Глава 5. Реальный онтокультурологический потенциал России на переломе тысячелетий

Построения, предпринятые в русле «абстрактно‑спекулятивных отвлеченностей», которые до некоторой степени совершаются и в данной монографии, приобретают значение, если за ними (или рядом с ними) находится иная, фундаментально предстоящая им категория – Конкретно‑Эмпирическое. То есть если поиск «абстрактных отвлеченностей» пронизан особенным, благоговейным (А. Швейцер) отношением к Конкретно‑Эмпирическому, а тем более – к Живому человеческому единству.

С точки зрения онтологии, Конкретно‑Эмпирическое обладает глубочайшим смыслом, значением. В его определениях в разные времена, на одном – дефицитарном – полюсе его подвергали уничижению и признавали только как низшую ступень совершенной (космогонической) иерархии. На другом – оптимистически позитивном – полюсе в совсем недавнем историческом времени Конкретно‑Эмпирическое провозглашалось и навязывалось всему обществу как адекватное реальности. Более того – как представляющее собою в его охвате почти ВСЮ РЕАЛЬНОСТЬ.

К концу XX века внимание специалистов сосредотачивалось на онтологически-переходном определении данного понятия. Согласно ему, КОНКРЕТНОЕ ЭМПИРИЧЕСКОЕ есть естественно возможная точка опоры, позволяющая личности раскрывать, оплотнять данности своего трансцендентного опыта, есть живое сретение (встреча с конкретно-опытным), через которое только и может «находиться», проживаться, устанавливаться индивидуальный духовно-душевно-телесный путь человека. Имея бесконечно возрастающую внутреннюю глубину и проходя через всю иерархическую перспективу космоса, мироздания, конкретное эмпирическое есть, в представлении данной переходной парадигмы, не низшая ступень вселенского диалектического процесса, но есть его ОСЬ, на которой зиждутся все воспроизводимые человеком отвлеченности.

В живом конкретно‑эмпирическом целостно сопрягаются, как это рассматривается на разных этапах истории культуры, единство и множественность, монадность и пластичность (например, те же аполлоничество и дионисийство, о которых упоминалось ранее), или, по Н.О. Лосскому, поддерживаемому Г.П. Выжлецовым, К.С. Пигровым, Ю.Н. Солониным и др., соединяется «субстанциональный деятель» со своей идеей, или смыкаются ноуменальность и феноменологичность. Их помогает воссоединить своими творческими усилиями человек. В этом – онтологический смысл самореализующейся жизни конкретного человека, жизни человечества.

Специфические особенности характера самореализации как продуктивного онтокультурологического процесса заложены в отношении личности и мира, реальным предметом взаимодействия которых со стороны личности всегда оказываются её собственные (в том числе, и абсолютные, идеальные) трансцендируемые свойства, стороны и отношения как свойства, признаки, черты другого – человека, вещи, социума и т.д.– деятельностно «очеловеченной» составляющей мироздания, всего целокупного инобытия культуры. Таковым для личности может состояться любой фрагмент Бытия как образ, символ самодвижения, саморазвития, самореализации. Как образ самовосхождения/самоуглубления личности в «своё-иное», в сущностно-изначальное.

Реальным объектом взаимоотношения служат носители такого воздействия свойств мира, культуры на характеристики личности, которое становится для нее «значимым» идентифицирующим (и в положительном, и в отрицательном смыслах). Поскольку для самореализации требуется соответствие всех уровней её условий и требуемое соответствие, согласно нашим эмпирическим исследованиям, реально обнаруживается в содержательном и формальном аспектах, постольку следует «полагать» реально существующим и необходимое онтологическое объединение этих условий наиболее общим, наиболее глубинным способом или механизмом.

Совокупность указанных в монографии обстоятельств позволила признать в качестве такого наиболее общего способа (механизма) самореализации личности идентификацию (соотнесение с другим для отождествления, уподобления, опознания, установления совпадения, в конечном итоге – для «нахождения» себя или для прихода личности к самой себе на пути соотнесения). Этот способ фундаментально присущ всем (что наиболее четко выразил В.А. Энгельгардт в формулировке: «О некоторых атрибутах жизни: иерархия, интеграция, узнавание» [103]). Одним – в феноменологически выраженном ярком и непосредственном виде, другим – в более скрытой, завуалированной, опосредствованной иными способами форме. Для личности способ (механизм) идентификации существует специфически как атрибут человеческого бытия – единственного бытия, способного осознанно «вопрошать» о самом себе, постоянно идентифицировать себя с кем-то/с чем-то в мире текучей (рассыпающейся) неопределенной множественности.

На основе средоточия, сретения, отражения в личности имеющих статус ее абсолютных (то есть звучащих как абсолютных именно для нее) и одновременно тождественных именно ей свойств, сторон, отношений других‑Иных формируется внутриличностный механизм самореализации. Его определяют следующие два момента. В соотносительной структуре «иное самого себя» устанавливается реальное самоотношение личности с самой собой, но одновременно фиксируется ею и отношение саморазличенности. Состоится обнаружение противоречия в самой себе, а следовательно, и внутренней несамотождественности. По Г. Гегелю, это есть процесс полагания, снятия и единства обоих вышеназванных моментов. Полагание, снятость и единство в идентификации со «своим-иным» присутствует в качестве «удерживающего снятия» по отношению к сущему. И это чрезвычайно важное обстоятельство: «удерживание», предупреждающее снятие того, что постмодернисты в своей научной парадигме назовут «Третьим» (как находящегося между двумя сопоставляемыми моментами) в процессе соотнесения личности с «иным самое себя».

Онтологически же этот «Третий» отнюдь не третий, а суть – «Первый», Сущий – как изначально преднаходимый и как находящийся бесконечно. В таком смысле становится понятным превращение «негативности», которая обозначается как снятие, напротив, в устойчивую «позитивность» (разрешение). В этом движении личность, находясь как бы «у себя», «внутри» самой себя, путем «всматривания», «вслушивания» в себя/и другого, отыскания совпадения/несовпадения с собой, находясь в том «удерживающем тождестве», где сохраняется и положенность и инаковость, углубляется в свое собственное содержание, уже соотнесенное с другим. Такое оборачивание возможно через замыкание «отрицательности» на самое себя, и вследствие этого дальнейшее существование личности происходит как позитивно-утвердительное ее тождество, как положительная завершаемость представшего вначале в качестве полярно-полюсного процесса [15]. Такой способ, как мы уже говорили ранее, присутствует не только на уровне внутриличностных отношений, но и на других «этажах» самореализации личности. Однако «тоньше», очевиднее для неё самой осуществляется именно «внутри» личности, как онтологически интегрирующее и потому одно из решающих условий (условие‑связь) её самоосуществления.

Оставляя на некоторое время теоретические построения, обратимся к более конкретной стороне онтологически-образовательного аспекта самореализации личности.

Идентифицирующее влияние на личность могут оказывать последовательно или одновременно: сама личность, некоторые её стороны (например, «Я» – идеальное), другой человек (руководитель, коллега, со‑участ­ник, со‑причастник какой‑либо совместной деятельности), общность людей (группа, коллектив, объединение), общность общностей (институт, сфера, государство), общество, персонаж, идея, художественный образ, символ, явления природы, любые духовные и материальные составляющие бытия (которые существовали, существуют или будут существовать в обозримом будущем человечества и представляющие для личности символы‑образы‑структуры самодвижения, саморазвития и со‑причастия этому, позитивные или негативные модели реализации её самой), вся человеческая культура, образ самого единого Бытия, всё порождающее Сущее.

Целокупность выражающих Бытие атрибутов феноменологизируется (в данном случае, жизненно проявленно «низводится») до такого модуса онтокультурологической типологизации личности каждого отдельного человека и до такого уровня конкретной эмпирической представленности для нее, которые только и могут быть вос‑приемлемыми личностью и необходимо усвояемыми именно ею. Все эти «образы», символы, общности и т.д. могут быть названы референтами‑идентификаторами. И соответственный этому идентификационному способу (механизму) метод, названный нами РЕФЕРЕНТАЦИЕЙ («соотнесение» со «значимым» своим/иным), можно определить в качестве фундаментальной «технологии» самореализации личности, в качестве ее образовательного психокультурного метода. Он конституирует в онтологически оптимизирующем направлении образовательные условия бытия личности.

В любом случае: если референта выбирает и на него ориентируется сама личность (возможно, и неосознанно) – и тогда процесс называется «самореференция»; или референт оказывается для личности таковым, не будучи избран ею изначально самостоятельно, и референтирующий личность по внешней видимости (кажимости) как будто не вполне в согласии с её ожиданием; а в некоторых случаях совсем без прямого направленно‑избирательного воздействия референта на личность, в порядке неформальной опеки, курирования, просто созерцательного соучастия в самодвижении, саморазвитии последней происходит процесс идентификации.

Мы понимаем референтацию – определенный способ опосредствования отношений личности с ее гиперреферентами – культурой, миром, Сущим как предоставление ей (например, руководителем) или/и самостоятельное нахождение ею субъектов/объектов референтных отношений (в виде образов, символов, структур, созерцательных откровений, реальных живых людей – носителей «жизненности» и др.) в качестве референтов её самой, «значимых» для неё сторон мира и свойственных ей процессов индивидуальной или групповой самореализации. «Референтировать» личность – это значит опережающе откликаться на все уровни условий самореализации личности, объединить их способом соотнесения (референции) последовательно или одновременно на всех этапах ее развития. И тем самым оптимизирующе конституировать все условия. Содержательно конституация зависит от того, какие признаки полагаются в основание данной «значимости» условий для личности, от качества и модусов смыслового наполнения этих «значимых» условий со стороны референтов. «Операционально»‑образовательно референтация означает необходимость обеспечения (самообеспечения) личности постоянно сменяющейся диадой: референт – соответствующий ему (работе с ним) вид деятельности. Не армейская установка «Делай, как я», «Делай вместе со мной» и не киплинговская модель «Мы с тобой одной крови, ты и я», а, скорее, новохристианская «Все мы – дети света» или традиционно православное «Все мы – со‑причастники бытия Бога», ибо сказано для нас: «Аз есмь Сущий» как самая большая тайна, но и самое глубокое, еще не понятое, не усвоенное нами откровение.

Метод референтации предстает как онтологически конституциирующая последовательность стадий организующей психолого‑педагогической деятельности. Он разворачивается как ряд последовательно ставящихся и разрешаемых образовательных задач отдельной и совокупной личности в целокупном поле культуры. Логика процесса референтации такова, что на ранних его стадиях активная движущая роль в стимулировании самой потребности в самореализации и ее становлении, роль стимулятора, усилителя, содействующего развитию мотивов, потребностей, интересов человека, группы людей, принадлежит чаще всего руководителю, учителю, управителю. В «горизонтальном» плане бытия именно они организуют поле условий, процесс раскрытия, осуществления сущностных сил личности, которые имеют свое начало в «вертикальном» плане бытия. Они помогают придать процессу референтации в обществе, группе характер «самости» и довести опосредствованно этот процесс до осмысленного результата – полноты и целостности самореализации личности.

На следующих стадиях личность становится (по крайней мере, желательно, чтобы становилась) всё более «действенным» субъектом своей реализации и, произведя «отправной» реализационный «оборот», может начинать относиться к руководителю совместной деятельности как к условию корригирования самореализации, подкрепления её, придания ей устойчивости. На завершающей стадии личность возрастает до реального полноценного, со‑бытийно действующего, ответственно живущего в этом со‑бытии субъекта. В ходе сложного стадиального процесса референтации кардинальным, часто противоположным образом меняется направленность конкретных психолого‑педагогических задач руководителя, причем от искусства своевременной их постановки во многом зависит успешность их решения.

Авторский метод референтации, появившийся в конце 60-х годов, вводился нами в жизнь и в последующем уточнялся на интра-, интерличностном, институциональном, региональном уровнях условий самореализации для лиц самых разных видов деятельности¹. На этих уровнях необходимость сформировать отношения референции, то есть начать референтирующее движение (например, возможность выступить в качестве референта самому руководителю, постепенно передавая эту роль другому/другим) – или, что то же, – организовать наличие референтов и видов деятельности с ними, образуя целокупное поле культуры на самых разных этапах и стадиях становления способности личности (общности) к самореализации, по‑видимому, представляет основную специфику работы руководителя любого ранга с точки зрения онтокультурологического подхода к его деятельности².

Для успешного руководителя идентификация с участником/участниками совместной деятельности и идентификация с процессом их/и своей собственной самореализации являются инвариантными элементами работы. Образ самореализующейся личности (общности) в предположительно закономерных проявлениях его в конкретной личности оказывается необходимым в качестве основного мотива, регулятора и результата труда руководителя. Особенно, если он – руководитель – полагает быть реальным организатором совместной деятельности людей (а следовательно/или что то же – актуализатором самореализации этих людей).

Мы полагаем, что после всего сказанного ранее вырисовывается и со всей очевидностью встает во весь рост следующая, нуждающаяся в выяснении проблема: каким же должен быть по совокупности характеристик руководитель, который сможет соответствовать всем предъявляемым к нему онтологизмом бытия запросам? Или который хотя бы будет готов продвигаться в направлении наиболее фундаментальных из этих запросов.

Имея уже достаточное количество теоретических построений, сделанных ранее, можем перейти к изложению конкретно‑эмпирического материала по данной теме. Из всех изученных в междисциплинарном исследовании видов деятельности выделяем для дальнейшего рассмотрения художественные виды. И делаем это по многим причинам. Среди них и та, что в данных видах наиболее ярко и непосредственно обнаруживается связь между уровнями условий самоосуществления человека, выявляется онтологическое соответствие: между психологическим содержанием личности – особенностями деятельности, которой личность занимается, – и созидаемыми посредством личности и деятельности результатами.

В исследовании согласились принять участие такие руководители, как Ю.И. Александров, В.А. Гергиев, А.С. Дмитриев, Л.А. Додин, М.А. Заха­ров, Е.В. Колобов, В.Н. Минин, Е.М. Падве, В.И. Полунин, Ю.Х. Темирка­нов, Г.А. Товстоногов, М.И. Царев, В.А. Чернушенко, А.В. Эфрос и другие. По полному объему методик комплекса изучались одновременно с ними и члены их творческих коллективов.

Имена этих руководителей, а также актеров, музыкантов, певцов, живописцев – персонально и в составе ведущих художественных коллективов России – составляют предмет гордости отечественной и во многих случаях мировой культуры. И автор несет в себе чувство счастливой сопричастности, признательности им за совместно проведенные часы во время тестирования, консультирования, глубинного интервьюирования, участия в подготовке ролей, в репетиционном процессе и за неформальную дружбу с некоторыми из них. В данном разделе исследования, однако, подвергается изучению лишь та составляющая всего многообразия их талантов, которая отразила некоторую общую, универсальную для иерархической целостности закономерность – их собственных качеств как заключающего, системозавершающего вершинного «ключа» к их совместной с другими со‑участниками деятельности¹.

В результате проведения эмпирического исследования характеристик руководителей и членов их творческих коллективов, а также осуществления анализа и обобщения материалов исследования была выявлена ошеломляюще красивая, гармоничная картина мира искусства, подпадающая, в частности, под компетенцию философских категорий общего, особенного и единичного. Для успешных руководителей всех видов художественной деятельности такими общими качествами, по которым они значимо (по t-критерию Стьюдента, p<0,05) отличаются от менее успешных, являются:

• меньшая общительность (А) успешных руководителей как сужение сферы поверхностных контактов, и, следовательно, общение не «вширь», а «вглубь»;

• бóльшая самодостаточность (Q₂), при которой прием, переработку, оценивание информации и актуализирующуюся вовне деятельность личность преимущественнее и лучше осуществляет автономным индивидуализированным, нежели коллегиальным, способом;

• напряженность потребностей (Q₄), по исследованиям других авторов в других профессиях трактующаяся как признак неуспешной, неудовлетворенной личности, – в искусстве же – напротив, потенциально задаёт творчески высокое «рабочее напряжение», обладает особенным образом концентрированной энергийностью, свойственной художественным видам деятельности, данному сектору культуры.

Из всех исследованных видов деятельности анализируем далее драматическое, изобразительное и музыкальные виды искусства: игру на фортепиано, хор и оркестр. При обработке и анализе результатов исследования эти виды деятельности распределились на группы, то есть сгруппировались следующим образом: 1) драма – хор, 2) оркестр – фортепиано, 3) изобразительная деятельность.

В образовавшихся группах обнаружены параметры, характеризующие особенные качества успешных руководителей в них.

Первую группу видов художественной деятельности составили драма и хор. Эта группа имеет, во‑первых, жизненно конкретный характер деятельности, который реализуется на сцене почти что «в формах (и в способах проживания) самой жизни» . И, во‑вторых, данная группа видов искусства имеет характер непосредственный – личность реализуется в них непосредственно через свое собственное тело в драме, через органы тела в вокале.

Особенность предмета, продукта деятельности этих видов составляют реально звучащее и слышимое «Слово», необходимость интеллектуального, вербализованного анализа его содержания, как и сверхзадачи, рефлективного оценивания и т.д. Сами участники, создающие такой продукт, обладают сильно выраженными потребностями в оценивании руководителем и качества исполнения ими ролей, и их самих как личностей, и обстоятельств и ситуаций их жизни, что обнаружилось в материалах нашего сопоставительного изучения оценок и самооценок участников различных видов деятельности. Для этой группы видов искусства успешной со стороны руководителя является его способность осуществлять интеллектуальные операции (+В), стимулируемые спецификой предмета деятельности и таковой же характеристикой личностей, участвующих в коллективном процессе.

Вторую группу видов художественной деятельности составили оркестр – фортепиано. Эти виды, с одной стороны, как выражающиеся через музыку, менее конкретны, чем первые. В то же время они более опосредствованы, поскольку осуществляются при помощи (посредством) музыкального инструмента. Чертами успешных руководителей для этих видов деятельности являются противоположные этому обстоятельству психологические качества: «непосредственность» (‑N) и пластичность (+Q₁). По‑видимому, они помогают «снимать» некоторую избыточную для процесса самореализации личности участников, мешающую творчеству опосредствованность, как и могущую возникать (в противном случае) «отчужденность» такого процесса и от участников, и от самого руководителя.

Изобразительная деятельность в этом ряду видов деятельности занимает некое промежуточное и тем самым собирательное место: по опосредствованности процесса, благодаря использованию человеком дополнительного, внешнего для себя инструмента деятельности, она относится ко второй исследованной группе: оркестру–фортепиано. По признаку бóль­шей предметности – к первой (драме и хору). Наше исследование показало, что успешные руководители (студий) изобразительного искусства действительно имеют перечисленные выше психологические характеристики успешности обеих художественных групп.

Итак, можно заметить, что для группы жизненно конкретных и непосредственных видов деятельности в качестве успешных со стороны руководителя выступают его содержательные характеристики, а для менее конкретных, но опосредствованных видов деятельности успешными являются динамические характеристики руководителя, снимающие, «компенсирующие» избыточную опосредствованность деятельности своего вида.

Внутри качеств руководителей, выражающих особенные факторы успешности, выявлены, в свою очередь, две модификации.

К первой модификации относятся уже описанные выше качества. Они имеют одинаковый для своей группы знак, демонстрируют прямолинейную зависимость, то есть внутри группы сильная выраженность названного качества руководителя повышает успешность в каждом входящем в данную группу виде деятельности.

Вторая модификация особенных качеств ведет себя внутри своей группы инвертивно. Инвертивность представляет собой переворачиваемость знака (упорядоченности) отношения между психологическим качеством и успешностью деятельности. Такая переворачиваемость, противоположность второй модификации качеств успешности руководителя вызвана противоположностью (различием) форм организации участников и процессов в исследуемых видах деятельности в «большую» либо в «малую» группы.

В таком случае мы подходим уже и к различиям характеристик успешных руководителей внутри каждой особенной группы видов деятельности. Эти различия проявляются в факторах (Н) – для хора и драмы и (Е) – для оркестра и фортепиано.

Для успешных руководителей хора показательна (+Н) «смелость в контактах», помогающая осуществлять одновременное и непосредственное взаимодействие с большой группой людей, составляющих хор, как с одним общим субъектом. Успешные руководители драмы характеризуются, наоборот, пониженной, по сравнению с неуспешными в этом виде деятельности руководителями, смелостью в контактах (–Н), то есть обладают в некотором смысле «тонкокожестью». Они имеют бóльшую чуткость в отношении к индивидуальности, участвующей в драматическом действе, традиционно меньшем по количеству участников, чем хор, скорее «ансамблевом» по своему характеру, составу и вносящему последовательно единичный «голос» каждого в общую гармонию драмы. В том действе, которое не является «эхолалически» хоровым, большегрупповым, одновременным.

Аналогичная инвертивная картина наблюдается и во второй образовавшейся группе видов деятельности. Здесь успешные руководители оркестров с их большим количеством участников имеют бóльшую, чем неуспешные в данном же виде, доминантность (+Е). А успешные педагоги фортепиано с их индивидуализированной деятельностью по самореализации ученика, напротив, меньше, чем неуспешные, доминантны (–Е). В силу этого они обладают потенциальной изначальной готовностью «услышать» особенности другого и, следовательно, – возможностью помочь в его индивидуальном самоосуществлении.

Выявлены также единичные, то есть специфические для каждого вида художественной деятельности, качества успешности руководителя.

Таким образом получено, что средние групповые параметры успешных руководителей в различных видах художественной деятельности соответствуют особенностям характеристик деятельности, причем разной степени обобщенности: общим – для самореализации личности во всех видах художественной деятельности, особенным – для самореализации в группах родственных видов деятельности и единичным – в отдельных видах. То есть разные типы организации психического (качеств, свойств, черт руководителя) иерархически соответствуют успешности самореализации их носителей во вполне определенных видах деятельности.

В междисциплинарном исследовании самореализации были получены психограммы 5000 испытуемых¹. У лиц, занимающихся художественной деятельностью, были выявлены, в отличие от всех контрольных лиц и групп, характеристики, описываемые следующими первичными и вторичными факторами (в характеристиках «16-ФЛО» Р.Б. Кеттела). Совокупность выделившихся первичных факторов: (+I) «проективная сензитивность» (резонансная чувствительность) и (+М) «мечтательность» (склонность к воображению, образное мышление) – называет в качестве наиболее характерной для «художественной» личности – образную форму её отношения с иным‑другим, а особенно сильно образно‑художественную представленность этого другого. По «16‑ФЛО», «воспоминаниям детства», оценкам – самооценкам, незаконченным предложениям, ТАТ и др. выявлена необходимость для «художественной» личности взаимо‑действия не с реальным индивидом, но с ОБРАЗОМ другого, других людей, художественным образом, с иными идеальными образами. Результаты исследования показали, что присутствие образов «своего‑Иного» – в идеальной форме представленности и выраженных эстетически – является одновременно: желательным для самой личности; способствует успешности ее деятельности; они выступают постоянными референтами в ее жизни. Референтное значение и действие живых реальных лиц оказывается для личности желательным, но ограниченным (содержательно, во времени и пространстве).

По вторичным факторам «16-ФЛО», анализирующим обобщенную стратегию личности в ее отношениях с реальным человеком (по М.С. Жамкочьян, это – направленность «на себя», на «малую» и на «большую группу»), личность в профессиональном искусстве ориентирована «на себя» и «на малую группу», а в любительском искусстве преобладает ориентация «на малую группу» [29].

Эта направленность является: 1) наиболее однородной у различных по стажу и модальности художественной деятельности категорий личности, так как имеет наименьший диапазон колебаний (в 2 условные единицы), в то время как по другим видам направленности диапазон колебаний составляет 10 условных единиц; 2) в соотношении трех видов направленности степень ее доминирования над остальными видами направленности у «среднестатистического» участника художественной деятельности значительно выше (почти в 2 раза) в сравнении с другими группами контроля; 3) кроме того, внутри всей совокупной художественной деятельности указанная направленность менее всего подвержена колебаниям в результате отклоняющих воздействий различных социально-демографических параметров участников.

Данный вторичный фактор направленности «на малую группу» состоит из нескольких первичных (с различными числовыми коэффициентами) факторов, которые мы рассмотрим ниже. В частности, в фактор направленности на «малую» группу входят: первичный фактор (+А) «доброжелательная общительность», которая указывает на потребность личности в общении, на само её желание общаться с людьми, на её нужду в них. Фактор (+Н) «смелость в контактах», обозначающий решительность и смелость личности в ее реальных контактах с индивидуальными и групповыми субъектами, выступает, по существу, «обеспечением» этой потребности, обозначенной в предшествующем факторе как желание личности вступать в общение с другими. Фактор (+F) «легкость, живость в контактах» отличается наличием свободной, «несвязанной» энергии и предполагает взаимную приязнь, притяжение общающихся. Фактор (+Е) «доминантность» или склонность к доминированию, стремление вести людей за собой обозначает предрасположенность личности к выделению себя среди других, но помимо этого указывает и на необходимость ИМЕТЬ ЭТИХ ДРУГИХ, среди которых она хотела бы выделиться, в своем ближайшем окружении. Фактор (–Q₂) «зависимость от группы» отражает достижение личностью лучшей успешности в деятельности, которая будет совершаться ею совместно с кем-то, а не в одиночку. На каждом из этапов деятельности – начиная с получения информации личностью о самой себе, своем мире и мире вообще, переработки информации, принятия решения и до осуществления решения на практике – на всех стадиях взаимодействия личности и мира между ними непосредственно должны присутствовать иные «другие», живые личности. В этом смысле можно говорить о таком человеке, как о неавтаркичной (не полностью замкнутой в себе и на самой себе) индивидуальности, поскольку другой (живой) человек оказывается определенным образом введенным в структуру ее деятельности уже на глубинно-информационном уровне.

Однако в профессиональном искусстве среди вторичных факторов «16-ФЛО» – направленности «на себя» и на «малую группу» – на первое место выделилась направленность «на себя». Она содержит: (+О) чувствительность к вине, (+Q₄) напряженность потребностей, (–C) эмоциональную нестабильность, (+L) агрессивную критичность, (–Q₃) низкие самоконтроль и саморегуляцию. Эта направленность обозначает повышенную тревожность художественных деятелей, по сравнению с контрольными лицами. А вместе с результатами других методик являет их бóльшую включенность в эссенциально/экзистенциальные стороны бытия, их противоречивую открытость «Земле» и «Небу», горизонтали и вертикали.

Таковы психологические характеристики участников изучаемой деятельности, составляющие внутренние, интраличностные условия их самореализации. Своеобразие исследованных личностных характеристик участников всех видов художественной деятельности заключается в том, что их коммуникативные, общенческие характеристики тесно и особенным образом связаны с рефлексивными, познавательно‑оценочными характеристиками. И те, и другие предполагают, а иногда и «подсказывают» (со значительной долей вероятности исполнения) соответствующие пути или способы осуществления личности. Лица, обладающие описанными выше качествами, нуждаются во взаимодействии и с живыми личностями (с существующими в «здесь» и «сейчас»‑бытии руководителем, с другими участниками, со зрителем) и с образами персонажей, которые они будут исполнять, или с образами‑символами, которые они будут выражать, и т.д. Специфика их самореализации заключается в обострении потребности нахождения, познания «себя через другого», которое совершается путем соотнесения образа себя с образами «других», с осуществлением себя «посредством» или «благодаря» другому как в своей личной, частной, так и в профессионально-предметной жизни.

Эти характеристики являются общими для всех модальностей художественной деятельности и, вследствие этого, специфическими для данной деятельности в совокупности всех ее видов. Ибо повышенная количественно, временнó‑постоянная, энергийно напряженная необходимость полисубъектного, реально‑идеального соотнесения (референции), познания и выстраивания себя преимущественно благодаря образам «других-иных» (в частности, художественным образам) составляет устойчивый, практически неизменный признак данной категории лиц, отличающихся высокой степенью обнаженности, непосредственности, наполненности этими образами всех сфер жизни человека. Универсальная необходимость в референции у других, «нехудожественных», лиц присутствует более скрыто.

В совокупности своих качеств художественные деятели служат для себя (и других) «резонатором», инструментом души человеческой, раскрывают драму жизни (страстей, заблуждений, поисков) Ветхого человека. В идеале «художественные» качества могут способствовать обретению взыскующей личностью не только данного, наличного, но иного бытия, преображению её в «человека Нового». Усилия по уподоблению личности более высокому, чем налично-эмпирическое Я, – Я глубинно потенциальному (как своему первообразу, живущему в каждом человеке, независимо от его принадлежности к искусству) древние аскеты называли художеством из художеств и сравнивали с расчисткой святого лика на потемневшей от времени иконе.

Тип личностных отношений деятелей в искусстве приходит к самореализации преимущественно через образы (эстетические, художественные). Точно так же для личности другого типа наиболее оптимальным будет путь через символы. Для третьего типа – через структуры. Для четвертого – путь созерцательных откровений. Для следующего типа – преимущественно через реальных живых людей, когда другой человек предоставляет личности видимую, ощущаемую, наличную полноту человеческого бытия или, если угодно, выступает носителем образа истинной «жизненности» и т.д.

Исследование обнаружило, что средние групповые характеристики участников каждого отдельно взятого вида деятельности так же, как и у руководителей, имеют и общие с представителями других видов, и собственные, специфические черты, и что каждый вид деятельности обладает психологическими характеристиками своих носителей (созидателей), соответствующими структуре своего вида деятельности. То есть внутри художественной деятельности каждая из ее разновидностей имеет специфику психологических характеристик своих носителей. И она может быть отображена так называемыми психологическими «профилями» (см. рисунок). По горизонтальной оси обозначены названия факторов «16-ФЛО», по вертикальной – величина каждого фактора в стандартных единицах (стенах).

Рисунок. Психологические «профили» лиц, занимающихся художественными видами деятельности: актеров, живописцев, танцоров, певцов, оркестрантов (по «16-ФЛО», форма «А», стандартизация Л.Г. Брылевой и В.П. Лаврентьева).

Интерпретируя наши собственные и зарубежные данные, делаем вывод, что наиболее энергетически заряженными, концентрированными и даже «напряженно трепещущими» являются представители драматического искусства. Они отличаются (среди всех изученных видов человеческой деятельности на Земле) самыми высокими параметрами: (+Q₄) напряженностью потребностей, (+О) чувствительностью к вине, (+Е) доминантностью, (+L) агрессивно‑критической направленностью, (–G) неозабоченностью социальными нормами, (+Q₁) склонностью к изменению, неопределенности, многообразию. Психологический профиль пантомимы практически дублирует профиль драматического искусства с небольшим уменьшением величины каждого из перечисленных факторов на несколько десятков долей стена (стандартной единицы). Исключение составляют три фактора, различие по которым у пантомимы с драмой значимо: (Q₄) – напряженность потребностей, (В) – логическое мышление – у носителей пантомимы показатели по этим факторам ниже на 0,7 стена, (А) – общительность, показатели этого фактора у мимов меньше на 0,5 стена. Самую высокую художественную интравертивность в искусстве имеют художники‑живописцы: (+Q₂) самодостаточность, автономность, (–А) низкую общительность, (+М) образное мышление, (+I) проективную чувствительность, (–L) доверчивость, (–N) естественность, (–Н) «тонкокожесть». Максимальную агрессивную критичность (+L) демонстрируют чеканщики, действительно (а не метафорически) чеканящие, «выбивающие» образ в фактуре материи. Они также обладают (–А) необщительностью, (–В) конкретностью мышления, (+С) эмоционально‑волевой стабильностью. И, как мы поняли в процессе исследования, последний фактор (+С) является типичным для успешности в любой инструментальной деятельности. Представители танцевального вида искусства отличаются самой большой свободной, «несвязанной» энергией (+F), проявляющейся в общении (+А) как беспечность и открытость к людям. Оркестранты резко выделяются из представителей других видов искусства организационно‑опосредству­ющими компонентами: (+G) склонностью к выполнению общественных норм, (+Q₃) самоконтролем, (+N) выполнением условностей, (–F) озабоченностью. У них ниже, чем у представителей других видов художественной деятельности, (–Е) доминантность: в таком виде, на своем обратном полюсе это свойство называется покорностью, «подчиненностью». Представители хора также имеют свою, «эхолалическую», специфику.

Если теперь вернуться к успешным руководителям художественной деятельности и соотнести характеристики их и остальных участников, то можно констатировать, что в каждом виде деятельности образуется единая система или единое целое всех психологических характеристик, которое можно определить как обобщенного, интегрального субъекта – СОВОКУПНОГО СОЗИДАТЕЛЯ (участников и успешного руководителя) конкретного вида художественной деятельности.

Это целое представляет собой обобщенное поле самореализации успешного руководителя и остальных участников данного вида деятельности. При этом каждое целое соответствует особенностям своего вида деятельности.

Если речь идет о содержательно-положительных сторонах деятельности, то, как мы видели, личностные свойства успешного руководителя эти стороны усиливают. Напротив, опосредствованные, несущие в себе избыточную опосредствованность, стороны деятельности должны понижаться, сниматься личностными характеристиками успешного руководителя. Что касается формы организации деятельности, то характеристики руководителя должны быть ей инвариантны, равновелики.

Мы полагаем, что данные факты демонстрируют соответственность, дополнительность и компенсаторность характеристик руководителя характеристикам деятельности. Причем качества руководителей выступают условием самореализации других личностей, участвующих в том же виде деятельности, и значимым элементом оптимально функционирующей системы «человек – человек – вид деятельности», творящей и сотворяющей целое – человека и продукт его творческой самореализации. В «поле самореализации», в котором взаиморазвертываются потенции руководителя, участников художественной деятельности, создается качественный продукт, развиваются личности, а вид деятельности приобретает дальнейшую перспективу.

Нам представляется, что изложенные здесь выводы не вступают в антагонистическое противоречие с результатами исследований отдельных эмпирических и теоретических фрагментов личностного поля художественной культуры (искусства), проводимыми в последние десятилетия рядом авторов (Н.Е. Водопьяновой, В.Л. Дранковым, Г.Л. Ержемским, П.М. Ершовым, А.Н. Капустиной, Е.А. Корсунским, В.И. Кочневым, А.А. Мелик‑Пашаевым, Л.В. Петровым, Н.В. Рождественской, В.Е. Семе­новым, Ю.М. Шором и др.).

Таким образом, эмпирические результаты междисциплинарного комплексного исследования, проведенного в значительной мере традиционными методами, анализировались вначале в традиционной же (для своего времени) субъектно/объектной парадигме, далее расширялись до субъектно/предметно/субъектного подхода и затем возводились в ранг онтологической методологии самореализации.

Резюмируя предшествующее, можно, как мы полагаем, констатировать следующее.

Во-первых, успешный руководитель проявляет себя алгоритмически определенным образом, а именно:

• содержание деятельности он углубляет,

• отчужденность деятельности он уменьшает,

• форме организации деятельности оказывается «равновелик».

Во-вторых, психологические свойства успешного руководителя при онтологически подробном их изучении обнаруживают принадлежность к глубинным условиям самореализации и целого, и всех его элементов, принадлежность к его завершающему условию. Не как генетически первичное, тоталитарно детерминирующее собой все другое, условие, а онтологически ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ к естественным законосообразным процессам, действительно дополняющее компоненты системы ДО ПОЛНОТЫ самореализации и могущее привести её к истинному целому. И тогда личностные свойства руководителя становятся «венчающими» («ведущими» и «направляющими») в качестве объединительного звена в совместной самореализующейся деятельности людей и социума. И лишь тогда и они, и жизнь носителей их обретают значение и смысл для человека, для самореализации других людей, которыми он управляет, для культуры и, возможно, мира.

Последуем далее той же логике и подвергнем анализу другую сферу культуры, так же, как и искусство, традиционно относимую к духовным видам деятельности – политику. Это сфера управления, руководства социально‑культурным миром, так называемая политическая, властная деятельность, которую можно рассматривать как особенное «всюду присущее» онтокультурологическое условие, способ для самореализации и самого общества, и каждой из личностей, его составляющих.

Конечно, «лучше», «приятнее, – как говорит К.С. Пигров, описывая опыт исследования онтологических оснований, – заниматься человеческой индивидуальностью, которая «внутренне всегда права», чем постигать общество, неприятно расползающееся в (вызывающих идиосинкразию) противоположностях. Человек представляется «интересным», общество – «неинтересным». Человек как будто ближе к Трансцендентному, к Абсолюту, общество ближе к «миру вражды», ... к случайному, «наружному», оно будто бы и не поддается философскому исследованию» [74, с. 12].

Тем не менее, как мы об этом писали ранее, хотя бы краткое рассмотрение условий самореализации на социальном уровне, на уровне общества, в аспекте институциональном является необходимым для того, чтобы представления об онтокультурологической стороне самореализации личности получили иерархически‑содержательную завершенность.

В конце 80-х – 90-е годы автор оказался включенным внутрь своего рода полевого естественного эксперимента («новореволюционной ситуации» в СССР), поставленного отечественной историей. В профессионально‑предметный опыт автора («включенное наблюдение» или «наблюдающее участие», согласно терминологии А.Н. Алексеева, и многое другое) вошли неформальные политические объединения, клубы интеллигенции; заседания общественности, митинги и толпы на улицах, набережных, площадях; Народные Фронты, «баррикады и танки»; избирательные кампании, в ходе которых каждый четвертый из прошедших на выборах пользовался нашими консультациями; подбор кадров для «верхнего эшелона» управления Санкт‑Петербургом – значительная часть их позднее передислоцировалась в Москву; психолого‑педагогическое сопровождение процессов принятия и осуществления решений во время работы в качестве советника‑консультанта Председателя Ленгорисполкома и руководителя психолого‑педагогической службы Петросовета XXI созыва. Практический опыт «внутринаходимости» в политической деятельности и теоретическое его осмысление единомоментно, в концентрированной нагруженности дел, и позже, раздвинутое во времени, позволяют автору на бóльшую часть обстоятельств взглянуть также и со стороны, рассмотреть значительную часть этих обстоятельств в их онтокультурологических взаимосвязях.

Действительно, процесс самореализации общества, его развития является во многом результатом онтологичности (осознанной или неосознанной) деятельности социокультурных субъектов, которые реализуют и отстаивают в этой деятельности свои устремления, свои интересы, свои ценности и смыслы. В таком значении власть можно рассматривать как особенный механизм согласования онтологически коренных интересов, смыслов, потребностей и совокупных воль, обеспечивающий/необеспечиваю­щий в ходе взаимных противостояний и консолидаций общественное развитие. Один из функциональных уровней власти – управление обществом от имени общества¹.

На институциональном уровне власть реализуется посредством разделения ее на несколько «ветвей», выполняющих свои «подфункции». Развитие гражданского общества и процесс разделения труда в сфере управления обусловили становление практики разделения государственной власти на законодательную и исполнительную. Считается, что «ветви» власти должны представлять собой организационную систему «сдержек и противовесов» и отражать определенные содержательные различия. Имея, во‑первых, общую функцию властного управления и обладая, во‑вторых, каждая собственной спецификой, ветви власти сопряжены друг с другом в чрезвычайно неустойчивые, меняющиеся исторически и ситуационно противо- и взаимодействия. Ниже (в сноске) анализируется общее и различное в законодательной и исполнительной ветвях власти, абстрагируясь в значительной мере от конкретного социально-исторического их наполнения, но исходя из главных организующих (или могущих быть онтологически организующими) характеристик деятельности: цели (или сверхцели, ее образа), предмета, средств, результата².

Что предпочтительнее для самореализации общества – приоритет одной ветви власти над другой или определенный их паритет? Эта проблема вызывала в 90-е годы минувшего столетия острый практический интерес, причем не столько в обществе как в таковом, еще не актуализировавшем для себя жизненной значимости этого вопроса, сколько у субъектов представительной и исполнительной власти и у рефлексирующих, в силу своей природы, также и по этому поводу деятелей средств массовой информации.

Любые попытки чрезмерно усилить (или убрать) ту или иную ветвь власти и тем самым нарушить соответствие (сложившийся «баланс сил»), как правило, заканчиваются кризисом, что чрезвычайно поучительно, к сожалению, демонстрировал отечественный опыт властного единоборства 90-х годов. Поскольку каждая из властных «ветвей» несет определенные потенции и может реализовать лишь свою специфическую часть общей функции, как мы это только что показали, то именно совместная деятельность власти, осуществляемая по принципу дополнительности, может служить одним из институциональных оснований самореализации социально‑культурного мира людей.

Еще вчера можно было говорить о России как о стране, являющей собой в силу исторически сложившихся условий тотальную неготовность к взаимосогласию между обществом, государством, партийными и общественными институтами, руководителями и рядовыми гражданами. О неспособности (и невозможности) общества заниматься «собирательством», вдумчивым поиском содержательного основания для согласия. Об институциональной недостроенности элементов «сдержек и противовесов» в целостную двуединую систему ветвей власти. О трагическом перекосе менталитета носителей власти (субъектов общества, также отражающих его состояние) в сторону использования силовых ресурсов власти преимущественно перед соборными и т.д.

Однако сегодня видно и другое: реально существуют целеполагающая (правосозидательная) и целереализующая (правоприменительная) ветви власти. Само наличие в современной России институционально закрепленных процедур поиска, принятия и осуществления согласованных решений, существование управленческой дополнительности как таковой, сам факт их трудного выживания и действий при всей вымученной ограниченности и зачастую противоречивости – предстает одним из действительно обнадеживающих гарантов «смутного», но, хочется верить, поступательного движения общества, его индивидуальных субъектов по пути самореализации.

Следовательно, можно считать, что уровень институциональных условий самореализации в лице взаимодополняющих (или призванных быть таковыми) структурных составляющих политического управления (по крайней мере, со стороны одного из значимых ее моментов) находится в состоянии относительного Соответствия внутри себя и с другими уровнями общественного и личностного самоосуществления.

Каковы же при этом личностные характеристики «субстанциональных деятелей» властного управления?¹ Соответствуют ли носители власти, и если да, то насколько, идее самореализации общества, которую они должны были бы выражать? Ибо несоответствие как «некий «мезальянс» несет в себе повреждение реального бытия, дисгармонию, дисбаланс, безобразие, зло» [11, с. 15].

При анализе результатов ПОЛИТИЧЕСКОЙ деятельности в соотнесении с личностными характеристиками автором выявлены у носителей обеих ветвей власти следующие моменты соотношения соответствия/несоот­ветствия.

I. Представительная власть в целом, невзирая на все разделения ее по фракциям или партиям, имеет СООТВЕТСТВИЕ психологических характеристик своих носителей ряду обнаруженных признаков.

Во-первых – соответствие переходному, острому историческому периоду, хотя реально совершившемуся краткосрочно и почти «бархатным» путем, но все же периоду свержения предшествующего строя. Эти качества личности выражены в характеристиках жесткости, военизированности.

Во-вторых – соответствие опережающей функции представительной власти – онтологически-законодательного «рулевого», о которой говорилось выше (характеристики – динамизм, энергия).

В-третьих – соответствие межфракционным содержательно‑програм­мным различиям. У демократов более выражены логика, самодостаточность, моделирование нового. У коммунистов – остойчивость, организованность, бóльшая обеспокоенность тем, из‑за чего страдают люди, форсированная мужественность и зависимость от группы.

II. Выявилось НЕПОЛНОЕ СООТВЕТСТВИЕ психологических характеристик депутатов:

1. следующему, тогда чаемому, желанному, а сейчас наступающему историческому периоду – СОЗИДАНИЯ (хотя, однако, не совсем понятно, какими же должны были бы быть полностью подходящие данному периоду личностные характеристики);

2. функциям отношений с другой – исполнительной ветвью власти (преобладание характеристик не дополняющей, взаимодействующей, а противодействующей линии поведения).

Кроме перечисленного выше, есть основание считать психологические характеристики деятелей власти выражающими НЕПОЛНОЕ СООТВЕТСТВИЕ также и

3. социокультурным условиям конкретной страны – субъекта созидания – российскому менталитету.

Если считать, по В.В. Селиванову, что Россия имела как минимум три лика: пахаря, воина и купца, а по В.Е. Семенову, еще и религиозного искателя, то, безусловно, признаки ментальности первого и последнего из них отсутствуют в изученной нами выборке полностью. Разумеется, Санкт‑Пе­тербург – это крупный европейский город, а не сельская местность. Тем не менее он, в лице избранных в нем лидеров, настойчиво претендовал на роль ведущего реформацию, на роль первого лица всей России. Возможно, что данные материалы нуждаются в уточнении, но выявленная тенденция очевидна.

В исполнительной власти чиновники «новой волны», по сравнению со своими исторически предшествующими коллегами, более доминантны, самодостаточны, более способны к моделированию нового, но менее тревожны и, к сожалению, еще менее, чем предшественники, ориентированы на субъективный, так называемый «человеческий» фактор.

III. Обнаружилось НЕСООТВЕТСТВИЕ представителей обеих «ветвей» власти высоким сущностно‑бытийным основаниям.

Если подняться на следующий за социальным уровень обобщения, то в личностных характеристиках носителей обнаружится недостаточное соответствие высоким сущностно‑бытийным основаниям – ноосферным, универсумным, божественным (как бы их не называли в разные времена люди, например, Бытием Бога). А такое несоответствие – негативно чрезвычайно, «ибо реальность общества ... не есть causa sui, причина самой себя. Она имеет трансцендентную социуму подоплеку и основание» [44, с. 9]. Не случайно с давних времен основным ресурсом власти была не социальная, не военная, не экономическая сила, а сакральность власти, особенным образом выраженный её онтологизм. Первые вожди несли в себе нераздельно физическую и духовно‑провидческую мощь, которая реализовывалась также и в бытийной конкретике, например, помогала обеспечивать безопасность племени и человека, нахождение пищи, позволяла видеть или предугадывать грядущие события и многое другое. Позднее, при разделении на административно‑военное и жреческое управление, власть освящалась подавляющим большинством религий. Она освящалась онтологически и тем самым давала, предоставляла, указывала человеку, людям путь к Богу (Богам своего времени), обеспечивая полноту и смысл существования как в высоких, так и в конкретно‑эмпирических проявлениях. Поскольку исторически существует онтологический статус властного управления, то онтологически ориентированными, очевидно, должны представать и характеристики современных «носителей», реализаторов этой власти. На самом же деле сегодня, на переломе тысячелетий, дело обстоит совсем наоборот. Именно онтологизм отсутствовал у властных деятелей почти полностью. Деонтологизация общества, может быть, сильнее всего и била нас именно в лице наших собственных властных руководителей. Эти люди за очень редким исключением не были включены в онтологические горизонты Бытия. На фоне удручающей материалистической линейности властных деятелей взошла, говоря высоким «слогом», уникальная сильная звезда. Поражающий глубинный онтологизм и внутреннее «инобытийное» слышание, парадоксально сочетаемое с современным культурным интеллектом, «снятостью» эго‑амбиции к власти, четкостью в операционально‑целевой реализации. Таким проявился в Санкт‑Петербурге совокупный личностный багаж помощника сначала кандидата в депутаты, а затем и депутата – В.В. Путина, резко выделив его в общем ряду деятелей властного управления уникальностью набора характеристик, «сочетаемостью несочетаемого». Конечно, чтобы реально состоялась его управляющая роль для будущего страны, для людей, очень много разнообразнейших сторон, обстоятельств, в том числе его собственных характеристик, должны будут сойтись, соотнестись друг с другом – и история покажет, случится ли это. Но уже само предначальное онтологическое условие, сращенное с конкретной эмпиричностью со‑бытия его для России, существовало, находилось в этом человеке.

К сожалению, проблема онтокультурной «вненаходимости» властного управления актуальна для всего мира. Возможно, в том числе в связи и с этим фактом подавляющее большинство специалистов разных направлений фиксирует глубокий общепланетарный, ноосферный кризис человечества, называя его кризисом «исторического времени».

Вероятность выхода из него может быть найдена в недрах такой сферы человеческого общества, которая заключает в себе онтологически наполненный интегральный человеческий потенциал. Такой сферой может быть именно культура (причем в её онтологическом осмыслении), что признают сегодня уже представители и негуманитарного знания. Культура как Целокупное Земное Инобытие Человека, промежуточная в иерархии между Абсолютом (Богом, Духом) и человеком инобытийная целостная сфера, несущая в себе в той или иной выраженной, проявленной форме онтологические «корни», содержащая реальный потенциал живого Личностно‑Сущего (вспомним не до конца понятое и усвоенное нами «Аз есмь Сущий») как глубинного основания природы человеческой личности, человеческого бытия.

Для дальнейшего изучения в рамках традиционного научного статистического анализа из всей культуры выделяется понятие «духовность». Поскольку духовность пронизывает всю человеческую жизнь, но не является сугубой принадлежностью лишь самого человека, постольку отсюда проистекает и сложность для определения духовности как научного понятия, и тем более невероятная трудность практического измерения её самое и её проявлений. Однако вполне реально получить на первом этапе приближенное ее выражение исходя из произведенного самими носителями духовности их предметного определения самих себя, их предметного самоопределения. А именно: из осуществляемого ими на практике в той или иной мере сфокусированного занятия (например, профессионального или любительского) определенным видом деятельности, каждый из которых традиционно причисляется к духовным. К таким, как известно, относят искусство, науку, политику, религию.

Анализируем личностные параметры носителей видов деятельности, имеющих тенденцию преобладания духовных над материально‑практичес­кими компонентами (в соотнесении с параметрами иных личностей во всех других видах деятельности).

Основной контингент испытуемых – порядка 5000 жителей Санкт‑Петербурга, Москвы, Белоруссии, Прибалтики – исследован авторским коллективом в 70 – 90‑е годы [13] при помощи «16‑ФЛО». Результаты опроса сопоставлены с зарубежными данными (Р.Б. Кеттел и др.). В ходе исследования выявлено, что представители видов деятельности, традиционно относимых к таким, в которых преобладают духовные компоненты (науки, искусства, политики, частично, религии), имеют более высокий и значимо, по Стьюденту, отличающийся фактор пластичности, склонности к новизне (+Q₁). Анализ этого фактора, проведенный с привлечением результатов, полученных при помощи других методик, показывает, что он представляет собой совокупный синдром психологических характеристик «изменения»: высокую степень обобщенности (многозначности) высших уровней организации психических процессов у данных субъектов и вследствие этого – ориентацию их на соответствующие обобщенные, неопределенные компоненты реального мира. То есть бóльшая их близость и взаимодействие с множественностью (а не единичностью) состояний, содержащихся в каждом из множества явлений. Такие психологические характеристики личности дают ей потенциальную предпосылку вхождения в идеальный мир и возможность созидания в нем.

Наряду с этими ОБЩИМИ для изученных в междисциплинарном исследовании самореализации видами деятельности, традиционно называемыми духовными, определились также ОСОБЕННЫЕ и ЕДИНИЧНЫЕ факторы, вскрывающие различия между ними. Выявлены:

1. ОСОБЕННЫЕ для групп видов духовной деятельности характеристики: для науки и для искусства – фактор «самодостаточности» (+Q₂), дающий возможность автономной деятельности; для искусства и для религии, в области которой были первоначально исследованы студенты религиозных учебных заведений, – «чувствительность к вине» (+О). Зафиксированы также

2. характеристики ЕДИНИЧНЫЕ:

a) для НАУКИ – это «способность осуществлять некоторые интеллектуальные операции» (+В); сосредоточение внимания на предмете познавательной деятельности, а не на общении с людьми (–А) и «неозабоченность» выполнением общепринятых стандартов» (–G) – такая совокупная специфика изменения способствует объективности деятельности, в том числе в ее абстрактной разновидности;

б) достаточно развитое умение производить интеллектуальные операции (+В) обнаружено также у современных политических деятелей;

в) для ПОЛИТИКИ в целом, для представителей как старого, так и переходного времени – «мужественность, жесткость» (–I), сопоставимая по уровню с характеристиками «силовых» профессий – военной, полицейской, выявляющая и подчеркивающая властные функции политической деятельности;

г) для ИСКУССТВА – наоборот, «женственность, сензитивность» (+I) или «мечтательность» (+М); а также «естественность» (–N) и совокупные параметры «тревожности»: (+О) «чувствительность к вине» или (+Q₄) – энергийная напряженность потребностей. Специфика такого изменения предполагает бóльшую непосредственность и чувствительность, предзадает самореализующейся личности потенциальную возможность служить органичным «резонатором» субъективного мира людей и Космоса, своеобразным ретранслятором трансцендентного, образно говоря, звучащим «инструментом» души человеческой.

Применительно к целям наших размышлений анализируем здесь общие личностные, статистически значимые характеристики испытуемых в качестве потенциальной предпосылки идеальной деятельности и не рассматриваем все иные параметры, совокупность которых вместе с изложенными выше и может сообщить деятельности личности меру таланта, а также предрасполагать к определенной историко‑политической модели её реализации (например, «вестернизированно‑демократической», «либерально‑консервативной» и пр.).

Таким образом, во-первых, для личности, занятой деятельностью, в которой, как традиционно принято считать, преобладают духовные компоненты, характерны наиболее высокие параметры, обобщенно названные нами «синдромом изменения, многообразия». В политике они значительно сильнее проявляются у тех носителей представительной власти, которых относят к выразителям демократической ориентации. В искусстве эту тенденцию усиливают факторы «резонансной» субъективности, что в восьми изученных видах художественной деятельности наиболее ярко (в пределе) выражено у актеров и музыкантов, а среди них у тех, которые склонны к спонтанной импровизации.

Во-вторых, выяснено, что личностные параметры «изменения» являются предпосылкой (а не только результатом) возникновения склонности к духовной деятельности: об этом свидетельствует наличие высоких характеристик «изменения» также и у тех испытуемых, которые, во‑первых, за отсутствием специального образования и, во‑вторых, занимаясь художественной либо политической деятельностью меньше месяца (на момент опроса), не успели получить искажающего их собственную природу внешнего профессионально‑предметного воздействия.

Изложенный материал, хотя и ограниченный предметными выборками так называемых духовных видов деятельности, но статистически значимый и соотнесенный с зарубежными данными, позволяет, на наш взгляд, расширить представление об онтологической неоднозначности роли данных видов деятельности в филогенезе (процессе становления человечества), о ее значении для современного и последующего этапов развития общества.

В-третьих, выявленные общие, особенные и единичные характеристики изученных носителей духовности могут рассматриваться как личностные, функционально‑деятельностные составляющие онтокультурной сферы человечества.

Очевидно, что сегодня совокупная деятельность, содержащая преобладание идеальных над материально‑вещественными, практическими компонентами, и которую вследствие этого называют духовной, задает человеку, «расстилает» перед ним манящее поле многообразия («миллион цветов на поляне Мао»), в том числе, на социальном и осознанном уровне предлагает многообразие выборов и вариантов принятия и осуществления решений, не предлагая скреп и ориентиров – онтологических опор для корректных выборов и правильных решений. Такая духовная деятельность потенциально задает человеку перспективу неявной маяты (блуждания, петляния) в лабиринтообразных подобиях пути его к правде, к смыслу, к истинным ценностям.

Действительно, общие личностные параметры духовности – характеристики «изменения, многообразия, неопределенности» – могут представлять собой общее поле возможности для всеохватывания, проникновения личности и в собственные глубины, и в окружающий мир, и в мир космоса во всем многозвучии их проявлений. Особенные и единичные же параметры, накладываясь на общие, дополняют их спецификой, позволяющей осуществлять отдельные функции взаимодействия с миром по различным, дифференцированным основаниям (например, рациональному – иррациональному, мужскому – женскому, непосредственному – опосредствованному и др.). Таков специфически дифференцированный личностный вклад человека в духовную сферу, выраженный в рамках сложившихся духовных «субсфер», внутри традиционного, государственно закрепленного распределения по видам деятельности.

Однако в выявленном «психологическом субстрате», в объединившихся данным конкретным образом наборах, группировках личностных качеств отражается прошлая история становления некоторых видов духовности человечества. Будут ли соответствовать эти совокупности личностных характеристик следующему, качественно иному этапу его развития? И каким будет содержание этого нового этапа – движением к живому духовному, исполненному симфонизмом многообразия «олицетворению» Единой (Триединой) духовной сущности, или к безличной «потребностно‑потребительской» одномерности? Иными словами, являются ли именно данные наборы характеристик необходимыми и достаточными для дальнейшего продвижения к духовности в будущем и, более того, способными вызвать само это Будущее к полнокровной жизни?

Логично предположить, что ОБЩИЕ на сегодня характеристики духовности позволяют обеспечить человечеству изначальную готовность ко встрече со всем многообразием, многомерностью и непознанностью Вселенной. В то же время личностный состав ОСОБЕННЫХ и ЕДИНИЧНЫХ показателей может рассматриваться как ограничение для дальнейшего формирования человеческой активности в новых условиях. Он являет собой запечатленную в «психологическом субстрате» историю становления определенных видов деятельности, которые были поддержаны и зафиксированы в качестве профессий в обществе техногенного, природопокорительного периода. Однако сегодня, в условиях приближения глобальной катастрофичности, предстоит кардинальное переструктурирование духовной сферы человечества по принципиально иным, нежели в прошлом, основаниям.

Чтобы перейти от привычного для себя способа существования к способу иному, человечеству будет отнюдь НЕДОСТАТОЧНО всего лишь снизить антропоцентристские амбиции, может быть, даже СОВЕРШИТЬ ОТКАЗ от господствующих тысячелетиями цивилизационно‑культурных целей и стараться, например, уменьшить производственно‑технологичес­кое давление на биосферу, а социально – сократить потребление, рождаемость и другие аналогичные вещи.

Чтобы не просто организовать выживаемость, которая сама по себе бесперспективна («локально выжить» почти тождественно «локально умереть»), но обеспечить полнокровное развитие в изменившихся условиях, человечеству потребуется ОБРЕСТИ ИНЫЕ ПОЗИТИВНЫЕ СМЫСЛЫ грядущей жизни. Новые сущностно насыщенные смыслы могут быть найдены на более высоком уровне мирочувствия и обобщения, поднимающем человека к большему, высшему, чем он сам, и одновременно обращающем его к собственным внутренним глубинам. Они помогут ему осуществить труднейший переход от экстенсивного способа развития к интенсивному, от движения по горизонтали к вхождению в Духовную Вертикаль и т.д.

Культурное сообщество находится на пороге готовности к этому. Уже происходит перетекание личностных потенциалов из прежних духовных «субсфер» в качественно другие, и мы продолжаем комплексное исследование этих процессов.

Так, изучая психологические характеристики лиц, уже сегодня занимающихся «интегрирующей» деятельностью на стыке философии, науки, искусства, религии, мы обнаружили, например, по 16‑факторному личностному опроснику присущий этим лицам высокий показатель фактора (+I). Оказывается, что те, кто уже реализует выраженное «соборное» начало в предметно‑профессиональных, традиционно относимых к духовным видах деятельности, существуют по сензитивно‑резонансному, условно говоря, «женскому» типу. Этот фактор проективной чувствительности, как уже было получено ранее на отечественном материале и сопоставлено с зарубежными данными по Р.Б. Кеттелу, свойственен людям, созидающим искусство и работающим с землей и живой природой. По‑видимому, они наиболее чувствительно отзываются на естественные резонансы, вибрации, вплоть до космопланетарных связей. Но здесь еще нет данных о самой последней когорте верхнего уровня власти. И совсем недостаточно материала для убедительного вывода о деятелях религии. А уже имеющиеся результаты обещают много неожиданного, но мы их не публикуем до полного уточнения.

Каков же предполагаемый сценарий последующего исторического развития человечества? Какова может быть в нём роль власти и каковы её перспективы в будущем?

Власть, которая управляет сегодня государством, отражает природопокорительную мужскую, маскулинную ментальность, возросшую на гуманистическом (сугубо антропоцентрическом) основании и уже приведшую человечество к тупику.

Одновременно она же несет масштабность многообразия как потенцию перехода к универсумным характеристикам, которые, по‑видимому, являются переходными к неведомым нам до конца со всей ясностью характеристикам будущего. Сшибая, сталкивая в себе прошлые и будущие стратегии человечества, существующая ныне власть раздираема противоречиями. Её психологические характеристики соответствуют некоторым общим космогоническим параметрам многообразия и не соответствуют началу интегрирующему, действующему по жизнесозидающему принципу, которое безусловно предполагает содержание в себе и «женского» типа, и положительно ориентированного «мужского», и некоего иного, возможно, онтологически более значимого, целостно‑собирательного типа или «начала».

Существующая сегодня власть – это власть переходной эпохи. Сломав (или взломав) предшествующую статуарную общественную действительность, представители власти ворвались в современность со всем свойственным себе конкретным онтопсихологическим багажом:

• непосредственностью, динамизмом (–N, +H, естественность, свобода актуализации);

• логическим и образным моделированием (+B, +M, абстрактно‑логическое и образное мышление);

• инструментально‑объективной вещественностью (+C, эмоционально‑волевая стабильность, и –I как реалистичность, прагматичность);

• жесткостью, военизированностью (–I, +H, мужественность, смелость в контактах);

• отсутствием субъективности (–O, –Q₄, +H, низкая чувствительность к вине, ненапряженность потребностей, «толстокожесть»),

• озабоченностью, энергетической «сфокусированностью» (–F), «увязанием», «залипанием» в каком‑либо направлении, обстоятельствах, неспособностью вырваться из них.

Носители данных качеств устремились к «светлому», как в таких случаях представляется людям, будущему, в своем собственном, присущем именно им потоке многообразия (+Q₁, пластичность, поток, движение, многообразие, неопределенность, изменение).

Однако этот «поток» не охватывает целостного бытия человечества. Этот «поток» владеет лишь некоторыми определенными его сферами, соответствующими отдельным характеристикам личностей данного типа и свойственного им менталитета.

Отсюда круг интересов таких людей – нечто, понимаемое ими в качестве свободы отдельного, частного человека как субъекта и как бесконечно возрастающей экспансии: его проявлений, его собственности, его экономической (денежной, финансовой) мощи.

Основные методы, присущие представителям современной власти:

• непосредственное силовое давление,

• вариативность применяемых схем.

Возможные праксеологические следствия деяний такого типа личности были очевидными еще прогностически:

• свободный (первобытный) рынок;

• силовые конфликты;

• в экстремуме перерастающие в конфликты военные;

• свобода экономического, вооруженного силовым и интеллектуальным образом деятеля; то есть свобода определенного рода субъекта, не целостного, а лишь «сферного» (тяготеющего принадлежать к сфере силовой, в том числе банковской, промышленной экономики);

• и как естественное последствие таких обстоятельств – криминогенизация общества.

Сломав старый – субстратный и статический, как они его понимали, мир, деятели данного типа политического управления не охватили всю целокупность бытия. В рамках материально‑вещественного измерения лúца предшествующих способов управления находились на одном – (нормативизированном) его полюсе. В последнее десятилетие XX века деятели нового управления проскочили по принципу «маятника» в другую сторону «шкалы», выйдя далеко за всяческие целесообразные ее пределы. И там «зашкалились» на противоположном – индивидуалистически‑анархичес­ком ее полюсе.

Эти личности в российском варианте обладают не всеми сферами, не их целокупностью, а только частью некоторой целостности. Не имея онтологически осмысленного наполнения, как это все же было в западных цивилизациях, в России искаженная финансовая, денежная сфера «опустилась», снизилась в своем значении до уровня предмета материально‑ве­щественного мира. Взыскуемая свобода оказалась свободой не целостного, а одностороннего материально‑силового субъекта, а власть – деформированной маскулинно‑вещественной стихией, снабженной интеллектуально‑вариативным аппаратом.

«Камо грядеши?..» Возможен был вариант пришествия (или возвращения) другой, еще более маскулинной стихии (с еще меньшим показателем фактора «I»), обустроенной нормативно‑иерархизированной социальной формой существования – стихии коммунистической (+G, +N, +Q₃ – все факторы, способствующие организации, адаптации, самоконтролю и дополняемые –Q₂ – зависимостью от группы). Возможен был и принципиально иной, не технократически‑цивилизационный, а осознанный духовно‑онтологический, целостно интегрирующий вариант, шаг развития.

Однако реальна ли даже в принципе постановка вопроса о существовании власти иного – не агрессивно-отрицательного, маскулинного, а собирающего, консолидирующего типа? И если реальна, то будет ли такая власть успешной? Полагаем, что на этот вопрос может быть дан вполне корректный положительный ответ и даже представлены прецеденты в конкретной практике современного человечества. В западно-европейской традиции это опыт Чехии (В. Гавел); в восточно‑азиатском регионе, как показывают исследования Е.Е. Колчина [40, с. 233], таковым, по существу, «женским» и «художественным», можно назвать восхищающий всех опыт Японии. Итак, в состоявшемся опыте человечества «женский» вариант развития уже реализуется. Но может ли (и на каких основаниях) осуществиться целостно‑собирательный способ властно‑политического управления, воссоздаться онтологически‑полноценная планетарная власть? Сегодня мы имеем наличное Движущееся/Разбегающееся Многообразие («Распалась связь времен».) Мы нуждаемся в воссоединении всего и всех в Целостное Единое.

К этому выводу приходит значительная часть ученых планетарного сообщества.

По-видимому, такова назревшая установка природы универсума, самого Бытия Сущего на конкретно‑историческом этапе бытия человека, полагающая естественным конец длительному господству эры однобоко‑линейного силового патриархата в условиях планеты Земля и обозначившая качественно иной путь ее населения «вверх» и «вперед», если род человеческий найдет, соберет в себе все женско‑мужские, все целостные духовные силы и, возможно, окажется готовым к новому витку своего развития.

Итак, сегодня вполне можно констатировать, что после этапа технотронной «роботизации» и одномерной специализации человека конца второго тысячелетия нарастает возрождение органически целостной духовной природы личности, на которой прежде была основана и классическая культура, и что уже формируются новые интегральные наборы, синдромы личностных качеств, резонансно‑синергийно ориентированные на целостность, на единство человека с Бытием Сущего, на труженическое собирание в процессе Жизне- и Домостроительства. Они будут преодолевать культурно‑исторические ограничения старых видов деятельности (дифференциацию науки и искусства, противоборство религии и науки, прагматическую внецелостность политики, линейность, дискретность техники и т.п.) и рождать духовно‑интегральные виды новой деятельности – заряженные энергетически и мотивационно иным – целокупным содержанием. Именно в этом смысле, хочется надеяться, и сейчас еще не потеряла своих реальных онтокультурологических потенций Россия. И именно в этом смысле, возможно, состоится ее специфическая продуктивная роль в мировом культурном процессе.