Нуреев, Дементьева Постсоветский институционализм

Постсоветский институционализм Ю.В. Латов, Н.В. Латова

Различия между Востоком и Западом можно интерпретировать либо как различия между двумя мегацивилизациями, либо, по А. Гершенкрону, как различия между разными эшелонами развития капитализма:

1.для хозяйственной культуры стран первого эшелона развития капитализма (развитые страны европейской цивилизации) характерны сильный индивидуализм (ранги порядка 60 – 90), низкая дистанция власти (ранги порядка 20 – 40) и высокая готовность к риску (ранги избегания неопределенности порядка 30 – 60);

2.для стран второго эшелона развития капитализма (Япония, НИС Азии и Латинской Америки, пиренейские страны) типичны слабый индивидуализм (ранги порядка 10 – 50), высокая дистанция власти (ранги порядка 50 – 80) и сильное избегание неопределенности (ранги порядка 65 – 90).

К какой же группе наиболее близка на этой "карте" наша страна?

Данные по России показывают "на глазок", что она занимает промежуточную позицию между странами Востока и Запада1. Аналогичный вывод о серединное положении России ранее был уже сделан В.А. Ядовым, также использующим в своих исследованиях хофстедовский подход: "В обследовании 518 рабочих и представителей администрации машиностроительных заводов (от Москвы до Волгограда) мы к немалому удивлению обнаружили, что индекс "индивидуализм – коллективизм" в российской выборке имеет средние значения, причем на "полюсах" – соответственно китайцы и американ-

цы"[4, c.349-363].

Итак, Россию нельзя считать ни "чистым" Западом, ни "чистым" Востоком – речь может идти только о тяготении к первой или второй группе стран.

Россия на кластерах дифференциации стран мира по хоф-

стедовым показателям. Для того чтобы достоверно утверждать, к

чему российская культура ближе, к Востоку или к Западу, нами были построены две кластерные схемы, показывающие дифференциацию стран мира, во-1-х, по всем пяти хофстедовым показателям и, во-2-х,

1 Схожие черты характерны, видимо, и для народов других постсоветских государств. Например, исследование по методике Г. Хофстейда, проведенное в 1999 г. на Украине под руководством И.В. Агеевой, дало показатели, довольно близкие к российским: индекс индивидуализма – 53, дистанции по отношению к власти – 70, избегания неопределенности – 63 [16]. Впрочем, этнометрические исследования в постсоциалистических странах только начинаются, поэтому довольно опасно делать далеко идущие выводы на основе самых первых данных.

371

Постсоветский институционализм Ю.В. Латов, Н.В. Латова

по показателям дистанции власти (PDI) и индивидуализма (IDV), по которым "на глазок" (Рис. 4) разница между Востоком и Западом наиболее наглядна.

Вэти кластерные схемы включались только те оценки хофстедовых показателей России, которые сопоставимы с оценками по другим странам мира и являются мало-мальски надежными, – прежде всего, это наши данные 2004 г. по Ставрополю, Туле и Тюмени, а также данные группы В.А. Ядова по Мурому (в этом городе опрос проводился среди относительно большого числа респондентов), старые (из публикации 1980 г.) и новые (из публикации 2001 г.) оценки самого Г. Хофстеда, а также данные Д. Боллингера.

Вобеих кластерных схемах хорошо видна поляризация "Запад – Восток". Она показывает качественные различия между странами европейской цивилизации, куда помимо собственно Западной Европы входят также страны переселенческого капитализма (США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, ЮАР, Израиль), и всеми прочими странами (включая страны Восточной Европы и Латинской Америки, наиболее европеизированные среди периферийных государств).

Вкластеризации стран мира на две группы по всем пяти показателям в группе "Запада" есть лишь одна восточная страна (Япония), а

вгруппе "Восток" нет ни одной страны западноевропейской цивилизации. Россию в этой схеме следует определить как "восточный Запад" - все пять оценок российской ментальности находятся на крайнем "восточном" фланге группы "Запад", соседствуя с такими странами как Португалия, Польша и Франция. Тюмень при этом выглядит несколько более "европеизированной", чем Тула и Ставрополь.

Кластеризация по двум показателям, дистанции власти и индивидуализма, также подтверждает заметную "на глазок" разницу между Востоком и Западом. На этой схеме Муром и Тюмень находятся в группе "Запада", а Тула и Ставрополь – на "западном" фланге стран "Востока" (рядом с Аргентиной, Марокко и тому подобными странами). Оценки Д. Боллингера и Г. Хофстеда помещают здесь Россию в самую "гущу" восточных стран. Однако они, как уже указывалось, малонадежны и явно завышают "ориентализированность" российской культуры.

Таким образом, на основе использования хофстедовых индексов Россию можно определить и как "восточный" Запад, и как "западный" Восток. На современном этапе анализа этой проблемы целесообразно вообще отказаться от однозначного ответа на вопрос, отно-

372

Постсоветский институционализм Ю.В. Латов, Н.В. Латова

сится ли Россия к Востоку или к Западу, и ограничиться констатацией явно доказанного – промежуточности российской ментальности в сравнении с ментальными характеристиками большинства стран Запада и Востока.

Этот вывод имеет очень большое значение для часто обсуждаемой проблемы выбора зарубежных институтов, которые можно было бы импортировать в нашу страну. Уже осознано, что приживаются лишь те импортные институты, которые конгруэнтны (близки) уже существующим отечественным институтам. Как следует из этнометрических исследований, российская экономическая ментальность – фундаментальный неформальный институт российской экономики – сильно отличается как от "типично западной" ментальности, так и от "типично восточной". На основе этого наблюдения можно усомниться в успехах институционального импорта вообще – и с Запада, и с Востока. Впрочем, институты тех стран, чьи этнометрические характеристики наиболее близки к России, будут все же обладать достаточно высокой конгруэнтностью, именно они могут прижиться на российской "почве".

Другой важный вывод, который можно сделать на основе этнометрических данных, – это необходимость при импорте институтов учитывать региональную дифференциацию. Признавая ментальное единство России, следует обращать особое внимание на существенные различия между ее регионами - например, между "прозападной" Тюменью и "провосточным" Ставрополем. Возможно, разным регионам России следует осуществлять институциональный импорт из разных зарубежных стран (подобно тому как в Соединенных Штатах первой половины XIX в. Север ориентировался на Европу, а Юг сближался с Латинской Америкой). Такая политика, однако, будет стимулировать еще большие расхождения между регионами, что в перспективе может привести к их хозяйственному обособлению и расколу России как единого государства. Поэтому не исключено, что ради сохранения целостности страны придется все же проводить унифицированную институциональную политику, смирившись с различной степенью ее эффективности в разных регионах.

Литература

1.Грачев М. Менеджмент в "международной системе координат" // Экономические стратегии. – 1999. – № 2.

2.История ментальностей и историческая антропология: За-

373

Постсоветский институционализм Ю.В. Латов, Н.В. Латова

рубежные исследования в обзорах и рефератах. – М.:Институт всеобщей истории РАН, Российский государственный гуманитарный университет. - 1996. – с.20.

3.Наумов А. Хофстидово измерение России (влияние национальной культуры на управление бизнесом) // Менеджмент. – 1996. –

№3.

4.Ядов В.А. Некоторые социологические основания для предвидения будущего российского общества // Россия реформи-

рующаяся. – М., 2002. - с.349-363.

5.Ядов В.А.. Становление трудовых отношений в постсоветской России. – М.: Академический Проект, 2004.

6.Bollinger D. The Four Cornerstones and Three Pillars in the "House of Russia" Management System // Journal of Management Development. – 1994. – Vol.13. – № 2. – pp.49–54.

7.Dorfmann P.W., Howell J.P. Dimensions of national culture and effective leadership patterns: Hofstede revisited // Advances in international comparative management. – 1988. – Vol.3. – pp.127-150.

8.Hofstede G. Culture`s consequences: Comparingvalues, behaviors, institutions and organizations across nations: 2 ed. – Sage Publications, 2001.

9.Hofstede G. Culture`s Consequences: Intern Differences in Work-Related Values. – London: Beverly Hills, 1980.

10.Hofstede G. Culture`s consequences: Intern Differences in work-related values. – California, 2001. – pp.500-502.

11.Hofstede G. Cultures and Organizations (Software of the Mind). – Harper Collins Publishers, 1994.

12.Hofstede G., Kolman L., Nicolescu O., Pajumaa I. Characteristics of the Ideal Job among Students in Eight Countries // Key Issues in Cross-Cultural Psychology. – 1996. – pp.199 – 216.

13.http://bosz.its.tudelft.nl/stages/Hofstede/hofstede-engels.htm.

14.http://www.css.edu/users/dswenson/WEB/CULTURE/cultsurvey.htm).

15.http://www.iriss.ru/attach_download?object_id=000150070125 &attach_id=000263.

16.http://www.stcu.kiev.ua/tr_kiev_2/cdweb/materials/ageeva/index.htm).

17.Roberts K., Boyacigiller N. Cross-national organizational research: The grasp of the blind men // Research in Organizational Behavior. - 1984. - Vol. 6. - pp. 423 – 475.

374

В.М. Полтерович

ТРАНСПЛАНТАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ*

Работа посвящена проблеме трансплантации институтов из одной экономической среды в другую, менее развитую. Смысл трансплантации состоит в ускорении институционального развития, однако при этом возникает опасность отторжения или дисфункции трансплантированных институтов. В работе обсуждается проблема выбора трансплантата, описываются стратегии и технология трансплантации, анализируется роль государства в трансплантационных процессах. Дана классификация дисфункций, возникающих при трансплантации институтов. Разработанная система понятий применяется для анализа процессов реформирования экономики России.

1. Введение

Современные экономические институты – результат многовековой эволюции. Ростовщичество упоминалось еще древними авторами, а первые сберегательные банки возникли только в XVIII в. Торговля существовала с незапамятных времен, но первая товарная биржа появилась лишь в XVI в. Механизм институционального развития, подобно биологическому и технологическому, включает генерирование инноваций, отбор эффективных институтов и их распространение путем имитации.

Роль имитации особенно возросла благодаря интенсификации контактов между странами, деятельности международных финансовых организаций. Перестраивая управление общественным сектором, банковскую систему, регулирование рынков по образцу наиболее эффективных систем, развивающиеся страны стремятся преодолеть за десятилетия или даже за годы тот путь, который страны авангарда прокладывали в течение столетий. Процесс заимствования институтов, развившихся в иной институциональной среде, мы называем трансплантацией. Широкомасштабные реформы, проведенные в послевоенный период в десятках стран всех регионов мира, в значительной мере базировались на идее ускорения экономического разви-

Полтерович Виктор Меерович - к.м.н., д.э.н., профессор, зав. лабораторией математической экономии ЦЭМИ РАН.

*Расширенный текст доклада, представленного на заседании Отделения экономики РАН 28 июня 2001 г. Ввпервые опубликован в: Полтерович В.М. Трансплантация экономических институтов // Экономическая наука современной России. – 2001. -№3. – С.24-50. Печатается с разрешения автора.

375

тия путем трансплантации институтов. Введение этого термина оправдывается тем, что вызываемые им ассоциации оказываются плодотворными1. Трансплантированные институты часто "не приживаются" или "болеют", их совместимость с общественным организмом реципиента – одна из главных проблем данной работы.

Охотнику южно-американских джунглей, добывающему себе пропитание копьем и стрелами, не нужно учиться стрельбе из мушкета, он может сразу овладеть современным оружием. Казалось бы, подобная логика справедлива и в отношении общественных институтов: их следует заимствовать из наиболее эффективных систем.

Однако эта стратегия не всегда приводит к успеху. Многочисленные факты свидетельствуют о том, что институты, эффективные в одной среде, могут оказаться бесполезными или даже деструктивными в другой. Следовательно, возникает задача выявить принципы отбора трансплантируемых институтов и эффективные технологии трансплантации. За последние 50 лет в процессе широкомасштабных реформ во многих странах накоплен колоссальный опыт трансплантации разных институтов. Систематизация этого опыта может стимулировать развитие общей теории.

Фактически трансплантация институтов изучается давно в рамках анализа догоняющего развития и проблем реформирования развивающихся систем.

Отметим, в частности, статью Vittas [43], где прослеживается заимствование сберегательных институтов – сберегательных банков, кредитных кооперативов, строительных обществ и т.п. Однако работы, посвященные процессам трансплантации как специфическому явлению, немногочисленны [6], [18], где даны также более ранние ссылки. Исследуется в основном заимствование судебных и политических институтов. Анализируя трудности трансплантации, авторы в качестве основной причины неудач указывают на несовместимость преобразований с господствующими в стране-реципиенте неформальными нормами. В ряде работ подчеркивается, что неудача российских экономических реформ коренится в особенностях социокультурных характеристик российского общества, унаследованных от советского периода и препятствовавших эффективной реализации "импортируемых" норм рыночного поведения [3], [5], [7], [26] Все же

1 А. Олейник вслед за французским политологом Б. Бади (В. Badie) использует эквивалентный термин «импорт институтов». В англоязычной литературе термин «transplant» применяется к институтам уже не менее 25 лет (см. [18]).

376

до сих пор не существует достаточно развитой системы понятий, позволяющей рассматривать разнородные процессы трансплантации с единой точки зрения.

В настоящей работе сделана попытка продвинуться в этом направлении. Мы ставим перед собой три основные цели: во-первых, пытаемся структурировать процесс трансплантации, разбить его на элементы и стадии и описать проблемы и трудности, возникающие на каждой стадии; во-вторых, предлагаем классификацию дисфункций, возникающих при трансплантации, и исследуем их причины; в- третьих, стремимся наметить общие рамки стратегии, которая позволяет избежать трансплантационных дисфункций.

Отметим, что предлагаемая ниже система понятий и многие выводы применимы не только к трансплантированным институтам, но и к более широкому кругу институциональных инноваций.

Имеется довольно глубокая аналогия между процессом трансплантации институтов и гораздо более изученным процессом заимствования технологий [24]. Она используется при дальнейшем изложении.

2. Рынки институтов

2.1. Предложение институтов на мировом рынке

Трансплантация институтов во многом подобна заимствованию технологий. Однако имеются и существенные различия. На международном рынке технологий, как и на рынке обычных товаров, продавцы (собственники патентов и консультанты по освоению) стремятся получить прибыль, а покупатели вынуждены платить. На "рынке институтов" ситуация совершенно другая. Институциональные инновации не патентуются, и право собственности на них отсутствует. Поэтому и право на их имитацию бесплатно. Более того, развитые страны нередко готовы оплатить и расходы на трансплантацию, иногда даже конкурируя за право вырастить на новой почве именно свой институциональный продукт. Ситуация отчасти напоминает известную легенду о том, как киевский князь Владимир Святославич выбирал религию, сопоставляя настойчивые предложения представителей трех конфессий. Чем вызван "прозелитизм" в институциональной сфере, не вполне ясно. Возможно, дело в том, что институциональное подобие развивающейся и развитой страны облегчает завоевание последней нового рынка, облегчает контакты. Но не исключено, что это побочный результат политики национальных фондов, предпочитающих оказывать помощь, нанимая специалистов

377

своей страны, которые часто осведомлены лишь об отечественных институтах. Как бы то ни было, подобная конкуренция поставщиков институтов приводит к выбору, весьма далекому от оптимального. В борьбе за покупателя обычно побеждают наиболее богатые фонды, в наше время – американские. Их эксперты пытаются внедрять экономические институты наиболее развитой капиталистической системы, подчас не представляя себе трудностей трансплантации. При этом блокируются иные варианты институционального развития.

Один из первых проектов создания ипотеки в России разрабатывался на деньги американского фонда, при участии американских консультантов и был ориентирован на организацию в России рынка закладных по типу американского. В результате было создано Агентство по ипотечному жилищному кредитованию (АИЖК), аналогич-

ное американскому агентству Federal National Mortgage Association (Fannie Мае) [15]. Однако в США кредиты выдаются под 7% годовых, а АИЖК предлагает их под 15% (в валюте). Принуждение заемщика к возврату кредитов в России затруднено не только из-за пробелов в законодательстве, но и вследствие культурных стереотипов ("разве можно выбросить человека на улицу?"), существенно влияющих на судебные решения. Население не доверяет банкам, поэтому сбережения осуществляются в неэффективных формах. Кроме того, соотношение средней зарплаты и средней стоимости 1 кв. метра жилья на первичном рынке в России существенно меньше, чем в США (для многоквартирных домов в 1999 г. – в 2,5 раза). Естественно, что попытка "пересадки" американской ипотечной системы на российскую почву оказалась неудачной.

2.2. Посредники и предложение реформ на внутреннем рынке

Если заимствование институтов оплачивается спонсорами, потенциальным "покупателям институционального товара" – тем, кто мог бы осуществлять трансплантацию, – предоставляется возможность получить хорошо оплачиваемую работу. Однако участие в таком проекте связано для профессионала с серьезным "моральным искушением" (moral hazard). Он может понимать, что выбор предлагаемого ему образца для трансплантации далеко не оптимален, но при отказе от участия он упускает выгоду. Поэтому подобные проекты должны с большой вероятностью привлекать либо менеджеров авантюристического склада, либо тех, кто в силу недостаточной квалификации неверно оценивает перспективы трансплантируемого ин-

ститута (adverse selection).

378

Не только рынок трансплантатов, но и более широкий "внутренний рынок реформ" носит принципиально искаженный характер. Каждая реформа связана с издержками, поэтому возможности осуществления интенсивных институциональных изменений ограниченны. Авторы принятых проектов получают контроль над ресурсами и возможности карьерного продвижения. В реформирующейся экономике проекты преобразований становятся инструментами внутриведомственной и межведомственной борьбы, подобно тому как главки и министерства в СССР состязались в получении средств на новое строительство. При отсутствии развитой системы общественного контроля решения чрезвычайной важности нередко определяются игрой второстепенных обстоятельств.

В настоящее время в России трудно найти институт, который не предлагалось бы реформировать. Никто даже и не пытается привести многочисленные предложения в какую-либо систему, с равной серьезностью обсуждаются и преобразование естественных монополий, и реформа орфографии. Баталии, развернувшиеся в первой половине 2001 г. в связи с реформированием РАО ЕС, – ясная иллюстрация того, как реформы используются в качестве орудия борьбы за ресурсы. В одном из телевизионных выступлений в середине мая 2001 г. помощник Президента РФ А.Н. Илларионов прямо обвинил главу РАО ЕС А.Б. Чубайса в том, что защищаемый им проект реформы служит только интересам менеджеров возглавляемой им корпорации.

2.3. Конечный спрос на институты

Каждый институт создает предпосылки для предоставления людям определенных услуг. Поэтому институты можно рассматривать как технологии в производственных цепочках, где "продуктами" являются безопасность, эффективное принятие решений, государственные доходы и т. п. Как и производственные технологии, институты следовало бы отнести к общественным благам, которые, однако, обладают двумя специальными свойствами. Обычно производство нового блага расширяет возможности выбора, а внедрение нового института нередко ограничивает эти возможности. Разные агенты поразному оценивают положительные и отрицательные последствия внедрения института. Поэтому один и тот же институт может быть "положительным благом" для одной группы населения и "отрицательным благом" (public bad) — для другой1. Второе отличие касается

1 Аналогичным свойством обладают атомные технологии производства энергии.

379

возможностей диверсификации институтов. В некоторых случаях институт, как и большинство благ, может быть диверсифицирован. Например, гражданам может быть предоставлен выбор из нескольких пенсионных схем. Другая форма диверсификации возникает в федеральных государствах, где институты различных территориальных единиц не совпадают. Но чаще возможности диверсификации института весьма ограниченны. Так, таможенные правила или правила (федерального) налогообложения должны быть одинаковы для всех.

Благодаря указанным особенностям спрос на институты со стороны одних групп населения нередко сопровождается сопротивлением внедрению института со стороны других групп. Будем говорить, что агент предъявляет положительный или отрицательный спрос на институт в зависимости от того, считает ли он этот институт "полезным" или "вредным". Возможно, сторонник института готов уплатить некоторую сумму денег за его внедрение и поддержку, а противник – за блокирование проекта и сохранение действовавшей ранее нормы. Таким образом, с понятием спроса на институт в принципе можно сопоставить количественный индикатор. В реальности готовность агентов платить за внедрение института или за сохранение ста- тус-кво проявляется в создании групп давления. Спрос же на действующий институт отражается в расходах государства по поддержанию соответствующей нормы и в издержках, которые несут ее нарушители1. Чем больше по абсолютной величине отрицательный спрос на институт, тем (при прочих равных условиях) выше трансформационные издержки его внедрения и трансакционные издержки, связанные с поддержанием уже внедренной нормы.

Хорошей иллюстрацией сказанного может служить чековая приватизация в России. На первый взгляд речь шла о передаче государством своей собственности в частные руки. Анализ показывает, однако, что к началу приватизации предприятия фактически находились в распоряжении и пользовании своих работников2 [9]. Поэтому многие воспринимали этот процесс как изъятие предприятий у коллективов и передачу их в руки внешних инвесторов. Не случайно приватизация была объявлена обязательной для большинства предприятий. Под давлением менеджеров был разрешен второй вариант приватизации, согласно которому инсайдеры приобретали контроль-

1Эти соображения, на наш взгляд, указывают на возможность разработки моделей, в рамках которых понятие спроса получило бы точное определение (ср. [18]).

2В первую очередь директоров, которые, однако, зависели от коллективов своих предприятий.

380