О том, что вытекает из веры, и о добре и зле у человека

Показав в предыдущей главе, как страсти происходят из ошибочных мнений, мы рассмотрим здесь действия двух других родов познания, а именно сначала того рода, который мы назвали истинной верой ³.

Последняя, правда, показывает нам, чем должна быть вещь, а не то, что она есть на самом деле. Вот почему она никогда не может соединить нас с вещью, принятой на веру. Таким образом, я говорю, что она учит нас лишь тому, каковой вещь должна быть, а не какова она есть, а между тем и другим — большая разница. Ибо, как мы сказали в нашем примере тройного правила, если кто-либо может найти путем пропорции четвертое число, которое так относится к третьему, как второе к первому, то он может сказать (пользуясь делением и умножением), что эти четыре числа должны быть пропорциональны. Хотя это верно, но он говорит об этом, как о вещи, лежа­щей вне его. Но если он приступит к рассмотрению про­порциональности так, как мы объяснили в четвертом примере, то он будет говорить, что вещь такова на самом деле, потому что тогда она будет находиться в нем, а не вне его. Но довольно о персом.

Второе действие истинной веры в том, что она ведет нас к истинному пониманию, через которое мы любим бога, и позволяет нам интеллектуально видеть вещи, находящиеся не в нас, а вне нас.

Третье действие то, что она дает нам познание о добре и зле и показывает нам все страсти, подлежащие уничто­жению. А так как мы уже сказали, что страсти, происхо­дящие из мнения, подвергают нас большому вреду, то стоит труда рассмотреть, как они просеиваются этим вто­рым познанием, чтобы видеть, что в них хорошо и что дурно.

Чтобы сделать это надлежащим образом, рассмотрим ближе, так же как раньше, чтобы узнать, какие из них должны быть избраны и какие отвергнуты. Но, прежде чем мы приступим к этому, скажем сначала кратко, что в человеке хорошо и что дурно.

Мы уже раньше сказали, что все вещи необходимы и что в природе нет ни добра, ни зла. Поэтому все, чего мы хотим от человека, должно иметь силу для его рода ⁴, который есть не что иное, как мысленная сущность (су­щество). Поэтому, поскольку мы в нашем уме составили идею о совершенном человеке, это может быть причиной, чтобы посмотреть (если мы исследуем самих себя), нет ли в нас какого-либо средства достигнуть такого совер­шенства.

Поэтому все, что способствует этому совершенству, мы будем называть хорошим, напротив, все, что нам препятствует или жене содействует этому, мы будем назы­вать дурным.

Итак, если я хочу сказать что-либо о добре и зле в человеке, то должен, говорю я, понять совершенного человека именно потому, что если бы я рассуждал о добро и зле отдельного человека, например Адама, то мог бы смешать действительное существо (ens reale) с мысленным существом (сущностью — ens rationis), чего истинный философ должен старательно избегать но причинам, которые мы укажем впоследствии, или по другим пово­дам. Далее, так как назначение Адама или иного существа известно нам лишь по его проявлению, то из этого сле­дует, что и то, что мы можем сказать о назначении чело­века, должно быть основано на понятии совершенного человека, находящемся в нашем уме ⁵. Назначение это мы, конечно, можем знать, так как дело идет о мысленной сущности; точно так же мы можем знать его добро и зло, так как это лишь модусы мышления.

Чтобы постепенно подойти к делу, мы показали уже, как возникают из понятия движения аффекты и действия души, причем мы это понятие разделили на четыре: услышанное, опыт, веру и ясное познание. А так как мы рассмотрели действия их всех, то очевидно, что послед­нее, именно ясное познание, есть самое совершенное из всех; ибо мнение часто вводит нас в заблуждение. Истин­ная вера хороша только потому, что она есть путь к истин­ному познанию, побуждая нас к вещам, действительно достойным любви. Таким образом, последняя цель, кото­рую мы ищем, и самое предпочтительное, что нам из­вестно, есть истинное познание. Но и это истинное по­знание также различно, смотря по объектам, которые представляются ему, так что, чем лучше объект, с которым оно соединяется, том лучше это познание. Поэтому со­вершеннейший человек — тот, кто соединяется с богом (который есть вессовертаеннейшее существо) и таким образом наслаждается им.

Чтобы узнать, что хорошо и что дурно в страстях, мы рассмотрим, как сказано, каждую отдельно, и прежде всего удивление. Оно, возникая из незнания или пред­рассудка, представляет несовершенство в человеке, под­верженном этому настроению. Я говорю несовершенство, так как удивление само по себе не ведет ни к чему дурному.