Беньямин.В.1996.Произведение.искусства

Он не знал покоя и никогда не мог на чем-либо

остановIПЪСЯ... Я всегда старался держаться в этом

отношении настороже и охранять как его, так и

мои вещи от влияния подобного рода порывов."23

Влияние Шиллера прежде всего бьшо важным для баллад Гете ("Кладоискатель", "Ученик чаро­

дея", "Коринфская невеста", "Бог и баядера").

Официальным же манифестом их литературного

союза стали "Ксении". Альманах вышел в 1795

году. Он бьш направлен против врагов журнала Шиллера "Оры", проrnв вульгарного рационализ­

ма, центром которого был берлинский кружок Николаи.24 Атака удалась. Литературная ударная

сила бьша умножена любопытством, ведь поэты

подписались под всем его содержанием,'не раскры­

вая авторства отдельных двустиший. Однако при

всем воодушевлении и элегаlffНОСТИ вьтада в этом действии заключалось определенное отчаяние.

Времена популярности для Гете прошли, и ХОТЯ его

авторитет рос от десяrnлетия к десятилетию, он

никогда уже больше не бьш народным поэтом. В

особенности позднему Гете бьшо свойственно то

решительное презрение к читающей публике, ко­

торое отличает всех классическиких поэтов за ис­

ключением Виланда и которое нашло наиболее сильное выражение в переписке Гете с Шиллером.

У Гете не бьшо никакой связи с публикой. "Хотя

его воздействие бьшо чрезвычайным, он сам ни­

когда не жил им или последствиями инициативы,

вызывавшей всеобщее воодушевление." Он не знал,

каким положительным даром бьш он сам для Гер­ мании. Менее всего он занимался тем, чтобы со­

ответствовать какому-либо направлению или тен­ денции. Его попытка образовать нечто в этом роде

с Шиллером, осталась в конце концов ишпозиеЙ. Разрушение этой иллюзии было оправданным мотивом, который побуждал немецкую публику на

протяжении XIX столетия то и дело пытаться про­ тивопоставить Гете и Шиллера друг другу и опре­

делить, кто из IШХ бьш значительнее. Влияние Вей­

мара на широкую немецкую пубшп<у исходило не

от этих великих поэтов, а от журналов Бертуха и Виланда, "Всеобщей литературной газеты" и "Не­

мецкого Меркурия". "Не будем призывать, - пи­ сал в 1795 году Гете, - тех переворотов, которые

дали бы созреть К'1l\ссическому произведению в

Германии",25 Таким переворотом была эмансипа­

ция буржуазии, осуществившаяся в 1848 году сmНII­

ком поздно, чтобы дать рожде~ше еще и классичес­ ким произведениям. Немецкая на1)ра, дух немецко­

го языка бьvm, несомнеmю, теми струнами, на ко­ торых Гете наиrрьmал свои могучие мелОДИ1l, ОЩlа«

ко резонатором этого ИНС1J)умента бьша не Герма­

IШЯ, а Европа времен Наполеона.

Гете и Наполеон стремились к одному и тому

же: социальной эманс~mации буржуаз~ш в услови­ ях политической деспопlИ. Она бьша тем "невоз­ можным", "несоизмеримым", "недосrnжимым", ко­

торое сидело в НИХ, как заноза, побуждая к действи­

ЯМ. ОНО привело Наполеона к катастрофе. О Гете

же, напротив, можно сказать, что чем старше он

становился, тем большеон фОРМJqювал свою жшнь

в соответствии с этой lщеей И сознательно оБО1l1а­

чал ее как неСОИ:lМеримую, как недостижимую, воз­

нося ее в разряд прообраза своих политических ВО.3- зрениЙ. Если бы можно бьшо провести соответст­

вующие разграничительные mшии, то поэзия мог­

ла бы отщетворять буржуазную свободу этого го-

сударства, в то время как режим в своих чаС1НЫХ

проявлеlШЯХ ПОJПюстью соответствовал деспоrnз­

му. По сути же как в жи']ии, так и в поэ']ии наблю­

дается переплстеШlе эrnх несовместимыхтендеlЩИЙ:

в жизни как свобода эротичеческого порьmа и как

строжайший режим "воздержания", в поэзии же

сильнее всего во второй чаcrn "Фауста", ПОЛИТJI­

ческая диалектика которой - КЛЮЧ К позиции Гете.

Только в связи с этим становится понятным, как Гете в последние тридцать лет своей жизни смог

ПОШlOстью подчинить ее бюрокраrnческим кате­

гориям уравновешеmЮСПI, посредничества, отсроч­

ки. Бессмысленно судить его действия и его позу по абстраКПIЫМ масштабам нравствешlOСТИ. В такой абстракщш заключен абсурд, от которого не сво­ БОЩIЫ нападки, с которыми Бёрне2Ь от имеlШ "Мо­

лодой Гермаиии" выступал против Гете. Как раз в

своих изречениях и наиболее примечателъных свой­

ствах своего жизненного уклада Гете может быть

понят только ИСХОДЯ из его ПОШIТической позиции,

позиции, которую он сам для себя создал и в кото­

рую сам себя помеспш. Скрытое, но имеlШО потому глубокое родство этой позиции с позицией Напо­

леона имело столь ваЖJ/Ое значение, что посленапо­ леоновское время, Сfша, которая его одолела, уже не

могли понять ее. Выходец ю буржуазной семьи со­

вершает стремительную карьеру, вырьmается впе­

ред, становится наследником революции, передвлас­

тью Которой, оказавшейся в его руках, все трепе­

щут (французская революция, "Буря и наrnек"), и

создает, путем переворота, в тот момент, когда гос­ подство старых сил потрясено им до самого осно­

вания, свою собственную власть в тех же самых

старых, феодальных формах (империя, ВеЙМар).

122

Враждебное отношение Гете к освободитель­

ным войнам, представляющее непреодоmrмую про­

блему для буржуазной истории литературы, ока­

зывается вещью вполне естественной в контекс­

те его политической ситуации. Наполеон бьш для

него, прежде чем он создал европейскую империю,

органюатором его европейской публики. Когда

поэтнаконец, поддавшись Иффланду,21 в 1815 году пишет праздничное действо "Пробуждение Эпи­

менида", посвященное победоносному входу войск

в Берлин, ему удается отречься от Наполеона тол­

ко через осуждеlше хаоса и мрака примитивного

насилия, которое потрясло Европу в образе этого человека. По отношению к победителям у него не

бьmо чувств. С другой стороны, в страдающей ре­

шительности, которой он пытался защититься от

настроений, которые охватили Германию в 1813

году, нашла выражение та же идиосинкразия, из­

за которой пребывание в больнице или вблизи

умирающего бьmо для него непереносимым. Его

акrипаПIЯ ко всему солдатскому явно бьша не столь­

ко протестом проrnв МИШlТаристского принужде­

иия, даже муштры, сколько отвращением ко всему,

что направлено на иекажеиие образа человека, от униформы до раны. Его нервы подвергались серьез­ ной проверке, когда он должен бьш сопровождать герцога во время вторжения союзных сил во Фран­ цию. Тогда Гете понадобилось немалое мастерст­ во, чтобы с помощью созерцаИИЯ природы, опти­

ческих исследоваиий и рисования отгородиться от

собыrnй, свидетелем которых он бьш. "Французская кампаlШЯ" HaCТOJThKO же важна для понимаlШЯ лич­

ности поэта, насколько она невнятна и расплъmча­

та как описание событий всемирной истории.

123

Европейский и политический поворот - под этим знаком находится последний период поэти­

ческого творчества Гете. Однако эту твердую поч­

ву он ощутил под ногами только после смерти

Шиллера. В то же время большое прозаическое

произведение, "Годы учения Вильгельма Мейсте­

ра", работа над которым была возобновлена и закончена еще под непосредственным воздействи­

ем Шиллера, отражает нерешительную задержку

Гете в идеалистическом преддверии, в немецком

гуманизме, из которого Гете позднее пробился к экуменическому. Идеал "Годов учения", образо­

вание, и социальная среда героя, комедианты, - они

и в самом деле тесно связаны друг с другом, буду­

чи предстаВ~lГелями того специфического немец­

кого идейного мира "прекрасной видимости", ко­

торые мало что говорили как раз восходящей к власти буржуазии Запада. Поместить в центр не­

мецкого буржуазного романа актеров поистине

было почти поэтической необходимостью. Тем самым Гете избегал всякой поmпической обуслов­

ленности, чтобы, правда, двадцать лет спустя в

продолжении своего романа воспитания тем реши­

тельнее наверстать упущенное. То, что поэт сде­

лал героем "Вильгельма Мейстера" еще неофор­

мившегося художника, обеспечило этому роману решающее влияние в условиях Германии заверша­ ющегося столетия. За ним последовали романы о

художниках немецкого романтизма, от "Генриха

фон Офтердингена" Новалиса и "Штернбальда" Тика до "Художника Нольтена" Мёрике. Стиль

произведения соответствует содержанию. "Нигде

нет проявления логической механики или диалек­

тической борьбы идеи с реальностью, проза Гете -

перспектива театра, продуманная и заученная пье­

са, ПIХОю,ко нашептанная для твор",еского постро­

ения мысли. Вещи не говорит у него сами, они

должны обратиться к поэту, чтобы получить сло­ во. Поэтому этот язык четок и все же сдержан, ясен

без резкостей, порой даже дипломатичен." Натура обоих бьmа такова, что влияние Шил­

лера проявлялось главным образом в побуждении, оформлении того, что создавал Гете, не затраги­

вая при этом основное направление его творчест­

ва. Заслугой Шиллера, по-видимому, бьmо то, что Гете обрапmся к балладам, возобновил работу над

"Годами учения Вильгельма Мейстера", над фраг­ ментом "Фауста". Однако обсуждение этих работ

почти всегда касалось технической сторою,I, ли­

тературного ремесла. Вдохновение Гете оставалось

не затронутым. Это была дружба' с человеком и

писателем Шиллером. Но это не бьmа дружба поэ­

тических дарований, как часто пытались предста­

вить. Необычайное очарование и мощь личности ШИJmера открылись для Гете во всем величии, и после смерти Шиллера он создал им памятник в "Эmmоге к «Колоколу» Шиллера".

После смерти поэта Гете по-новому организо­ вал круг своих отношений. С тех пор рядом с ним

не появлялся никто, чье значение могло сравнить­

ся со значимостью его собственного имени. К тому

же в самом Веймаре едва ли жил кто-нибудь, кто бы мог действительно стать его довереню,IМ ли­ цом. В то же время в новом столетии постоянно

росло значение, которое имел для Гете Цельтер,

основатель певческой академии в Берлине. Со вре­

менем Цельтер превратился в доверенное лицо,

представлявшее Гете в прусской столице. В Вей-

маре же Гете постепенно создал целый штат по­

мощников и секретарей, без содействия которых

огромноелитературное наследство, обработанное

им в последние тридцать лет жизни, никогда не

бьшо бы приведено в порядок. Поэт в конце кон­

цов подчинил всю свою жизнь прямо-таки на ки­ тайский манер писанию. Именно так следует рас­

сматривать все его литературное и издательское

бюро с ассистентами Эккерманом, римером, ~ope,

Мюллером вплоть до писцов Кройтера и Иона.

"Разговоры с Гете" Эккермана стали основным

источником сведений о последних десятилетиях жизни Гете и к тому же одним из лучших проза­

ических произведений девятнадцатого столетия.

Что больше всего очаровывало Гете в Эккермане,

так это, видимо, его безусловная склонность к по­ ложительному, которая в таком виде никогда не встречается у людей значительных, однако и у ме­

нее выдающихся встречается лишь очень редко.

Гете никогда не бьш связан с критикой в узком смысле. Стратегия художественной деятельности,

которая зах.ватьmала время от времени и его, осу­

ществлялась у него в диктаторских формах: в ма­

нифестах, как те, что он публиковал вместе с Гер­

дером и Шиллером, в инструкциях, как те, что он

создавал для актеров и художников.

Более самостоятельным, чем Эккерман, прав­

да именно поэтому не столь безусловно подвласт­

нь;м поэту, был канцлер фон Мюллер. Его "Бесе­

ды с Гете" также принадлежат к числу докумен­

тов, которые создали образ Гете, ставший достоя­

нием потомков. К ним следует присоединить про­

фессора классической филологии Фридриха Риме­

ра, однако не как собеседника, а как человека, ко-

"OPO\I\' ПjНIII,ЩJlСЖИТ веmlчествеllная и проница­

теJ/J,JIШ/ характеРJlстика Гете. Первым значитель­

ным ){ОКУ\ЮПОМ, который вышел IB этой литера­

Т:y]JIIОЙ оргашпации, со:щанной стареющим Гете,

была автоБИ()[1)афия. "Поэзия и правда" - это

взгляд на предстоящее завершение ЖИ1НИ Гете в

форме воспоминания. Это обращение к кипучей молодости Гете открывает один из важнейших

принципов его ЖIПНИ. Нравственная активность

Гете представляет собой в конечном итоге пози­

тивный ответ на христианский принцип раская­

ния: "Пусть в жизни каждое мгновенье имеет про­ долженье". "Тот счастmmейший из всех людей, кто

конец своей жизни может соединить с началом." При всем при этом действовало стремление вьше­

пить из своей жизни картину мира и представить

ее на обозрение, того мира, на который он согла­

сился в своей юности, мира недостижимого, ком­

промиссов, открытых возможностей: эротической нерешительности, политических шатаний. Толь­

ко на этой основе "отречение" Гете приобретает

свой истинный смысл, чудовищно раздвоенный: он

отрекался не только от наслаждения, но и от вели­

чия, героизма. Возможно поэтому автобиография

обрьmается, прежде чем герой достиг своего поло­

жения. Воспоминания, касающиеся более позднего времени, фрагментарно представлены в "Итальян­ ском путешествии", "Французской кампании",днев­

никовыхи погодныхзаписях.. В свое описание 17501775 годов Гете включил ряд характеристик своих

наиболее значительны x современников, и Гюнтер,

Ленц, Мерк, Гердер вошли в историю литературы отчасти в том виде, какой им придали созданныIe Гете формулыI. Изображая их, поэт одновременно

ж~mо отобр,нил не тош,ко их самих, 110 и свою соб­ ственную личность в ее полярности, ЩЮЯВ]lЯЮЩСЙ

то враждебность, то родственность ,тим друзьям иml конкурентам. В этом выражалось то же при­

нуждение, которое заставляло его как драматурга

с Эгмонтом и герцогом Оранским быть народным

заступником и царедворцем, с Тассо и Антонио -

поэтом и придворным, с Прометеем и Эпиметеем -

творцом и причитающим мечтателем, с Фаустом

и Мефистофелем - разными ипостасями своей соб­

ственной личности.

Вокруг этого ближайшего, обслуживающего

круга образуется в эти поздние годы другой, бо­

лее широкий. Швейцарец Генрих Майер, поверен­

ный Гете в делах искусства, строгий классицист,

рассудительный, помощиик в редакторской рабо­

те над "Пропилеями" и, позднее, - при руководст­

ве журналом "Искусство и древность"; филолог

Фридрих Август Вольф, который своим доказа­

тельством, что гомеровские эпические поэмы ве­

дут свое происхождение от целого ряда неизвест­

ных поэтов, чьи песни были лишь позднее сведе­

ны воедино и получили распространение под име­

нем Гомера, вызвал в Гете самые противоречивые

чувства, и который вместе с ШИJIJlером принял участие в создании "АХИJIJlеиды", продолжения

"Илиады", которое не бьmо завершено; Зульпиц

Буассере, открывший средневековую немецкую

живопись, восторженный адвокат немецкой готи­

ки, в этом своем увлечении друг романтиков и из­

бранный всем романтическим движением быть заступником их художественных убеждений перед

Гете. Его многолетние усилия бьurn увенчаны лишь

половинчатой победой, Гете в конце концов дал

себя уговорить представить ко }щору собрание

Д~.KYMeHTOB и пюшов по истории и расширению

Кельнского собора. Все эти отношения, как и бес­

числеНные другие - проявления универсальности,

ради которой Гете сознательно допускал смеше­

ние грашш между художником, исследователем и

любителем: не было в Германии такого популяр­

ного поэтического жанра иmf Я'3ыка, которым тут же не стал заниматься Гете. Все, что он создавал как переводчик, путешественник, БИОll)аф, знаток и критик ИСкусства, физик, педагог, даже теолог, директор теа1])а, приДВорный поэт, светский че­ ловек и министр, служило прославлению его

многосторонности. Однако местом обитания этой

универсальности все больше становилась Еврnпа, причем противопоставленная Германии. Вьщаю­

щиеся европейские авторы, появившиеся к концу

его жизни, Байрон, Вальтер Скотт, Мандзони

Пользовались его горячим восхищением, в Герма­ нии же он нередко оказывал покровительство по­

с~едственности, а гений его современников

Гельдерлина, Клейста, Жана Поля не находил у

него ПОнимания.

Одновременно с "Поэзией и правдой" в 1809

году возникло "Избирательное сродство". Рабо­

тая над этим романом, Гете впервые ощутил проч­

ный контакт с европейской знатью, это был опыт,

на основе которого у него формируется представ­

ление о новой, светски СОЛИдной пvбffifКе только

для которой он был готов писать y~e за ~адшпь

лет до того в Риме. Для этой публики, для СиЛС'j­ CKo-польской аристократии, лордов, эмигрантов,

прусских генералов, которые собирались на водах

в богемских курортах, в особенности в обществе

австрийской императрицы, было предназначено

"Избирательное сродство". Это не мешало поэту

критически освещать их образ жизни. Ведь "Из­

бирательное сродство" дает легко прописанную,

но очень точную картину распада семьи, принад­

лежащей господствующему классу того времени.

Однако сила, жертвой которой становится, распа­ даясь, этот социальный IШСТИТУТ, - это не буржуа­

зия, а реставрированное в своем первоначальном

состоянии в образе магических сил феодальное

общество. Характеристика знати, которую Гете

вложил в уста Гt-'}JОЮ написанной пятнадцатью го­

дами ранее революционной драмы "Возмущен­

ные", магистру: "Этот заносчивый род все же не

может избавиться от тайного трепета, пронизы­

вающего все живые силы природы ' не может от­

рицать связь, вечно существующую между словом

и действием, между поступком и его следствием",

- является магически-патриархальным мотивом,

лежащим в основе романа. Это тот же образ мысли, который в ''Годах странствия Вильгельма Мейс­

тера" сводит даже самые решительные попытки со­

здать образ развитой буржуазии к копии мистичес­

ких, средневековых союзов - тайному обществу в

башне. Ра:1Витие буржуазного культурного мира, которое Гете осуществил в гораздо более универ­ сальном виде, чем кто-либо из его предшествен­

ников или последователей, он мог представить себе не иначе как только в условиях облагороженного

феодального государства. А когда экономический

упадок периода немецкой реставрации, на кото­

рую ПРИШШIСЬ последние двадцать лет его твор­

чества, еще более усилил его отчужденность от Германии, этот взлелеянный в его мечтах феода-

лизм приобрел патриархально-восточные черты.

Возникло восточное средневековье "ЗапаДНО-RОС­

точного дивана".

Эта книга бьша достижением не только как

новый тип философской лирики в немецкой If ев­

ропейской литературе, но и как величайшее поэ­

тическое выражение поздней любви. Не только политические обстоятельства обусловили обраще­

ние Гете к Востоку. Яркий поздний цветок, кото­

рый породила эротическая страсть Гете в столь

позднем возрасте, дал ему возможность ощутить

и возраст еще как обновление, даже как одеяние,

которое должно было слиться с восточным обла­

чением, в котором его встреча с Марианной Вил­ лемер стала коротким, бурным празднеством. "За­

падно-восточный диван" бьш его завершающим

аккордом. Гете воспринимал исторто, прошлое

лишь в той мере, в какой ему удавалось включить

их в свое непосредственное существование. В че­ реде его увлечений госпожа фон Штайн бьша во­ площением античности, Марианна фон Виллемер

- Востока, Ульрика фон Левецов, его последняя любовь - соединением этих образов с образами немецких сказок его юности. Об этом повествует

"Мариенбадская элегия", последнее произведение его любовной лирики. Гете подчеркнул Дlщакти­

ческий аспект своего последнего лирического со­

брания заметками к "Дивану", в которых он, опи­

раясь на работы Хаммер-Пургшталля и Дица, предстаВIШ публике свои ориенталистские ШТУДЮI. На просторах восточного средневековья, под влас­ тью шейхов и визирей, среди роскоши дворцов Гете

надевает маску Хатема, бессребреника, странни­ ка и любителя вышпь, признаваясь тем самым в

поэтической форме в той скрытой черте своего

характера, о которой он однажды признался Эк­ керману: "Великолепные здания и комнаты пред­ назначены для государей и богачей. Тот, кто жи­

вет там, чувствует себя успокоенным... и ничего БОJThше не желает. Это противно моей природе.

Живя в роскошном жилище, какое я имел, напри­ мер, в Карлсбаде, я тотчас же становлюсь лени­

вым и бездеятеJThНЫМ. Напротив, незначитеJThное

жилище, как эта плохонькая комната, в которой

мы сидим, немного по-цыгански беспорядочная,

мне как раз по душе; она оставляет моей внутрен­

ней природе полную свободу быть деятельной и

творить из самой себя".29 В образе Хатема Гете,

примирившись с сознанием своего солидного воз­

раста, снова дает слово порывистому, мятежному

духу своей юности. Во многих из этих песен поэт

своим мощным даром придал мудрости нищего,

виночерпия и бродяги наивысшую форму, кото­

рую она когда-Шlбо обретала.

"Годы странствий Вильгельма Мейстера" наи­

более резко выражают дидактическую черту в

позднем творчестве Гете. Роман, долго лежавший

без движения, в конце концов спешно закончен­

ный, полный несогласованностей и противоречий,

стал в конце концов для поэта складом, куда он

поручил Эккерману поместить содержимое его

рабочих тетрадей. Многочисленные новеллы и

эпизоды, из которых составлено произведение,

слабо связаны между собой. Важнейшим из эшlЗО­

ДОВ является "Педагогическая провинция", чрез­ вычайно странное, двойственное изображение, в котором можно усмотреть восприятие Гете вели­

ких социаШlстических произведений таких авто-

ров, как Сисмонди, Фурье, Сен-Симон, Оуэн, Бен­ там. Это вряд ли было реЗУJThтатом чтения непо­

средственных источников, однако их влияние сре­

ди современников Гете бьmо достаточно СИJThНЫМ, чтобы побудить его к попытке соединить ФеодаJTh­ ный подход с тем буржуазно-практическим, кото­

рый так четко проявился в этих сочинениях. Этот

синтез дается ценой отвержения KYJThTypHbIX идеа­

лов классицизма. Они отступают по всей ШlНffil. Чрезвычайно характерно, что агрономия представ­

лена как обязатCJThНЫЙ предмет, в то время как о

преподавании мертвых языков не говорится ниче­

го. "Гуманисты" из "Годов учения" поголовно ста­

ли людьми практических профессий: ВИJThгеJThМ -

хирургом, Ярно - горняком, ФИШlНа - портнихой. Гете позаимствовал идею профессионального об­ разования у Песталоцци. Гимн ремеслу, который

Гете начал уже в "Письмах Вертера из Швейца­

рии", звучит здесь снова. В rOДbI, когда специа­ JШСТЫ по национальной экономии обраТИШIСЬ к

проблемам индустрии, это была скорее реакцион­

ная позиция. В OCTaJThHOM социаJThно-экономичес­ кие идеи, которые Гете в этом произведении пред­

ставляет, соответствуют идеологии буржуазного филантропизма в его утопическом варианте. "Соб­ ственность и общее благо" - провозглашает таб­ личка, украшающая образцовые угодья дядюшки. Другой девиз: "От полезного через действитель­ ное к прекрасному". Характерно, что тот же син­

крепвм проявляется и в религиозном воспитании.

Будучи, с одной стороны, заклятым врагом хрис­ тианства, Гете все же признает, с другой стороны,

в религии СИJThнейшую гарантию всякой иерархи­

ческой формы общественного устройства. Он даже

примиряется с картиной страданий Христовых,

десятилетиями вызывавшей у него сильнейшее от­

вращение. В образе Макарии в наиболее чистом виде отражен общественный порядок в представ­

леюш Гете - порядок, основанный на патриархаль­ ных и вселенских нормах. Опыт его практической, политической деятельности не мог повлиять на эти его основные убеждения, хотя он довольно часто им противоречил. Поэтому попытка объединить

этот опыт с убеждениями и выразить в целостной форме литературного произведения оказалась, как

показывает структура романа, не слишком удач­

ной. Да и сам автор не может удержаться от пос­

ледних сомнений, когда ищет более счастливое, более гармоничное будещее своих героев в Амери­ ке. Туда они отправляются в конце романа. Это

назвали "оргаЮI10ванным, коммунистическим бег­ ством".

Если Гете в зрелый период своего творчества

часто отклонялся от поэтического пути, чтобы

более свободно предаваться своим настроениям и

склонностям в теоретических изысканиях или ад­

министративных занятиях, то самым значитель­

ным феноменом его последних лет было то, как

необозримый круг его постоянных натурфилософ­

ских, мифологических, шпературных, художест­

венных, филологических штудий, его прежних за­

нятий горным делом, финансами, театром, масон­

ством, дипломатией концентрически втягивался в последнее, мощное сочинение, вторую часть "Фа­

уста". По собственным свидетельствам Гете, он

работал над обеими частями сочинения более шес­ тидесяти лет. Первый фрагмент, "Пра-Фауст", он привез с собой в 1775 году в Веймар. В нем уже

134

содержались некоторые основные чертыI будуще­ го произведения; образ Гретхен, наивного допол­ нения к сентиментальному пра-человеку Фаусту, однако одновремеюlO и пролетарской дочери, ма­

тери внебрачного ребенка, детоубийцы, попадаю­

щей под суд - подобное уже достаточно служrшо

пищей для социальной критики в лирике и драма­

тургии "Бури и натиска"; образ Мефистофеля, уже

тогда не столько дьявола христианского вероуче­

ния, сколько подземного духа магической, кабба­

листической традиции; наконец, уже титаническо­

го пра-человека в лице Фауста, близнеца Моисея, образ которого поэт хотел создать в юности и ко­

торый должен бьш подобно ему попытаться вы­

рвать тайну творения убожественой природы. В

1790 году появился "Фауст. Фрагмент". В 1808

году Гете завершил для первого издания его сочи­

нений издательством Котта первую часть. Здесь

впервые резкими чертами очерчено действие тра­

гедии. Основа его - "Пролог на небесах", содер­ жащий пари между господом богом и Мефисто­ фелем за душу Фауста. Бог предоставляет дьяво­ лу свободу действий в отношении Фауста. Фауст

же заключает с услужливым дьяволом соглашение,

по которому отдаст ему свою душу только если

когда-Шlбо скажет мгновению:

"Прекрасно ты, продлись, nостой!"

Тогда готовь мне цепь nлененья, Земля, разверзнись подо мной! Твою неволю разрешая,

Пусть смерти зов услышу я -

Истанет стрелка часовая,

Ивремя минет для меня!29

135

Критическая точка сочинения заюпочается в

следующем: необузданное, непрестанное стремле­ ние Фауста к абсоmoту быстро посрамило соблаз­ ны, приготовленные Мефистофелем, круг чувст­ венных наслаждений оказался быстро пройден­ Hым' не остановив Фауста:

Я, наслаждаясь, страсть свою тушу

И наслажденьем снова страсть nитаю.3О

Стремление Фауста, чем дальше, тем решигель­

нее устремляется к безграничному. Под стенания

Гретхен, закmoченной в теМНlЩу, завершается пер­ вая часть драмы. Эта первая часть, если взять ее

саму по себе, является одним из самых мрачных

творений Гете. И можно бьmо бы сказать, что ле­ генда о Фаусте в шестнадцатом веке, будучи ми­ ровой легендой, как и в восемнадцатом, будучи мировой трагедией немецкой буржуазии, оказа­ лась выражением того, как этот класс в обоих слу­ чаях потерпел поражение. С первой частью завер­

шается буржуазная жизнь Фауста. Политической

сценой второй части являются императорские дво­

ры и античные дворцы. Очертания Германии вре­

мен Гете, еще проглядывющиеe сквозь романти­ ческое средневековье первой части, исчезают во второй части, и все колоссальное движение мыс­

ли, в которое вводит вторая часть, в конце концов

связано с актуализацией немецкого барокко, че­

рез призму которого поэт видит и античность.

Гете, всю свою жизнь пытавшийся представить

именно классическую древность неисторически,

словно в вакууме, набрасывет теперь в класси­

чески-романтической фантасмагории "Елена" пер-

136

вую масштабную картину античности, увиденную через само немецкое прошлое. Вокруг этого про­

изведения, ставшего третьим актом второй части, группируются прочие части сочинеШlЯ. Совершен­ но ясно, как много в этой части, особенно в сце­

нах, действие которых происходит при llМператор­

ском дворе и в военном лагере, является политичес­

кой апологией, политическим результатом предыду­

щей деятельности Гете при дворе. ЕСШl поэт, глу­

боко разочарованный, в конце концов бьmвынуж­

ден завершить свою министерскую карьеру капи­

туляцией перед интригами монаршей фаворитки,

то в конце жизни он набрасывает идеальный об­

раз Германии эпохи барокко, в котором он возно­

сит все возможности державного пр авления до ве­

ШIЧИЯ, и в то же время доводит все недостатки это­

го правления до гротеска. Меркантилизм, анти­ чность и мистические эксперименты над природой: совершенство государства через управление фи­

нансами, совершенство искусства через анти­

чность, природы - через эксперимент - таковы сим­

волы эпохи, которую призывает Гете, эпохи евро­ пейского барокко. И поэтому не сомнительной эстетической, а внутренней политической необхо­

димостью этого сочинения является то, что в кон­

це пятого акта раскрываются каТОШ1Ческие небе­ са с Гретхен как одной из кающихся грешющ. Взгляд Гете был устремлен слишком глубоко, чтобы при

своем регрессивном утопизме успокоиться на аб­

соmoтизме протестантского монарха восемнадца­

того века. Соре сказал о поэте проницательные

слова: "Гете Шlберален в абстрактном смысле, в

практике же он склоняется к самым реакционным

принципам" . В состоянии, которое венчает жизнь

137

Фауста, Гете выражает дух своей практической

позиции: отвоевывать у моря с:у1ПУ, действие, пред­ письmающсе природе ипорию, вписьmающее себя

в n:~ироду, таково было его понимание историчес­

кои деятеm.ности, и в сущности дпя него были хо­

роши все политические формы, защищавшие, га­

рантировавшие деятельность такого рода. Гете увидел в таlшствеl-ПЮМ, утопическом ВЗ1:lИМОПРО­

никновеиии аграРНО-ТСМfической работы и поли­

тического аШlарата абсолютюма магическую фор­

мулу, с помощью которой может быть УС1}>анена

реальность политичсских СТОЛКНОВеНИЙ. Феодаль­

ный па1J>онат над буржуазными сельскими хозяй­

СТf~~МИ - такова противоречивая картина, в КОТО­ рои находит свос выражение высш::с жизненное

счастье Фауста.

Гете умер 22 марта 1832 года, вскоре поспе за­ nt:ршения проИ1ведения. Ко времени его смерти индустриализация Европы достигла бешеного тем­

па. Гете предвидел это развитис. Он писал в 1825 году Цельтеру: "Богатство и быстрота - вот что

изумляет мир и к чему стремится каждый. Жслез­ Ные дороги, ускоренныс почты, пароходы и все­

!ч)зможнеЙlllие средства сообщсния - вот чсго иш;ут

обра:юванные ЛЮДИ, стремясь к чрезм{,'РНОЙ про­

свещенности и в силу этого застревая в посредст­

венности. А резуm.татом вссобнuюсти и является

ТО, что посредственная культура становится все­

общей; к этому стремятся библейские общества,

ШJНкастерский метод обучения и все прочее. Соб­

ственно, это - век живых умов, век легко схваты­

вающих практических шодей, которые, будучи ос­

нащены известной ловкостью, чувствуют свое пре­

восходство над массой, хотя сами и не способны к

138

высшему. Давай же по мере воз~{ожности ПрНДер~

живаться убеждений, в которых мы вырОСJllf. МЫ

И, может быть, еще немногие будем поспед)шми

людьми згюхи, которая не так скоро повторится."Эl

Гете зна.тI, что его нспосредствеllное влияние пос­ ле смерти будет слабым - и fi, самом дсле, буржуа­

зия, в которой снопа проБУДllлаСl, надежда на по­ явление немецкой Дt:мо:краТIIИ, ориснтировалась

на Шиллера. Из кругз "Молодой Германии" про­

звучали первые ШlТературно ЗН.]чимые протесты.

Вот сnова Бёрllе: "Гете всегда ш.,спш тош,ко себя­ любшо, бессердечию; поэтому его любят 6ecct.1>- дечныс. О" научил образованных людей тому, как

можно быть образованным, свободомыслящим,

свободным от прсщ>ассу;:u<ов и при этом эгоистом;

как можно обладать всеми пороками без их гру­

бости, всеми слабостями, не будучи при этом по­

смешищем, КЮ( бшос'ш дух в чистоте от грязи серд­

ца, грешить, не нарушая приличий, и облагора­ живать всякую низость прекрасной художествен­

ной формой. И за то, что он научил их этому, об­

разованные шоди почитают его". Столетие со Д,НЯ

рождения Гете в i 849 году прошло тихо в сравне­

нии с последовавшим десять лет спустя юбlшеем

ШИJUIера, ставшим большой деМОНC'lрацией не­ мецкой буржуаЗШl. Фигура Гете вышла на перед­

ний план лишь в семидееяты e годы, после образо­ вания империи, когда Германии понадобились мо­

нументаm.ные представители ее национального

престижа. Основные проявления: основание обще­ ства Гете под монаршим патронатом, монумен­

таm.ное собраl-ше сочинений по инициативе веш[­

кой герцогини Софии, создание имериалистичес­ кого образа Гете в немецкой высшей школе, Од-