
Китайская литература 1 / Бацзинь - Семья
.doc-
Что вы, что вы! — остановила его Мин-фэн. — Со- всем неинтересно смотреть, как вы полетите вниз.
-
Ничего. — Он снял халат, повесил его на соседнее дерево и остался в теплой нательной рубашке темно- зеленого цвета. — Подержи ствол, — сказал он, влезая на дерево.
Несколькими рывками он забрался наверх. Одну ногу поставил на разветвление, другую — на толстую прочную ветку и протянул руку, но достать облюбованные цветы не мог. Дерево закачалось, и лепестки посыпались вниз. Он услышал, как кричит Мин-фэн:
-
Третий молодой барин, осторожнее, осторожнее!
-
Не бойся. — Он отставил ногу, правой рукой плотно обхватил ветку, которая была ближе к стволу, занес левую ногу и дважды придавил ею другую ветку, пробуя, вы- держит ли она его, потом переместил туда и правую ногу. Наклонившись вперед, он трижды надломил облюбован- ную ветку, — она осталась у него в руках. Тогда он поста- вил правую ногу на прежнее место, посмотрел вниз и уви- дел запрокинутую кверху голову Мин-фэн.
— Мин-фэн, держи. Бросаю! — Он осторожно бросил ветку вниз, раздвинув предварительно соседние ветви, чтобы они не мешали ей падать. Убедившись, что цветы в руках у Мин-фэн, он не спеша слез с дерева.
-
Довольно, хватит трех веток, — обрадованно ска- зала Мин-фэн.
-
Верно, а то больше Цзюе-миню и не снести. — С этими словами он накинул халат на плечи. — Ты сейчас видела Цзюе-миня?
-
Он читает книжку на террасе для рыбной ловли, я слышала его голос, — ответила девушка и поправила цветы, которые держала в руках. Вдруг она обратила вни- мание на то, что Цзюе-хой набросил халат на плечи и не- собирается его надевать. Она озабоченно сказала:
— Наденьте скорее халат, а то простудитесь. Цзюе-хой оделся и, заметив, что Мин-фэн вдруг свер-
нула на ту самую дорогу, по которой он пришел сюда, крикнул:
— Мин-фэн! Девушка обернулась, потом остановилась и спросила
его:
102
— Что случилось? — Видя, что он ничего не говорит, а только улыбается ей, она повернулась и пошла вперед.
Цзюе-хой быстро сделал два шага и окликнул ее несколько раз, Она опять остановилась, повернулась к нему и задала тот же вопрос:
— Что случилось?
— Подойди сюда, — попросил он. Она подошла.
-
Последнее время ты словно боишься меня. Даже не хочешь поговорить со мной. В чем дело? — полусерьезно, полушутливо спросил он, теребя рукой ветку, свисавшую с соседнего дерева.
-
Что мне вас бояться? — фыркнула Мин-фэн. — Я целыми днями занята, с утра до вечера. Где уж тут найти время для праздных разговоров. — Она собралась идти дальше.
Цзюе-хой жестом остановил ее:
-
Я знаю... знаю, ты действительно боишься меня. Говоришь, что у тебя нет свободного времени. Почему же ты разгуливаешь тут вдвоем с Си-эр? Я видел, как вы разговаривали в беседке на озере.
-
Вы — молодой барин, а я — служанка. Разве осме люсь я часто говорить с вами? — равнодушно ответила Мин-фэн.
-
А почему раньше ты часто бывала со мною? Тогда все было иначе, чем сейчас, — взволнованно сказал он.
Она окинула его своим ясным взглядом, потом потупилась и с грустью в голосе пояснила:
-
Теперь все по-другому, мы выросли.
-
Ну и что же, какое это имеет значение. Разве наши сердца изменились к худшему? — удивленно спросил Цзюе-хой.
-
Нет, но мы выросли и если часто будем вместе, на чнутся сплетни. В доме слишком много любителей посу дачить, мне-то ничего, а вот вам... Вам нужно быть осто- рожнее, не забывать, что вы хозяин. Мне не страшно, такой уж я родилась несчастной. — Мин-фэн говорила все так же потупившись, с какой-то горечью в голосе.
-
Не уходи. Пойдем посидим, поговорим не торо пясь. Давай я понесу цветы. — Не дожидаясь согласия, Цзюе-хой взял у нее из рук ветки, осмотрел их и отломал несколько маленьких веточек.
Он пошел по тропинке вдоль рощи по берегу озера,
103
она молча последовала за ним. Иногда он оборачивался и заговаривал с нею, она коротко отвечала или чуть заметно улыбалась в ответ.
Сливовая роща кончилась. Впереди густо росли вечнозеленые деревья, среди которых пряталась калитка, они прошли в нее, шагов через десять свернули в сторону и очутились около пещеры. В пещере было темно, но дорога шла прямая и недлинная; слышалось журчание родника.
Когда они вышли из пещеры, дорога пошла наверх. То и дело поворачивая, они поднялись по каменным ступеням, их было больше двадцати, и очутились наверху, на покрытой галькой небольшой площадке в форме прямоугольника. В центре стояли маленький каменный столик и четыре круглых каменных сиденья. Рядом на отвесной скале росла сосна, крона ее нависала над столом, напоминая зонт.
Тишину нарушало лишь журчание родника. Он пробивался из расщелины на другой стороне скалы, и вода сбегала по Мелким камешкам вниз. Но здесь слышался только шум воды, а где течет родник, не было видно.
— Какое тихое, уединенное место, — восхищенно про молвил Цзюе-хой, поднявшись первым. Он подошел к ка менному столику, положил на него ветки с цветами, достал из кармана носовой платок, стер пыль с каменного сиденья и сел. Затем подошла Мин-фэн. Она села напротив. Цветы, лежавшие на столе, мешали им видеть друг друга.
Цзюе-хой улыбнулся, снял цветы со стола, положил на сиденье справа от себя и, показывая на сиденье слева, позвал:
— Иди сюда. Почему ты не решаешься сесть ближе ко мне?
Мин-фэн подошла и села.
Они смотрели друг на друга. Трудно передать словами все то, что говорили их глаза.
-
Мне пора идти. Я слишком долго была в саду. Если госпожа узнает, она отругает меня, — точно очнув шись, вдруг поднялась Мин-фэн.
-
Ничего, госпожа не будет ругаться. Не уходи так скоро. Только пришли, еще не успели сказать ни слова. Я не отпущу тебя. — Цзюе-хой взял ее за руку и снова усадил.
Мин-фэн не проронила ни звука, она вся сжалась, словно испугавшись этого прикосновения, но руки не отняла.
104
— Почему ты молчишь? Здесь никто нас не подслу- шает. Я знаю, ты больше не любишь меня. — Он притво рился разочарованным.
Мин-фэн попрежнему не проронила ни слова, как будто не слышала его.
— Я знаю, твое сердце уже не в нашем доме. Я скажу госпоже, что ты выросла, стала взрослой, и тебя отпра вят. .. — Он говорил равнодушно, как будто ничуть не интересовался ее судьбой, а сам исподтишка следил за ее глазами.
Девушка вдруг переменилась в лице, взгляд ее потемнел, она долго молчала. Наконец, губы ее чуть дрогнули, но она опять ничего не сказала. Глаза ее блестели, словно хрусталь, ресницы вздрагивали.
— Это правда? — выдавила она из себя короткий вопрос. Слезы текли у нее по лицу, продолжать она не могла.
Цзюе-хой почувствовал, что сказал лишнее. Он вовсе не хотел расстраивать Мин-фэн, а собирался лишь испытать ее сердце, и еще — отомстить за равнодушие. Он никак не предполагал, что его слова заставят ее так страдать. Результатами испытания он остался доволен, но теперь его мучило раскаяние.
— Я просто пошутил. А ты приняла мои слова за правду. Неужели ты думаешь, что я могу прогнать тебя? — Он улыбнулся, но улыбка получилась печальной, — он переживал за Мин-фэн.
-
Кто знает, правда это или ложь? Вы, хозяева, часто меняете свои мнения и когда бываете не в духе, мо жете сделать все, что угодно! — воскликнула она. — Я давно знаю, что мне не избежать участи Си-эр. Но по чему это должно случиться так рано?
-
Что должно случиться так рано? — ласково спросил он, не понимая ее последней фразы.
-
То, о чем вы говорили... — ответила она, вытирая слезы.
-
Я же сказал, что подшутил над тобой. Что бы ни случилось, я не позволю тебя выгнать, не дам тебе идти дорогой Си-эр. — Слова его звучали искренне. Он взял ее руку в свою и гладил, положив к себе на колени.
-
А если этого захочет госпожа? — спросила Мин- фэн. Она перестала плакать, но в голосе попрежнему слы шалась печаль.
105
Цзюе-хой не сразу ответил ей, он смотрел ей в глаза и, помедлив, вдруг решительно произнес:
-
Я знаю, как найти выход. Я сумею сделать так, что бы госпожа поступила по-моему. Окажу ей, что хочу на тебе жениться... — Он говорил искренне, от всего сердца, но в этот момент не мог трезво обдумать свое положение.
-
Нет, нет, не говорите ей об этом! — испуганно за кричала Мин-фэн, быстро прикрывая ему рот рукой. — Госпожа ни за что на свете не согласится. Не только меня, но, пожалуй, и вас засмеют. Я не хочу, чтобы вы женились на мне. Это не моя судьба.
-
Не бойся. — Он отвел ее руку от своего рта. — По смотри, у тебя все лицо заплакано. Дай я вытру. — Он достал платок и осторожно вытер ей слезы. Она не проте стовала. Он улыбнулся:
-
У вас, у женщин, всегда так много слез... — Но и на этот раз улыбка у него получилась печальной.
Она тоже улыбнулась, так же грустно и медленно проговорила:
-
Больше я не буду плакать. Достаточно наплакалась в вашем доме. Теперь, пока вы со мной, я ни за что не стану плакать.
-
Ничего, сейчас мы еще слишком молоды, но наста нет такое время, когда я смогу сказать об этом госпоже. Я обязательно что-нибудь придумаю, я не обману тебя, — ласково утешал он Мин-фэн, попрежнему крепко сжи- мая ее руку.
— Я знаю ваше сердце, — ответила она, растроганная его словами, потом, успокоившись, полумечтательно добавила:
-
Последнее время мне часто снятся сны, и почти всегда я вижу вас. Однажды мне приснилось, будто я бегу в горах, преследуемая волками. Вот они настигают меня, но вдруг с горы быстро спускается человек и отгоняет волков. Я всматриваюсь в него, а этот человек—вы. Вы и не знаете, что я всегда вижу в вас свою звезду спасения.
-
Да я не знал, не знал, что ты так веришь мне. — Его голос дрожал, выдавая волнение. — Я плохо обра щался с тобой, я перед тобой виноват. Не обижайся.
-
Неужели вы думаете, что я осмелюсь на вас оби жаться? — Она покачала головой и улыбнулась. — За всю свою жизнь я любила только трех человек: один из них — моя мать, другой — старшая барышня, — это она научила
106
меня читать и писать, научила во многом разбираться. Она всегда заботилась обо мне. Теперь они обе умерли. Остался еще один человек, только один...
-
Кто же он? — нарочно спросил Цзюе-хой.
-
Неужели вы думаете, что может быть кто-нибудь другой, кроме вас? — Видя его улыбку, Мин-фэн радова лась в душе. Она не сводила с него глаз и как будто по- гружалась постепенно в мир грез.
-
Мин-фэн! Когда я думаю о тебе, мне всегда очень стыдно. Я провожу дни в удобстве и покое, а ты в нашем доме терпишь невзгоды. Даже мои младшие сестры могут тебя обидеть. — Цзюе-хой волновался.
-
Ничего, я терпела семь лет. Сейчас стало легче, не так тяжело... Мне кажется, я в силах вынести самые тяжкие страдания, если буду думать о вас или же видеть вас. Вы помогаете мне все переносить. Я часто про себя зову вас по имени, но на людях не решаюсь окликнуть.
-
Мин-фэн, как тебе трудно... тебе уже пора учиться, ты такая умная, ты училась бы лучше, чем барышня Цинь... Как было бы хорошо, если бы ты родилась в бо гатой семье или оказалась на месте барышни Цинь.— В голосе Цзюе-хоя звучала досада.
-
Я не хочу жить в богатой семье и быть барышней, это счастье не для меня. Я хочу одного — чтобы вы не прогнали меня. Всю жизнь буду в господском доме слу жить вам, буду вашей служанкой, каждую минуту рядом с вами... вы не знаете, как мне приятно видеть вас. Когда вы рядом, я спокойна и рада... Вы не знаете, как я пре клоняюсь перед вами... Иногда мне кажется, что вы словно месяц в небе... Я знаю, мне до вас не достать.
-
Не говори так, я самый обыкновенный человек, как и все... — Его голос дрожал, он заплакал от волнения.
-
Не надо плакать, — вдруг тихо сказала она, взяв его руку. — Слышите, внизу кто-то есть.
Они оба внимательно прислушались. Снизу доносились какие-то звуки, совсем тихие, они сливались с журчанием родника и были едва различимы. Они догадались, что это поет Цзюе-минь.
— Второй молодой барин идет домой. — Цзюе-хой встал, подошел к краю скалы и посмотрел вниз. На жел том фоне цветущей сливовой рощи он заметил что-то се рое и, наконец, разглядел человеческую фигуру. «Конечно,
107
это он», — сказал Цзюе-хой самому себе. Потом повернулся и подошел к Мин-фэн.
— Верно, это второй молодой барин. Мин-фэн тотчас встала.
-
Нужно возвращаться. Я слишком долго здесь за держалась. Мне, наверное, попадет, когда я вернусь... Кажется, уже скоро ужин... — Она протянула руку за цветами, но их уже держал Цзюе-хой. Передавая цветы Мин-фэн, он наказал ей:
-
Если госпожа спросит, почему ты так задержалась, что-нибудь соври... Или скажи, что я дал тебе поруче ние. ..
-
Хорошо, я пойду первой. Чтобы с кем-нибудь не встретиться. — Она улыбнулась ему и пошла вниз.
Цзюе-хой шагнул вслед за ней, но тут же остановился. Он смотрел, как она не спеша спустилась по каменной лестнице, свернула в сторону и скрылась за каменной стеной,
.Цзюе-хой в одиночестве прохаживался по площадке. Лицо Мин-фэн владело всеми его мыслями. Забывшись, он бормотал вслух:
— Какая она чистая, какая хорошая... если бы только она... — Он подошел к скамейке, на которой она только что сидела, сел, облокотился о стол и, подперев голову, словно в полусне, смотрел вдаль, бормоча вслух: — Какая она честная, какая чистая...
Через некоторое время он вдруг встал, точно очнувшись, посмотрел вокруг и быстро сбежал вниз.
В эту ночь луна была особенно хороша. Цзюе-хою не хотелось спать. Пробили третью стражу, а он все еще прохаживался по двору.
-
Цзюе-хой, почему ты не спишь? Уже холодно, — сказал Цзюе-минь, выйдя из комнаты и увидев, что Цзюе- хой еще во дворе.
-
Луна так хороша, что спать просто невозможно, — мечтательно ответил Цзюе-хой.
Цзюе-минь спустился во двор.
— Ну и холод! — сказал он и, запрокинув голову, по смотрел на луну.
В небе не было ни облачка. Круглая луна плыла в бескрайном бирюзовом океане, одинокая, холодная, она
108
струила свой свет, заставляя все погрузиться в мир снов. Она окрашивала в серебристый цвет землю, черепичные крыши. Ночь была необыкновенно тихой.
-
Хороша луна. Посмотри, она точно иней,—востор- гался Цзюе-минь. Он прогуливался вместе с Цзюе-хоем по двору. Цзюе-хой молчал.
-
Цинь такая умная... такая смелая... Замечатель ная девушка! Таких, как она, я еще не встречал... — не выдержал Цзюе-минь и принялся расхваливать Цинь. На лице его появилась счастливая улыбка.
Цзюе-хой шагал рядом с братом, он не проронил ни слова, его мысли были заняты другой девушкой.
-
Тебе нравится она? Ты любишь ее? — вдруг спро сил Цзюе-минь, взяв брата за руку.
-
Конечно, — ответил Цзюе-хой, но тотчас попра вился: — О ком ты говоришь? О Цинь?.. Не знаю. По- моему, это ты любишь ее.
-
Конечно. — Цзюе-минь сжал руку брата. — Я люблю ее. Я хочу, чтобы и она полюбила меня. Но я еще не при знался ей. Не знаю, как это сделать... Если меня ждет успех, как отнесешься к этому ты? Ведь ты только что ска зал, что тоже любишь ее. — Цзюе-хой не видел лица Цзюе-миня, но чувствовал, как дрожит его рука. Даже го лос у брата был каким-то необычным. Цзюе-хой понял, что брат сильно взволнован, улыбнулся и похлопал его по плечу:
— Поступай, как хочешь, я не собираюсь соперни чать с тобой и желаю тебе успеха... Я люблю Цинь, но люблю, как сестру...
Цзюе-минь ничего не сказал и долго смотрел на луну. Он чувствовал, как отлегло от сердца. Наконец, он перестал созерцать луну и обратился к Цзюе-хою:
-
Какой ты у меня замечательный брат!.. А я чуть было не сделал ошибочных выводов... Я так волновался! Не знаю-почему, но я и сейчас ревную. Например, я всегда недоволен, когда вижу, как Цзянь-юнь разговаривает с Цинь. Ты смеешься надо мной?
-
Нет, Цзюе-минь, не смеюсь, — откровенно при знался Цзюе-хой. — Я искренно сочувствую тебе... Успо койся. По-моему, Цзянь-юнь не отберет у тебя Цинь. — И он вдруг совершенно другим тоном спросил: — Слы шишь, что это такое?
Откуда-то доносился плач — совсем тихий будто
109
чем-то приглушаемый. Он растекался в воздухе, заполняя собой лунную ночь. То не был голос человека или жалобный плач цикады, звуки были значительно тише, чище. Временами они становились громче, напоминая идущую прямо от сердца жалобу, потом опять стихали, почти пропадая, словно их уносил легкий ветерок, но люди чувство-вали, как что-то дрожит в воздухе, изменяет его, наполняя скорбью.
-
Что это такое? — удивленно переспросил Цзюе- хой.
-
Это Цзюе-синь. Вот уже несколько дней подряд он играет на флейте в такое позднее время. Я несколько раз слышал, — пояснил Цзюе-минь.
-
Он чем-то расстроен? Раньше он никогда этого не делал. Как тоскливо поет флейта. — Удивление Цзюе-хоя возросло еще больше.
-
Он, наверное, узнал, что вернулась Мэй. Не могу утверждать, но думаю, что причина в этом. Вот уже не сколько дней он играет такие грустные мелодии глубокой ночью... Что же здесь может быть, по-твоему, кроме «любви»? Звуки флейты и у меня вызывают воспомина ния. .. Уже несколько ночей я не могу уснуть из-за них.. Эта флейта как будто предостерегает меня, даже пугает. Сейчас у нас с Цинь почти такое же положение, как не- когда было у Цзюе-синя и Мэй. Я слушаю флейту и не могу оставаться спокойным: может быть, меня ждет участь старшего брата? Я даже не решаюсь подумать об этом. Если действительно случится так, боюсь, что я не пере живу этого: я не буду таким, как Цзюе-синь.
Цзюе-хой молча выслушал Цзюе-миня. Неожиданно он заметил, что голос у брата дрожит, стал печальным, последние фразы Цзюе-минь произнес сквозь слезы. Цзюе-хой был растроган и едва удержался, чтобы не заплакать. Он сочувствовал Цзюе-миню и старался утешить его:
— Успокойся. Тебе незачем идти дорогой старшего брата. Теперь другое время.
Потом снова посмотрел на небо. Луна лила на землю свой яркий свет, и Цзюе-хой вдруг почувствовал, что какая-то сила сдавила его и он не может сопротивляться.
— Какая ты чистая, — пробормотал он, — тебя можно сравнить только с этой луной, такой же яркой и чистой.
11О
11
Волна беспорядков, возникших из-за столкновения между студентами и солдатами, постепенно улеглась. Приближение Нового года по старому лунному календарю заставило всех легко забыть об этом инциденте. Приезжие студенты разъехались по домам встречать Новый год. Часть учащихся, живших в провинциальном центре, была занята повторением материала и подготовкой к экзаменам. На этот раз движение, казалось, закончилось победой студентов.
Забастовка учащихся продолжалась вплоть до зимних каникул. Администрация учебных заведений подводила итоги минувшего семестра и готовилась к встрече Нового года. Конфликт разрешился сам собой, мирно, не причинив никому особого вреда.
В эти дни Цзюе-минь попрежнему каждый вечер уходил к тетке заниматься' с Цинь по-английски, а Цзюе-хой оставался дома и читал газеты. В газетах писали о многих событиях, которыми он вовсе не интересовался, а сообщения о студенческих волнениях попадались все реже и реже и, наконец, совсем исчезли. Цзюе-хой перестал просматривать газеты.
— Что это за жизнь — как у арестанта!—проклинал он свою участь. Иногда его одолевала страшная тоска, не хотелось даже видеть никого из домашних. Больше всего он был обеспокоен тем, что Мин-фэн теперь словно нарочно избегала его. Очень редко удавалось поговорить с ней наедине.
Утром и вечером, как было заведено, Цзюе-хой навещал деда, справляясь о его здоровье, ему поневоле приходилось смотреть на почерневшее усталое лицо старика и напудренную, с выражением злорадства, физиономию Чэнь итай. Кроме этих двух, он постоянно видел еще многие лица, которые ничего не выражали, — улыбаю-щиеся и неулыбающиеся. По временам он терял терпение и начинал сердиться: «Подождите, придет день!..» — Он не договаривал. А что же произойдет в этот день? Он и сам этого не знал, но верил в будущее, верил, что в один прекрасный день все перевернется вверх дном и то, что ненавистно ему, будет уничтожено. Он отыскал старые журналы — «Новую молодежь» и «Новый прилив». Про-читав статью «Впечатления о старой семье» *, Цзюе-хой
111
так радовался, будто и в самом деле отомстил за себя. Но и эта радость была кратковременной. Стоило ему отложить книгу и выйти из комнаты, как он опять видел все то, что внушало ему отвращение. На душе становилось тоскливо, и он уныло возвращался к себе. А время шло, бесполезно растраченное время.
Цзюе-минь жил в одной комнате с Цзюе-хоем, но по-следние дни занимался только своими делами. Он очень редко оставался в комнате и обычно на целый день уходил с английской книгой в сад; Цзюе-минь теперь больше всего заботился о занятиях с Цинь. Цзюе-хой это пони-мал и не хотел мешать брату.
— Скучно! — часто вздыхал Цзюе-хой, оставшись один в комнате. Он утратил интерес к новым газетам и книгам, потому что чтение их вызывало у него еще более острое ощущение одиночества и скуки. Он перелистал давно заброшенную тетрадь с дневником и набросал в ней несколько иероглифов. Вот как он описал в дневнике свою жизнь.
«Утром я зашел навестить деда. Он был у себя в каби-нете. На его усталом почерневшем лице появилась улыбка, и он протянул мне книгу в матерчатом переплете *: «Возь-ми и несколько раз внимательно прочитай». Я ответил: «Хорошо», и поспешил уйти. Проходя соседнюю комнату, я увидел, как причесывается Чэнь итай. Отвернувшись, прошел мимо. Я просто боюсь ее хитрого злорадного лица. Когда я вышел из дедовой комнаты, у меня полегчало на сердце. Не знаю почему, но мне кажется, что в комнате у деда почти так же, как в ямыне.
Из книжки в матерчатом переплете, которую дал мне дед, я прочел только одно заглавие на белой наклейке: «Поучение господина Лю Чжи-тана о воспитании сынов-ней почтительности и о предотвращении разврата и легкомыслия». От одного этого у меня разболелась голова, и я не захотел даже просматривать книжку. Бросил ее на стол и вышел побродить в сад.
В сливовой роще моя невестка Жуй-цзюе рвала цветы. С нею был Хай-чэнь, ему еще не исполнилось четырех лет. Я посмотрел на полное приветливое лицо невестки, и невольно сердце мое охватили добрые чувства.
— Невестка, что ты так рано встала? Если тебе нужны цветы зимней сливы, позови Мин-фэн, она нарвет, за чем же самой заниматься этим?
112
Жуй-цзюе надломила ветку и улыбнулась мне.
— Твой старший брат очень любит эти цветы. Не ужели ты не заметил, что в его комнате несколько ваз с цветами зимней сливы? .. Я всегда сама ставлю их ему, боюсь, что Мин-фэн выберет не то, что нужно.
Она велела Хай-чэню поздороваться со мной и пожелать мне здоровья. Хай-чэнь очень смышлен, охотно слушается старших, мы все очень любим его. Но сейчас я думаю о другом. Я сказал:
— Вот оно что. Оказывается, Цзюе-синь любит цветы зимней сливы.
Невестка продолжала:
— На днях я нарисовала ему цветы зимней сливы на пологе, ты непременно зайди посмотри.
Я заметил, как на ее лице появилось легкое облачко румянца, потом сдержанная улыбка, а на щеках — ямочки. Когда она произносила слово «он», в голосе слышались ласка и теплота. Я знал, что она очень любит Цзюе-синя, но на сердце у меня было тоскливо. Я думал о том, как бы она огорчилась, если бы узнала, почему старший брат больше всего любит цветы зимней сливы и какой смысл таят они в его представлении '.
— Цзюе-хой, ты такой невеселый. Знаю, тебе очень тяжело. Заперли дома и не разрешают выходить на улицу. Но гнев дедушки, наверное, прошел. Через два или три дня ты сможешь идти куда угодно. Тебе нужно не много рассеяться. Ведь от тоски можно, пожалуй, и забо леть,— заботливо утешала она меня. А я думал:
«Мне больно за тебя, ведь ты не знаешь, что Цзюе-синь, которого ты любишь, любит другую». Но, видя ее спокойное лицо, полное сочувствия ко мне, я так и не ре-шился сказать ей правду.
— Пойду, мне нужно приготовить завтрак для Цзюе- синя. — Жуй-цзюе забрала цветы зимней сливы, взяла за руку Хай-чэня и пошла. Потом она обернулась и пригла сила меня: — Немного погодя заходи, поиграем в шахма ты. Ты ведь целыми днями скучаешь дома.
Я согласился и рассеянно проводил ее взглядом. Я, ка-жется, начинаю любить ее. Но ничего, это не причинит никакого ущерба старшему брату, потому что я люблю ее
1
Игра
слов: девушку, которую любил Цэюе-синь,
звали Мэй, Мэй — значит также цветы
сливы.
113
как старшую сестру. Но я не собираюсь ни с кем делиться своими мыслями, даже с Цзюе-минем, которому всегда так доверял.
Цзюе-минь последнее время целиком поглощен Цинь, он сам в этом признается. Но из его рассказов можно заключить, что он еще не открылся своей возлюбленной. Он давно подозревает, что я собираюсь соперничать с ним, а ведь Цинь я тоже люблю только как сестру. Неужели между мужчиной и женщиной не может существовать чистой любви? Цзюе-минь этого не понимает, однако пора ему понять.
Цзюе-минь как-то переменился. Его сердце никогда не бывает дома. Каждый день он с утра уходит к тетке. Иногда даже не возвращается к ужину. А я немного беспокоюсь за него. Его поведение в один прекрас-ный день даст пищу злым языкам, тогда может слу-читься. ..
Последнее время, беседуя со мной, он всегда говорит о Цинь. Мне даже немного надоело. Он любит меня уже не так, как прежде. О Цинь он говорит таким тоном, как будто она принадлежит ему одному. Но это еще ничего. Он совсем не интересуется студенческим движением, словно весь его мир ограничен одной только Цинь. По-моему, он слишком увлечен, и это может кончиться плохо. А я вовсе не желаю того, чтобы он терпел пора-жение.
Долго гулял в роще. Пришел Цзюе-минь и немного поговорил со мной. Потом ушел, и я опять остался один — до тех пор, пока Мин-фэн не позвала меня обедать. .
Мин-фэн умышленно избегает меня, но я не знаю, по-чему. Неужели она переменилась после нашего разговора в саду? Например, сегодня она издалека заметила меня, окликнула и убежала. Когда я догнал ее и спросил: «По-чему ты избегаешь меня?» — она остановилась. Взгляд у нее был робкий, но ласковый. Потупившись, она прошеп-тала: «Я очень боюсь... Боюсь, что госпожа узнает... и другие». Она украдкой поглядывала на меня. Меня взволновали ее слова. «Не бойся, ведь это не какое-ни-будь постыдное дело, любовь — чистое чувство». Я отпу-стил Мин-фэн — теперь мне все стало ясно.
После обеда я вернулся к себе в комнату и прочел несколько десятков страниц английского издания «Воскре-
114
сения», недавно купленного Цзюе-минем. Меня вдруг охватил ужас. Я не мог читать дальше. Боюсь, как бы эта книга не стала со временем моим жизнеописанием. Правда, у меня совсем другое положение, чем у Нехлю-дова. Последнее время я часто фантазирую и постоянно думаю о том, какая участь уготована такой семье, как наша.