часть может принадлежать социоиду, скрытому в другой группе. Дру­гие созвездия (констелляции), которые можно проследить в рамках социометрической матрицы, представляют собой психосоциальные сети. К этому добавляются большие со-циодинамические категории, которые часто используют­ся, например, при политической и революционной ак­тивности. Они состоят из взаимного проникновения многочисленных социоидов и представляют собой социо­метрический аналог «социального класса », например, бур­жуазии или пролетариата; их можно определить как со­циометрическую структуру общественных классов или как классоиды.

Сама социальная реальность является динамическим переплетением и взаимодействием социометрической мат­рицы с окружающим, внешним миром. Социометрическая матрица не существует сама по себе, точно так же, как не существует само по себе внешнее общество; последнее бес­прерывно подвергается давлению со стороны лежащей в ее основе структуры. В рамках социометрической системы мы

200

различаем поэтому три процесса: внешнюю реальность об­щества, внутреннюю реальность социометрической матри­цы и саму социальную реальность, исторически развиваю­щиеся, динамические социальные группировки, из которых состоит реальная социальная вселенная. Если известна структура официального общества и социометрическая мат­рица, то можно выявить фрагменты и наименьшие части, которые из обоих измерений проникают в компромиссные формы социальной реальности. Чем больше противоречие между официальным обществом и социометрической мат­рицей, тем интенсивнее социальный конфликт и напряже­ние между ними. Можно было бы сформулировать следую­щую гипотезу: социальные конфликты и напряжения усиливаются прямо пропорционально социодинамическо-му расхождению между официальным обществом и со­циометрической матрицей.

Я направил свое внимание на исследование социомет­рической матрицы, поскольку представлялось, что именно здесь может быть ключ к решению многих загадок. Вначале я думал, что легитимные группы обладают соответствую­щей социометрической структурой. Но вскоре я понял, что и нелигитимные или неформальные группы обладают соот­ветствующей социометрической структурой. Я приведу здесь цитату из книги «Кто выживет? >>, стр. 111: «Очевид­но, что существует тенденция расщепления выборов девуш­ки, относящихся к коллективу и к его функциям: то есть между теми, с кем девушка хотела бы вместе жить, и теми, с кем бы она предпочла вместе работать ». Но если кажется разумным описывать официальное общество как единый социальный континуум, образованный тесно связанными друг с другом группами, я предпочитаю рассматривать со­циометрическую матрицу как единый социометрический континуум с варьирующимся расхождением между двумя континуумами, которые редко бывают абсолютно различ­ны и редко бывают целиком идентичны. Социометрическая матрица данной рабочей группы может иногда обнаружи­вать большее расхождение, чем домашняя группа или даже игроваягруппа.

Поэтому при корреляции выборов следует ожидать различий между критериями работы и совместной жизни, между работой и игрой. Мой совет: формулировать крите­рий, по которому должна образовываться специфическая и конкретная группа, возник из желания получить специфи­ческие ответы. Я предположил, что нечетко сформулиро-

201

ванные критерии¹ неизбежно будут вызывать расплывча­тые ответы испытуемых. Это побудило меня в начале со­циометрического исследования отказаться от использова­ния критерия «дружба», например: «Кто является вашими друзьями в городе? ». В действительности дружба — это це­лый пучок критериев. Социометрическое исследование дружбы возможно, но требует теоретической подготовки и анализа множества разнообразных критериев, которые об­разуют социальный феномен дружбы. Что относится к дружбе, равным образом относится также к критерию «сво­бодное время», который нечетко использует Дженнингс и который может подразумевать самые разные вещи. Не все занятия в свободное время сопровождаются максимальной спонтанностью и минимальным ограничением. Какой бы не­формальной ни была группировка, она будет отличаться от своей социометрической структуры. Поэтому мы не можем вообще и неопределенно сравнивать «межличностный выбор партнера по свободному времяпрепровождению» с межлич­ностным выбором людей, с которыми хотелось бы вместе жить или вместе работать. Поскольку свободное время пред­ставляет собой связку критериев, мы должны четко отли­чать друг от друга сотни критериев свободного времени и сравнивать каждый критерий отдельно и конкретно с такими же специфическими критериями работы и совместной жизни. Назовем только некоторые: свидание с незнакомым челове­ком, рыбалка, путешествие автостопом, ужин, танцы, разго­вор с незнакомыми в поезде, вечеринки в ночных ресторанах, встреча с незнакомцем в отеле, посещение борделей. Совер­шенно понятно, что свободное время — как и дружба — мо­жет включать в себя многое. Что происходит с человеком, если его просят: «Выберите партнеров для проведения свободного времени »? Что относится к свободному времени, что к нему не относится? Существует множество совершенно неформаль­ных ситуаций, связанных с проведением свободного времени: группы купающихся на море или авантюрная поездка автосто­пом нескольких юношей и девушек.

Некоторые люди считают, что случайно и неформально образованная группа делает излишним социометрическое тестирование, поскольку здесь можно увидеть собственны-

¹ Морено имеет в виду не четкость формулировки в анкете, а ясность ситуации в группе, где проводится социометрический тест, т. е. ясность понимания всеми участниками критерия сво­его выбора, а также единство понимания одного и того же критерия всеми членами группы. — Прим. Ред

.202

ми глазами, как выглядит структура этой определенной не­формальной группы. Одно время неформальную группу пу­тали с социометрической структурой группы. Примеры этой тенденции можно найти в работе Рётлисбергера и Диксона «Management and worker »(«Руководство и рабочие », 1939). Авторы пытаются создать у нас впечатление, что они постиг­ли ядро интимной структуры рабочей группы, сравнив ее формирование в помещении цеха распределительных уст­ройств с ее интимной и спонтанной группировкой в рабочие перерывы или после работы, во время игры в карты или бесе­ды, ужина или возвращения вместе домой. Без сомнения, важно наблюдать интеракции одних и тех же индивидов в различных ситуациях, наблюдать, как они взаимодействуют в объективной ситуации ответственности, когда к определен­ному времени необходимо сделать определенную работу, и как они ведут себя в лишенное такого давления свободное время. Тем не менее, если рассматривать с социометрической точки зрения, неформальные группировки должны подверг­нуться методу социометрического тестирования и анализа так же строго, как и жестко структурированные группировки. То, что Рётлисбергер и Диксон представляют свои данные социометрически, используя форму социограммы, не при­ближает их к истине. В сущности, авторы занимаются не бо­лее глубокой динамикой социальных групп, а внешними фор­мами ее проявления. Все действительные динамические конфликты между работодателями и рабочими, профсоюза­ми и предпринимателями, между инженерами и мастерами, мастерами и рабочими молчаливо игнорируются. Они игнори­руются не только идеологически и политически; с социо­метрической точки зрения еще хуже то, что также и социо­метрические инструменты исследования действием¹, которые могли бы раскрыть действующие на предприятии социо-динамические силы, не используются. Кульминационной точкой становится то, что рабочие оказываются вообще за рамками исследования. Их наблюдают, интервьюируют, ана­лизируют. Но им не дают свободно думать, выбирать, ре­шать и действовать. Поскольку исследование действием ис­ходит не от них, оно и не проводится и не заканчивается ими. Речь идет об исследовательском предприятии без ясной цели, возможно, ради платонически-утопической науки, возмож-

¹ Так как исследование действием и акциональные методы были разработаны в рамках социометрического исследования, мы должны быть внимательны к тем, кто на словах верел этим понятиям, но избегает акциональных методов на практике.

203

но, в угоду предпринимателей, но наверняка оно не разраба­тывалось с сознательной целью позволить рабочим самим участвовать в делах, которые имеют для их жизни решающее значение. Оба автора, наверное, боялись того, что возникнет невообразимый хаос и фабрике понадобится психиатр, если они наделят рабочих более высоким статусом и властью в исследовании, вместо того чтобы оставить их в подчиненном положении, сохранить все милым, приятным и будничным и оставить каждого рабочего на своем месте; или еще больше они боялись того, что социометрическое исследование дей­ствием приведет к социальной революции. Они не осознают, что на половинчатые исследования, которые не идут до кон­ца в анализе и действии, но в то же время позволяют динами­ческим силам беспрепятственно действовать в подполье, ско­рее способствуют, чем препятствуют социальной революции. С другой стороны, только социометрический процесс, доб­росовестно проведенный с обеих сторон, со стороны работо­дателей и со стороны рабочих, может дать настоящее сред­ство от революций и в будущем предоставить в распоряжение людям методы предотвращения социальной революции. Таким методам и навыкам нельзя научиться боясь их и осто­рожничая, а только в ходе тщательно подготовленного экс­периментирования. Только социометрия позволяет надеять­ся на то, что место революции диктатуры займут революции кооперации.

Аналогичный пример представляют субкультурные ис­следования Уайта. Как бы тонки и художественно проница­тельны ни были его исследования методом наблюдения и как бы ни были близки его результаты к социометрии, они все же и неточны, и неэффективны, поскольку они не дают бродя­гам, попрошайкам и т. д. разогрева к самостоятельным дейст­виям. Его социограммы являются импрессионистскими, они составляются обладающими эмпатией включенными наблю­дателями, но не действующими актерами-участниками.

Эта фундаментальная позиция не меняется и тем обстоя­тельством, что всякий раз при образовании группы наряду с официальными критериями, такими, как совместная жизнь в определенном доме или совместная работа в определенной профессии, действуют многочисленные «латентные » крите­рии. Например, стремление договориться о встрече с сотруд­никами, желание найти в рабочей группе человека с опреде­ленной политической ориентацией, быть может, чтобы основать социалистический или фашистский клуб, завербо­вать членов в общество «Рыцарей Колумба » или в коммуни-

204

стическую партию, подружиться с людьми, которые инте­ресуются рыбалкой или коллекционируют почтовые мар­ки. С другой стороны, мы знаем из социометрических ис­следований, что и в крайне спонтанных группах, которые не подвержены, подобно рабочим группам, принудительному социальному давлению, действуют различные латентные критерии, которые по своей сути являются крайне ограни­чивающими, коллективистскими и обязывающими. В каче­стве партнеров по рыбалке человек может выбрать себе людей, имеющих более высокий, чем у него самого, эконо­мический или социальный статус; рыбалка может стать офи­циальным критерием данной неофициальной группы, од­нако установление хороших деловых контактов или усиление влияния в правящей политической партии могут быть скрытыми коллективными критериями, которые мо­гут действовать здесь столь же жестко и искажать непо­средственность и наивность неформальных связей, как не­формальные критерии часто искажают характер застывших групп, структурированных более строго.

Третьим примером трудностей, возникающих, когда пренебрегают различием между внешним обществом и со­циометрической матрицей, является недавно опубликован­ная статья Элен Дженнингс¹ (1947, стр. 71). Речь здесь идет о феномене проведения свободного времени. Однако непонят­но, к какому измерению относятся группы, образованные для проведения свободного времени, к внешнему обществу или к социометрической матрице. К этой неясности добавляется еще одна: с социометрической точки зрения свободное вре­мя, как и дружба, является связкой критериев, а не отдель­ным критерием. Поскольку Дженнингс в своих инструкциях к тесту определяет свободное время нечетко, данные, полу­ченные ею от своих испытуемых, обладают малой валидно-стью, как и те, что получены при ответе на вопрос «кто Ваши друзья? ». Она допускает здесь в отношении свободного вре­мяпрепровождения ту же ошибку, которую мы критиковали в других исследовательских работах, — отсутствие единст­венного и уникально-конкретного критерия или использо­вание нечетких критериев, таких, как дружба, — и которые в дальнейшем были классифицированы как квазисоциометри­ческие. С социометрических позиций нельзя также спра­шивать: «Кого Вы выбериете в качестве партнера для прове-

¹ Jennings. Sociometric Differentiation of the Psychegroup and the Sociogroup // Sociometry, vol. X, 1947, p. 71.

205

дения свободного времени? », не указав конкретное занятие, которое в момент тестирования для вас или, лучше, для испы­туемого имеет значение. Занятием в свободное время может быть игра в шахматы или игра в бейсбол, езда на автомобиле или бокс. Хотя при этом речь идет о занятиях в свободное время, они тем не менее определяются жесткими правилами игры, которым необходимо столь же строго следовать, как и определенным нормам в цехе или заведенным порядкам в се­мье.

Каким бы спонтанным ни был выбор партнеров, каким бы не ограниченным внешним давлением он ни казался, часто все же он ограничивается умениями и компетенцией выби­рающего субъекта и его партнера. Половые сношения со слу­чайными партнерами также могут относиться к группе про­ведения свободного времени, однако речь здесь идет о таком уникальном, специфическом критерии, что его нельзя валить в одну кучу со всеми остальными критериями свободного времени, выбранными только потому, что все они кажутся свободными от коллективного давления. Более того, даже при выборе сексуального партнера или при поиске такового строго коллективные критерии играют важную роль. Муж­чина может ухаживать за девушкой, потому что хочет отбить ее у своего друга, а не потому, что особенно ее любит. Он стремится не к удовольствию, а к мести. Девушка может вы­брать в качестве сексуального партнера мужчину, которого не любит; она выбирает его не потому, что он нравится ей больше других, а потому, что он нравится ее матери, тем, что он состоятелен, или потому, что он вызывает всеобщее вос­хищение. Здесь мы видим, как коллективные факторы опре­деляют частные решения.

Недостаточную чувствительность социальных критери­ев, на которую указывают так много социометристов в своих работах, можно, пожалуй, объяснить тем обстоятельством, что большинство исследований проводятся только на диаг­ностическом уровне. Поэтому выборы, сделанные субъекта­ми под влиянием уникальной, специфической ситуации не становятся решениями, которые нужно перевести в непосред­ственное действие. Они являются лишь желаниями, которые остаются на уровне желаний, фантазий и социальных проек­ций, что, наверное, и побудило некоторых критиков считать социометрический тест проективным методом. Я далек от того, чтобы недооценивать огромный вклад диагностического со­циометрического исследования, но не следует забывать, что классическая социометрия начиналась как исследование дей-

206

ствием и широком масштабе (см. «Кто выживет? »). Это было ее героическим временем, временем, когда выборы еще были выборами, а действиями — действиями. На социометрию смотрели тогда глазами участников. Она пробуждала у со­циолога новое сознание и прокладывала путь для пересмотра экспериментального метода в социальных науках.